Телохранитель ее величества. Точка невозврата

Глава 4. Маленькая дуэль с большими последствиями

— Желания. Мы играем на желания. — Она выразительно посмотрела мне в глаза.

Я видимо, должен был поежиться, проникнувшись важностью предмета. Но я не проникнулся.

— И? — Она положила колоду на стол и достала из висящей на стуле сумочки пачку сигарет и зажигалку. Обычную, без изысков. Интересно, почему с их полуспортивным режимом это не конфликтует? Или полноправным ангелам, а тем более хранителям, можно всё в принципе?

Я безразлично пожал плечами.

— Что «и»?

— Даже не спрашиваешь, какие желания? Что можно загадывать, что нельзя?

— Зачем? Ты и так скажешь.

Она задумалась. Логичный аргумент.

Подкурив, неторопливо взяла со стола свои карты и откинулась назад, тряхнув копной черных, спадающих ниже плеч, волос.

Волосы здесь отдельная тема. По всему заведению отчетливо прослеживалась тенденция к их укорочению, причем обратно пропорционально возрасту. Ниже плеч вообще носили немногие. Хотя буду объективен, «мальчуковые» прически так же были не в чести и встречались лишь у самых-самых юных созданий. Доминировала же некая золотая середина. Вызвано это было с одной стороны необходимостью прятать сие богатство под шлем, с другой — выглядеть «настоящей», «как все женщины».

Другие девчонки, сидящие за столом, последовали её примеру и включились в игру, разбирая карты, но они как-то сразу выпали из нашей дуэли, превратившись в массовку, зрителей. А это была именно дуэль. Я чувствовал, как эта выдра хочет поставить меня на место; это стало её целью, как доминантной альфа-самки. Она — лидер, и должна всем указывать их место.

И это было замечательно. Я также жаждал этой дуэли, и даже воспринял её как благо, нежданно-негаданно свалившееся на голову. Ведь если я выстою, мои акции сильно вырастут в цене. Если же нет — превращусь в «зелень», такую же, как затравленно озирающиеся девочки в дальнем углу, ожидающие очередной блажи старших. Не сегодня, сегодня я гость, но гостем буду здесь не всегда. И в таком случае туда мне и дорога.

— Играется, как обычный сетевой покер, — начала объяснения Афина, сделав долгий затяг. — По сути он и есть. Пять карт, дилер, часовая стрелка. Пара, две пары, сет, «масть», «порядок», «полный дом», «каре»… Если играл — должен знать.

Я кивнул. Знал.

— Можешь согласиться со ставкой и играть, можешь пасовать, один раз за круг можешь ждать. Все, что поставил на кон, возврату не подлежит. Нулевая ставка, перед обменом — один фантик, как плата за участие. Правила стандартные для всех: столов с повышенными и пониженными ставками здесь нет. Лимит ставки — одно желание на круг, но это скорее психологический барьер.

— Почему? Традиция?

Она криво усмехнулась.

— Необходимость. Иначе офицеры прикроют эту лавочку. Это все-таки азартная игра, а здесь военизированный объект. Те, кто ставит больше одной десятой, долго у нас не задерживаются. Наблюдение такое… — Она нехорошо усмехнулась, давая понять, куда попадают те, кто «не задерживается».

— Да, за игру на деньги также прикроют, — добавила она. Во всяком случае, тех, кто играл. Играть можно только на нематериальные ценности, и то с оговорками. Так что имей в виду.

Я кивнул. Всё ясно. На деньги нельзя — изобретательные девочки придумали то, что имеет ценность и без них. Немонетарная валюта в виде «фантиков», то есть желаний.

«Купюры» этой валюты представляли собой небольшие квадратные канцелярские бумажки с росписями — долговые обязательства. На каждой из них было написано прозвище, личный позывной, номер взвода и достоинство «купюры». И роспись владелицы, подтверждающий принадлежность.

— Значит, вот этот фантик — и есть желание? — усмехнулся я, прикидывая, сколько желаний проигрывается и выигрывается ежедневно. Только за время, что я здесь сижу, было разыграно несколько конов по десять — двадцать таких бумажек. — Круто у вас!

Она отрицательно покачала головой.

— Если б так было, всех бы давно разогнали. Нет, фантик — один центаво. Целое может потребовать лишь тот, кто соберет сто фантиков с твоим именем.

Учитывая масштабы игры и количество игроков, схема не выстраивалась в стройный ряд. Видя мои сомнения, Афина покровительственно улыбнулась:

— Всё верно. Ты можешь проиграть девяносто семь фантиков мне, а три — ей — она указала на сидящую напротив, слева от меня, девушку, состроившую при этом мне глазки. — А менять чужие фантики можно только на свои собственные, «выкупать». Я могу приобрести фантики с твоим именем только в том случае, если у меня будут фантики их владелицы, и та согласится их обменять, а не, скажем, сама не захочет их собирать. Так что на руках у девчонок скапливаются сотни бумажек, а желания исполняются … Достаточно редко.

— Естественный регулирующий механизм, — понял я. — Еще более обесценивающий вашу «валюту».

— Что-то вроде того.

— На самом деле так даже интереснеё! — подключилась к обсуждению девушка справа от Афины.

— Это же прелесть: выиграть сотню, но не выиграть желания! — рассмеялась другая.

— Угу, понял. Даже если я проиграю сотню, не значит, что буду должен что-то сделать. — Эта мысль порадовала. К неудовольствию Афины, слишком явно проявившей его на лице. — А иначе нельзя? Договориться? Обменять фантики определенного человека на определенного? Предварительный сговор, всё такое?

Сидящие вокруг дружно скривились.

— Это дело чести! — воскликнула одна из девочек.

— А потеря чести — куда больше, чем приобретение пусть даже самого… Изощренного желания, — закончила Афина. Остальные с ней согласились.

Это меня обрадовало. Действительно, там, где правит традиция, честь не пустой звук. Хотелось бы, чтобы так было не только в вопросах карточных игр.

— И как вы не запутались во всей этой мешанине? Это же тонны макулатуры! — Вопрос относился к разряду риторических. — Ну, а загадывать-то что можно? А чего нельзя?

Все-таки спросил. Спохватился, но поздно. Её глаза победно сверкнули:

— Все, что хочешь. Хочешь — вахту, наряд вместо себя. Если он не персональный, не за проступок. Хочешь… — она стрельнула ресницами — что-нибудь для души… — Я понял, что именно. — А можешь вообще посторонний поступок, никак ни с чем не связанный, не поддающееся логическому объяснению. Вроде пойти и что-то сделать. На одной ноге вокруг дворца обскакать, например. Если тебе должен враг — можешь поиздеваться, приказать нажраться какой-нибудь гадости, выпить залпом бутылку пойла — бывали случаи. Ограничений нет. Почти.

Хорошие игры у девочек! Я в голос рассмеялся.

— А пойти и заказать кого-нибудь я могу? В смысле убить? Или избить?

К моему удивлению, она кивнула, и кивнула серьезно.

— Да. Можешь. Если только заказываемый объект не часть корпуса телохранителей, и твои действия не приведут к потере репутации этого учреждения.

Если бы я не сидел, упал бы, честное слово.

— Правил всего четыре: загадываемое не должно быть материальным, оно не должно противоречить уставу корпуса, не должно задевать интересы третьих лиц, членов корпуса, и, наконец, самое скользкое, не должны задевать его интересов в целом. Это к вопросу выбора объекта заказа. Все, что за рамками — разрешено.

— То есть, если я закажу премьер-министра, это затронет репутацию корпуса, а значит, запрещено. А если какого-нибудь дона Карлоса, бомжа из шестой аэрационной шахты Санта Марты…

— То человек, долженствующий твое желание исполнить, пойдет и убьет дона Карлоса, бомжа из шестой аэрационной шахты Санта Марты.

Вид у меня, наверное, был ошарашенный, но окружающие смотрели с пониманием. М-да, сильно!

А чего я, собственно, хотел? Высокомерие, это долбанное ангельское высокомерие, я уже сталкивался с ним. Пренебрежение к тем, кто «снаружи». Всё в порядке вещей!

Мне дали несколько маленьких белых листков из стопки по центру стола. Бумага, но синтетическая, местная — продукт переработки углекислоты. Ну, хоть здесь без лишних понтов! Я сделал роспись на половину листка, сверху же коротко вывел: «Angelito, 13». Сидящие справа и слева, а также вытянувшие шеи остальные девчонки, согласно кивнули. У них не вызвало нареканий ни прозвище, которого у меня пока еще официально не было, так как я оставался гражданским лицом, ни номер взвода, к которому был прикреплен лишь номинально по той же причине. Но традиция здесь важнеё официальных документов.

Ну что ж, Ангелок, так Ангелок!

Игра началась.

Карта сразу не пошла. Вместо обмененной швали пришла такая же, и на первом же круге я её сбросил, не озадачиваясь напряжением мозгов. Вместо этого принялся внимательно следить за Афиной, ведь это, а не игровой процесс, и было главной моей задачей. Любая необдуманная атака на альфа-самку может стоить многого, мне нужно было понять, что она за человек, чем живет и чем дышит.

Уголки губ, прищур глаз, подрагивания ресниц, различные подсознательные жесты и мимика на самом деле могут многое сказать о человеке. И даже покерный стол в этом не помеха. Хорошо владеющий собой игрок не даст прочесть, какая у него на руках карта; понять же, что ты за человек в целом его самообладание не помешает. Разве чуточку усложнит. Но у меня в запасе имелся козырь — моя интуиция. Я доверял ей, и она не подводила. Обычно. Вот и сейчас девочка по кличке Афина, представитель высшей местной касты хранителей, постепенно обретала свои истинные черты. И черты эти мне всё больше и больше не нравились.

Как бы объяснить их? Властность, стремление что-то указать другим — всего лишь слова, яркие и красивые. Но типовые. Я видел всё иначе; перед моими глазами раскрывалось несколько оттенков этой самой властности, и описать их невозможно. Одно могу сказать точно, лучше схлестнуться с Кариной, загадавшей меня подругой Эммы, чем с нею. Та хотя бы тупее и менеё проницательная.

В общем, я не знал, куда бить. Сидел и сливал фантик за фантиком, пасуя на каждом первом кругу, пытаясь понять, что предпримет сама Афина для достижения своей цели. Я знал, чего она хочет — загадать унижающее меня желание, но поскольку я пасовал, а мои фантики растворялись в общей массе среди шестерых играющих, изначальный её план был под вопросом.

Вернулась расплакавшаяся девочка. Забрала вещи и удалилась, стараясь не встречаться со мною взглядом. Общее напряжение в помещении, несмотря на постоянно звучащие шуточки и смешки, нагнеталось. Все ожидали развязки, а её всё не наступало. Наконец, Афина не выдержала:

— И как тебе тут?

Под «тут» имелось в виду всё их заведение. Я неопределенно пожал плечами:

— Сложно.

— Что вокруг все в юбках?

Я улыбнулся.

— Нет. Юбки — дело привычное. А вот ваши обычаи, неписаные правила…

Про юбки она вообще-то зря. Пока мне не встретилось ни одной представительницы корпуса в данном предмете гардероба. Но смысл выражения был очевиден.

— Ваши тотемы, вассальные взаимоотношения, офицерский узаконенный беспредел, — принялся перечислять я. — Наплевательское отношение к тем, кто «за воротами», словно они не люди. Прессинг молодежи. Сложно всё! Да та же игра в «фантики», со своими правилами и заморочками. Игра на желания, блин!.. — я грубо выразился, передав все, что думаю об их правилах.

— А на что еще играть? — усмехнулась одна из девочек напротив. На деньги нельзя, а было бы и можно… Скучно на деньги играть. Мелко.

Видимо, втайне они всё же практиковали игру на материальные ценности, — отщелкнул я в голове.

— Без игр, без вот этого, — добавила другая, — тут со скуки сдохнешь. Знал бы ты, как здесь бывает тоскливо…!

— Не тоскливо даже, — вклинилась третья и замолчала, подбирая слово. Я озвучил вместо неё:

— Безысходно?

— Да, безысходно! — воскликнула она. — Либо боевые операции, когда не то что скучать, а вздохнуть некогда, либо вот так: сидишь, валяешь дурака…

«Тяжела ты доля солдатская, — озвучил я про себя. — Либо игра со смертью, либо сидишь в четырех стенах, ловишь мух в ожидании неизвестно чего. И плевать, что вокруг дворец». Что девочкам ответить? Знали, куда шли? Они и так это понимают.

— А что в основном загадывают? Чаще всего?

Афина сделала загадочное выражение лица.

— Я думаю, ты пока не готов это услышать.

Я рассмеялся:

— Как будто через месяц что-то изменится!

— Через месяц тебя здесь запрут. И что бы ты ни узнал, через что бы ни прошел, пока ты не сломаешь в себе старые стереотипы, ты отсюда не выйдешь. А так завтра-послезавтра ты уедешь домой, и неизвестно, какое знание как на тебя повлияет. Вдруг решишь не возвращаться, и Мишель сделает из нас отбивную?

Мишель она боялась в последнюю очередь. Просто набивала цену.

Меня же передернуло от отвращения. Потому, что я понял, что они загадывают. Ну, не всегда, конечно, но достаточно часто. Особенно те, кому нет отсюда выхода, у кого нет возможности зацепить мальчиков и удовлетворить естественные физиологические потребности. И почему про их ориентацию ходит дурная непонятная слава. Не монашки же они, в конце концов, и обетов никаких на эту тему не давали.

…Я могу быть неправым, как обычно. Дефицит информации: я слишком мало знаю об их жизни и обычаях. Но передо мной лежало чисто женское закрытое заведение, а из памяти никуда не исчезли её слова «Для души». «Душа» — она разная бывает.

— То есть, если я загадаю трахнуть тебя, ты мне дашь. Так? — констатировал я.

Весь стол дружно заржал. Афина же загадочно усмехнулась улыбкой высокомерной властной сучки:

— Если выиграешь — конечно!..

И чего мне сразу расхотелось играть? Не улыбалось как-то влезать в это дерьмо.

С другой стороны, я понял, что она хочет выиграть у меня, а знание целей противника — половина победы. Ну, руку на отсечение на это не отдам, но шестьдесят против сорока поставил бы. И это не понравилось еще больше.

Нет, я не боялся проиграться. На этот случай у меня был в рукаве козырь, который пока не открывал. Да, они опытные девочки, столько лет играют в свои «фантики», но для настоящего покера этого недостаточно. В них нет того, что нужно профессионалам, способности читать душу собеседников. Их жалкие попытки блефовать и определять блеф в обратном меня не убедили.

Мой ход. На руках после обмена впервые с начала игры появились две пары, но я их сбросил. Просто потому, что так надо.

— Пас.

— Ты не бойся, мы тебя не обидим, — вновь ухмыльнулась моя собеседница. — Мы хорошие.

— Для вас я — «зелень». Или даже «малышня», — парировал я. Как же не обидите?

— Но ты же не «зелень»! — воскликнула она. — И не «малышня». Ты же не будешь делать вот так?

Она обернулась и крикнула одну из девчушек за дальним столом по имени. Та подошла.

— Принеси две «Мараканы». Одну с корицей. Ты же ничего не имеешь против «Мараканы»? — Это уже мне.

Я отрицательно покачал головой. В коктейлях не разбирался, так что какая разница?

— Бегом! — Афина прикрикнула на девчушку и та убежала в сторону створок.

Когда створки встали на место, усмехнулась ей вслед:

— Ты же не позволишь с собой так обращаться, да?

— Не позволю, — согласился я. — Но это не значит, что подобных попыток не последует.

— Последует, — не стала отпираться Афина. — Но ты не станешь их терпеть и сносить, как они.

— Просто я старше. Вырос в другой среде. А они ничего иного жизни не видели, ни здесь, ни в приюте. Не знают, что можно по-другому.

Она довольно улыбнулась.

— Они должны научиться подчиняться. Только пройдя через подчинение можно научиться отдавать приказы…

Если бы у меня в руках был пистолет, я бы её пристрелил, честное слово. За красивыми словами древнего военного теоретика прятался всего лишь щит, за который она могла спрятаться и творить что угодно с более слабыми, самовыражаться. Тот самый узаконенный беспредел. Может идея в целом и неплоха, и заложили её в основу корпуса неглупые люди, но вот реализация…

— Давай проясним? — уточнил я, когда она закончила разглагольствования. — Вы будете пытаться делать то же самое со мной, «учить» подчиняться. И ты встанешь одной из первых в очереди желающих. Не так?

— Так, — она согласилась. И даже не покраснела для вида.

— Тогда при чем здесь ваша «доброта» и желание «не обидеть»?

Пауза. Афина раскрыла рот что-то сказать, не смогла, затем выкрутилась:

— Доброта доброте рознь! Может, потом ты скажешь за это спасибо?..

«Угу, скажу. Особенно тебе.»

Повисло молчание.

Новый кон, новая раздача.

— А знаешь, тут все в догадках терялись, почему ты к нам пришел, — созрела она для следующей нападки. — И почему тебя решили взять. Каких только версий не было! Говорили, и что ты родственник королевы, и твой приход — поступок «самостоятельный». И что на гражданке тебя обижают бандиты, всякие сынки буржуев и прочая нелюдь. И много чего еще, вплоть до откровенной фантастики. А на самом деле всего лишь женщина? Юная сеньорита? — Её лицо украсила лучезарная улыбка.

— Сеньориты сеньоритам рознь, — философски заметил я.

— Но бандиты тоже были, — хмыкнула она. — Наши девчонки целую операцию провели по спасению тебя от наемного убийцы. Но из-за них ты не пошел бы на такую глупость, так?

— Если ты всё знаешь, зачем спрашиваешь?

Она пожала плечами.

— Я любопытная. Тут ведь нестыковка: ты так сильно её любишь, а она тебя? Она тебя любит?

Я почувствовал, что мои кончики пальцев начинают мелко подрагивать. Все-таки она меня завела, и это плохо.

— Я думаю, это не тот вопрос, который я хотел бы обсуждать с тобой.

— Допустим. Но от обсуждения со мной проблема не исчезнет. А проблема в следующем: если она тебя любит так же сильно, как ты ее, и готова пойти на форменное самоубийство… Почему она отпустила тебя туда, где у неё столько естественных соперниц? Несколько сот человек? И никакого контроля с её стороны кроме твоего мужского «честного слова»? — Она скривилась, показывая, как относится к мужскому «честному слову», особенно когда дело касается юбок. — Так в тебе уверена? Она дура или ты святой?

Я глубоко вздохнул, беря себя в руки. Получилось, успокоился. Но получится ли в следующий раз?

— Было б с кем изменять! — я выдавил самую ядовитую из моих улыбок. — Если с такими, как ты — я лучше удавлюсь!

Лицо Афины налилось краской. Но ответить мне не успела: створки шлюза разъехались, и в зал вошла девочка, посланная за коктейлями. Все невольно повернули головы к ней, а уже через секунду моя альфа-самка взяла себя в руки.

Девочка поставила один стакан передо мной, другой перед нею. Это были обычные дешевые непрозрачные пластиковые стаканы с рекламным логотипом из забегаловки быстрого питания, да и трубки оттуда же. Как я узнал позже, компоненты для коктейлей девчонки приносят сюда сами, в чем придется, и сваливают добро в специальном мини-камбузе кубрика, или хранят в своих оранжереях. Спиртосодержащие же компоненты, как я говорил, отпускаются по личным браслетным чипам, и Афина сегодня кредит себе уже открыла.

— С корицей? — переспросила она, опасно прищурившись.

Девочка вытянулась в струну:

— Так точно!

Откинувшись на спинку, моя собеседница принялась цедить коктейль из трубочки, осматривая мою персону насмехающимся взглядом. Что-то придумала, какую-то гадость, и уверена в успехе.

Угадал.

— Эй, ты, шмара! — бросила она за спину, одаривая меня усмешкой. Девчушка вернулась, лицо её выражало непонимание. — Ты меня обманула. Коктейль без корицы.

— Неправда, я положила туда корицу… — залепетала та.

Рывок, Афина выкрутила ей руку за спину и схватила за хвост не к месту длинные волосы, затем больно дернула:

— А-а-а-й!

— Ты знаешь, что врать нехорошо?

— Но я всё сделала правильно! — залепетала девочка, выгнувшись. По лицу её потекли слезы.

— Я что, по-твоему, дура? — закричала Афина. — Не отличу вкуса настоящей «Мараканы» от обычной? Говори, ты считаешь меня дурой?

— Н-е-е-е-т!

Вновь рывок и вскрик.

— Пей его сама, тварь! — Афина взяла со стола стакан, запрокинула девчушке голову и медленно вылила содержимое ей на лицо. Всё это происходило в полном молчании — никто не попытался её остановить, никто не заступился и даже не посочувствовал этой девочке. Ну, кроме таких же «зеленых», забившихся в своем углу и зыркающих недовольными взглядами.

— Это научит тебя слушать, что говорят старшие, тварь!

— Но я же сделала все… — Та чуть не захлебнулась, закашлялась.

— Пошла вон! — Афина с силой пнула её ногой, та упала на пол. — Бегом сделала новый!

Утираясь и всхлипывая, девушка встала и вновь побежала к шлюзу.

— Совсем молодняк распустился, — пожаловалась она, ни к кому конкретно не обращаясь, присаживаясь назад. После чего одарила меня отдельной улыбкой.

Да я как-то не сомневался, что эта сцена предназначалась мне, проверить мою реакцию. И нервы. А еще смутить. Что ж, у Афины получилось обратное — я разозлился и понял, что надо делать.

Я закопаю ее. Не просто поставлю на место, а в прямом смысле закопаю. Пусть, как в оранжерее не получится, но теперь, после стольких «слитых» фантиков у меня на вооружении есть гораздо более грозное оружие, чем вымыслы и фантазии. Правда. Не существует предмета, бьющего больнеё, чем она.

Отдельно хочу сказать про остальных в помещении. Сцена с коктейлем не произвела на собравшихся никакого эффекта, хотя все понимали, что эта нападка голая. Она «воспитывала молодняк», а это здесь норма. И оставшиеся вокруг девчонки сразу превратились в безликую массу, которую я перестал замечать вообще.

— Я хочу сыграть с тобой, один на один, — сказал я и потянулся к стопке карт. — Без лимитов. Без ограничений. Без разброса фантиков на многих и многих, только ты да я. Ну как?

Афина задумалась, оценивала предложение. Она ведь хотела того же самого, игры тет-а-тет. Мое замечание об игре без лимитов её озадачило, но взвесив все «за» и «против», она всё же решилась:

— Хорошо. Валяй!

Я перетасовал карты и начал раздавать, взяв на себя дилерские функции. Пускай она пыжится, как хочет, провоцирует, совершая поступки, которые мне определенно не нравятся — это не моя война. А вот свою войну, свой бой, я никому не позволю выиграть. И следующая моя задача — создать необходимый антураж.

Первый кон, на столе по фантику. Обмен картами. Две её против моих трех. Её торг.

— Два, — произнесла она, кидая в копилку две бумажки с собственной росписью.

— Три. — Я подтвердил и добавил.

Карта у меня была не очень, но нужно было усыпить её бдительность, разыграть представление, и я согласился.

Она подтвердила и вскрыла.

Пара. Против моего короля. М-да. Девочка, если ты собираешься «обуть» меня, не показывай так явно, что блефуешь с первого кона. Навешай мне для начала лапши на уши, создай обманчивое впечатление.

В глубине души мне хотелось играть с сильной соперницей. С сильными сложно, но какая соль побеждать слабых?

Mierda, не хватало еще заразиться разными теориями от Виктора Кампоса! Я про себя выругался.

…Дальнейшая игра состояла из звона натянутого, словно струна, напряжения, и нечеловеческой, также натянутой до предела, интуиции. Я скармливал ей фантики один за другим, иногда беря незначительные коны, проверяя её реакцию, составляя её психологический портрет и изучая тактику. В действительности она оказалась не слабой, просто пыталась вначале игры «втереть очки». Но хватило её ненадолго, фантиков на сто пятьдесят. На данный момент я проиграл уже желания четыре, и это не предел — мое время еще не настало. Я упорно играл и играл дальше, строя из себя простоватого паренька, неразумно пытающегося построить из себя специалиста, и это начинало забавлять ее. А раз забавляет, значит, она верит, и я двигаюсь в правильном направлении.

Когда рука, наконец, пришла, эксперимента ради я решил развеять её мнение, чтоб держалась в напряжении, и на третьем круге торговли, когда в общей сложности на кону лежало по пятнадцать бумажек, заявил:

— Пятьсот фантиков.

Весь зал, следящий за нашей битвой титанов, в один голос ахнул.

— Сколько-сколько? — неверяще скривила она лицо. Я повторил.

— Пятьсот. Пять желаний.

— Столько нельзя ставить! — произнесла одна из девчонок, судя по возрасту и манере держаться, тоже из хранителей.

— Почему? — улыбнулся я ей. Улыбкой эдакого коршуна, парящего над хищником. — Мы же играем без лимита.

Кажется, только теперь Афина поняла смысл, вкладываемый мною в это понятие. На, девочка, кушай лимончик, а то личико у тебя слишком довольное — напрягает.

— Ну… — Она замялась. — …Столько не принято. Если узнают о таких ставках, будут проблемы.

— А мы не скажем. — Я подмигнул ей и показал тридцать два зуба. — Я же гражданский, не один из вас. Пока еще. А значит, пока еще имею право поставить столько. Как считаете?

Ярых противников этой идеи не нашлось, и Афине пришлось подтвердить ставку. После чего она вскрыла карты.

Мой «полный дом» против её двух пар. Весело!

Я мигом окупил все свои вложения в игру, по крайней мере, свел дуэль на «ноль». А главное, обозначил свою тактику. Но это было только начало настоящей игры, самое интересное всё еще ждало впереди.

…Игра бушевала, другого эпитета придумать не могу. Я осознавал грандиозность задачи, подобной котрорй ранеё никогда перед собой не ставил, и рисковал гораздо большим, чем презренный металл. Такого со мной никогда не было, и это был кайф. Адреналин кипел, приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы держать себя в узде и «сливать» о своей «тактике» нужную информацию. Вместе с дезой в её копилку переместилось еще несколько желаний, но пока это была игра по мелочи. Произошел всего один сбой, когда карта вновь пришла, я совершил такой же финт, а оказалось, что её карта на руках не хуже моей. И даже чуть-чуть лучше. По кикерам. Но фантики — не главное; главное — я вновь «скормил» дезу.

Понемногу и сам начал волноваться. Пока это еще было волнение, не паника, но ситуация складывалась пугающей даже для меня. Моя противница мысленно соловела от подсчетов, сколько раз смешает меня с дерьмом, остальные же девчонки прикидывали, сколько лет я буду отдавать долги. Десяток желаний — это вам не воробьям дули крутить! Здесь столько не выигрывается, наверное, и за полгода! Ну, в пересчете на каждого играющего. Впрочем, наверное, в этом и ценность выигранных желаний — будь они легкодоступны, кому они были бы нужны? Законы инфляции работают не только в материальном исчислении.

…Но в момент, когда я мысленно перемещал ситуацию в разряд катастрофических, выстрелило.

Я ждал эту ситуацию весь вечер. Терпеливо скармливал ради неё фантики, дезинформируя противницу относительно собственного умения играть и блефовать. Её психологический портрет почти сложился, на восемьдесят процентов я был уверен, как она поступит в тот или иной момент. И по количеству обмененных карт, и по слегка поджатой губе и по сбитому на секунду дыханию предполагал, какая у неё на руках карта. И что эта карта хороша. Очень хороша. Поехали?

Я начал достаточно скромно для человека, имеющего на руках «королевскую масть»:

— Пятьдесят.

Она намек поняла, но была уверена в победе. Практически сразу подтвердила и увеличила кон до целого желания.

Я довел кон до полутора, чтобы дать почувствовать, что тоже уверен в своих картах. Два-три фантика за круг начала нашего поединка в этот момент вспоминались как издевательство.

Она довела кон до двух целых желаний, утолив жажду навариться на хорошей карте. Она вообще редко повышала до нескольких желаний, предпочитая не рисковать, и я предполагал, что следующим ходом вскроется. Потому сделал то, от чего офонарели все присутствующие, а после, через время, и отсутствующие представители корпуса, узнавшие о нашем поединке из «телеграфа» — местной сети распространения слухов.

Привычно расписавшись и поставив позывной, я написал на бумажке число «1000»

— Десять желаний. Я ведь тебе столько уже проиграл, так?

Зал вокруг затих. Афина же бегло кивнула, погружаясь в лихорадочные подсчеты. Мы обменивались фантиками после каждого раунда, примерная цифра была известна. Она думала долго, но у неё на руках была слишком хорошая комбинация, и тысяча с её подписью также последовала в копилку.

Наступила пауза. Теперь решалось все. Настолько ли она уверена в своих картах? Настолько ли я правильно оценил её саму? Да, я помогал ей, изобразил неуверенность заигравшегося неудачника, решившего блефом окупить сразу всё проигранное. И страстное желание эту неуверенность скрыть. Даже поерзал на стуле для убедительности. Но купится ли она?

Купилась. К счастью. Как и должна была согласно портрету.

— Двести. Два желания сверху.

Это было круто. Очень круто. Но после моего выпада она не могла меня не раздавить. Ставить на место — её призвание, долг, обязанность, пусть даже дело касается карточной игры. И она не много теряла: если я блефую, я не могу вскрыться, буду повышать дальше, всё более и более загоняя себя в ловушку, и она отвоюет очередной кусок. Если же нет — у неё слишком хорошая рука, чтобы пободаться.

Ее «200» полетели на кон. После чего я был одарен лучезарной улыбкой, говорящей, что попал.

Мысленно я выдохнул с облегчением — реши она вскрыть, не представляю, как отыграть двадцать с хвостиком желаний. Это чересчур даже для меня. Ну, не за один вечер!

— Пятьдесят желаний. — Я написал «5000» и небрежно кинул на кон, вешая на лицо торжествующее выражение обманувшего всех человека.

Когда я сказал, что вокруг стояла тишина, я выразился неправильно. Было тихо, да, но дальние части помещения жили своей жизнью, хоть и вполголоса. Теперь же тишина зазвенела.

Девочки, все кто был, включая «зелень», обступили нас со всех сторон, взяв в плотный круг. Что, не привыкли играть по-настоящему?

Как мне объяснили позднеё, бывали здесь такие, любительницы поиграть. И ставка в пятьдесят желаний уже разыгрывалась, как и сто, и двести. Но ничем хорошим это для играющих не кончилось.

Последнюю «любительницу» расстреляли лет шесть назад. Проигралась вдрызг и полезла драться. Еще за год до неё наоборот, ушлая девочка обула всех, почти весь корпус — все оказались ей должны. Совет офицеров в обоих случаях решил, что это проявления слабости, разлагает моральный дух как самих виновных, так и коллектива в целом, и вынес единственно верное по его мнению решение. Чтоб другим было неповадно.

И до тех случаев подобное происходило постоянно, просто люди, которые об этом помнят, завершили контракт. Вообще, все сто лет существования корпус отстреливал «заигравшихся» с поразительной регулярностью.

Узнав об этом, я зарекся брать в руки карты, и до самого конца ни разу не нарушил свой зарок. Но это было после, много после, а пока я ничего не знал и давил на противницу, заставляя сделать единственно возможное оптимальное решение.

И Афина вновь не подвела.

— Пас.

Ее лицо надо было видеть. Она откинулась на стуле, потянулась к пачке, вытащила сигарету и дрожащими руками прикурила. Только что я торчал ей десять желаний, теперь же она осталась должна мне. Всего четыре желания, но в моих руках это ЦЕЛЫХ четыре.

Я улыбнулся и небрежно, жестом чемпиона мира, бросил карты в стопку. А что, имел право!

— Что там у тебя хоть? — выдохнула она.

Женщины! Можно быть первоклассной убийцей, но от природного любопытства им не деться никуда.

Я перевернул последние пять карт, уже сброшенные мною в колоду, но еще не перемешанные. Пиковая дама. Самая старшая из всех моих, ни коим образом не сочетающихся. Не было даже пары.

— Блеф. Чистый блеф.

Она рассмеялась, но вяло.

— Этого стоило ожидать.

— Еще? — Я принялся предвкушающе мешать карты.

Она долго думала, выпустив в потолок несколько ядовитых струй, но отрицательно покачала головой.

— Нет, спасибо. Думаю, на сегодня хватит.

Поняла. Всё поняла. Я слишком хорошо играл идиота, чтобы у неё закрались сомнения. Я её сделаю столько раз, сколько захочу, это лишь вопрос границы, до которой она будет идти, пытаясь отыграться.

Ну, вот и хорошо, девочка. Я улыбнулся и расслабленно откинулся на свою спинку, бросив карты на середину стола. Кажется, моя и так нездоровая нога от неудобного сидения занемела, её срочно нужно было размять. Вокруг нас гудел улей, и гудеть будет еще долго, но девочки расходились, поняв, что самое интересное на сегодня позади. Одной рукой я потянулся к всё еще сиротливо стоящей «Маракане». Ммм… Неплохо!

— А она и без корицы ничего, — усмехнулся я, отсалютовав Афине бокалом. — Зря ты так девочку.

Та промолчала.

— Там, где я вырос, бить тех, кто слабее тебя, считается недостойным занятием. Не скажу, что этого не делают, делают еще как, но… Я таких терпеть не могу. Ты же на это рассчитывала, когда выливала ей коктейль на лицо? Что я сорвусь?

Молчание.

— Кстати, а у тебя что было?

— «Порядок». — Она недовольно фыркнула, нервно затягиваясь. — Я думала, у тебя не меньше «королевской масти»! Уж «каре» — точно!

— У русских есть поговорка: «Индюк тоже думал…». Только в конце поговорки его съели.

— Не дави, — огрызнулась она. — Считать будем?

Глупый вопрос!

* * *

Должной она оказалась не четыре, а три желания, из-за разницы в «мелочи», рядовых фантиках, не в мою пользу.

— Ну и когда расплачиваться? Сейчас или после? — усмехнулась она. Жалко так усмехнулась.

Э, нет, детка, так не пойдет. Думаешь, что проиграла? Уже? Не так быстро! Ты еще даже не начала проигрывать. Игра в карты — это интерлюдия, фон. Главное сражение начинается только теперь, и боюсь, в таком состоянии у тебя нет шансов.

«Жестокий ты, Шимановский»! — покачал головой внутренний голос.

«Это не я такой. Это мир такой, — парировал я. — Сама виновата.»

«У тебя все «сами виноваты» и всегда «мир такой». Не находишь?»

«Что делать, что делать…» — лаконично вздохнул я про себя и картинно задумался. Ответил:

— Наверное, лучше сейчас.

— Что будешь загадывать?

— Ну, даже не знаю… — Я театрально закатил глаза к небу.

— Прям здесь? При всех? Думаешь, не отсосу?

Я не сомневался, что отсосет. Но такая перспектива меня не радовала.

— Затуши сигарету, — потребовал я, видя, что она следом за первой достала вторую и вновь нервно задымила. — Не люблю, когда курят женщины.

— А мне плевать, что ты любишь! — закричала она, срываясь. Рано, девочка. Ой, как рано. — Загадывай свое … желание и давай разойдемся! Что мне сделать? Минет не хочешь, значит просто так трахнешь? Мне раком встать?

Я отрицательно покачал головой.

— Не надо.

— Как тогда? А, поняла! Тебе неудобно будет — у тебя с ногой проблема! Пошли со мной, я знаю место, где проблема решится. Отоварю по полной программе! Ты же не против, когда сеньорита сверху?

— Афина, у тебя что, ни на что большее фантазии не хватает?

Моя альфа-самка задумалась.

— На столе станцевать? Голиком? Не здесь, а среди твоих друзей?

Я представил рожу Хуана Карлоса, перед которым танцует телохранитель её величества. Неплохая идея! Но нет, мимо.

— Ты вообще можешь придумать что-нибудь кроме секса?

Не смогла. Честно думала, но так ничего и не придумала. Кажется, я переоценил её интеллект.

Я встал, и, опираясь на здоровую ногу, наклонился через стол. Забрал у неё из рук сигарету. После чего демонстративно затушил её в пепельнице. Альфа-самка от такого жеста опешила.

— Я сказал, затуши сигарету. И больше в моем присутствии никогда-никогда не кури. Это и есть мое желание. Первое.

Мы перестали быть центром внимания. Девчонки в зале начали заниматься своими делами, лишь отстраненно прислушивались к нашей перепалке, чем дело кончится. Но после этих моих слов вновь воцарилась тишина.

Афина очнулась первой и противненько захихикала:

— Ты хочешь сказать, что с таким трудом выигранное желание тратишь на безделицу? — её смех становился всё громче и громче, пока не загремел на всё помещение. Истерический такой смех. Я же повесил на лицо убийственно спокойную улыбку.

— Мое желание: что хочу, то и загадываю.

Смех оборвался. Кажется, она не верила, что я серьезно. Вплоть до этого момента.

— А секс?

— Зачем?

— Ты хочешь сказать, тебе не нужен секс?

— С тобой? — Я рассмеялся. — Ни в коем случае! Я ж потом не отмоюсь.

Ее лицо вновь начало наливаться краской.

— Это оскорбление?

— Нет, констатация.

Она подалась вперед, её руки остановились в нескольких сантиметрах от моего лица:

— Не зли меня, мальчик!

Я и не собирался. Окинул презрительным взглядом её сжатые кулаки, и указал на место напротив.

— Садись.

Села.

— Хочешь я расскажу тебе, кто ты?

Вокруг нас вновь начал собираться зрительный зал. И мне это было на руку.

— Попробуй, — усмехнулась она, но неуверенно, скорее чтоб подбодрить себя.

— Как твое имя? Настоящее?

— Имена у нас не принято называть, — ответила она, ища в моих словах подвох. — Ты штатский.

Я презрительно усмехнулся:

— Но все-таки?

Она оглянулась на своих товарок, посмотрела вокруг, но не найдя поддержки, выдавила:

— Камилла. Камилла Диез де Сарагоса.

— Ну, здравствуй, Камилла Диез де Сарагоса, приветливо усмехнулся я.