В середине утра Нэра появилась у шатра Пирса, чтобы вызвать Габрию. Сэврик решил для появления, а также ради безопасности, позволить ей ехать верхом на хуннули. Их появление на Совете в таком виде будет иметь больший эффект, чем тысяча произнесенных слов.
Когда Габрия вышла вместе со знахарем из шатра, она увидела уже ожидающих ее Сэврика, Этлона, нескольких воинов из личной стражи и четырех Нарушивших клятву. Она была удивлена присутствием людей хлыста, но она только бросила беглый взгляд на Сета и его спутников. Сет, со своей стороны, переглянулся со своими людьми и, когда Нэра загарцевала перед Габрией, он одобрительно кивнул брату.
Этлон помог девушке оседлать широкую спину Нэры. Он заглянул в ее напряженное лицо и понял, какой огонь полыхает внутри ее. Он сжал ее колено. Она взглянула на него отстраненным взглядом ярко горящих глаз.
— Следи за своей речью. Не делай ничего, подвергающего риску жизни людей на этой встрече. Ты меня слышишь? — требовательно спросил Этлон.
Его настойчивый голос вернул ее к реальности. Она кивнула с некоторым удивлением.
Хуннули подтолкнула ее мысли:
«Он прав, Габрия. Пока не вызывай этого человека на поединок. Ты к нему не готова».
Габрия следила за беседующим с отцом Этлоном.
— Я более чем готова. Мой меч жаждет его крови, — огрызнулась она.
«Я не имею в виду поединок на мечах».
Габрию встряхнуло.
— Что ты имеешь в виду?
Но кобыла больше ничего не сказала, так как Сэврик указал им встать во главе группы. Габрия не последовала совету. Ее ум был сосредоточен на выбранном образе действий, и она не хотела, чтобы Нэра отговорила ее по какой-нибудь причине.
Хуннули опустила вниз голову, черной дугой изогнув шею. Она фыркнула.
— Ты готов, Габрэн? Пора, — произнес Сэврик.
В ответ на настроение своего всадника Нэра высоко подняла голову и заржала, посылая вызов, который пронесся через все лагеря. Борей ответил ей с далекого луга, а следом и другие лошади заржали, пока их голоса не отдались эхом в лугах. Кобыла устремилась вперед, и люди последовали за ней. Габрия выпрямилась. Девушка отбросила назад концы своего плаща так, что он аккуратно лег на круп хуннули и алой волной заструился к ее ногам. Позади нее следовали мужчины, молча восхищаясь лошадью и ее всадником. Клан Хулинин собрался посмотреть, как они уходят.
Габрия знала, какой эффект будет иметь красный плащ у людей, которые не знали, что Корин все еще существует, но она оказалась не готова к тому потрясению, которое ее появление нанесло изменчивой атмосфере встречи. Ржание Нэры взбудоражило поселения, как палка, сунутая в осиное гнездо. Сотни людей толпились по берегам реки, вглядываясь в шатры Хулинина. Вожди, ожидающие Сэврика у шатра Совета, вышли навстречу, как только известие о приближении Корина облетело всех.
Когда хуннули и ее эскорт пересекли Айзин, раздался взрыв голосов. Люди стеной стояли на берегу, загораживая дорогу к шатру Совета. На мгновение Габрия засомневалась, пропустят ли они ее. На всех лицах было написано замешательство, страх и изумление. Толпа росла. Там было много людей, которых она узнала, но сейчас они все казались ей чужими. Некоторые люди кричали на нее, несколько человек проклинали ее. Теперь каждый осознал, что один Корин все же уцелел, и им жестко напоминали об их небрежности в отдании чести памяти клана Корин. Габрия не обращала внимания на них всех, подняв глаза к флагам, развевающимся над шатром Совета.
Они достигли края толпы. Уже можно было ощутить ее дыхание, но ни один человек не шевельнулся. Тогда Нэра снова заржала, на этот раз требовательно. Внимание толпы немедленно сфокусировалось на кобыле, и в давке началось движение. Толпа раздвинулась, образуя коридор, Нэра рванулась вперед, и как будто внезапным порывом ветра алый плащ Габрии взметнуло подобно флагу вождя. Все глаза были устремлены на лошадь и ее всадника. Мало кто заметил позади хуннули вождя Хулинина или Нарушивших клятву, которые шли рядом с ним. Когда Нэра достигла шатра Совета, Габрия спешилась. Вожди встретили ее у входа. Только Медб остался внутри.
— Лорды, — обратилась она к остальным девяти вождям, после того как Сэврик присоединился к ней, — вы, может быть, не помните меня: я Габрэн из клана Корин. Я бы хотел получить разрешение присутствовать на Совете.
Вожди переглядывались в затруднении. Кошин поймал взгляд Сэврика и улыбнулся с оттенком иронии.
Малех, вождь Шэйдедрона, сказал с сомнением:
— Никому из непосвященных воинов не позволяется входить сюда без его вождя.
— Я сын Датлара и единственный Корин, поэтому, по праву уцелевшего, Я являюсь вождем, — холодно произнесла Габрия.
У Этлона перехватило дыхание от ее дерзости, и он отвернулся. Лорды заговорили между собой, и Сэврик отошел в сторону, чтобы дать им возможность самим сделать выбор. Вокруг шатра люди из всех кланов смотрели и слушали и держали свой собственный совет.
Наконец Малех кивнул и указал на шатер:
— Ты можешь присоединиться к нам, Габрэн.
Прежде чем кто-либо успел двинуться, Сэврик выступил вперед.
— Лорды, я дал разрешение верховному жрецу и трем членам культа хлыста принять участие в Совете на правах моих гостей. У них есть несколько важных дел, которые необходимо обсудить с нами.
Вожди наконец заметили четырех чужаков рядом с Хулинином. Снова раздался взрыв голосов, когда те обнаружили себя. Некоторые из вождей побледнели от страха и, казалось, все подались назад, подальше от ненавистных черных хлыстов.
— Изменническое отребье, — огрызнулся Каурус, рыжеволосый вождь Рейдгара, — немедленно убирайтесь отсюда!
Остальные согласно забормотали. Члены культа отказались от своих клятв верности кланам и вождям, справедливо заслужив титул «Нарушившие клятву» или «Клятвопреступники». Им не запрещалось специально присутствовать на встречах, но их присутствие совершенно очевидно не приветствовалось.
Темный покров страха окутывал Нарушивших клятву, страха, рожденного из передаваемых шепотом слухов и историй об ужасных смертях. Мало кто знал секреты последователей Крат, потому что мало кто выживал из тех, кто проникал в пределы Цитадели Крат. Всем были хорошо известны только репутация Нарушивших клятву как очень умелых убийц и их отвращение к металлу. Так как они не пользовались металлом, их единственным оружием были их тела, их хлысты, а также их весьма искусные орудия убийства из кожи или камня. Говорили, что Нарушившие клятву могут голыми руками переломить человеку шею или снести голову ударом зловещего черного хлыста. Их религиозной целью являлось обеспечение совершенных убийств в честь их требовательной владычицы.
Но это была не простая жажда крови, презираемая кланами, это были всевозможные хитрости, применяемые ее членами. Засады в ночной тьме, удавка на шее, коварные отравления и тайные убийства были непостижимы для людей кланов. Никто не знал, когда Нарушивший клятву нанесет удар. Никогда не было никаких предостережений.
А теперь они хотят присоединиться к Совету!
Лорд Брант протолкнулся вперед и уставился сверху вниз на Сета:
— Как ты посмел вернуться сюда.
Под холодным взглядом Сета вся наглость Бранта улетучилась.
— Медб придал нам эту смелость, — пронзительным от злобы голосом произнес он.
Брант отступил на шаг, а остальные вожди выглядели растерянными. Заигрывание Медба с культом хлыста было чем-то, чего они не могли понять. Напряжение нарастало подобно буре.
— Даю слово, что мой брат и его люди не нарушат Совета. Они здесь под моей защитой, — успокаивающе произнес Сэврик.
Рот Малеха затвердел.
— Они должны оставить оружие снаружи и говорить только по делу, которое привело их сюда.
Сет согласился, и все четверо сложили свои хлысты у входа, зная, что никто не осмелится прикоснуться к ним. Вожди со своими людьми вошли в шатер Совета.
Нэра подтолкнула Габрию.
«Помни».
Девушка кивнула и двинулась следом за Сэвриком. Внутри ее ждал Медб. Ее решимость раскалилась добела, пальцам не терпелось ощутить меч под собой. Она старалась не толкать Сэврика при входе, но тянула шею через его плечо, чтобы в первый раз хотя бы мельком увидеть лорда Вилфлайинга. Габрия никогда раньше его не видела, и ее воображение рисовало различные лица и облики человека, которого она знала только по его репутации.
По мере того как люди разбирались между собой и находили свои места, Габрия дико озиралась вокруг, стараясь определить убийцу. Он должен быть здесь! Однако здесь не было ни одного, кто бы соответствовал ее представлениям о злом волшебнике. Единственные вилфлайинги, которых она заметила, сидели все вместе во главе шатра, и один из них, как с удивлением заметила Габрия, сидел на подстилке с ногами, завернутыми в коричневое одеяло. С бешено колотящимся сердцем она уселась рядом с Этлоном. Может быть, Медб выжидал, чтобы торжественно появиться. Она сцепила руки, стараясь унять дрожь.
Лорд Малех поднялся, его широкое лицо обильно потело, и поднял руку, призывая к молчанию.
— Лорд Медб, среди нас несколько чужаков, требующих допустить их на Совет.
Габрия замерла. Ее глаза тщательно обшаривали собравшихся, чтобы найти вождя, который ответит на обращение. На подстилке мужчина с коричневым одеялом лениво отмахнулся от мухи и наклонил голову.
— Я слышу. — Он повернулся к Габрии: — От имени Совета могу я выразить наши облегчения и восторг по поводу того, что сын Датлара уцелел? Смерть твоего отца была ударом для всех нас.
Габрия разинула рот и вытаращила глаза, пока у нее не закружилась голова, а в груди не начал разгораться гнев. Она оказалась обманутой! Дни унижений, горя и трудов в поте лица не дали ничего! Ей хотелось пронзительно закричать от такой несправедливости. И наконец горький, сочащийся кровью смех раздался в адрес Медба, так как теперь честь ее клана должна быть принесена в жертву калеке.
Она начала вставать, не зная, что сейчас сделает, но Этлон рывком усадил ее и зажал ее руку как в тисках.
— Не двигайся, — прошипел он, — не говори ни слова.
Габрия не могла заговорить, даже если бы хотела. Казалось, ее дыхание покинуло ее.
Вожди удивленно смотрели на нее, ожидая ответа. Когда она ничего не сказала, Малех нервно прочистил горло и произнес:
— Убийство Корин — это вопрос, которого мы избегали… к нашему стыду. Теперь мы обнаружили, что один из клана Корин выжил. Мы не можем больше отворачиваться от этого ужасного преступления. Мальчик, ты расскажешь нам, что произошло в вашем зимнем лагере? — Малех отвел взгляд от Медба и подал знак Габрии подняться.
Этлон предостерегающе сжал руку девушки, потом отпустил ее, и она медленно поднялась на ноги. Поверх голов сидящих людей она могла ясно видеть Медба, и ее ненависть разгорелась. Никто не сказал ей правду. Они позволили ей полным ходом мчаться прямиком в ловушку, из которой был единственный выход. У нее не было никакого способа лично сразиться с покалеченным человеком, не было и других путей расплаты, которые бы удовлетворили ее жажду мести. Она могла нанять Нарушивших клятву, чтобы убить его, если они пойдут на это, или напасть сама на него темной ночью, но обе мысли были отвратительны и не являлись честным исполнением долга кровной мести.
Габрия не могла придумать, что еще делать. Может быть, если она убедит Совет, что ответственность за ужасное преступление лежит на Медбе, они накажут его. К сожалению, она сомневалась, чтобы вожди могли многое сделать. Даже за те несколько минут, что она провела с ними, ей стало очевидно, что вожди боятся.
Внезапно ее осенила догадка. Оглядываясь вокруг, Габрия видела угрюмые лица и напряженные позы мужчин, и в ее душе начало разгораться чувство гордости.
Эти мужчины, которые так громко хвастались по ночам у костров, трусили перед единственным вождем, человеком, равным им по положению, в то время как она, женщина, является наездником огромной хуннули и пережила самую ужасную гибель, которую только один из людей кланов может навлечь на другого. Если она смогла пережить это, она сможет вынести и это ужасное разочарование.
Ровным спокойным голосом Габрия рассказала Совету все, что она говорила Хулинину, а также свое видение резни. Она не обращала внимания на растущее возбуждение людей и не сводила глаз с лорда Медба, пока говорила. Ее взгляд не дрогнул, когда она детально излагала свои доказательства его вины. Во время ее речи вождь Вилфлайинга сидел неподвижно, отвечая на ее молчаливый вызов взглядом по-волчьи суженных серых глаз. И все же Габрия могла видеть гневный блеск в глубине серых глаз Медба и подергивание мускулов его напряженной шеи.
Несмотря на полностью разбитые ноги, Медб был все еще сильным мужчиной. В каждом мускуле его пульсировала энергия, что делало его моложе его сорока лет. Он очень отличался от всего, что Габрия могла представить, и в других обстоятельствах она могла бы счесть его красивым. Его широкое лицо с четко вылепленными чертами было обрамлено короткой бородкой и вьющимися коричневыми волосами. Это было лицо, показывающее открытость и дружеские чувства, которое не обернется маской, скрывающей злобу и бессовестный обман.
Когда Габрия кончила говорить, Совет взорвался гамом. Люди крича и гневно размахивали руками. Некоторые вскочили на ноги. В оглушительных криках было трудно понять их аргументы. Лорд Малех старался утихомирить их, но его усилия пропали даром в этом хаосе.
Сэврик встал.
— Молчать! — взревел он, и шум стих. — Корин уже четыре месяца, как мертвы. Почему вы только сейчас показываете свое возмущение?
Люди медленно затихали.
— Почему ты только сейчас представил этого уцелевшего? — спросил лорд Брант, с насмешкой произнеся последнее слово и показывая этим свое неверие.
— Чтобы уберечь от безвременной кончины. Кроме всего прочего, он — последний Корин. Теперь, когда мы все убедились в его существовании, мы не можем игнорировать причины, по которым был полностью уничтожен его клан.
— Доказательства, которые я слышал, свидетельствуют об алчности и кровожадности нескольких изгнанников, которые беззаконно бандитствуют вместе, совершая набеги на наши кланы, — возразил Брант.
Заявление Бранта было встречено криками согласия, а лорд Каурус, вождь Рейдгара, ударил чашей горна по земле:
— Десять моих лучших кобыл были украдены этой стаей шакалов, тридцать овец прирезано и оставлено гнить.
— Корины были вырезаны не из простой алчности, — сказал Сэврик.
Брант фыркнул:
— Тогда почему? Потому что изгнанникам не понравился цвет их плащей?
— Я почему-то думаю, что это должно быть ясно, особенно тебе, Брант, ведь твои владения лежат рядом с землями Датлара. И для всех тех, кто выслушивал обещания богатства и власти от Медба. Это единственная столь могучая сила вокруг.
Лорд Джол, старейший из вождей, свирепо произнес:
— Я не получал никаких предложений от Медба. Что они из себя представляют?
— Создание империи, Джол, — ответил Кошин.
Вождь зашелся от смеха:
— Ни один человек не может править кланами, они слишком далеко разбросаны. Мой находится почти в северных лесах.
Сэврик повернулся к Медбу:
— Но ведь это правда, не так ли, Медб? Почему ты не вел переговоры с кланом Мурджик лорда Джола? Они находятся слишком далеко, чтобы быть полезными… или они следующие, кто предназначен быть уничтоженными?
Джол побледнел, а воины горячо заспорили об изгнанниках, обвинениях Сэврика, свидетельствах Габрии, подозрениях остальных — обо всем, только не о соучастии лорда Медба в преступлении. Некоторые хотели верить в правоту Сэврика. Несмотря на предложения Медба, большинство вождей пугала мысль о кланах в оковах верховной власти. В глубине души они знали, почему погиб клан Корин, но они не знали, как к этому отнестись. Никогда ни один из них не поступал так с другими.
Даже если Медб признает, что это он отдал приказ банде изгнанников вырезать клан, вожди страшились вынести ему наказание. Его сила превосходила все представления, и со своими наемниками он превосходил числом любой отдельно взятый клан. Вожди также были напуганы, узнав правду о его волшебстве. Если Медб действительно восстановил древние чары, кланы обречены. Никто в здравом уме не станет бороться с ним.
Но Сэврик не позволит вождям дальше уклоняться от правды. Он выступил в центр шатра и взглянул в упор на Медба.
— Мой кровный брат умер по приказу лорда Медба. Я не могу вызвать его на личный поединок. Но я требую, чтобы Совет предпринял действия по наказанию за это отвратительнейшее преступление.
Впервые после того, как он приветствовал Габрию, Медб заговорил.
— Глупцы, — тихо прошипел он.
Он протянул руку вверх ладонью и заговорил. Его голос мягко подчинял себе, как будто он обращался к группе взбунтовавшихся детишек.
Габрия удивленно взглянула на Медба, так как его голос внезапно оборвался, и все мужчины повернулись к нему, чтобы слушать. Их лица были пусты, а глаза, казалось, устремлялись в его сторону. Девушка взглянула на Этлона. Он тоже не сводил глаз с Медба с восторженным вниманием. Даже люди Медба тянули шеи из-за его спины, чтобы услышать, что он теперь скажет.
— Вы что, слабовольные девицы, которые должны замечать каждое слово, которое промямлит простой парень? По причинам, в которые я не могу вникать, на меня несправедливо возводят обвинение в наиболее грязном преступлении. У меня не было причин убивать Корин. Они были нашими собратьями. Стал бы я отрубать себе пальцы? — Он издал обиженный возглас. — И для чего? Его земли лежат вне пределов досягаемости моих всадников. Это абсурдно. — Он поудобнее уселся на своей подстилке и скривил в улыбке губы: — И все же я не могу понять, как этот мальчишка смог обмануть вас своей небылицей. Вас ослепили красный плащ и горячий воздух. Мальчик был хорошо обучен Сэвриком, не так ли?
Мужчины забормотали что-то про себя, их глаза были по-прежнему прикованы к Медбу. Его слова имели значение для них. Аргументы Габрии и Сэврика начали таять, как лед под жаркими лучами солнца. Голос Медба был так приятен, его слова звучали так логично. Он не мог причинить вред Корину, это явно были изгнанники, действующие сами по себе. Этлон тоже казался озадаченным и гадал, не ошибся ли его отец.
Габрия почувствовала замешательство. Она знала, что Медб лгал, но его слова были правдивы, а тон такой искренний, что ей хотелось верить ему. Что-то странное происходило в ее сознании, и она отчаянно старалась найти причину этого.
— Мне остается только гадать, почему лорд Сэврик старается возложить вину на меня. Я ничего ему не сделал. — Медб помолчал, как бы в задумчивости, давая воинам почувствовать его оскорбленную невинность. — И все же, если я буду смещен этим прославленным Советом, кто позаботится об интересах моего клана? У меня нет сына. Проявит ли мой внимательный к другим сосед милосердие и будет ли присматривать за владениями Вилфлайинга, пока не будет избран новый вождь?
Сэврик старался произнести хоть слово, но казалось, что он потерял голос. Разъяренный, он шагнул в сторону Вилфлайинга. Медб поднял руку, и Хулинин внезапно остановился, как будто уперся в стену.
Медб продолжил свою речь, медленно, смакуя каждое слово:
— Я не единственный, кому угрожает алчность лорда Сэврика. Даже Турик может попасться на его обман. Он уже строит планы, как опрокинуть племена и присвоить южные предгорья Дархорна, земли, которые граничат с моими!
Внезапно Габрия засмеялась. Этот человек, восседающий на своей подстилке, раздувшийся от своего непомерного высокомерия, смеет чернить другого человека обвинениями в обмане и алчности? А эти воины, обманутые чарами Медба, сидят, как загипнотизированные лягушки, ловящие каждое слово. Это было больше, чем могла вынести многострадальная выдержка Габрии. Воздействие чар Медба на ее сознание улетучилось, она оглянулась вокруг и снова засмеялась.
Ее издевательский смех, в котором не было веселья, резкий от разочарования, как ножом вспорол оцепенение людей. Они удивленно зашевелились, виновато глядя друг на друга. Когда чары нарушились, Сэврик дернулся всем телом и чуть не упал. Сет подскочил и поддержал его.
Медб недовольно нахмурился и метнул в сторону Габрии оценивающий взгляд. Он поманил двух своих стражников, отдал шепотом приказ и снова повернулся к вождям, чтобы продолжить внедрять в их сознание свои мысли. На этот раз он отказался от чар и стал разжигать страсти, которые, он надеялся, повергнут Совет к его ногам. Два его стражника выскользнули из шатра.
— Корин, — обратился Медб к Габрии. — существуют важные причины для того, чтобы несовершеннолетние юноши не допускались на Совет, твоя выходка служит одной из этих причин. Пожалуйста, продолжай.
— Итак, ты признал мою кровь, — ответила она, держа свой плащ в поднятой руке, — а я скоро узнаю твою.
Так как волшебник был недосягаем для настойчивое желание отомстить полыхало в ее мозгу, не находя выхода. Оно вытеснило все ее обычные чувства, заменив их слепой безрассудностью.
Малех виновато посмотрел на Сэврика, пропустив незаметное движение руки Медба. Но Сет увидел его и узнал в нем создание колдовских чар. Он быстро наклонился к Габрии.
— Возьми это, — прошептал он и сунул ей в руки маленький шар. — Держи его при себе.
Габрия раскрыла ладони и обнаружила белый каменный шар, покрытый затейливой резьбой. Он был полый внутри, и в нем были видны, вложенные друг в друга, еще три шара. Прошло некоторое время, пока она узнала предмет, и тогда она чуть не бросила его. Нарушивший клятву дал ей колдовскую камеру. Но когда она подняла глаза, она также заметила странное движение руки Медба.
В воздухе внутри шара раздалось короткое жужжание, один из воинов прихлопнул воображаемую муху, а Габрия ощутила слабое давление в голове. Затем оно пропало, и Габрия вздохнула с облегчением. Она не могла придумать ничего лучше, чем обмануть гнев волшебника. Своим безрассудством она почти заплатила за это. Габрия спрятала колдовскую камеру под своей туникой и метнула в Медба взгляд, полный ненависти.
Медб поймал ее взгляд и досадливо наморщил губы. Он видел, как Сет передал что-то юноше, и теперь он знал, что это было. Его не удивило, что у Нарушивших клятву все еще были какие-то вещи, оставшиеся от древних волшебников, но он был раздражен, что жрец передал один из них постороннему и что камера так хорошо служит юноше. В этом было что-то очень странное. Странным был уже тот факт, что юноша остался жив. Изменники клялись, что они убили Датлара и всех его сыновей. Очевидно, они были невнимательны.
Малех прервал его размышления:
— Сэврик, пусть юноша помолчит, или он должен будет покинуть Совет.
Мужчины все еще обдумывали слова Медба, и Кошин гневно задал вопрос:
— У тебя есть подтверждение твоих нелепых обвинений в адрес Сэврика?
Сэврик скрестил руки:
— Твоя заносчивость изумляет меня, Медб.
— Только когда есть подходящий предлог, — ответил Медб. — Может быть, это убедит тебя.
Внезапно у шатра возникла суматоха, и два стражника Медба вошли, волоча молодого воина, одетого в изорванную, грязную мантию, которая когда-то принадлежала турику. Когда воины бесцеремонно швырнули его к ногам Малеха, Этлон издал восклицание и подскочил к отцу. Остальные старались разглядеть, кто был этот человек. Только Медб наблюдал за Сэвриком, чтобы проследить за его реакцией. Молодой мужчина слабо шевелился на ковре, он дергался всем телом, как будто стараясь избежать воображаемых ударов, руки были судорожно сцеплены. Он катался, издавая стоны, и смотрел диким взглядом в крышу шатра.
— Пазрик, — печально прошептал Сэврик.
Изможденное лицо воина было покрыто синяками и коркой запекшейся крови, казалось, что его усохшая кожа обтягивает кости. Этлон опустился на колени около него и старался усадить его. Пазрик в ужасе вздрагивал от прикосновений вер-тэйна и старался уползти, но его избитое тело не слушалось его, и он кружился, невнятно бормоча, вокруг очажной ямы.
Этлон встал.
— Что ты с ним сделал?
— Я? — Медб выглядел оскорбленным. — Мои люди нашли его уже таким. Он полз в пустыне и был уже на краю гибели. Турики оставили его умирать.
— И это твое доказательство? — сказал лорд Феррон. Лицо вождя Эмнока было серым, как его плащ, — Эту развалину ты спас из заброшенных земель? А разве у тебя в Вилфлайинге нет знахаря?
Медб пожал плечами на последний вопрос.
— Вы не узнали его? Это неоценимый Пазрик, второй вер-тэйн Хулинина. Взгляните на его шею. Вот что они сделали в ответ на предательскую низость, которая не заслуживает честного удара меча.
На мгновение Пазрик поднял голову, и все увидели, что его шею опоясывала как ошейник кровавая полоса. Темно-красная плоть выступала повсюду по краям этой метки, а горло покрывали сочащиеся раны, похожие на следы когтей.
— Кожаный ремень, намоченный в воде, — разговорчиво пояснил Медб. — По мере того как солнце высушивает его, он медленно душит свою жертву.
— Это ничего не доказывает, — произнес лорд Кошин.
Медб хлопнул в ладоши:
— Собака! Каково было твое задание к Турику?
Пазрик съежился от страха. Его глаза обезумели и округлились от ужаса. Он силился издать звуки своим израненным горлом:
— Предложить им договор.
— Какой договор? — требовательно спросил Медб.
Остальные воины нервно шевелились, не в силах помочь, и наблюдали за Медбом, Сэвриком и Пазриком. Четверо Нарушивших клятву понимающе переглянулись.
— Продать землю, — прохрипел Пазрик. Он прикрывал голову руками. От усилий, которые он прилагал, чтобы ответить, у него выступили слезы.
— Какую землю? — безжалостно настаивал Медб.
— Их священную землю… южные предгорья… на земли реки Алтай.
— Это невозможно, — закричал лорд Квамар. Его клан хорошо знал Турик, так как зимний лагерь Ферганан находился на юге, у реки Алтай. — Они никогда не заключат подобный договор.
— Бассейн Алтай принадлежит Вилфлайингу, — напомнил им Медб, хотя знал, что они прекрасно это помнят. — И все же Сэврик чувствует, что эта земля свободна или будет такой для его безраздельного владения.
Сэврик не обращал внимания на оскорбительные обвинения Медба и растущую вокруг растерянность. Вместо этого он разглядывал лежащее безжизненной грудой тело Пазрика. Вер-тэйн скорее бы умер, чем умышленно солгал о своей чести, своем лорде или своей миссии. Он действительно был послан на переговоры с племенами Турика, но только для того, чтобы найти взаимно приемлемое место встречи для обмена скотом, и Сэврик сомневался, что это люди из племен нанесли какие-либо из ужасных ран Пазрика. Они имели с ним дела раньше и уважали его честность. Но Медб, также хорошо осведомленный о честности Пазрика, должно быть, захватил его на обратном пути и превратил его сознание в пресмыкающуюся от страха груду лжи, чтобы подчинить себе Совет. Глядя в лицо Пазрика, Сэврик задавался вопросом, насколько сильно повреждено сознание второго вер-тэйна. Казалось, запавшие глаза воина обращены на внутреннюю боль, которая контролировала каждое его слово, боль, почти очевидным источником которой был Медб.
Сэврик проглотил комок. Никто не сомневался в отваге вождя во время битвы, но волшебство было внушающей ужас тайной, с которой он никогда не сталкивался. Его приводило в содрогание безрассудство собственной идеи раздразнить Медба, и ему была ненавистна мысль использовать для этого Пазрика, так как это была отличная возможность заставить Медба продемонстрировать, что его силы могут привести к чьей-то смерти. К сожалению, это был единственный шанс до такой степени напугать вождей, чтобы заставить их объединиться против Медба.
— Лорд Сэврик, ты посылал этого человека к Турику с предложением договора? — спросил лорд Малех с неудовольствием. Он быстро терял контроль над собранием и чувствовал это.
Бросив на сына предостерегающий взгляд, Сэврик ответил:
— Конечно. Не секрет, что у нас есть дела с Турином.
— Относительно скота, а как насчет земли? — спросил Феррон.
Сэврик качнул головой:
— Южные холмы не подходят для ящериц, а только для лошадей.
— И все же там есть река Алтай, а редкие травы являются отличным кормом для таких коз, как у вас, — заметил Брант. — Но ты не ответил на обвинение. Ты предлагал обменять бассейн Алтай на землю Турика?
— Какое это имеет значение, если даже и предлагал? — произнес Сэврик с глубоким презрением. Он крупными шагами подошел к Медбу, не обращая внимания на стражников Вилфлайинга, и драматическим жестом указал на сидящего человека. — Взгляните на него. Это бесполезная развалина. Он доживет до следующей зимовки, только если боги это позволят. Он не может передвигаться без своей подстилки и выжить без посторонней помощи. Он является только бременем для своего клана. И он — вождь! Он обязан следить за благополучием стад, подготовкой верода и выживанием своего клана. Ни один здоровый воин в его клане не будет долго мириться с его слабостью, и вскоре среди них начнутся раздоры. Если он действительно заботится об интересах своего клана, он откажется от своей власти и примет нового вождя, избранного Советом.
Несколько человек громко выразили свое согласие, а Брант грубо высморкался, демонстрируя свое презрение. Бледные щеки Медба покрылись пятнами, а руки задергались на коленях.
Сэврик усилил давление. Медб покалечился меньше года назад, и Сэврик чувствовал, что душевные раны его еще не залечились. Преодолевая свою тревогу, он сыпал соль на раны Медба.
— Отрекайся, Медб, — насмехался он. — Ты — безногий паразит на теле твоего клана. Даже изгнанники не желают тебя.
Этлон, наблюдающий за Пазриком, резко отскочил в тревоге. Взгляд молодого воина был полон ненависти, а лицо исказилось животной яростью. Он зарычал, и звук тут же оборвался. Сэврик услышал предостережение и понял, что его уловка сработала. Пазрик освободился от мысленного контроля Медба.
— Признай это, Медб. Оставь свой клан. Они не желают тебя. Ты не подходишь для того, чтобы управлять таким хилым кланом, как Вилфлайинг, оставь себе одну империю.
Последние слова Сэврика подействовали как спичка, поднесенная к пороху. Собрание взорвалось буйными криками, оскорбительной руганью и неистовыми отрицаниями.
Медб сидел выпрямившись на своей подстилке, сверля взглядом своих темных глаз вождя Хулинина. Несмотря на его покалеченные ноги, казалось, что он господствует в огромном шатре, когда он протянул руки, отдавая приказ своим стражникам. Габрия и Нарушившие клятву вскочили на ноги, чтобы защитить Сэврика, а Этлон, доставая меч, заслонил отца.
Медб презрительно засмеялся:
— Вы просто скулящие глупцы. Вы кусаете меня за пятки и никогда не видите правды. Я устал…
Медб не успел ничего добавить. Сумасшедший крик заглушил его голос. Пазрик с трудом выпрямился. Его распухшие губы растянулись, открывая зубы, его мантия бешено крутилась вокруг избитого тела. С невероятной скоростью он вскарабкался на очаг и прыгнул на Медба.
Этлон вцепился в него.
— Нет, Пазрик!
Но истрепанная мантия Пазрика расползлась под руками вер-тэйна. Молодой воин освободился и вцепился Медбу в горло.
Внезапно сверкающее синее пламя полыхнуло в шатре; оно ударило в Пазрика и повергло его на пол. Габрия закричала от страшной догадки: Медб использовал Силу Трумиана. Все остальные замерли от ужаса.
Медб медленно наклонился вперед и произнес странную команду. Бледное, медного цвета силовое поле начало образовываться вокруг него.
— Теперь вы все узнаете свой удел, — произнес он. — Кланы будут мои, или я высвобожу колдовские силы и уничтожу любого мужчину или женщину и ребенка, которые будут носить имя клана.
— Боги! — прошептал Кошин.
— Как? — спросил Малех дрожащим голосом.
Сет ответил, заговорив впервые. Было слишком поздно теперь их предостерегать. Это было поздно уже тогда, когда они вошли в шатер Совета.
— Он владеет Книгой Матры.
Медб перевел свой темный взгляд на Нарушивших клятву.
— И, несмотря на ваш неудобный отказ перевести кусок, который был мне нужен, я освоил больше волшебства, чем ваши хилые умишки могут вообразить. И поостерегитесь, любители хлыста, скоро я буду владеть всеми вашими книгами, а ваша Цитадель будет разрушена.
Полупрозрачный купол вокруг волшебника был почти завершен, и Медб указал на тело Пазрика:
— Забери своего пса, Сэврик. Он хорошо послужил нам обоим. А затем считай свои дни. К следующей встрече я буду править кланами. Этот Совет окончен.
Медб указал своей страже, и четверо подняли подстилку. Купол парил вокруг него. Медб высокомерно оглядел всех, как будто одним взглядом демонстрируя им судьбу. Он едва кивнул Бранту. Этлону и Нарушившим клятву он выказал только презрение. По приказу Медба носильщики понесли его к выходу. Минуя Габрию, он — прорычал:
— Ты последний Корин, мальчик. Не надейся продолжить род.
Вилфлайинг покинул шатер, и Совет распался. Лорд Феррон выскочил из шатра раньше, чем кто-либо успел остановить его. Остальные вскочили на ноги.
— Это Медб серьезно? — слабым голосом спросил Малех.
Кошин развел руками:
— Одни боги знают. Вы видели его.
Сет произнес безразлично:
— Он приобрел власть над колдовскими тайнами. Что, как вы думаете, подобный человек будет делать с такой силой?
Этлон встал на колени около Пазрика и осторожно надавил пальцами под его отвалившейся челюстью.
— Он мертв, — тусклым голосом произнес он.
Сэврик кивнул:
— Он уже был мертв, когда Медб представил его нам.
Габрия сняла плащ и накрыла им тело Пазрика. Она была тяжело потрясена, и алая шерсть дрожала в ее руках, когда она опускала ее на избитое лицо Пазрика.
В ее сознании полыхало воспоминание о синем пламени. Раньше Сила Трумиана была только словом на устах Пирса да тревожащим дурным сном. А теперь Габрия ее увидела. Она была реальностью, сила, которая убивала по призыву человека.
Габрия помедлила. Крошечная мысль пробилась через ее отчаяние. Это был зародыш дикой, пугающей идеи, и все же он снова возбудил ее было умершие надежды. Может быть месть не совсем ускользнула из ее рук.
— Ты был прав, Габрэн, не так ли? — с горечью произнес лорд Джол. Казалось, он быстро состарился за этот короткий день. — Медб приказал уничтожить Корин.
Габрия кивнула. Мужчины внезапно затихли, как будто не хотели разделить друг с другом отчаяние.
— Да, он сделал это! — ответил Сэврик, поворачиваясь к нему лицом, — Чтобы дать урок всем нам и ослабить наше решение. Если он в этом преуспеет, тогда гибель Корина была бесчестной.
— Чего ты ждешь от нас? Борьбы с этим чудовищем? — требовательно спросил лорд Каурус. Его лицо было таким же красным, как его волосы.
— Да! — закричал Ша Умар. Он был вождем клана Джеханан и решил, что его клан изберет этот путь. Он стоял рядом с Сэвриком и грозил пальцем остальным вождям: — Наша жизнь зависит от этого. Медб еще не набрал полную силу. Сейчас самое время атаковать его — прежде, чем он распорядится своими силами.
Брант засмеялся:
— Атаковать? С чем? Лорд Медб уничтожит вас еще до того, как выстрелит первый лук. Единственная возможность уцелеть для кланов состоит в том, чтобы присягнуть ему на верность.
— Я никогда не позволю убийце-волшебнику с переломанными ногами управлять моим кланом! — Каурус бросил свою чашу с вином в очажную яму.
— Тогда мы должны собраться вместе. Мы должны объединить наши вероды для борьбы с ним, или мы должны погибнуть. — Сэврик чувствовал невысказанное сопротивление вождей, и он подавил возрастающее чувство отчаяния.
Брант изогнул в усмешке свои тонкие губы:
— И кто возглавит этот объединенный сброд? Ты, Сэврик? А когда ты отделаешься от Медба, ты подберешь его меч и займешь его место?
Вождь Шэйдедрона выступил вперед.
— А что насчет шайки изгнанников? Мы не имеем права оставлять наши кланы без защиты, — произнес лорд Малех.
Каурус согласился:
— Здесь у нас нет шансов устоять против Медба. Я думаю, мы будем в большей безопасности, защищая наши собственные владения.
— Лучше, чем раздираться между двумя алчными вождями, — произнес лорд Бабур, вождь Багедина, бросив взгляд на Сэврика. Бабур болел и очень мало выступал на собраниях Совета.
— Я по-прежнему думаю, что ему невозможно осуществить задуманное, — упрямо произнес Джол. — Кланы слишком далеко расположены друг от друга.
— Мы ни к чему не пришли. Совет окончен. — Малех прошествовал из шатра, стараясь не спешить, за ним последовали его вер-тэйн и советники.
Оставшиеся вожди уныло смотрели друг на друга. Брант важной поступью направился к выходу.
— Если кто-нибудь из вас желает поговорить со мной, я буду в своем шатре. Все знают, где он находится. — И он тоже вышел со своими людьми.
Кошин вздохнул и накинул на голову капюшон.
— Мало смысла в том, чтобы оставаться здесь и спорить с ветром, Сэврик. Кланы никогда не объединятся.
— Но он хочет, чтобы мы разбежались по своим норам, так что он сможет взять нас по одному. Мы должны попытаться действовать вместе, — убеждал Сэврик.
— Может быть. А может быть, нет. До свидания, Корин. Береги свою хуннули. — Кошин и его воины гуськом потянулись к выходу.
Не сказав больше друг другу ни слова, оставшиеся покинули Совет, гонимые стыдом и потрясением. Они еще не пришли в себя от того, что были свидетелями вопиющего и еретического использования волшебства в святилище шатра Совета. После двухсот лет укоренивших предубеждения и ненависти они видели перед собой воскресший объект их презрения. Впервые они были свидетелями жестокого недомыслия своих предков. Люди также испытывали отвращение от правды об уничтожении Корина и потрясшего всех заявления Медба о его намерении управлять кланами в качестве верховного правителя. Ужасающие возможности колдовства и логика аргументов Сэврика были утеряны от страха вождей за свои кланы.
Шатер мгновенно опустел. В нем остались только Нарушившие клятву и Хулинин. Сэврик уставился на вход, как будто стараясь вернуть остальных назад. Его глаза были холодны, а худое тело согнулось от страха. Габрия с Этлоном осторожно подняли тело Пазрика и вынесли наружу, где Нэра согласилась отвезти его назад в поселение. Сэврик и четыре представителя культа последовали за ними и ступили под жаркое солнце полудня.
Сет поднял свой хлыст, тщательно свернув его в руках:
— Наше путешествие было ни к чему. Было слишком поздно, чтобы предостерегать Совет.
— Благодарю тебя за попытку, — ответил Сэврик. — Ваша Цитадель сможет устоять перед атакой Медба?
— Какое-то время. Некоторые из старых камер еще действуют, но наша численность сокращается. В конце концов нас постигнет та же участь, что и вас, и Медб получит свободный доступ в архив.
— Вы могли бы сжечь книги.
Сет тряхнул головой:
— Тома волшебников трудно уничтожить, и мы бы не стали этого делать. В один прекрасный день они могут понадобиться еще кому-нибудь.
— Тогда хорошо их защищайте.
Сэврик наблюдал, как в лагере двигались люди. Некоторые сведения о событиях этого полудня уже распространились, так как никого из женщин не было видно, а мужчины двигались с нервной поспешностью.
Сет коротко переговорил со своими спутниками и обернулся к брату:
— Береги Корина. И себя.
Братья обменялись рукопожатием, затем Нарушившие клятву собрали свои хлысты и исчезли среди шатров.
Хулинин и хуннули молча несли Пазрика обратно в лагерь.