Темная лошадь

Глава 16

Этлон стоял на сереющих стенах речных ворот и наблюдал за сторожевыми огнями изгнанников, пылающими как огненная петля в поле перед крепостью. В сгущающемся мраке он едва мог видеть бандитов, сгрудившихся вокруг костров. Изгнанники считали, что им нечего бояться. Пойманные в ловушку кланы не будут бесполезно тратить время или людей, чтобы гнаться за врагом, который рассыплется и ускользнет при первых признаках нападения.

Терпение Этлона подвергалось испытанию при виде того, как изгнанники кривляются и насмехаются за пределами полета стрелы, а он не может ничего поделать. Сэврик приказал не стрелять и не делать вылазок — пока. Надо позволить изгнанникам думать, что все четыре клана укрылись в глубине ущелья.

С момента появления Дангари этим утром Сэврик с остальными вождями строили планы, как вывести кланы из ущелья в крепость под покровом темноты. Один из людей Джорлана обнаружил потайную лестницу, ведущую из кладовой в задней части крепости позади моста вниз и в ущелье за речной стеной.

С помощью лестницы Сэврику и остальным было легко проскользнуть в ущелье, но этот путь был слишком узким и крутым для большой группы с навьюченными животными. Кланы могли попасть в крепость только через передние ворота. Однако такое перемещение было слишком опасно осуществлять днем, так как банда изгнанников могла вызвать панику среди женщин, детей и фургонов с припасами. Ночью кланы могли проскользнуть в крепость в относительной безопасности, особенно если разбойники будут заняты.

Этлон ухмыльнулся про себя. Ему не придется долго ждать. Вер-тэйн почувствовал, что кто-то остановился рядом с ним, и, обернувшись, он увидел Кошина, опершегося о парапет.

По лицу молодого вождя нельзя было ничего прочесть в сгущающихся сумерках, и его татуировка была почти незаметна.

— Для людей, которые мертвы в наших глазах, они представляют из себя досадную помеху.

Из глубины горла Этлона вырвался звук. Он беспокойно пошевелился:

— Они думают, мы можем только сидеть на нашей чудесной стене и скалить зубы.

Кошин оглянулся и осмотрел затухающий на западе свет:

— Позволим себе еще немного не замечать их. Скоро стемнеет, и мы сможем выехать. — Он повернулся кругом и посмотрел на черную, неуклюжую громаду Аб-Чакана. Стены и башни старой крепости возвышались над ними в торжественном молчании. Ее камни хранили секреты и таили воспоминания, которые были недоступны пониманию людей кланов. — Я чувствую себя, как мышь, которая суетится вокруг какого-то ужасного монолита, — тихо произнес Кошин, как будто испугавшись, что камни услышат. — Что мы здесь делаем?

Сильное лицо Этлона искривилось в гримасе. Он тоже чувствовал тяжесть старых стен:

— Стараемся выжить.

— В неподходящем месте это ничего хорошего нам не предвещает. У нас не должно быть камня под ногами стен перед глазами. Мы сражаемся с помощью силы наших мышц и стали, — он указал на крепость, — а не с помощью старых осыпающихся стен.

— Неужели ты предпочитаешь встретиться с яростью Медба на равнине внизу? Это был бы блистательный путь к смерти.

Дангари усмехнулся и тряхнул головой:

— И бесполезный. Нет, Этлон, я не глуп, я просто напуган.

Этлон взглянул на запад, в глубине души надеясь увидеть кобылу хуннули, галопом скачущую из ночи. Но там только ветер проносился над травами, только приглушенный звук копыт лошадей, ожидающих в ущелье, эхом отдавался в ночи.

— Мы все боимся, — пробормотал он.

Кошин резко оттолкнулся от парапета и хлопнул по мечу на своем бедре:

— Мы слишком приуныли, вер-тэйн. Пока в наших руках оружие и есть с кем сражаться, давай поскачем в бой, как полагается воинам.

Этлон угрюмо улыбнулся:

— Ты прав, мой друг. Прежде чем падет эта крепость, мы будем в раю. Пошли, покажем изгнанникам наши зубы.

Они взялись за руки и зашагали вниз по каменным ступеням к воротам, где Сэврик и большая группа верховых воинов ожидали полной темноты. Позади всадников, в глубине ущелья, плотными рядами стояли четыре клана. Мужчины, несущие на спине поклажу, выглядели стесненными и раздраженными. Женщины и дети большой группой стояли в центре с полными руками узлов, опустив глаза, чтобы скрыть свой страх. Нагруженные вьючные животные, волы и рогатый скот, которых можно было позднее съесть, терпеливо ожидали среди рядов. Не было видно ни единого факела или костра. В ущелье было почти совсем темно. Этлон мог чувствовать тревогу почти каждого, кто был рядом.

Дрожь прошла по нервам вер-тэйна, как будто он ощутил прикосновение чего-то невидимого. Он видел Аб-Чакан при свете дня, и даже тогда его пустые помещения и древнее молчание выбивали его из колеи. Он знал, какие чувства испытывали сейчас его люди, ожидал, когда смогут проникнуть в крепость под покровом ночи.

Другая группа воинов, набранных из всех четырех кланов, стояла вдоль стены, глядя на Сэврика. Это были добровольцы, которые останутся охранять речную стену и стада, уведенные вглубь ущелья. Этлон нахмурился. К сожалению, их было слишком мало для защиты старой, рассыпающейся стены. Однако выбора не было. Все остальные способные сражаться мужчины, всего около трех тысяч, были необходимы для защиты крепости. Закатный свет померк, и ночь распростерлась над кланами. Шум реки казался неестественно громким в безмолвном, заполненном людьми ущелье. Несмотря на ветерок, веющий от бегущей воды, воздух был неподвижным и тяжелым от холодной сырости.

Направляясь вместе с Кошином навстречу верховым воинам, Этлон плотнее запахнулся в плащ. Борей присоединился к вер-тэйну. Черный конь был почти невидим в темноте. Можно было разглядеть только его глаза, поблескивающие, как две луны из-за легкого облачка, и белый след молнии. Он радостно фыркнул и ткнулся носом в грудь Этлона. Вер-тэйн вскочил ему на спину.

Сэврик подошел к хуннули и взглянул на сына. Капюшон вождя был глубоко надвинут, скрывая его резкие черты, но взгляд Этлона сквозь темноту добрался до отца, и на мгновение они замерли в молчаливом понимании и печали. В мгновение ока они поняли мысли и намерения друг друга, и каждый дал другому ту силу, которая была им нужна в предстоящие дни. Сэврик кивнул. Он сжал колено сына, отошел к своим телохранителям и тихим голосом дал воинам последние наставления.

— Возвращайся невредимым, Этлон, — сказал Джорлан, подходя к хуннули.

Этлон приветствовал его:

— Я скоро увижусь с тобой в крепости.

— Хм… — произнес второй вер-тэйн. — Я едва ли горю желанием отсиживаться в этом каменном чудовище.

— Подумай о том, какое удовольствие получит лорд Медб, когда до конца осознает, что за орешек мы предлагаем ему разгрызть. Он будет очень удивлен.

Лицо Джорлана искривила злобная усмешка:

— Эта картина заслуживает того, чтобы ею полюбоваться.

— Этлон, — окликнул Сэврик, — пора.

Приказ вождя прошел по рядам, и в ущелье немедленно возросла напряженность. Шеренги мужчин выдвинулись вперед, теснясь броней, мечами и поклажей; женщины сдвинулись плотнее. В конце колонны Ша Умар и арьергард терпеливо ждали, когда можно будет двигаться.

Джорлан отсалютовал Этлону, когда всадники двинулись к речной стене. Кошин присоединился к Этлону, и ворота открыли.

— Помни, — громким шепотом произнес Сэврик, — нам нужно время!

Беззвучно переставляя копыта, Борей вышел из ущелья, и отряд всадников последовал за ним. Все были верхом на черных или темно-коричневых лошадях, и Этлон сомневался, что бандитам удастся разглядеть их раньше, чем они достигнут костров. Он подбадривал Борея, пока они не достигли подножия гребня ниже Аб-Чакана, где река делала поворот к югу.

В ущелье основная масса людей ожидала, затаив дыхание и напряженно замерев; им предстоял только длинный путь в холодные, темные руины. Но Этлон и выступившие с ним воины могли действовать только так, как с рождения приучены идти в бой все кланы: с трубящими горнами, мечами в руках, лицом к лицу с врагом.

Этлон не мог больше ждать. В нем вскипали нетерпение и ярость, которые были рождены днями растерянности и бегства от врага. Он выхватил меч. Кошин уловил его настроение и крикнул горнисту, который скакал рядом:

— Теперь пусть они услышат песню охоты.

Звуки горна раздались в ночной тишине как удар грома. Они разнеслись над холмами чистым звоном победы над выслеженным зверем и радости от предстоящего убийства. Прежде чем затих последний звук, Борей встал на дыбы и заржал, послав вызов, который слился со звуками горна в песню смертельной опасности. Остальные воины с боевым кличем выхватили свое оружие и послали своих нетерпеливых скакунов галопом в сторону костров.

Изгнанники были захвачены врасплох. Когда всадники обрушились на них, они опомнились от своего изумленного оцепенения и в растерянности бросились к своим лошадям. Хуннули вскочил в середину самой большой группы. Два человека упали от меча Этлона и один от копыт Борея. Остальные бросились врассыпную. Воины кланов преследовали их по пятам. Несколько изгнанников были схвачены всадниками и немедленно преданы смерти. Остальные бежали под защиту холмов, где они могли легко ускользнуть от своих преследователей. Вот почему бандиты не видели шеренг тяжело нагруженных людей и животных, медленно передвигающихся по дороге к Аб-Чакану, и не слышали глухого стука, с которым закрылись огромные ворота.

На заре горнист снова затрубил, чтобы приветствовать восходящее солнце и собрать всадников. Усталые, растратив свой гнев, воины возвращались назад, довольные проделанным делом. Они получили всего несколько незначительных ран, убив девять бандитов. Отряд подъехал к воротам крепости, и встречающие приняли от них усталых лошадей и вздохнули с облегчением, увидев, что вернулись все. Большие бронзовые ворота со стуком закрылись за ними.

Вскоре изгнанники вернулись к своим погасшим кострам и возобновили наблюдение за крепостью.

Как только рассвело, женщины были размещены во дворце и окрестных домах; на башнях выставлены часовые, чтобы наблюдать за равнинами, высматривая признаки приближения армии Медба. После этого вожди со своими людьми решили исследовать все закоулки крепости. Все утро провели они, залезая во все углы, заглядывая во все щели и открывая то, что не открывалось уже в течение поколений. К тому времени, когда они вернулись в холл дворца, чтобы посовещаться, даже Кошин был восхищен работой людей прошлого, а наиболее недоверчивые осознали возможности этого укрепления.

Внешние стены и башни были все еще в очень хорошем состоянии. Внутренние стены начали разрушаться, но их можно было оборонять, а многие каменные строения в центре крепости были достаточно прочными, чтобы служить убежищем людям и скоту. Цистерны, зарытые глубоко в скалы, были полны, так как вода постоянно обновлялась во время сезонных дождей.

Как только вожди составили план обороны укрепления, все приступили к работе по приготовлению старой крепости к тому, чего она не видела уже много веков: к войне. Стены залатали, щебень и хлам между стенами убрали, а ворота укрепили бревнами с цепями.

Вер-тэйны, как дети, начинали все больше верить в свое новое убежище. Потребовалось бы что-то побольше, чем Медб и несколько кланов, чтобы выкурить их из этой горы камней.

Люди еще продолжали усердно трудиться, когда с одной из башен раздались тревожные звуки горна. Люди удивленно смотрели на садящееся солнце. Было еще слишком рано для сигнала захода солнца. Когда до всех дошел смысл происходящего, вожди со всех концов крепости бросились бежать к стене. Те, кто находился рядом с главной стеной, карабкались на парапет. В долине повсюду скакали изгнанники, а авангард армии волшебника приближался по старой дороге.

Как было решено раньше, со всех башен затрубили горны и пять флагов — золотой, синий, бордовый, оранжевый и темно-красный — взвились над главными воротами.

Сэврик вцепился в камень:

— Медб здесь, — обратился он к людям, протискивающимся под ним во двор замка. — Вы знаете свои обязанности.

Воины молча разбежались за оружием и заняли свои места у бойниц. Этлон, взбежав по каменным ступеням, присоединился к вождям, и лорд Рин молча указал ему на долину.

Медб снова выбрал время своего появления так, чтобы произвести наибольшее впечатление. Солнце уже почти скрылось за вершинами гор, когда армия волшебника приблизилась к ущелью Гнева Тора, и долина была погружена в сумрак. Резкий ветер приминал травы и завихрялся у подножия Аб-Чакана.

Предшествуемый ветром и укрытый плащом наступающей ночи, авангард волшебника пересек отрог и остановился у подножия холма, сразу под крепостью. Они ждали в зловещем молчании.

За ними под бой барабанов выступали основные силы армии. Они двигались бесконечным потоком, бессчетное множество людей, в тусклых сумерках, скрывающих их истинное количество. Они шли, пока не заполнили всю долину, и армия не разместилась до самых горных склонов. Монотонность ужасающего черного потока не нарушали ни факел, ни фонарь, ни человеческий голос, ни конское ржание. Раздавались только бой барабанов и неумолимый топот ног.

Люди в смущении и сомнении наблюдали за приближением врага. Они никогда не представляли себе ничего подобного. Силы, которые неумолимо двигались в сторону ущелья, не были больше вилфлайингами, или гелдринами, или эмноками, или нанятыми за золото иностранцами. Они превратились в безликую, бездумную массу, движимую только желаниями одного злодея.

Ветер стих, и все замерло в долине. Скрытая ночью армия собиралась с силами и ожидала сигнала своего хозяина. Но волшебник надежно удерживал их. Он заставил войско ждать, дав им увидеть их цель, а кланам — ожидающую их судьбу. Наверху, в крепости, Сэврик и кланы наблюдали за происходящим, затаив страх. Напряжение возрастало, пока не стало почти непереносимым.

Затем одинокий всадник отделился от авангарда и подъехал к воротам крепости.

Он был в коричневом плаще, а шлем закрывал его лицо, но ничто не могло скрыть фальшивого, презрительного тона его голоса.

— Хулинин, Дангари, Багедин и Джеханан. Сброд среди кланов. — Он грубо фыркнул. — Мой хозяин решил на этот раз быть милостивым к вам. Вы видели, что его колдовское могущество непобедимо, а теперь вы видите мощь его военных сил. Взгляните на эту армию. Взвесьте свои возможности. Вы долго не проживете, если решите противостоять лорду Медбу. У вас пока еще есть другой выбор: капитулировать перед ним, и он будет милостив.

Сэврик силился обрести свой голос. В гневе он протянул свои руки через край каменной стены и крепко вцепился в нее для поддержки:

— Брант, я вижу, ты потерял свой плащ. — В его голосе чувствовалась неприкрытая насмешка.

Гелдрин сделал широкий жест рукой, указывая на армию позади себя:

— Коричневый цвет так силен. Он предоставляет массу благоприятных возможностей.

— Это дерьмо, и я не желаю продавать за него мой клан. А что думают гелдрины насчет отказа от зеленого?

Брант произнес придушенным от гнева голосом:

— Мой клан подчиняется мне.

— Твой клан! — Сэврик разразился грубым смехом. — Нет, Брант. Твой клан теперь принадлежит Медбу, и это ему они подчиняются. Гелдрин больше не существует. Пошел вон, предатель.

Брант усмехнулся. Позади него в долине беспокойно шевелилась армия.

— Смело говоришь, вождь. Ты тоже скоро поймешь всю мудрость ношения коричневого цвета. Только не раздумывай долго. Армия уже почуяла запах крови. — С пронзительным криком Брант пустил своего коня назад по дороге.

В своем закрытом фургоне Медб удовлетворенно кивнул. Он двинул свою беспокойную армию назад, прочь от крепости. Ожидание резко усилит страх, который он возбуждает в крепости. Когда наконец он позволит начать атаку, обороняющиеся не выстоят долго.

Их судьбы решены так же несомненно, как гарантирована победа Медба. Хулинин вместе с остальными кланами прекратит свое существование; их вожди скоро будут уничтожены. Даже если Сэврик и его союзники сдадутся, Медб вовсе не собирался быть снисходительным.

Первая атака последовала перед восходом, в прохладные часы, когда реакции наиболее замедленны и мускулы холодны. Это была только попытка испытать силу обороняющихся, и кланы легко отбили атаку. И все же мужчины испытали облегчение, начав сражаться. После долгих, бесконечных часов ожидания в течение всей ночи появившаяся орда наемников, которая толпой неслась к стене, была благословением. Вожди знали, что это была только проба, и быстро удвоили число защитников, чтобы встретить следующий штурм.

На этот раз им пришлось ждать долго. После того как наемники отхлынули назад за реку, в лагере осаждавших в течение нескольких часов было тихо. Сэврик расставил посты и позволил остальным защитникам спуститься вниз, но мало кто из воинов покинул стены. Они наблюдали, надеясь увидеть, что теперь собирается делать Медб.

Около полудня в огромном лагере внезапно усилилась активность. Были видны телеги, движущиеся в сторону холмов и возвращающиеся со связками напиленных бревен. Сотни людей сгрудились вместе и, казалось, строили несколько больших сооружений, назначение которых защитники не могли определить. Звуки распиливаемого и сколачиваемого дерева были долго слышны после наступления темноты.

В крепости кланы во главе с Сэвриком уже вторую невыносимо длинную ночь продолжали напряженно ждать.

К восходу следующего дня стало ясно, над чем трудилась армия Медба. Три большие сооружения выкатили из лагеря, перевезли по старому мосту и установили у подножия холма, вне пределов досягаемости стрел из крепости, но как можно ближе к Аб-Чакану. Люди находились на своих местах на стенах крепости, и те, кто находился в передних рядах, с любопытством наблюдали, как устанавливались странные деревянные приспособления.

— Что это? — спросил лорд Рин, выражая всеобщее любопытство.

Сэврик окликнул одного из своих людей:

— Приведи сюда Кантрелла.

Быстро привели барда и осторожно помогли подняться по каменным ступеням туда, где на парапете стояли вожди.

— Я слышал, Медб был занят, — произнес Кантрелл, поприветствовав их.

— Там, прямо под крепостью, расположены три каких-то деревянных сооружения, — ответил Сэврик. — Это тяжелые платформы с бревнами наверху, которые можно катить. Бревна прикреплены за один конец к платформе и имеют на другом конце что-то вроде большой чаши.

— Посмотрите на это, — добавил Ша Умар. — Они кладут камни в эти приспособления, и они откидываются назад.

Лицо Кантрелла помрачнело:

— Катапульты.

Как бы в ответ на его слова, сооружение внизу с треском выстрелило, и большой камень, пролетев по воздуху, ударился о стену сразу под парапетом. Обороняющиеся инстинктивно пригнулись.

— Боги милостивые! — воскликнул Сэврик.

Когда второй камень выстрелил в крепость, люди перевесились через парапет. Метательный снаряд с громовым звуком ударил в бронзовые ворота. Защитники с облегчением увидели, что стенам и воротам не нанесено вреда, но, по мере того как утро проходило, люди на катапультах пристрелялись, и тяжелые камни посыпались через передние стены крепости. Несколько человек было убито, когда огромные камни упали среди них, некоторый ущерб был нанесен и старому парапету.

Около полудня Этлон взглянул через стену и увидел строящуюся за рекой армию.

— Они идут! — закричал он. Горнист в башне у ворот подал сигнал защитникам на стенах.

Внизу, в долине, люди бросились вперед, навели временные мосты через реку Айзин, и армия волшебника обрушилась всей своей яростью на Аб-Чакан. Под защитой тучи ядер и стрел первые ряды солдат с веревками и приставными лестницами карабкались вверх по дороге и склонам холма к передней стене. В крепости отдавались эхом безжалостный грохот барабанов и яростный крик наступающих.

В первые неистовые минуты боя Этлон был слишком занят, чтобы оценить стратегические выгоды своей позиции, но, по мере того как его люди отбивали натиск атакующих, он понял, что старую крепость легко оборонять. Этому способствовало не только то, что быстрое течение реки не позволяло одновременно большому числу атакующих пересечь ее, но и то, что крутые склоны горного отрога замедляли продвижение врага, оставляя его открытым убийственному огню из бойниц. Защитники ободрились, когда первая волна атакующих отхлынула, и проблеск надежды затеплился в их сердцах.

Нахлынула вторая волна атакующих, более яростная, чем первая, и почти достигла верха стены, прежде чем была отбита. Приступ за приступом, бросались атакующие на стены, и каждый раз отступали, пока земля не покрылась мертвыми и ранеными телами, а уцелевшие защитники не качались от изнеможения.

Не имеет значения, мрачно размышлял Этлон, отбрасывая свой пустой колчан, что эту крепость так легко удерживать. У Медба больше воинов, и на его стороне время. Крепость падет, когда не останется воинов, способных ее защищать.

Как бы в насмешку над мыслями Этлона, горны врага снова затрубили, и новая атака обрушилась на стены. На этот раз яростная волна достигла защитников. Они обнажили свои мечи и кинжалы и схватились врукопашную. Яростный бой шел вокруг бойниц. Кровь оросила старые камни, и яростные крики и визг разносились вокруг башен. Раз за разом Сэврик собирал людей и отбрасывал лезущих через парапет с дико выпученными глазами воинов Медба, чтобы тут же встретить еще больше, в то время как число защитников все уменьшалось. В отчаянии он забрал людей с задней стены, молясь в душе, чтобы речной стены и ее защитников оказалось достаточно для обороны тыла Аб-Чакана.

Кланы потеряли всякое чувство времени. После полудня битва продолжалась кажущимся бесконечным чередованием атак и отходов. Ша Умар сошел вниз со стрелой в плече. Джорлан был убит, прикрывая Сэврика. Катапульты продолжали метать снаряды через стены и в ворота, нанося повреждения крепости и сея панику среди защитников. И все это время в долине непрерывно били барабаны.

Внезапно враги отступили. Они вернулись в свой лагерь, и мрачная тишина опустилась на долину. В башне у ворот горнист протрубил сигнал к заходу солнца.

Все удивленно оглядывались, а темнота опускалась вокруг них. Они выиграли день. Но когда вожди начали считать своих убитых и раненых, они засомневались, будут ли они столь же удачливы завтра.

На другом конце долины, в шатре Медба горячо разгорелся гнев волшебника. Он удвоил свои силы с момента ухода из Тир Самод и вылечил свои искалеченные ноги. Но не существовало чар для восстановления энергии, и он был полумертв от усталости, затратив все силы на поддержание ярости своей армии в течение долгой битвы. Он понес большие потери. Наконец Медб понял, что недооценил Сэврика. Четыре клана запрятались в каменную нору, из которой их могло извлечь только что-то неожиданное. Ничего не оставалось, как продолжать атаки, пока не появится новая идея.

Волшебник позволил армии вернуться в свое убежище для отдыха и размышлений.

Аб-Чакан должен пасть, даже если ему придется по камешку разобрать его голыми руками.

Вскоре после полуночи Этлон сел на Борея и присоединился к небольшому отряду добровольцев, ожидающих у главных ворот, несколько человек держали факелы и сумки с маслом.

Сэврик ожидал Этлона и, подойдя, остановился рядом с огромным хуннули. Лицо вождя выражало большую обеспокоенность.

— Мне это не нравится, Этлон, — с силой произнес он. — Было бы лучше забыть об этих катапультах. Они слишком сильно охраняются.

Глаза вер-тэйна встретились с взглядом его отца, и он кивнул:

— Я знаю. Но эти машины сеют панику среди нас. Поэтому будет лучше, если кланы увидят, что эти штуки горят.

— Но если за воротами вы попадете в ловушку, мы не сможем вам помочь.

— Это не слишком далеко, отец, — ответил Этлон. — Мы зажжем их и вернемся назад как можно быстрее.

Сэврик вздохнул. Ему была ненавистна опасность, которой подвергал себя его сын, но он тоже хотел, чтобы эти катапульты были уничтожены. Наконец он неохотно кивнул.

Вер-тэйн отдал ему честь. Вдруг без всякой причины смертельный холод коснулся сердца Этлона, а лицо его отца, казалось, заслонила тень. Встревоженный, Этлон откинулся назад на Борее и потер рукой подбородок. Ощущение недомогания прошло так же быстро, как и появилось, оставив после себя тупую, ноющую пустоту и свежепосеянные семена страха. Он слегка тряхнул головой и задумался, в чем дело.

Сэврик, казалось, ничего не заметил, он попрощался с сыном и отошел в сторону. Бронзовые ворота распахнулись.

Первое ощущение беды пришло с огнем факелов у ворот крепости, когда конские копыта загромыхали вниз по дороге и как буря ворвались в гущу стражников при катапульте. Под предводительством всадника на жеребце хуннули с горящими глазами они набросились на замершего от неожиданности врага. Оружие всадников окрасилось кровью, а в глазах сверкало наслаждение битвой.

Пока Этлон со своими людьми оттесняли врага, люди с факелами подъехали к катапультам. Они облили машины маслом и бросили факелы на деревянные платформы. Катапульты заполыхали, и всадники начали отступать.

Но лорд Брант предполагал возможность атаки на осадные орудия, поэтому он ожидал со своими людьми в лагере. При первых признаках нападения он переправился через реку, чтобы перехватить людей Этлона прежде, чем они смогут скрыться.

Люди на стенах крепости в ужасе наблюдали, как Этлон и его отряд были окружены и начался жестокий бой. Сэврик неистово кричал, требуя послать на помощь воинов и выручить отряд, но он понимал, что уже слишком поздно.

Вилфлайинг и Гелдрин безжалостно обрушились на всадников из крепости. Кольцо вокруг Этлона и его людей сжималось все туже. Они ожесточенно пробивались назад, страстно желая теперь только уцелеть.

Внезапно над головами воинов пронеслась стрела и вонзилась в грудь Борею. Огромный хуннули яростно взревел от боли. Он встал на дыбы, молотя копытами воздух. Он попытался перескочить через сражающихся и вынести всадника в безопасное место, но стрела вошла слишком глубоко. Сердце жеребца разорвалось, и его черное тело рухнуло на землю.

Этлон каждым мускулом своего тела ощущал агонию своего друга, его голова закружилась от потрясения. Он слепо удерживался, когда Борей встал на дыбы и прыгнул, но, когда хуннули упал, он был слишком ошеломлен, чтобы спрыгнуть. Могучее тело коня обмякло под ним. Этлон увидел несущуюся навстречу землю, а затем беспамятство поглотило его жгучее горе.

Атакующие издали торжествующий вопль. Они усилили натиск и быстро уничтожили последних оставшихся в живых хулининов, которые напрасно пытались защитить тело Этлона. Брант пробился через толпу к трупу хуннули. Он радостно схватил шлем Этлона, отбросил его в сторону и поднял меч, чтобы отрубить вер-тэйну голову.

— Стой! — этот приказ остановил руку вождя.

В ярости он оглянулся и увидел лорда Медба, стоящего около моста, лицо которого освещали горящие катапульты. В его руке была вторая стрела. Брант затрясся от страха.

— Он мне нужен живым, — сказал Медб. — У меня есть применение для сына могущественного Сэврика.

На стене крепости Сэврик следил за тем, как упали огромный хуннули и его сын. Он видел врагов, склонившихся над их телами, и лорда Медба, стоящего прямо и уверенно на мосту через реку. Глаза вождя закрылись. Медленно его тело сползло вдоль каменной стены, и он отдался своему горю и отчаянию.