Темная магия

Глава пятая

Завернувшись в накидки от холодной влажной ночи и плотного тумана, они шли в гавань как призраки под охраной нимба Менелиана, чей волшебный свет одиноко прорезал адскую темень. Через какое-то время вдали проступили огни гавани. Ночные визитеры поравнялись с солдатами, несшими сторожевую службу, и молча прошли мимо, гулко топая по влажной брусчатке. Из темноты возникла фигура Киндара эк'Ниля в отороченной мехом накидке. В капельках воды на плюмаже его каски поблескивали, словно малюсенькие красные звездочки, огни факелов, горевших в руках его эскорта. Вексиллан поприветствовал их густым от сна голосом и без лишних разговоров провел к пристани, где их уже дожидались Теккан с лоцманом.

Калим эк'Барре, закутанный в короткую куртку из овчины, походил на огромную человекообразную обезьяну, каковые, говаривали, обитают далеко в Гаше. Голова у него была непокрыта, а на узловатых мышцах обнаженных рук поблескивали капельки влаги. Ялик, на котором он должен был вернуться в Вишат'йи, покачивался, привязанный к судну вануйцев, на волнах прилива.

— Раньше выйдем, раньше я вернусь, — сказал он вместо приветствия и, развернувшись, стал по сходням подниматься на борт судна.

Киндар эк'Ниль попрощался довольно тепло со всеми, а руку Кати не выпускал даже несколько мгновений.

— Надеюсь, что ты, как только прибудешь домой, сразу же поставишь вопрос, о лиссеанском флоте, — сказал он Каландриллу.

— Без всякого сомнения. Спасибо за помощь.

Каландрилл мысленно возблагодарил Деру за то, что вексиллан не был расположен к дальнейшим разговорам. Взяв с собой эскорт, эк'Ниль отправился отдавать распоряжения, чтобы опустили заграждения.

— Ну что же, прощайте, — сказал Менелиан. — Будь в Кандахаре спокойнее, я бы поплыл с вами. Но как бы то ни было, я буду за вас молиться и сделаю приношение Бурашу, дабы даровал он вам свободный проход.

— Благодарим за помощь, — сказал Каландрилл, крепко пожимая колдуну руку. — В свою очередь я буду молиться о том, чтобы не постигла тебя кара за оказанную нам помощь.

— Все будет в порядке, — с улыбкой успокоил его Менелиан. — Когда явится гонец из Нхур-Джабаля, Киндар, конечно, будет в ярости. Но против меня он не сможет ничего сделать. Ведь, в конце концов, я исполнил свой долг. Мне полагалось выяснить, представляете ли вы угрозу Кандахару. И я выяснил, что нет. Бураш знает: это истина! Да пребудут с вами все боги, друзья мои.

— И с тобой тоже, — сказал Каландрилл. В этот момент с борта судна послышался сварливый голос Калима эк'Барре.

— Пора, — сказал Теккан и торжественно поклонился. — Благодарю, маг.

Каландрилл направился с капитаном к сходням. Брахт поклонился Менелиану, пробормотав слова благодарности, но не тронулся с места до тех пор, пока колдун не отпустил руку Кати.

Они смотрели на закутанную в накидку фигуру Менелиана, стоявшего с поднятой рукой, до тех пор, пока она не растаяла в сером тумане.

— Сажай людей на весла, капитан, — приказал эк'Барре, — Из гавани мы сможем выйти только на веслах.

Теккан отдал распоряжение, и вануйцы запели в такт гребкам. Судно отошло от причала, развернувшись драконьей головой в сторону заграждений. Каландрилл, Брахт и Катя отправились на переднюю палубу, где сразу же поняли, что находятся в полной власти лоцмана. Рассвет приближался, и небо начало светлеть, но туман оставался еще настолько плотным, что не было видно ни зги даже на расстоянии вытянутой руки. О том, что они плывут, можно было догадаться только по качке палубы под ногами да по равномерному плеску весел.

Спереди .до них доносился скрежет уключин и поскрипывание оснастки. Из тумана послышалось сообщение, что цепь опущена, и Теккан налег на румпель. По сторонам проплыли смутные очертания, и судно закачалось совсем по-другому, из чего Каландрилл заключил, что они вышли в открытые воды. Ветер здесь задул сильнее, и туман стал рассеиваться, но все еще оставался настолько плотным, что не было видно даже кормы, не говоря уже о маяках на скалах, хотя близость гор ощущалась чисто физически.

— Что бы мы делали без лоцмана! — пробормотала Катя. — Пошли бы ко дну.

Словно в подтверждение ее слов, ветер стал крепчать, разрывая туман в клочья. Временами показывался мыс, вдоль которого они шли.

— Что бы я делал без твоего средства от морской болезни! — в тон ей пробормотал Брахт, хватаясь за канат — судно начало сильно раскачиваться.

Каландрилл тоже ухватился за первый попавшийся ему канат и, словно во сне, отметил про себя, что они вышли из ущелья. Вишат'йи и устье Иста были у них позади. Качка и ветер усилились, и гребцам пришлось энергичнее налегать на весла, чтобы удержать судно на нужном курсе. Туман висел в воздухе клочьями, обнажая время от времени скалистую стену, нависавшую над правым бортом, и белеющее небо. Светало. Спереди до Каландрилла доносился глухой рокот открытого моря, словно там их поджидал, притаившись, невиданный зверь.

Неожиданно слева от носа судна промелькнула тень. Это произошло так быстро, что Каландрилл даже подумал, не показалось ли ему: в густых клочьях тумана, которые клубились и курились вокруг, может привидеться всякое. Он повернулся к товарищам и, махнув в сторону почудившейся ему тени, сказал:

— Мне показалось или впереди на самом деле что-то есть?

Катя и Брахт всмотрелись в туман, и керниец, обладавший острым зрением, покачал головой.

— Я ничего не вижу.

Но уже через мгновение, когда ветер отогнал туман, Брахт воскликнул:

— Нет, подождите! Это что, лодка?

— Надо предупредить лоцмана, — сказала Катя и, спрыгнув с палубы, твердым шагом направилась на корму.

— Может, это рыбаки? — предположил Каландрилл, когда туман опять заслонил тень. — А может, мятежники? Уж не надумал ли Сафоман напасть на Вишат'йи с моря?

— Судно явно не военное, — пробормотал Брахт.

Ветер со свистом закружил туман в бешеном танце, и в образовавшейся прогалине Каландрилл четко увидел пару узких низких весельных лодок.

— А вон там еще одно! — воскликнул Брахт.

Каландрилл посмотрел, куда указывала рука меченосца, и по правому борту различил еще три подобных судна.

— И это не рыбаки, — пробормотал он.

— Неужели Сафоман? — подивился Брахт. — Прорывается в порт?

— На рассвете? Да с началом отлива? — Каландрилл покачал головой. — Мне кажется, это морская засада.

Брахт перегнулся через борт судна, держа правую руку на эфесе меча.

— Это не корсары. Кто же тогда? Уж не нас ли они поджидают?

Каландриллу сделалось не по себе, когда он представил, сколько людей в каждой лодке. Паруса их были спущены, а сами они настолько низко поднимались над поверхностью воды, что Каландрилл не был уверен в том, сколько у них весел с каждой стороны — то ли шесть, то ли восемь. На банках тоже были люди.

— Кроме нас, за пределами гавани нет больше судов, — хмуро заметил Брахт.

Каландрилл вытащил меч. Вернулась Катя.

— Ахрд знает, я не морской человек, но я сильно сомневаюсь, что эти суда принадлежат ловцам рыбы.

С кормы раздался голос Теккана. Судно вануйцев замедлило ход.

— Наоборот! — закричал Каландрилл, вдруг увидев в прогалине тумана корму. — Полный вперед! Прямо на них!

Катя смотрела на лодки широко раскрытыми глазами. Через мгновение она перевела слова Каландрилла на вануйский. Противоречивые команды сбили гребцов с ритма, лучники бросились к завернутому от сырости в овчину оружию. Будь луки их наготове, у нападавших не осталось бы ни малейшего шанса. Вануйское судно сильно возвышалось над ними и могло без труда разбить вдребезги и затопить любое из утлых суденышек, а лучникам не составило бы труда расстрелять противника еще до того, как он приблизился бы к судну.

Но туман и время были против вануйцев. Лодки, набирая скорость, атаковали раскачивающееся в нерешительности военное судно с разных сторон, как волчья стая.

— Они нападают! — прорычал Брахт. — Прокляни их Ахрд!

По бортам лодок толпились люди, одетые в защитного цвета одежду и с масками на лицах, оставлявшими открытыми лишь глаза. Он бросил быстрый взгляд на корму, и именно в этот момент Калим эк'Барре вытащил из-под овчины дубинку и опустил ее на голову Теккана. Капитан пошатнулся, но не выпустил румпель из руки, защищаясь от нового удара левой, свободной рукой. В следующую секунду он повалился на палубу, и судно вануйцев закружило на месте.

Лодки взяли его на абордаж, и фигуры в сером с кошачьей ловкостью стали взбираться по бортам. Неожиданность и перевес в силе гарантировали им успех. Резкий окрик Брахта заставил Каландрилла вспомнить, что в руках у него меч.

— Спиной друг к другу! — приказал керниец.

Как язык змеи, клинок Брахта взметнулся и обрушился на голову, появившуюся над полубаком. Нападавший вскрикнул и с красным пятном на серой ткани полетел в воду между военным судном и лодкой. В это время снизу появилась еще одна голова, и Катя оставила кровавую полосу на груди нападавшего. Сделав обманное движение, Каландрилл поразил в руку следующего. Клинок зазвенел о кольчугу, скрытую под серым одеянием. Каландрилл пнул еще одного нападавшего ногой в живот, а появившегося за ним — мечом. У того не было кольчуги, и Каландрилл испытал радость дикаря, когда нападавший завизжал так, что перекричал шум битвы.

В том, что они проиграли, сомнений не оставалось: люди в масках перебирались с лодок на судно с такой скоростью, что мало кому из мирных вануйцев удалось бы добежать до оружия. Они падали под ударами сообщников коварного эк'Барре. Каландрилл пробормотал проклятие и решил подороже продать свою жизнь.

Но что его удивило, так это то, что у нападавших не было клинков. Ни мечей, ни кинжалов, ни абордажных сабель, а лишь дубинки, цепи, металлические пруты и кастеты. То есть такое оружие, которым можно было лишь оглушить человека, но не убить его. И еще у них были сети. Но это Каландрилл узнал, только когда одна из них взвилась у него над головой.

Места было мало, и он не смог увернуться. Сеть упала ему на голову и плечи и сковала движения настолько, что он уже не мог поднять руку с мечом. Сзади раздался возглас кернийца, и в ту же секунду Брахт всем своим весом повалился на Каландрилла. Катя тоже оказалась в сети, словно рыба в неводе. Каландрилл потерял равновесие, и втроем они покатились по палубе.

Что-то тяжелое опустилось ему на голову, и в глазах у него вспыхнула ослепительная молния, а в следующее мгновение наступила всепоглощающая тьма.

Кровь бешено стучала у него в висках. Каландрилл застонал. И тут же почувствовал приступ тошноты. Он не мог ей противиться, тошнота подкатывала все ближе и ближе к горлу. Он повернул голову и опорожнил желудок в лужу солоноватой воды, потом попытался утереть рот, но сообразил, что руки его крепко связаны в локтях за спиной, а запястья плотно притянуты к талии. Ноги были связаны в коленях и лодыжках и тоже подтянуты к талии, так что шевелить он мог только головой. Каландрилл открыл глаза и не увидел ничего, кроме черной темноты. Помимо кислого запаха, исходившего от извергнутого наружу содержимого его желудка, ноздри его уловили еще запах промасленной парусины. В панике он попытался сесть, но ударился головой о дерево. Он закричал, однако глотка у него была совсем пересохшей. Он попытался взять себя в руки, успокаивая тем, что еще жив, а следовательно, есть надежда. Не без труда Каландрилл привел в порядок свои мысли и, несмотря на неудержную дрожь связанных конечностей и раскалывающуюся голову, попытался оценить свое положение. Он связан и лежит в мешке в луже соленой воды в каком-то деревянном раскачивающемся ящике — значит, в плывущей лодке, догадался он, прислушиваясь к скрипу весел и плеску волн. Теперь он понял, что, воспользовавшись туманом, лодки дожидались их в морской засаде. Он вспомнил, что Калим эк'Барре оглушил Теккана, а потом на них напали люди, одетые в серое: следовательно, заключил он, сейчас он в их лодке.

Едва теплившаяся надежда на спасение растаяла, как лед под языками пламени: чайпаку!

Живот у него опять схватило. Не освободи он желудок до этого, его бы вновь вывернуло наизнанку. Его начало колотить, а зубы застучали, как кастаньеты танцовщиц. Он в плену у чайпаку!

Хуже всего то, что они взяли его живым. Они вообще не намеревались их убивать. Почему? Ответ на этот вопрос последовал так же быстро, как гром за молнией: вместо мгновенной смерти от меча им уготована смерть медленная и мучительная. Агонизирующая, изматывающая.

От ужаса зубы его стучали так, что он даже прикусил язык и почувствовал во рту вкус крови. Отчего же молчит та сила, о которой говорил Менелиан. Где те оккультные способности, с чьей помощью когда-то отогнал он от себя и Кати дикарей в Гаше и которые однажды уже уберегли его от чайпаку? Теперь он не сомневался, что проявились они тогда только благодаря камню Рхыфамуна. Без него он бессилен. Каландрилл разразился почти истеричным смехом, столь же кислым, как и привкус, стоявший у него во рту, и нечистоты, в которых он валялся. Сила? Нет в нем никакой силы! Никакого дара, если не считать способности влезать в бесконечные передряги. Он сплюнул кровь и желчь. Ужас и отвращение к самому себе оставили его вместе с надеждой на спасение. Конец известен: их ждет страшная смерть и Рхыфамун беспрепятственно пробудит Безумного бога. Всеослепляющее честолюбие Тобиаса дарует Фарну возможность вернуться в этот мир; по вине Тобиаса все то, что люди называют цивилизацией, будет ввергнуто в хаос и раздавлено под безжалостной пятой Безумного бога. Ему стало до непристойности смешно от мысли, что мир гибнет из-за совершенно безосновательных страхов его братца.

От смеха он чуть не задохнулся. Будь конечности его свободны, он свернулся бы калачиком, как плод внутри утробы. Но ему оставалось только устало закрыть глаза и предаться отчаянию в полусне-полузабытьи.

Сколько он так пролежал, Каландрилл не знал. Когда он вновь открыл глаза, лодка все еще раскачивалась, весла плескались о воду, а волны бились о нос судна. Только теперь под парусину, закрывавшую его, проникал слабый свет; качка, как ему показалось, тоже изменилась. Он застонал, желая вновь погрузиться в забытье, но ему это не удалось, и, поскольку кроме как размышлять над своей судьбой делать ему было больше нечего, он попытался представить, что же сейчас произойдет.

Он вдруг вспомнил о Брахте и Кате. Скорее всего, они пребывают в таком же положении на этой же самой или на других лодках. Он помнил, что их поймали сетью. А что сталось с Текканом и другими вануйцами? Что с судном? Коварный эк'Барре оглушил Теккана дубинкой, но не убил его. По крайней мере так показалось тогда Каландриллу. Чуть позже он сообразил, что лодки настолько малы, что вряд ли на них можно разместить всех вануйцев. Так, может, они на свободе? Вполне возможно, ведь Братство убийц не имеет претензий к вануйцам. Им нужен только Каландрилл, ибо за него им заплатил Тобиас и его товарищи, с кем вместе они убили Мехеммеда, Ксанфезе и других. Что теперь будет с вануйцами? — думал он. Вернутся ли они назад в Вишат'йи за помощью Менелиана? Вряд ли, ведь там их схватят, как только прибудет гонец из Нхур-Джабаля. Но даже если они вернутся в Нхур-Джабаль сможет ли Менелиан помочь им? Вряд ли. Скорее всего Теккан продолжит путь в Альдарин или вернется в Вану. Возможно, святые отцы этой земли пошлют в путь нового храбреца. Но успеет ли он помешать Рхыфамуну? Сколько еще у них времени?

Он отогнал от себя эти мысли и решил подумать о своем положении. Парусина, под которой он лежал, не была перевязана, и, извиваясь ужом, он подполз к краю и чуть приподнял ее, впуская свет и столь сладкий свежий воздух. Прямо перед собой он увидел кожаные ботинки — вероятно, одного из гребцов. По тому, как раскачивалась лодка, Каландрилл заключил, что они поднимаются вверх по реке Ист в глубь континента. По солнечному свету он догадался, что уже день. Значит, они проскочили мимо города под покровом тумана и теперь поднимаются вверх по реке к… Он заставил себя вспомнить все, что когда-то читал про чайпаку.

Они происходили из мятежников, поклонявшихся Бурашу. Секта их была предана проклятию за кровавые жертвоприношения и раскольничество. Ортодоксальная церковь отвергла их. Но они сохранили свои храмы, упоминания о которых встречались то ли у Сарниума, то ли у Медифа, теперь он уже точно и не помнил. Однако он с ужасающей четкостью вспомнил, что в этих храмах они все еще приносят кровавые жертвы. Каландрилл с силой стиснул зубы, дабы они вновь не начали стучать. Смерть от клинка он принял бы мужественно! С этим ему уже приходилось сталкиваться. Но от мысли, что его отдадут в руки Деры связанным и беспомощным, как барана, ему становилось не по себе. Вдруг он сообразил, что вообще может не попасть в руки богини. Если чайпаку принесут его в жертву Бурашу, возьмет ли его к себе богиня? Или ему суждено скитаться в подземном царстве, не востребованным ни одним из богов? Он отогнал от себя теологические сомнения, решив сосредоточиться на своей ближайшей физической судьбе. А все, что он может сделать, дабы подготовиться к переходу из одного царства в другое, — это взывать к богине. Он прошептал почти забытую молитву и попытался приподнять парусину чуть повыше.

Тут же послышалось ругательство, и ботинок, который запросто мог выбить ему зубы, не будь его обладатель столь занят работой, заставил его спрятаться в скверно пахнущей темноте. Каландрилл выругался в ответ, но отказался от попыток приподнимать масленую парусину.

Время тянулось медленно. Лодка сменила курс — волны бились теперь о борт, а не о нос. Наконец судно содрогнулось и заскрежетало днищем по камням. Послышались крики и шлепанье ног по воде. Лодку втащили на берег, парусину скинули, и грубые руки подхватили и потащили Каландрилла по узкой полоске темного желтого песка и бросили невдалеке от воды. Мимо его лица, утопая в песке, проходили ботинки, и следы тут же наполнялись водой. Всюду валялось множество ракушек, из чего Каландрилл заключил, что они находятся в бухте, затопляемой приливом. Значит, они недалеко от океана. Приподняв голову, он попытался оглядеться.

Прямо перед ним круто вздымался базальтовый утес с многочисленными от камнепадов выбоинами. Со всех сторон бухточку охраняли скалы. Чайпаку затаскивали на берег и прятали лодки. Справа он увидел Катю. Она была связана так же, как и он. Меча у нее не было. Льняные волосы распластались по лицу, но глаза были открыты — слава Дере! Она жива. И глаза эти были серы, как шторм, от ярости. Каландрилл попытался улыбнуться, она тоже зашевелила губами, а потом попробовала оглядеться. Брахта видно не было. Каландрилл чудом изогнулся и посмотрел назад — и тут увидел кернийца в шаге от себя с огромным синяком на щеке и заплывшим левым глазом; губы его изгибались то ли в улыбке, то ли в оскале.

Скорее, это был оскал, решил Каландрилл, когда увидел, как керниец напрягся, пытаясь разорвать путы. Один из чайпаку заметил это и пнул его ногой в живот.

У Брахта перехватило дыхание, и, сжав зубы, он со страшным лицом повернулся к чайпаку:

— Дай мне меч, любитель рыбалки, и ты никогда больше на такое не отважишься.

В ответ раздался оскорбительный смех. По жесту обидчика двое чайпаку подняли меченосца, просунув палку под руками, и, как зверя, потащили к скале. Брахт побледнел от боли в вывернутых плечах, но сцепил зубы и не закричал. С Каландриллом и Катей проделали то же, и, как и Брахт, оба сдержали крик. Чаинку тащили их по песку к пещере с низким, затерявшимся среди валунов входом.

Солнце стояло прямо над гребнем скалы, и вход в пещеру терялся в тени. В воздухе пахло солью и водорослями. Это утвердило Каландрилла во мнении, что они недалеко от океана. Пещера оказалась намного больше, чем он думал. В дальней стене на уровне пояса была дыра, сквозь которую и начали по одному, на четвереньках, пробираться чайпаку. Пленников усадили спиной к стене. При свете факелов Каландрилл разглядел сводчатый потолок и выбитые в стене неровные ступеньки, спускавшиеся к небольшой площадке, с которой открывался вход в другую пещеру. Через него, не нагибаясь, могли пройти сразу три человека. Пещера круто поворачивала налево. Каландрилл вычислил, что она тянется параллельно реке. Вдоль стен в проржавевших металлических держателях стояли незажженные факелы. Видимо, пещерой часто пользовались. Чайпаку подошли к металлической двери, и тот, что шел впереди, вытащил ключ. Замки бесшумно открылись, и дверь распахнулась на хорошо смазанных петлях. За ней факелы осветили еще одну огромную пещеру, в которой тени и свет водили неистовый хоровод. Дальний конец и потолок пещеры терялись в темноте. Где-то внизу горел яркий свет, казавшийся ослепительным на фоне слабого мерцания факелов. Дверь с похоронным звуком захлопнулась, и пленников потащили по ступенькам.

Их уложили в кругу из массивных каменных плит, настолько гладких, что сразу стало ясно: это творение Рук человека. Вокруг стояли блюда с остро пахнущим горящим маслом. От них и исходил яркий свет. Палки из-под рук были вытащены, и веревки, подтягивающие кисти рук и ноги пленников к талии, были перерезаны.

Брахт, Катя и Каландрилл смогли наконец распрямить затекшие конечности. Чайпаку, стоя над ними, рассматривали их с видом мясников, готовящихся к разделыванию туши.

Они молчали, и молчание их было угрожающим. Брахт ругал чайпаку на чем свет стоит, но те не отвечали. Катя тоже безмолвствовала, зло поблескивая глазами. Каландрилл, охваченный холодным ужасом, осмотрелся и понял, что перед ним то, чего не приходилось видеть ни одному ученому мужу. Они в храме Братства убийц. На каменных стенах пещеры, испещренных надписями на старинных языках, был высечен Бураш во всех своих ипостасях: человека, морского чудища и гибрида. Каландрилл с горечью вспомнил предсказание Ребы: ты будешь много путешествовать и повидаешь такое, чего не видел ни один южанин. По крайней мере в этом она оказалась права — он находится в святая святых чайпаку, в одном из таинственных храмов, вход куда заказан всякому, не посвященному в таинства. Только чайпаку могут смотреть на это, не страшась за свою жизнь.

Глубоко вырезанные в камне фигуры были настолько угрожающими, настолько гипнотизировали, что от них было почти невозможно оторвать взгляд. Каландрилл пересилил себя и посмотрел в холодные глаза чайпаку. В них не было ни жалости, ни угрызений совести, словно жертва их была уже мертва. Каландрилл с трудом подавил в себе неистовое желание кричать, рассказать неумолимым преследователям о цели своего путешествия, о страшных бедах, на которые обрекают они весь свет, принося пленников в жертву. Он стиснул зубы, понимая, что здесь на милосердие рассчитывать не приходится, и лишь спросил у своих товарищей:

— Как вы думаете, что они с нами сделают?

Он был удивлен, что чайпаку никак не отреагировали на его вопрос. Подобное безразличие было еще более зловещим. Они даже не обратили внимания на угрюмый смех и резкий ответ Брахта:

— Сейчас прикончат.

— Это я и без тебя знаю. — Каландрилл был удивлен тем, что голос его звучит ровно, хотя и с некоторым разочарованием. — Я хочу знать как.

— Нe так, как это делают воины, — заметил керниец бросая презрительный взгляд на чайпаку. — Эти обожатели рыбы страшатся честного поединка.

— Вы отпустили моих людей? — спросила Катя, обращаясь к чайпаку.

В ответ — все то же ледяное молчание.

— Я видел, как эк'Барре ударил Теккана по голове дубинкой, — сказал Каландрилл.

— Да лишат его боги покоя, — прорычала Катя.

— Но, мне кажется, им нужны только мы, — продолжал Каландрилл. — До вануйцев им нет дела. Так что, вполне возможно, судно идет прежним курсом.

— И на том спасибо, — пробормотала Катя.

— А нам пришел конец, — сказал Брахт. Подбитый глаз его заплыл почти полностью, губы были сложены в печальную улыбку. Он посмотрел здоровым глазом на Катю. — А жаль.

— Что Рхыфамун добьется своего благодаря этому сброду? — Катя сердито кивнула. — Да, очень жаль.

— И это тоже, — пробормотал Брахт. — Хотя я подумал о другом.

Катя нахмурилась.

— О чем? — поинтересовалась она.

— О том, что теперь нам до Вану не добраться, — пояснил керниец. — И тебе не исполнить своего обещания.

Каландрилл уставился на меченосца, не понимая, как можно говорить об этом в такой момент. Катя перестала хмуриться и неуверенно улыбнулась — на загорелых щеках ее проступил румянец. Брахт широко улыбнулся.

— Ты прав, — тихо сказала она.

— А если бы мы все-таки добрались до Вану, каков был бы твой ответ? — настаивал Брахт.

Девушка долго смотрела кернийцу в глаза, затем, отведя взгляд, едва слышно произнесла:

— Да..

Брахт довольно расхохотался. У Каландрилла от удивления открылся рот, и даже чайпаку были поражены.

— Теперь я умру спокойно, — заявил керниец и с улыбкой добавил: — Хотя, может, и не так счастливо как бы мне хотелось.

Катя покачала головой. Она тоже улыбалась. Да и у Каландрилла губы непроизвольно растянулись в улыбке. Спокойствие, с каким Брахт принимал неизбежное, придало Каландриллу сил, и он решил встретить смерть с мужеством своего товарища.

Однако решимость его была несколько поколеблена, когда похитители расступились и пропустили в каменный круг человека в развевающемся темно-зеленом халате, который при каждом движении морщился, как рябь на воде. Он встал в центре круга, возвышаясь над тремя распростертыми фигурами. На полах и рукавах его халата были вышиты хищные рыбы, а на шее на золотой цепи висело серебряное изображение Бураша. Золотая маска с таким же точно Бурашем закрывала его лицо. Кое-где на потемневшем от времени золоте образовался зеленый налет, подчеркивавший близость чайпаку к морю. Выражение лица у Бураша было сердитым, кончики губ опущены, глаза полуприкрыты. Под веками зияла черная устрашающая пустота.

Жрец выпростал покрытую черными волосами руку и ткнул пальцем в пленников.

— Так вот они! — Голос его резонировал под маской и бился об нее, словно волны о скалы. — Убийцы братьев наших!..

— Они убили братьев наших! — вскричала толпа. — Они убили избранников Бураша.

— Они убили Мехеммеда! — воскликнула маска.

— И Ксанфезе! — поддержали его другие, выкрикивая одно за другим имена чайпаку, погибших в Харасуле.

Когда этот ритуал был окончен, маска воскликнула:

— Что будем делать с ними?

— Пусть их судит Бураш! — был ответ.

— Да будет так! Они оскорбили бога нашего, так пусть он и решает их судьбу. — Священник взмахнул рукой. — — Поднимите их.

Чайпаку грубо подняли пленников на ноги. Священник коснулся груди каждого из троих.

— Вас будет судить Бураш, — сказал он. — Ибо никому не дано право убивать избранников бога, не вызвав гнева его.

— Верните мне клинок, — резко сказал Брахт. — И я покажу вашему рыбьему богу, как судить воина из Куан-на'Фора.

Священник не обратил никакого внимания на его лова и жестом приказал чайпаку следовать за ним в темноту меж двух камней, и халат его зашуршал. Кто-то грубо схватил Каландрилла за руки и потащил за священником. Похитители тихо напевали, повышая и понижая голос, — так шумит океан. Слов было не разобрать, но Каландрилла пронзил ледяной, как зимнее море, страх. Вслед за священником их провели меж огромных каменных плит, за которыми начиналось нечто вроде каменного коридора. Единственным источником света здесь были факелы. Поскольку коридор шел вниз, Каландрилл решил, что чайпаку идут к реке. Катю и Брахта тащили за ним, далее, растянувшись цепочкой, следовали убийцы. Впереди забелел низкий выход из пещеры. Ровный, словно Луна на поверхности тихой воды, свет, высвечивавший его, отливал зеленью и серебром. Запах горящего масла и дыма факелов отступил под натиском более резких ароматов океана, водорослей и моллюсков. Их провели в круглую, с гладкими стенами, будто раковина устрицы, пещеру. Священник остановился, и Каландрилл смог рассмотреть место, где ему предстояло умереть. Свет лился со всех сторон, фосфоресцируя, как колдовской огонь. Каландрилл не сразу сообразил, что источником его были водоросли, покрывавшие стены и потолок. Далеко внизу поблескивала небольшая лагуна, к которой вели высеченные в скале ступеньки, усыпанные ракушками и водорослями. Запах океана был настолько силен, что у Каландрилла даже загудело в голове. Повсюду белели кости и черепа.

Каландрилл с трудом подавил в себе трепет, пробежавший было по его пока еще живым членам. Вот здесь он будет принесен в жертву Бурашу.

С другой стороны лагуны на него, как глаз, уставилось небольшое отверстие, расположенное значительно ниже площадки, на которой они все стояли. Каландрилл тут же понял, как все будет происходить. Его предположение о том, что они шли параллельно реке, оказалось верным. Они вернулись к Исту, в то место, куда во время прилива доходят воды океана, — владения Бураша. Вануйское судно оставило Вишат'йи с отливом; сейчас же судя по всему, начался прилив. Очень скоро воды океана доберутся до отверстия. Смерть их будет медленной.

Словно сквозь сон ушей его достигло произнесенное священником заклинание. Он просил Бураша вынести свой приговор. Каландрилл с животным ужасом осмотрелся. Площадка, на которой они стояли, приливом не затапливалась — здесь не было его следов. Скорее всего, жертву спускали вниз по ступенькам и приковывали к скале, оставляя на произвол водной стихии. Чайпаку будут стоять на скале и злорадно наблюдать за их агонией. Он сжал зубы, моля Деру о том, чтобы она дала ему сил не доставить чайпаку удовольствия мольбами о пощаде. Он взглянул на хмуро ухмылявшегося кернийца и на угрюмую, с серыми от злости глазами Катю.

Монотонное завывание священника прекратилось, и их потащили вниз по скользким ступенькам. Чайпаку ногами скинули кости, и глазам Каландрилла предстали цепи, вделанные в скалу. Только после того, как цепи эти были прикованы к ногам пленников, им перерезали веревки на руках. Катя стояла между Каландриллом и Брахтом. Брахт наклонился, проверяя прочность цепей, и сверху тут же раздался смех и гулкий голос священника:

— Эти цепи крепки, тебе их не разорвать. Если Бураш не сжалится, придется вам заплатить жизнью за свои деяния.

Керниец повернулся, насколько мог, и сказал:

— За то, что мы освободили мир от подобных тебе? Боги должны были бы наградить нас за это, а не наказывать.

Из приоткрытого рта маски раздался смех. Брахт сплюнул и отвернулся.

— Боюсь, нас ждет неприятная смерть, — заметила Катя ровным, не выдававшим ее чувств голосом.

— Не хотелось бы мне оканчивать свою жизнь в воде, — согласился Брахт. — Но против судьбы не пойдешь. Хорошо уже и то, что умереть мне предстоит в компании настоящих товарищей.

Каландрилл не нашелся что ответить и лишь смотрел на отверстие и думал о том, как быстро вода накроет их с головой. К ужасу его примешались отчаяние и злость: как же бесславно оканчивается их путешествие! То. что убийцы его сами скоро погибнут под пятой безумного Фарна, мало утешало Каландрилла.

— Да не покинь нас Дера! — пробормотал он.

— Боюсь, твоей богине здесь не место, — вставил Брахт. — Ни ей, ни Ахрду. Мы в полной власти Бураша.

— Бураш не славится милосердием, — резко ответил Каландрилл.

— Если бы в тебе оставалась еще магическая сила, ты бы сдержал прилив, — предположила Катя.

— Сила сия улетучилась из меня вместе с камнем Рхыфамуна, — даже не думая, ответил Каландрилл. — А то. что увидел во мне Менелиан, не способно нам помочь.

— А что он увидел? — поинтересовался Брахт.

Каландриллу стало не по себе оттого, что он скрыл от товарищей свой разговор с Менелианом. Там, в Вишат'йи, это было оправданно, ибо он не желал вызывать подозрений Брахта, инстинктивно отвергавшего всякое колдовство. Сейчас же скрывать что-либо уже не имело никакого смысла. Лучше умереть без тайн. Лучше рассказать им о загадочной силе, виденной в нем Менелианом.

— Почему ты раньше молчал? — поинтересовался керниец, когда Каландрилл закончил.

— Я боялся твоей реакции. Ты ведь не жалуешь колдовство, и я не хотел, чтобы ты стал хуже ко мне относиться.

На миг задержав на нем взгляд здорового глаза, Брахт рассмеялся и замотал головой.

— Во имя Ахрда, Каландрилл! — воскликнул он. — Мы так долго вместе, что я вряд ли способен изменить свое мнение о тебе. Ведь мы товарищи! Как могу я думать о тебе плохо только оттого, что в тебе проявилась некая сила, о природе которой ты и сам не имеешь представления? Я, скорее, изменю свое мнение о колдунах.

В устах кернийца речь эта прозвучала необычно, и Каландрилл успокоился. Ему даже стало стыдно за свои мысли.

— Прости, — сказал он.

— В этом нет необходимости, — заявил Брахт. — Но раз уж ты так хочешь это слышать, то ты прощен.

— И ты не можешь ею воспользоваться? — спросила Катя, с надеждой и отчаянием одновременно.

— Я ее не понимаю. — Каландрилл покачал головой. — Я ее не чувствую. Знаю только то, что Менелиан видел ее во мне.

— А ты попробуй на цепях, — предложил Брахт. — И на любителях рыбы. Убери их отсюда.

Каландрилл пожал плечами. Почему бы и нет? Он опустил глаза, сосредоточившись на цепях. «Раскройтесь, — повторял он, собирая волю в кулак. — Расплавьтесь, растворитесь». Но ничего не произошло, и он опять пожал плечами. Кому нужна сила, которой невозможно воспользоваться? Тут он услышал резкий вздох Кати и еще какой-то непонятный звук. Он поднял глаза от цепей и увидел, что у нижней кромки отверстия закипела вода. Она начала затекать в пещеру.

Сзади послышался голос священника:

— Бураш идет.

Вода с шипением заполняла пространство вокруг. Каландрилла охватил ужас при мысли о скорой гибели. А соленая вода уже лизала ему ботинки. Отверстие было настолько мало, что прилив не мог мгновенно залить пещеру. Смерть, ожидавшая их, будет мучительной и долгой, как и сказал Брахт. Каландрилл смотрел на воду, пытаясь вычислить, как скоро она подберется ко рту и ноздрям. Возможно, он даже поплавает немного — цепи были достаточно длинными, — развлекая чайпаку. Все продумано.

Вода залила ботинки и поднималась все выше и выше. Череп, валявшийся у ног Каландрилла, всплыл и заколыхался на волнах, слепо поглядывая на него пустыми глазницами. Юношу передернуло от. мысли, что еще до того, как тело его перестанет биться в агонии, до того, как легкие его заполнятся водой, его начнут пожирать морские животные, проникающие в пещеру с приливом. Он скоро умрет, и со временем кости его присовокупятся к тем, которых здесь уже скопилось немало.

Вода поднималась по ногам. Ботинок уже не было видно. Вот она достигла пояса, и тут Каландриллу показалось, что она стала прибывать медленнее, и в нем затеплилась надежда.

— Что, все? — воскликнул Брахт.

— Нет, — ответил Каландрилл, сообразив, что теперь, когда уровень воды поднялся выше верхней кромки отверстия, она будет поступать медленнее. Еще одно садистское ухищрение, подумал он, а вслух сказал: — Просто вода сейчас прибывает в меньшем количестве. Пещера, наверное, лежит ниже уровня прилива, и теперь ему приходится бороться с самим собой. Но нас все равно зальет. Только не так быстро.

Брахт промычал что-то невнятное, а Катя сказала:

— Какими же должны быть люди, придумавшие это?!

— Чайпаку, — ответил Каландрилл.

— Да лишит их покоя их же собственный бог! — воскликнула девушка. — Да выедят им глаза рыбы!

Каландрилл подумал, что эта судьба ждет скорее их, нежели чайпаку, с интересом наблюдавших со скалы за происходящим внизу, но кивнул, присоединяясь к проклятию и всей душой желая, чтобы вода остановилась, чтобы камни забили вход в пещеру, чтобы сама природа воспротивилась их смерти.

Но оттуда, где раньше было отверстие, доносилось беспрерывное бульканье, давление снаружи нарастало, и вода все прибывала и прибывала.

Уровень ее поднялся выше пояса, и она заплескалась о грудь. Время словно остановилось. Совсем скоро, понял Каландрилл, он всплывет на поверхность и закачается на воде, как судно на якоре. Злость подавила страх, и, дрожа от холода, он начал проклинать всех и вся.

Вода подобралась к подбородку, и он стал отплевываться, откидывая голову назад, держа рот и ноздри над водой. Он с трудом подавлял в себе животный страх.

— Мужайся! — крикнул ему Брахт и тут же закашлялся.

Каландрилл повернулся: меченосец яростно старался держаться на поверхности.

Катя взглянула Каландриллу в глаза, слегка улыбнулась и повернулась к кернийцу.

— Брахт, — позвала она и закашлялась.

В следующее мгновение оба они исчезли под холодным колышущимся серебром. Словно кто-то задернул занавеску у Каландрилла перед глазами. Он плотно сжал губы и попытался всплыть, откидывая назад голову.

Но уже в следующее мгновение его поглотила водная пучина. Она жгла ему ноздри и горло. Он задыхался от этого холодного огня. Рот его непроизвольно открылся, грудь разрывалась. Однако он сдерживал дыхание, чтобы хотя бы еще на миг продлить жизнь. Ноги его уже не касались камня, но он все-таки постарался вынырнуть на поверхность, пытаясь удержать голову над водой. Каландриллом овладела жуткая паника. И она нарастала по мере того, как ему все больше не хватало кислорода. А вместе с паникой им овладела и дикая ярость оттого, что их предприятие заканчивается так бездарно. В глазах у него стали вспыхивать красные огоньки, рот его раскрылся — он не мог не сделать этого, — и в горло заструилась соленая вода.

Он почувствовал на себе дыхание смерти.

И потерял себя. Он уже больше не был Каландриллом ден Каринфом. Он превратился в искорку, возмущавшуюся придуманной чайпаку изощренной смертью.

Холодные и невероятно сильные руки вдруг подняли его над водой. Цепи отпустили его ноги, и вместо холодного подводного зеленого света в глазах Каландрилла опять заиграло фосфоресцирующее сияние водорослей. Вода оставила его рот и ноздри, и он сделал огромный глоток воздуха. Когда пелена спала у него с глаз, он увидел рядом Катю и Брахта, поддерживаемых мощной рукой. Мышцы перекатывались под зелено-голубой кожей, походившей, скорее, на рыбью чешую. А там, где рука переходила в огромное плечо, он разглядел халат из водорослей. Каландрилл заморгал, стряхивая соль с ресниц. Товарищи его с благоговением смотрели на спасшее их существо. Каландрилл перевел взгляд на колонноподобную шею и дальше на жабры, топорщившиеся там, где должны были быть уши. То, что он принял за водоросли, на самом деле было волосами — длинными, мокрыми и темными, как растения морских глубин. Повернувшееся к нему лицо было одновременно и человеческим, и рыбьим. Глаза цвета аквамарина сидели в глубоких глазницах, зрачки поблескивали холодной желтизной. Нос над безгубым ртом был широким и плоским, и Каландрилл вспомнил Иссыма и похожих на рептилий сывалхинов из Гессифа. И, прежде чем существо заговорило, он знал, что перед ним сам Бураш.

От осознания этого Каландрилл вздрогнул и опять закашлялся. Он был настолько слаб, что, как тряпка, висел на божественной руке. Он был благодарен Бурашу и в то же время напуган: а что, если бог спас его, дабы продлить свое собственное удовольствие от лицезрения жертвоприношения?

Я не причиню вам вреда. Разве не обязан помогать я тому, кто помогает мне?

Беззвучный голос забился в голове Каландрилла, как волны, со страшной силой разбивающиеся о скалы. Он беспомощно покачал головой, еще не придя в себя от едва не забравшей его с собой смерти и слишком смущенный божественным вмешательством, дабы дать более или менее связный ответ.

Разве не идете вы в бой против Фарна? Как могу я не приветствовать ваше предприятие? Как могу я не желать вам победы? Я и мои божественные братья и сестры?!

Каландрилл только кивал с широко раскрытыми глазами.

Ты позвал меня, человек. Разве ты не помнишь, как ты звал меня?

Каландрилл замотал головой.

Неважно. Ты звал меня. И я услышал тебя, и вот я здесь.

Холодный рыбий взгляд чуть сместился, и огромная голова повернулась к Брахту и Кате. В беззвучном голосе звучал смех:

А ты, воин из Куан-на'Фора? Ты все еще намерен испытать на мне свой клинок?

Брахт отвел с лица мокрые волосы и посмотрел богу в глаза.

— На друге? Нет, — осторожно ответил он.

Раздался беззвучный смех. Бог был доволен ответом.

Ты храбр, воин. Все вы храбры. И на вашем пути вам понадобится еще много отваги и смелости.

Каландрилл взял себя в руки. Не в силах отвести взгляд от Бураша, краем глаза он отметил, что вода стала уходить, почтительно облизывая богу грудь. Под водой медленно двигался огромный хвост. Чайпаку в ужасе жались к скале.

— Так ты нам поможешь?

А разве я уже вам не помог? Недоумки сии, он ткнул квадратным подбородком в убийц, довели месть свою до конца, не ведая, что творят. Но я этого не допущу.

— Повелитель Бураш! — Голос священника не звенел, а дрожал от страха. Бросившись на колени, он в мольбе протягивал к богу руки. Вслед за ним все чайпаку в страхе бросились на колени. — Эти трое умертвили наших братьев. Их клинки напились крови твоих избранников. Наше жертвоприношение справедливо.

Бураш изменился. Каландрилл уже лежал не в руках огромного тритона, а в необъятных щупальцах. Зелено-голубые глаза бога потемнели над хищным клювом, а мощное тело скрывалось под водой. Одно щупальце рванулось к скале и схватило священника, другое сорвало с него маску, обнажив морщинистое от возраста лицо, седые волосы на голове и подбородке, широко раскрытые от ужаса глаза, безотрывно смотревшие на клюв.

Ты отваживаешься ставить под сомнение мои слова?

— Нет, повелитель! — захныкал священник. — Ни в коем случае!

Тогда молчи. То, что собрало вас здесь, — не жертвоприношение, а месть, не более того. Просил ли я вас о жертве? Нет! Эти трое служат мне и другим богам! Не то, что вы, называющие себя моими избранниками. Избирал ли я вас? Нет! Вы сами избираете себя, ведомые мелочными интересами, до коих я опускаться не намерен. И вы — а не эти трое, коих собирались вы убить, — причина моего гнева.

Щупальце сжалось на шее священника, и глаза его вылезли из орбит. Рот широко раскрылся, язык вывалился, а руки беспомощно забились об упругую плоть Бураша. Раздался хруст ломающихся костей, и Каландрилл увидел струйку крови, стекавшую по подбородку священника. Щупальце забросило тело на скалу, как осколок судна после кораблекрушения, и следом полетела золотая маска. Со звоном смявшись о стену, она загромыхала по камням меж насмерть перепуганных убийц. Чайпаку завизжали от ужаса и бросились вон из пещеры.

Пусть эту безделушку носит теперь кто-нибудь другой.

Бураш принял человеческую форму. Перед Каландриллом стояло высокое божество, голова которого с львиной гривой волос поднималась к самому потолку пещеры. Массивная узловатая рука осторожно обнимала его за плечи.

И да возобладает в вас мудрость. И вот что еще я вам скажу! Эти трое — под моей опекой. Всякий, кто выступит против них, выступит против меня. И против того будет направлен мой гнев.

Те из чайпаку, кто еще был в состоянии говорить, дрожащими голосами пробормотали согласие. Один, посмелее других, спросил:

— Что прикажешь делать нам, повелитель Бураш?

Прекратите охоту, заявил бог. Ни одна рука не должна подняться на этих троих. И при любой возможности защищайте их от других недружественных рук.

— Твоя воля будет исполнена, повелитель.

Одетые в серое убийцы лежали ниц на скале, забыв о священнике. Бог, задержав лишь на мгновение взгляд на них, повернулся к Кате, Брахту и Каландриллу. Теперь он походил на того Бураша, что был изображен на маске, только на устах его играла улыбка.

А вас я, пожалуй, верну ни судно. Оно следует в Лисе. А именно туда вам и надо, если желаете добиться успеха.

У него было дружеское, располагающее к доверию лицо и, хотя Каландрилл так и не смог забыть то океаническое чудище со многими щупальцами, которое только что видел, он уже его не боялся.

— Найдем ли мы Рхыфамуна в Лиссе, повелитель Бураш? Или нам придется идти дальше?

Я не в силах ответить на твой вопрос, отвечал бог. Тот, кого ищете вы, вне моих владений. И я не могу сказать вам, где находится он сейчас.

— Ты знаешь, он ищет усыпальницу Фарна, — продолжал Каландрилл. — Не укажешь ли нам на нее? Дабы отправились мы прямиком туда и дожидались его у самой усыпальницы.

Этим знанием я также не обладаю, продолжал Бураш. Ибо только Первые боги знают, где покоятся их сыновья. Фарн и Балатур были усыплены до того, как появились мы. Только Ил и Кита знают, где их усыпальницы.

— Это место указано в «Заветной книге», — запротестовал Каландрилл, приободренный добрым расположением бога. — А книга сейчас у Рхыфамуна.

Лучше бы этой книги не было, произнес бог с сожалением в голосе. Но Ил и Кита создали ее. Возможно, им было уже все равно. Я не ведаю, что побудило их создать эту книгу, да и не пристало мне ставить под сомнение деяния Первых богов. Не в моей власти сообщить вам, где она, но в моей власти оказать вам посильную помощь. И я доставлю вас в целости и сохранности на судно и доведу его до Лиссе. Мои владения — море и все, что им омывается. На земле, куда не доходят соленые воды, нет у меня силы. До Лиссе я доведу вас, а там ищите помощи сестры моей Деры или брата моего Ахрда.

— Как? — поинтересовался Каландрилл.

Бураш беззвучно рассмеялся, и словно волны весело заплескались о прибрежную полосу.

Точно так же, как ты позвал меня, человек. Они услышат тебя, если ты позовешь громко. А теперь — вперед. Время бежит, и, хоть я и бог, я бессилен перед его бегом.

Каландрилл хотел задать еще вопрос, но Бураш, посчитав, что и так сказал много, прижал их к пахнущей морем груди, и в следующее мгновение они рванули с места. Рыбы разлетались в разные стороны, освобождая путь богу, несущемуся по глубинам своего царства.

Они проплывали над останками кораблей, мимо рифов и скал, акул и других хищных рыб, некоторые бросались за ними вдогонку. Но кто может тягаться в скорости с богом? Каландрилл, все еще под впечатлением от чудесного избавления, не забывал смотреть по сторонам. Катя и Брахт прижимались друг к другу. Синяк у Брахта рассосался, и на лице его сейчас было написано такое же удивление, как и на лице Каландрилла. Дышали ли они под водой, или божество сделало так, что они могли обходиться без воздуха? Этого они не ведали. Они знали только то, что Бураш нес их так быстро, как не смогло бы ни одно даже самое быстроходное судно в Узком море.

Сколь долго продолжалось это чудесное путешествие, они не знали. Но им показалось, что прошло совсем немного времени, и они всплыли прямо перед вануйским судном. Теккан побелел, когда огромная рука подняла и опустила их на палубу. Лучники в мгновение ока подняли луки, и Каландрилл закричал, чтобы они опустили оружие. Катя повторила то же на вануйском.

— Что… — охнул Теккан. Обычно бесстрастное выражение на его лице сменилось крайним удивлением. — Кто…

— Повелитель Бураш на нашей стороне, — пояснил Каландрилл. — Остальное расскажем по дороге.

Спустите парус, а то он превратится в лохмотья, посоветовал бог. И держитесь покрепче. Я донесу вас до Лиссе.

Еще не придя в себя от удивления, Теккан передал команду, а Бураш ушел под воду. Военное судно вздрогнуло и помчалось по волнам, как резвый жеребец.