Темная симфония

Глава 16

Антониетта вскрикнула, ее ноги практически отказались ей повиноваться, когда раскаленная добела боль пронзила ее тело, мгновенно уступив место обжигающему наслаждению. Разум Байрона был полностью слит с ее и она чувствовала его реакцию на ее кровь. Свежий вкус. Удовлетворяющий голод, который удовлетворить было практически невозможно. Молнии танцевали в их венах, потрескивая и шипя длинными плетями, воспламеняя их. Антониетта собственнически вцепилась в него. Она должна иметь его, должна ощущать под своими пальцами его тело. Должна ощущать его, погруженного глубоко в нее.

— Не надо. Я и так уже на грани потери контроля.

Ему не стоило предупреждать ее, она и сама это знала. Ей хотелось, чтобы он потерял контроль. Хотелось, чтобы он горел так же, как горела она. Она хотела, чтобы он нуждался. Жаждал. Чтобы настолько был поглощен ею, что все иное перестало иметь значение. Ее руки прошлись по его широким плечам, исследовали его грудь, живот. Нашли твердое доказательство его возбуждения.

Она почувствовала, как разряд прошел через его тело, через ее и всего от одного прикосновения ее пальчиков. Сила его желания потрясла ее. Антониетта поглаживала, массировала, поддразнивала, ее пальцы танцевали над его бархатной головкой, пока она не ощутила, как огонь забушевал в его животе.

Он прошелся языком по следам укусов и, схватив ее за подбородок, спаял их рты воедино. В его поцелуе она ощутила горячий, сладковато-пряный вкус крови, страсть. Затем они начали поглощать друг друга, настолько безумно желая быть как можно ближе друг к другу, что Байрон оттеснил ее к стене и зажал там, его руки были повсюду. Она одной ногой обвила его бедра, изо всех сил стараясь более совершенно совместить их тела, изо всех сил стараясь заполучить его в свое тело.

Этого было недостаточно. Шторм бушевал яростно и дико, выходя из-под контроля, и был таким жарким, что они были вынуждены оторваться друг от друга, чтобы глотнуть воздуха. Она хотела разделить с ним одну кожу. Жаждала ощутить его в своем теле. Ему необходимо было коснуться каждого дюйма ее тела, услышать ее приглушенные вздохи, тихий небольшой вскрик, который вырвался, когда его руки нашли сокровенное местечко и заставили ее извиваться от наслаждения.

Снаружи по стеклам виллы хлестал ветер. Вспышки молний пронзали небо, грохотал и гудел гром, сотрясая землю. Темное небо озарилось огненными искрами, звездный дождь обрушился в пенящееся море.

Байрон опустил ее на ковер, не в силах совладать со своим бунтующим телом и сознанием, полностью затопленным ее голодом. Незамедлительно потворствовав своему желанию интимно ее исследовать, он покинул рай ее рта и дождем поцелуев спустился по ее груди к животу, дразня ее пупок, поднимая ее бедра и глубоко входя в нее своим языком.

Антониетта закричала, ее оргазм был таким мощным, что бедра резко поднялись вверх. Он оседлал их, удерживая ее сильными руками, омывая и поддразнивая, тщательно трудясь языком вокруг ее самого горячего местечка, пока она с силой не начала подаваться навстречу ему, извиваясь и желая большего. В тот момент, когда он коснулся ее, ее тело снова вышло из-под контроля, более дико, чем в первый раз.

Байрон притянул ее бедра к своим, крепко прижимаясь к ее влажному, скользкому входу. Он слышал, как бешено бьется ее сердце. Она извивалась на густом ковре, прижимаясь к нему, стараясь вобрать его в себя, ища освобождения. Ему хотелось, чтобы эта картина навсегда осталась в его памяти: ее черные волосы, резко контрастирующие с белым ковром, ее выгибающееся тело, покрасневшее от возбуждения, ее дразнящие груди и тихое требование в голосе, когда она приказывала овладеть ею.

Он ринулся вперед, сильным, глубоким ударом полностью заполняя ее, и все ради радости снова услышать ее крик. С ним она всегда была раскованной, неприрученной и страстной, желающей его всеми фибрами своей души. Благодаря их глубоко слитым сознаниям, он мог ощущать ее сильное желание. Он точно знал, чего она хотела, с каждым толчком погружаясь все глубже. Покрытый ковром пол не был помехой, поэтому он неторопливо погружался в нее, но все равно этого было недостаточно.

Антониетта вцепилась в него, притягивая все ближе, приподнимая свои бедра, чтобы встретить его в дикой чувственной пляске. Она не могла сказать, когда заканчивался один оргазм и начинался другой. Они приливной волной следовали друг за другом через ее тело, покачивая его на своих волнах, каждая из которых была сильнее предыдущей, однако этого все равно было мало. Ее потребность в нем, казалось, была ненасытной. Ее ногти впились в его кожу, притягивая его бедра к ней, в то время как все ее тело поднималось навстречу его, выгибаясь под ним в плену общего удовольствия.

Байрон упивался тем, как она отдавала себя ему — полностью, без оговорок. Его тело было переполнено сверх его ожиданий. В ушах стоял гул, темный шторм чувственного голода завладел им.

— Я хочу, чтобы ты услышала слова, cara mia, узнала, что я отдаю тебе, а ты отдаешь мне. Это брачный ритуал. Эти слова обладают властью связывать две половинки души в одну. Я объявляю тебя своей Спутницей жизни. Я принадлежу тебе. Я предлагаю тебе свою жизнь. Дарю тебе свою защиту, верность, сердце, душу и тело. Я обязуюсь хранить то же самое, что принадлежит тебе. Твоя жизнь, счастье и благополучие всегда, на все времена, будут лелеемы и стоять над моими. Ты моя Спутница жизни, связанная со мною навечно и всегда находящаяся под моей защитой.

Ее женские ножны были тугими и горячими, бархатистое трение превращало его в настоящего безумца. Он почувствовал, как где-то в районе больших пальцев разгорелся огненный взрыв, разносясь вверх по его телу с силой тарана. Антониетта принимала его все глубже, вздымая бедра вверх навстречу ярости его тела, отчего в момент взрыва они оказались спаяны воедино. Ему показалось, что он может распасться на части, поэтому быстро вцепился в Антониетту и свое здравомыслие.

Антониетта лежала под ним, крепко держась за его руки и кончиками пальцев потирая его бицепсы, исследуя форму и очертания его мускулов, одновременно пытаясь восстановить свою способность дышать и душевное равновесие. Байрон уткнулся лицом в ее шею, губами успокаивая бившийся там пульс, он был так глубоко погружен в нее, что она была уверена, что они спаялись навечно.

— Как ты думаешь, нам вообще известно значение слов «не торопиться» и «помедленнее»? — в ее голосе слышался юмор. — Мне казалось, мы вот-вот подожжем комнату.

— Моя спина и так опалена, — ответил Байрон. Он приподнялся на локте, чтобы частично снять с нее свой вес, его вторая рука обхватила ее грудь.

Антониетта почувствовала ответную волну, прошедшую через ее тело.

— Даже не дыши на меня. А то я растаю прямо на ковре, — ее ресницы опустились. — Сейчас я усну прямо здесь, на полу и, когда проснусь, хочу, чтобы ты все еще был во мне, — она блаженно вздохнула. — Может статься, ты самый замечательный любовник за всю историю мира.

Он склонил голову к соблазну, который представляла ее грудь, его язык, кружась, прошелся вокруг ее соска. То, как ее тело напряглось вокруг его, заставило его улыбнуться.

— Может статься, самый величайший любовник? — он с силой втянул ее грудь в рот, наказывая, и рассмеялся, когда ее бедра в который раз вздыбились, волна оргазма нахлынула на нее. — Ты так красиво отвечаешь, Антониетта, — она была такой мягкой и щедрой, ее тело так радостно приветствовало его.

Пока его рот жадно трудился над ее грудью, ее пальчики запутались в его волосах.

— Ты планируешь потратить всю ночь, расточая внимание моей груди? Не то, чтобы я жаловалась, но ты сводишь меня с ума. Я не могу позволить себе стать еще горячее. Хотя сейчас мне известны причины столь редких случаев самовозгорания.

— Я думаю, что смогу провести целую ночь, уделяя внимание остальным частям твоего тела, — ответил он. — Я решил, что попробую все известные в мире способы, какие только есть, чтобы заняться с тобой любовью. Как насчет этой знаменитой книги со всеми этими интригующими позами и идеями?

Ее пальцы ласкали его волосы, а от заклокотавшего в ней смеха ее внутренние мышцы незамедлительно сжались вокруг него.

— Прекрасно, но не сегодня. Сегодня ночью тебе нужно как-то позаботиться доставить меня отсюда до джакузи, и чтобы никто из нас не свалился беспомощной кучей на полу.

— Мы уже на полу. В любом случае, мне придется покинуть твое тело, где, как мне думается, я нашел дом. Ты самая горячая штучка на земле. Я остаюсь там, где я есть.

— Лентяй. Обещаю заниматься с тобой любовью всю ночь, но если я не окажусь в успокаивающей воде, то буду не в силах сдержать это обещание. Мы вели себя довольно энергично, — на миг она прижала его голову к своей груди, позволяя волнам удовольствия омыть ее. Она чувствовала себя словно в коконе чувственного восторга.

С тихим стоном сожаления он поцеловал ее сосок.

— Полагаю, ты права, но хочу, чтобы ты знала, я и сам наслаждался.

— Когда мы очутимся в постели, я дам тебе все, что ты захочешь. Ты сможешь воплотить все свои фантазии, — она присутствовала в его сознании, видела каждую его фантазию и возбуждалась от знания его намерений. — Хотелось бы мне обладать твоей выносливостью, но у меня ее нет. Я не хочу иметь синяки.

— Моя слюна содержит заживляющие вещества. Нам не стоит беспокоиться по этому поводу. Да я и не позволю тебе ощущать дискомфорт, — он неторопливо начал выходить из ее тела. Ее мускулы тотчас же отреагировали на это, сжавшись вокруг него, стараясь удержать внутри нее. Байрон поцеловал ее в горло. — Видишь? Даже твое тело не желает, чтобы мы разлучались.

— Не слушай его, — обхватила она руками его шею, когда он поднял ее, прижав к своей груди. — Я не могу двигаться. И скорее всего никогда не смогу вновь.

Вода в джакузи была горячей и пенистой, взрываясь вокруг ее наиболее чувствительных участков тела. Даже это ощущение казалось чрезвычайно эротичным.

Антониетта блаженно вздохнула.

— Это само совершенство. У тебя есть свечи?

— Если тебе этого хочется.

— Я не смогу их увидеть, но вот если они ароматичные, это всегда приятно.

И почти мгновенно комнату заполнил аромат жимолости и дождя. Антониетта улыбнулась и позволила своим ногам всплыть на поверхность, широко раскинув руки, чтобы впитать атмосферу.

— Мой собственный колдун.

Вода омывала ее груди, плоский живот, треугольник темных кудрявых завитков и затененное местечко меж ног. Байрон откинулся назад, наблюдая за ней, странные эмоции пронзили его. Она была так тесно связана с ним, так укоренилась в его сердце и душе, что он не был уверен, как это произошло. От одного взгляда на нее, словно копье пронзало его тело. Это было странное ощущение, физическая боль, вызванная любовью, когда он смотрел на нее.

— Ну, и какая музыка тебе нравится? — Антониетта плавала в тихой покрытой рябью воде, ее волосы словно водоросли расплылись вокруг нее. Ее голова ударилась о грудь Байрона. Его руки тут же сомкнулись вокруг нее, удерживая на месте, в то время как вода пузырилась и шипела на ее чувствительной коже.

— Джозеф исполняет довольно интересный вариант рэпа, — ответил он.

Ее рот широко раскрылся в тревожном вздохе, от чего она скользнула под воду, захлебнувшись от протеста. Он схватил ее и вытянул на поверхность, язвительно посмеиваясь.

— У меня есть вся твоя музыка, — заверил ее он.

— Это было по-настоящему подло, — сказала она. — В ответ я могла бы заметить, что мы не использовали средств предохранения. Я даже не думаю об этом, когда рядом ты, что глупо, потому что я всегда ответственна. Я не могу видеть твое лицо, но надеюсь, ты хмуришься.

Он взял ее руку и поднес кончики ее пальцев к своему рту.

— Неужто похоже, что я хмурюсь.

Она выдернула руку.

— Тебя невозможно расстроить. Ты, вероятно, будешь в полном восторге, если я забеременею, что совсем нелогично.

— Я предпочел бы подождать, пока не перевоплощу тебя.

Антониетта села, скатившись на небольшое выдолбленное место для сидения.

— Все эти разговоры о перевоплощении звучат подозрительно, как и вампиры. В чем различие?

— Вампир само воплощение зла. Карпатские мужчины теряют эмоции спустя примерно две сотни лет после рождения, когда становятся по-настоящему взрослыми. В это время прелесть власти начинает манить их, нашептывать ощутить всплеск силы от убийства. Мы хищники, с некоторыми животными чертами. Если нас спровоцировать, мы можем стать опасными, но мы не убиваем без разбора. Вампирам нравится причинять боль, мучения и, в конечном счете, смерть остальным. Мы берем кровь, но вреда тем, у кого ее берем, не причиняем. Вампиры убивают ради адреналина в крови, а также ради всплеска силы, кратковременного восторга, когда он убивает. Долг наших охотников вынести этим мужчинам справедливый приговор и защитить наш вид, скрыв их существование.

— Так вот что ты имел в виду под словом «охотник». Охотник на вампира.

— Да, помимо всего прочего. Я делал это, но не это мое призвание.

— За что я благодарна. Как долго ты живешь?

Он пожал плечами, его ленивое движение вызвало всплеск на воде, которая омыла ее кожу. Его руки поймали ее ступни, положили к себе на колени, чтобы его пальцы могли помассажировать ее ноги.

— Пока не получим смертельную рану и негде будет достать кровь, мы можем жить так долго, как пожелаем.

— Так что если я стану такой как ты, я буду жить, но мне придется наблюдать, как умирает моя семья, а затем и их дети.

— К сожалению, это одна из трудностей, с которыми мы сталкиваемся. У нас есть люди, которых мы теряем, но с этим сталкиваются все. Дон Джованни не будет жить вечно. Тебе придется столкнуться с его смертью, несмотря ни на что. Да и юная Маргарита могла умереть, когда на нее упал тот щит. В жизни может произойти все, — его пальцы скользнули вверх по ее икре.

Антониетта глубже скользнула под воду, еще сильнее вытягивая перед ним ногу.

— Верно, с этим я не поспорю. И я буду не в состоянии бодрствовать во время дневных часов?

— Нет, но тебе придется приучать свою кожу к ранним утренним часам, прежде чем ты сможешь выйти в это время суток.

— Но у меня будешь ты.

— Ты моя Спутница жизни, Антониетта. Я всегда буду с тобой.

— Мужчины во все времена оставляли женщин, Байрон. Ты просишь меня ради тебя полностью изменить свою жизнь. Я люблю свою семью. Люблю палаццо. Я не желаю покидать свой дом. И я не хочу бросать свою карьеру. Музыка определяет, кто и что я есть.

— Спутники жизни не могут покидать один другого. Да я и не прошу тебя отказываться от своей карьеры или покидать свой дом. Некоторые карпатцы живут с людьми и это прекрасно срабатывает.

— Как происходит перевоплощение?

— Мы трижды обмениваемся кровью. Она в свою очередь работает над твоими органами, изменяя и перестраивая их, готовя к тому, кем тебе предстоит стать. Уже есть признаки этого.

Она лениво щелкнула по поверхности воды, лопая пузыри, которые пенились вокруг нее.

— Что по поводу моих глаз? В последнее время происходят странные вещи. Я вижу вспышки света, тени и даже цвета, словно тепловое излучение тела. Я полагала это из-за того, что мы тесно связаны друг с другом.

Байрон обдумал полученную информацию.

— Я видел цвета благодаря Жаку. Это были не мои воспоминания, которые я черпал из своей памяти, а его видение своей Спутницы жизни. Это необычно. Мы погружаемся в воспоминания, чтобы почувствовать эмоции, но, как правило, это не срабатывает со зрением. Возможно, дело в моей родословной, что дает подобный эффект. Мне хотелось бы, чтобы твое зрение восстановилось, поскольку кровь лечит и изменяет. Наши глаза устроены по-другому, более приспособлены для ночного зрения. Неужели возможность видеть более привлекательна, чем желание быть со мной?

Антониетта рассмеялась.

— Ты истинный мужчина. Только он мог сказать подобное.

В ответ он потянул ее за ноги, пока она не очутилась под водой. Выдернув свои ноги, Антониетта под водой изменила направление и ударила головой его в живот. После чего, обхватив его руками за талию, используя его как якорь, она положила голову ему на колени, а ее рот сомкнулся на его плавающем члене.

Байрон бросил взгляд вниз — на расплывающиеся по пенящейся воде шелковистые волосы. Она начала сильно сосать, что мгновенно привлекло его внимание. Ее язычок танцевал и дразнил, поглаживал, пока его тело не задрожало и огонь желания снова не охватил его. Она, создавалось ощущение, разбудила вулкан в самом центре его существа. Его кровь загустела, а все нервные окончания, казалось, сосредоточились на том месте, где трудился ее жаркий страстный рот. Дыхание вырвалось из его легких. Она вынырнула, чтобы глотнуть воздуха, водная нимфа, смеющаяся над ним.

— Иди сюда, сумасшедшая ты женщина, — он потянулся к ней, привлекая ее к себе. — Мы будем жить в твоем доме с твоей семьей. Ты будешь путешествовать по миру, исполняя для людей свою музыку, а я вновь займусь созданием ювелирных украшений из камней, которые тянутся ко мне. Проживи свою жизнь со мной. Я не смогу без тебя. Спутники жизни — это навечно, Антониетта. Мы можем пожениться и по законам твоего народа, жить и казаться стареющими. Со временем нам придется уйти, но мы всегда сможем вернуться, если ты этого захочешь.

Она подняла голову, небольшая соблазнительная улыбка играла на ее губах.

— Ты, действительно, можешь сделать так, чтобы я не испытывала неудобств и мы могли заниматься любовью всю ночь?

— Абсолютно.

— Думаю, мне потребуются доказательства, прежде чем я соглашусь на какие-либо еще укусы.

В ответ он поднял ее, усаживая на бортик джакузи и раздвигая ноги достаточно широко, чтобы между ним смогли поместиться его широкие плечи.

— Вызов, перед которым я не в силах устоять, — наклонив свою голову, он легонько прикусил внутреннюю сторону ее бедер, его дыхание теплой волной прошлось по ее самому чувствительному местечку.

Его руки приподняли ее бедра и он просто скользнул в нее своим ртом, отчего она закричала, вцепившись руками в его волосы, как за якорь.

Антониетта позволила своей голове откинуться назад. Ее груди, казалось, ныли от своей полноты. Каждый мускул в ее теле был напряжен. Его язык творил невообразимое, лаская, поглаживая и смакуя. Где бы он ни коснулся ее, тут же успокаивал, повышая ее удовольствие. В ее теле все туже и туже сворачивалась, раскачиваясь, пружина. Антониетта была влажной, горячей и нетерпеливо жаждущей его. От красоты и чуда того, что он заставлял ее испытывать, ей хотелось плакать. И, тем не менее, она нуждалась. Страстно жаждала. Его.

Байрон поднял голову, встретился своим ртом с ее, делясь с нею ее же вкусом, его язык немного поддразнил ее, после чего он развернул ее и наклонил над бортиком.

— Такого доказательства достаточно? Я могу дать тебе и больше, — его руки обхватили ее грудь, а сам он прижался к ее ягодицам, сознательно демонстрируя силу своего желания. — Тебе нужно больше?

Она потянулась назад в попытке направить его в себя. Байрон ускользнул от ее руки, опять потеревшись об нее, его зубы укусили ее твердую ягодицу. Антониетта начала разворачиваться, решительно настроенная показать, что в эту игру могут играть и двое. Байрон, прижав ее к бортику, схватил ее за бедра и вошел в ее тугие ножны с изысканной медлительностью.

— Ты хотела медленно и неторопливо, помнишь?

Он был таким толстым, что она могла чувствовать, как он растягивает ее, прокладывая путь сквозь ее складки, трение медленно подводило ее к грани безумия.

— Я не говорила этого. Уверена, что не говорила, — он был невероятно сильным, удерживая ее нежной, но совершенно мертвой хваткой, и все это время двигаясь ленивыми медленными толчками. Каждый его выпад вперед заставлял ее содрогаться от наслаждения. Она была вынуждена сохранять полнейшую неподвижность, пока он трудился над ней.

Она перестала пытаться двигаться навстречу ему, позволяя удовольствию волнами омывать ее. Ее груди были напряжены, а каждое движение Байрона лишь углубляло ее переживания, как он и обещал. Антониетта потянулась к его сознанию, чтобы разделить с ним каждый свой оргазм, красоту отдачи тепла и огня. Отдачи ему. Она могла чувствовать его усиливающееся возбуждение, когда ее тело стало все более и более энергичным, крепко сжимая его и подводя вместе с ней к краю.

Когда она снова смогла дышать, Антониетта обнаружила, что смеется над тем, как он осторожно сделал шаг назад, уводя ее за собой в пузырящуюся воду.

— Мы с тобой соединены навсегда? А то мои ноги отказываются повиноваться мне, притом что я ничего не делала, — вода бурлила вокруг ее ягодиц, шипела между их тел, и дразнила сосредоточие ее женственности. — Думаю, ты знаешь, что тебе никогда не удастся убедить меня с помощью секса. Но ты можешь попытаться, я надеюсь, что ты попытаешься, но решение я приму, основываясь на других вещах. На важных вещах, таких, как твой выбор музыки, — смех медленно пропал внутри нее. Антониетта неподвижно замерла.

Байрон выскользнул из ее тела, развернул ее лицом к себе, его руки легко легли ей на бедра.

— В чем дело, Антониетта?

— У меня есть выбор, Байрон? Ты спрашиваешь меня, хочу ли я этого перевоплощения, или сообщаешь мне об этом, поскольку собираешься перевоплотить меня и не важно, что я при этом чувствую?

Ее ногти впились в его руки. Он мог чувствовать биение ее сердца, слышать устойчивый, пугающий ритм. Байрон одной рукой обхватил ее за основание шеи.

— Я принес тебя сюда с намерением перевоплотить, — его голос был очень тих. — Мой первейший долг перед тобой и перед моим народом — твоя защита.

— Мне необходимо сесть, — ее дыхание застряло где-то у нее в легких, которые в свою очередь были похищены. Позади себя она почувствовала одно из мест для сидения и Байрон помог ей сесть в пенящуюся воду. — Выключи струи.

Что он и сделал. Комната неожиданно погрузилась в тишину. Антониетта подтянула колени и обхватила их руками.

— Ты хотя бы представляешь, какой уязвимой может чувствовать себя женщина? Я сильная и не боюсь большинства вещей, но умна достаточно, чтобы пребывать в среде, которая работает на меня. Мне удается делать большинство вещей, какие мне хочется, но при этом я всегда стараюсь пребывать в уверенности, что окружена людьми, которым доверяю. Слепота делает меня еще более уязвимой. Я не могу ударить тебя по лицу и выйти из комнаты, как королева из драмы. Если я при этом наткнусь на стул, это сведет на нет весь эффект.

— Ты хочешь ударить меня по лицу?

Она отбросила с лица влажные волосы.

— Нет, я хочу, чтобы ты позволил мне принимать собственные решения. Это не мелочь, то, что ты просишь у меня. Это нечто большее, чем брак, а я никогда не собиралась вступать в брак.

— Почему бы тебе не выйти замуж, Антониетта?

Она пожала плечами. Вода была теплой, и именно в тепле она нуждалась прямо сейчас.

— А откуда мне знать, что мужчина хочет меня ради меня? Я совсем не такая, какой меня видишь ты. У меня лишний вес, шрамы, конечно, не такие, какими их расписывала мне Таша, но они есть. Я из первого ряда видела, какой ошибкой может быть брак. Пол и Таша так много выстрадали, что ты и представить себе не сможешь. Их отец был таким бабником, — она потерла руками лицо. — Он переспал с каждой горничной в палаццо и всеми прочими женщинами, каких мог очаровать. О нем упоминали во всех таблоидах. Его не волновало, где он находится и кто может его увидеть. Он был способен заниматься сексом прямо на глазах Пола и Таши и при этом смеяться. Он был резким и неодобрительным с Полом и при этом осыпал Ташу подарками и кое-чем еще.

— У него не было чести, Антониетта. А у меня есть.

— Тетя Селена знала обо всех его женщинах. Она предпочитала пить, чтобы в противном случае не выдать себя. Ходили слухи, что одна из его женщин родила ребенка, — Антониетта протерла рукой рот, словно стараясь избавиться от плохих воспоминаний. — Однажды тетя Селена умерла при, как утверждали власти, подозрительных обстоятельствах. Она и Антон находились в башне. Произошла ужасная драка. Nonno поднялся наверх и попытался было успокоить ее и заставить спуститься вниз. Даже Хелена пыталась. Но в итоге Селена упала или ее столкнули. Это был ужасный период в нашей жизни. А ребенок… если когда-нибудь и был, то дядя Антон заплатил женщине, и та сделала аборт, поскольку о нем больше не упоминали. Сам же он продолжил жить, словно ничего и не было.

— Как он умер?

— Автомобильная авария. Он был пьян и слетел с дороги, — она прислонилась затылком к бортику джакузи. — Таша побывала замужем. И оба раза ее мужья изменяли ей. Женат и Франко, его жизнь несчастна. Несколько мужчин, с которыми я встречалась, казались разумными партнерами, но заканчивалось все тем, что они были заинтересованы моими деньгами и/или бизнесом Скарлетти.

— И ты думаешь это то, чего хочу я, Антониетта? — его голос был само спокойствие.

Она вздрогнула, несмотря на теплую воду.

— Ты хочешь, чтобы я стала созданием, представителем другого вида, который нуждается в крови, чтобы выжить. Ты желаешь, чтобы я изменила то, кем являюсь, ради тебя.

— Ты предпочитаешь, чтобы я покинул тебя?

В тот момент, когда он произнес эти слова, она ощутила боль, свернувшуюся внутри нее.

— Насколько мне помнится, ты говорил, что Спутники жизни никогда не могут жить вдали друг от друга.

— Ты хочешь, чтобы я оставил тебя? Ты хочешь прожить жизнь, которая не будет включать меня? Вот на этот вопрос, больше чем на какой-либо другой, тебе стоит найти ответ.

— Я хочу выбраться отсюда, — она встала, вода полилась с нее.

Байрон мгновенно оказался подле нее, вынося ее из джакузи и заворачивая в мягкое полотенце. Антониетта вцепилась в ткань, удерживая на себе, и направилась к кровати, используя карту в голове Байрона.

— Всегда есть выбор. Ты принес меня сюда, чтобы перевоплотить, но дал мне право выбора.

— Ты никогда не была бы счастлива и не доверяла бы мне, прими я такое важное решение за тебя, Антониетта. Я многое знаю о тебе, и мне нужно твое доверие. Я хочу, чтобы ты выбрала меня. Я не хочу, чтобы это произошло из-за того, что ты моя Спутница жизни, или потому что ты можешь восстановить свое зрение, или даже потому что у нас великолепный секс. Я хочу, чтобы ты сказала «да», потому что испытываешь ко мне то же самое, что испытываю к тебе я. Я хочу, чтобы ты осознала, как сильно меня любишь.

— Превосходный секс, — тихо поправила она. Он разрывал ее изнутри. Если бы он пытался заставить ее силой, она бы сражалась с ним на каждом шагу, но он просил ее. Он делал большее, чем просто просил ее. Он отбросил в сторону свою гордость и положил свои чувства к ее ногам. — Байрон, если я попрошу тебя жить со мною в палаццо, вместе, женатыми по обычаям моего народа, и при этом мы найдем способ быть в безопасности, ты сделаешь это, если я не пройду полного перевоплощения?

— Ты моя Спутница жизни. Я бы предпочел прожить жизнь и состариться вместе с тобой. Я покончу со своей жизнью, когда ты умрешь.

Антониетта слышала звон правды в его голосе. Свернувшись на постели и положив голову на подушку, она позвала его:

— Иди согрей меня, Байрон.

Он не заставил себя ждать, в чем она и не сомневалась, его тело устроилось подле ее, его руки привлекли ее ближе, обвившись вокруг нее так, что она почувствовала себя в безопасности и тепле.

— Я хочу семейную свадьбу с Ташей, стоящей рядом со мной. И я хочу, чтобы ты заключил с ней мир.

— Она решительно настроена заставить капитана Диего бросить меня в тюрьму.

— Она перестанет, как только ты станешь членом семьи. Мы защищаем семью, и ты будешь ее частью.

— Ты просишь от меня многого, но ради тебя, ради твоего счастья, я найду способ сосуществовать рядом с твоей провокационной и невозможной кузиной.

Она развернулась в его руках, нашла его лицо кончиками своих пальцев, прошлась по нему руками, чтобы принять каждую деталь.

— Я выбираю тебя, Байрон. Я хочу провести свою жизнь с тобой. Так что давай займемся этим.

Он склонился над ней, целуя в губы. Ее губы дрожали под его.

— Я хочу, чтобы ты была уверена. Пути назад не будет. Как только мы сделаем это, я не смогу ничего отменить.

— Я бы не сказала «да», не будучи в этом уверенной.

Он снова поцеловал ее с такой нежностью, что ее сердце перевернулось. Он держал ее с такой заботой, его невероятная сила находилась на привязи. Даже в муках дикой страсти он был бережен с ней. Она чувствовала его дыхание, мягкий бархат его губ, нежное натяжение его зубов, когда они, в завораживающем ритме и слегка царапая, скользили туда-сюда по ее коже. Была и раскаленная добела боль, немедленно уступившая место наслаждению. Вспышки молнии танцевали в ее венах. Антониетта обняла голову Байрона, запутавшись руками в его волосах. Она ощущала его язык, слышала его тихий шепот, слова, которых не понимала.

Она почувствовала, как он передвинул ее в своих руках, прижимая ближе к своей груди. Антониетта пробежала руками по его телу. Его руки легли на основание ее шеи, прижимая ее голову так, чтобы ее рот оказался чуть выше местоположения его сердца. Сила и власть ощущались в этом месте. Энергия наводнила ее тело. Огонь разгорелся в ее животе, в груди, между ног. Его тело находилось поверх ее, погружаясь в нее с таким же пламенем и силой. Было нечто сказочное в их любовной игре. Вкус в ее рту был горячим и острым. Соленым. Его руки были нежными, обхватывая ее тело, удерживая его вблизи. Его любовная игра была ласковой и нежной, совершенно непохожей на его предыдущую страсть, заставляющая ее чувствовать себя желанной и драгоценной. С каждым движением его тела она ощущала, как напряжение в воздухе становится все сильнее и сильнее, чувствовала, как он поднимается вместе с ней. Их освобождение сотрясло их обоих, оставив ее изможденной, лежащей на нем, вялой и иссушенной, при этом переполненной странным покоем.

Она прижалась к нему, зарывшись лицом в его плечо и закрыв глаза.

— Я так устала, Байрон. Не думаю, что могу еще чуть дольше оставаться бодрой. Даже если что-то исключительно важное будет происходить, не буди меня, дай поспать, — она также не была уверена, не приснилось ли ей их единение. Действительно ли она брала его кровь. Ее сознание было затуманено, тело настолько вялым, что она не могла пошевелиться.

— Почему ты сказала мне «да», Антониетта? — он поцеловал ее веки, уголок рта. — Почему ты предпочла что-то такое неизвестное в жизни такому родному? Твоя храбрость пугает.

Она потерлась об его плечо словно довольная кошечка.

— Я думаю, каждый хочет быть любимым, Байрон. Всю свою жизнь я мечтала повстречать мужчину, который будет действительно любить меня и желать разделить свою жизнь со мной. Мне необходимо быть любимой. Заглянув в твое сознание, я увидела такую же потребность. Не требуется такой уж храбрости, чтобы ухватиться за возможности, когда они встают у тебя на пути. Жизнь предназначена, чтобы быть прожитой. Я не хочу сидеть в сторонке и смотреть, как она проходит мимо. Никогда не желала. Слепота научила меня использовать все возможности, какие только есть, в тот момент, когда они появляются. С тобой это легко. Я вижу в твоем сознании, и то, что ты чувствуешь ко мне, потрясает, — ее тихий смех играючи прошелся по его коже. — Это нереально, но если ты желаешь смотреть на меня, как на красивую и замечательную женщину, я не возражаю.

Он еще крепче обнял ее руками, его прикосновение было собственническим.

— У тебя и так есть определенные способности и твоя необычайная чувствительность. Будет интересно понаблюдать, как твои таланты будут развиваться в ближайшие годы.

— Но мы будем жить в палаццо, — еще раз напомнила Антониетта, желая уверенности. — Nonno будет возражать против моего отъезда. И никто не понимает Ташу.

— Она никогда не говорит, что имеет в виду. Большую часть времени я буду вынужден сканировать ее сознание и читать ее намерения, не обращая внимания на ее слова, но остальные члены твоей семьи и некоторые из слуг имеют странный барьер в своем сознании.

— Я тоже буду способна делать это?

— Да. Но в случае с твоей семьей, если они поймут, что происходит, ты будешь вынуждена стереть их воспоминания. Ты научишься со временем понимать, что лучше всего, если это возможно, позволять людям сохранять в тайне собственные мысли.

— Я нахожу это навязчивым и слегка пугающим, когда думаю, что ты можешь читать мои мысли. Временами мысли приходят и уходят спонтанно. Я не уверена, что мне хочется, чтобы ты видел, что я чувствую на самом деле.

Он тихо рассмеялся, обрушив легкие поцелуи на ее волосы.

— Я обнаружил, что лучше постоянно сканировать Джозефа, и ты можешь захотеть делать то же самое. Он хоть и выглядит достаточно невинно, да и говорит так, но на самом деле он настоящий террорист.

— Ты полагаешь, я действительно смогу видеть? — она подтянула колени. Странное жжение появилось в ее животе. С каждой минутой оно становилось все сильнее, пока не стало болезненным. Она сжала ноги, но, казалось, это не помогло.

Байрон положил руку ей на живот, широко расправив пальцы, чтобы охватить все пространство. Его прикосновение должно было успокоить, но острые стрелы боли пронзили ее живот, пройдясь по спине.

— Байрон? — пот выступил на ее теле, судороги сжали ее мышцы. — Что со мной происходит?

— Началось перевоплощение, — он полностью слился с нею, стараясь оградить от боли. Но неважно, как сильно он пытался сделать это, жжение разрывало ее тело. Судороги выгнули ее тело и снова отбросили на матрас, несмотря на удерживающие ее руки.

Она чувствовала нечто живое, пробегающее под ее кожей, невыносимо зудящей, стараясь выйти сквозь ее поры. Ей казалось, что она кричит, но ни одного звука не вырвалось. Шум грохотал в комнате, раздражая, причиняя боль ее ушам. Она, сдавалось, была не в силах регулировать громкость,

— Жак. Жак, что я должен делать? — Байрон потянулся к единственному человеку, который, как он знал, прошел через подобное. К единственному человеку, который мог помочь ему защитить Спутницу жизни от самой страшной боли. Было достаточно легко позволить Жаку поделиться знаниями о том, что происходит с Антониеттой.

— Сейчас ты мало что сможешь сделать, пока ее тело не избавится от токсинов. Затем ты должен будешь погрузить ее в сон и дать ее телу время исцелиться в земле. Это трудное время, Байрон. Если тебе потребуется какая-либо помощь, неважно в какой форме, знай, я здесь.

Антониетта задохнулась, когда очередная волна обжигающей боли прошлась по ее телу, прорываясь сквозь сердце и легкие и сжимая каждую мышцу. Она с силой втянула воздух, осознавая, что Байрон дышит за них обоих. Потом на ощупь потянулась к его руке. Байрон крепче стиснул ее, желая прижать к себе.

Тысячи игл пронзили ее глаза, огонь обжег глазницы. Кончики пальцев онемели, затем их опалило огнем, появились, а затем исчезли согнутые когти. Байрон был вынужден отпустить ее руки, чтобы не быть разорванным. Ее тело снова содрогнулось, выгибаясь, вытягиваясь, извиваясь. После чего она рухнула назад на матрас.

— Я и не представлял подобного, Антониетта. Я бы никогда не попросил тебя пройти через это.

Она выдержала еще одну волну, стараясь слегка улыбнуться, но ее лицо, создавалось ощущение, было вытянуто.

— После этого роды карпатским женщинам должны казаться кусочком пирога, — ее голос был сдавленным, не похожим на ее собственный. Тихое рычание сопровождало ее слова. Шум в ее ушах возрос до оглушительного рева. — Меня тошнит. Отнеси меня в ванную.

Байрон сграбастал ее на руки, двигаясь быстро. Слезы обжигали его глаза. Чувство вины тяжким грузом давило на него.

— Мне следовало бы знать об этом. Прежде, чем попросить тебя о подобном, я должен был знать, во что вовлекаю тебя. Мне так жаль, cara, — он отвел с ее лица волосы, когда ее несколько раз вырвало.

Байрон не представлял, сколько прошло времени. Казалось, часы. Бесконечные. Он был поражен болью, ужасным жжением, словно паяльной лампой обжигающей ее изнутри. Был благодарен, что она не могла видеть, как что-то приподнимало ее кожу, снова и снова носясь по ее телу. Несколько раз он был вынужден удерживать ее, когда она готова была сорвать собственную кожу с костей и вырвать собственные глаза. Он испробовал все, что мог придумать, чтобы облегчить ее страдания, но все, на что он оказался действительно способен, это прижимать ее к себе и следить, чтобы она не поранила саму себя. Изнеможение помогало лучше всего остального, так что она отдыхала между приступами боли, держа его за руку, сохраняя свое сознание совершенно пустым.

Байрон был благодарен за момент, когда понял, что может безопасно погрузить ее в сон. Он беспощадно отдал милосердную команду и она безропотно подчинилась.