Байрон не опустил дона Джованни и Антониетту вниз, пока не оказался в комнате старика.
— Должно быть, сигнализация отключена, — сказала Антониетта. — В противном случае она бы среагировала на злоумышленников. Как они вошли? Как ты вошел?
— Не так, как они, — ответил Байрон с абсолютной убежденностью. — На данный момент в палаццо нет никого постороннего.
— Ты не можешь этого знать, — заметила Антониетта. — В доме более сотни комнат. Они могли спрятаться, где угодно. Ты даже не проверил офис.
— Я успею прошерстить все позже, только для того, чтобы посмотреть, были ли они там. Сейчас же в доме нет никого чужого, только твоя семья в своих постелях, — терпеливо повторил Байрон. — От пребывания в холодной воде и на промозглом ветру дон Джованни замерз. Температура его тела упала до предельно низкого уровня. Да и ты сама отправляйся в свою комнату и прими горячую ванну, Антониетта, — сказал он, его голос стал резким и отрывистым, поскольку он начал растирать пожилого человека. — Ты дрожишь от холода.
— Я не в том настроении, чтобы получать приказы, — возразила Антониетта. Ее зубы выбивали дробь, хотя она отчаянно старалась остановить их. Она промерзла насквозь. — Дон Джованни мой дедушка и моя ответственность.
— Тогда не лишай его чувства собственного достоинства, — голос Байрона стал таким мягким, словно черный бархат. И заставил ее вздрогнуть.
Антониетта сделала шаг назад. На мгновение в ее горле встал комок, грозясь задушить. Ее глаза наполнились слезами, хотя она не плакала уже много лет.
Его пальцы крепко сжали ее подбородок.
— Я не хотел быть таким грубым, но у меня мало времени, чтобы проделать все необходимое. Если я обидел тебя, мне искренне жаль. У твоего дедушки очень слабый пульс, а сопротивляемость низкая, даже с моей, оказанной чуть ранее, медицинской помощью. — Он склонил свою голову к ее. Дотронулся своим ртом до ее. Легко, как перышко, вскользь. Она ощутила его прикосновение всем своим телом, вплоть до кончиков пальцев. В центре ее живота образовался жар. На минуту Антониетта потеряла способность ясно мыслить и не смогла вспомнить, почему ей так хочется заплакать.
— Потому что кто-то пытался убить тебя и твоего деда, — ответил он за нее. — Кто-то отравил его и, скорее всего, тебя тоже, а также дал вам обоим снотворное. Ты устала и замерзла, а я ответил тебе так грубо. Любой бы на твоем месте заплакал, Антониетта. Давай иди, я пригляжу за доном Джованни, пока ты принимаешь горячую ванну и согреваешься в постели.
Байрон промолвил это так нежно, что у нее сжалось сердце, и слезы появились в глазах. Его рука оставила ее, и она развернулась, чтобы уйти, подчинившись красоте его голоса и его успокаивающей логике. Она даже сделала шаг от него, прежде чем до нее дошло, что она делает.
— Grazie[9], Байрон, но Nonno может потребоваться моя помощь в ванной. Я же не смогу увидеть его, ты знаешь, я же слепая. — Байрон был единственным человеком, который, казалось, никогда не обращал внимания на то, что она слепая.
Байрон отбросил в сторону промокшую рубашку дона Джованни.
— Тебе не стоит брать на себя все, cara mia[10]. Ступай. Я помогу ему в душе и устроиться.
— Иди, — дон Джованни махнул дрожащей рукой в сторону двери. — Делай, как он говорит, Тони, иди, прими ванну. Я буду в порядке. Действительно, уходите-ка вы оба. Я хочу, чтобы вы приглядели за ней ради меня, Байрон. Проследите, чтобы она переоделась во что-то теплое.
— Nonno! — Антониетта была шокирована. — Я может и слепая, но хочу уверить тебя, что Байрон все прекрасно видит. Я не думаю, что он может помочь мне в ванной.
— Я хочу, чтобы она была под защитой. Какова вероятность, что они вернутся? — дон Джованни проигнорировал протест своей внучки. — Оставайтесь рядом с ней каждую минуту.
— Не важно, дон Джованни, вернутся они или нет. Они больше никогда не дотронутся до вашей внучки и пальцем.
Байрон нагнулся к Антониетте, и впервые за все время она почувствовала дрожь его тела. Ярость ощущалась в комнате живой дышащей сущностью. Воздух сгустился до тяжелых масс, темных облаков свернутой энергии, пока не стало трудно дышать.
Глубоко внутри Байрона демон требовал свободы, взывал к возмездию. Призывал забрать ее туда, где никакое бедствие не сможет до нее добраться.
— Тебе безопаснее находиться в своей ванне одной, чем со мной, стоящим в тот момент на страже, cara. Позволь мне спокойно позаботиться о твоем дедушке. — Его голос с шипением вырвался меж его зубов. Обещанием. Клятвой. Абсолютной уверенностью.
Было трудно выглядеть достойно со стучащими зубами и неконтролируемо дрожащим телом, но Антониетта была Скарлетти. Она подняла подбородок.
— Следует уведомить власти. Думаю, на скалах может остаться тело.
— Тело? — дон Джованни опустился в кресло, в то время как Байрон осторожно снимал с него промокшие ботинки и носки. — Чье тело?
Байрон небрежно пожал плечами.
— Одного из тех, кто пытался сбросить Антониетту в море. Похоже, я слишком сильно его схватил. Я был зол, боялся за нее и не думал о собственной силе.
Дон Джованни покачал головой.
— Лучше сбросить тело в море, словно мы ничего не знаем, что случилось с ним. Вы боролись, он упал. В вопросах смерти с властями лучше не рисковать.
— Nonno! — Антониетта была поражена.
— Если ты так и будешь стоять здесь в мокрой одежде, дрожа как листок, я отнесу тебя в ванну и лично опущу в нее, — сказал Байрон. — И не буду нести никакой ответственности за то, что произойдет потом. Не совершай ошибки, считая, что я шучу.
Ее сердце подпрыгнуло, заколотившись от его слов. Она постаралась сделать вид, что раздражена, прежде чем коснуться руки дедушки и выскользнуть из комнаты.
— Вы никак не можете оторвать от нее глаз, — одобрительно проговорил дон Джованни. — Это хорошо. Я хочу для нее мужчину вроде вас. Она волевая, Байрон. — Покрасневшие глаза внимательно рассмотрели его. — Вы могли причинить ей боль.
— Нет, дон Джованни. Я — никогда. — Байрон помог пожилому человеку встать. — Обопритесь об меня, и мы отправимся в душ.
— Я слишком слаб, чтобы самостоятельно стоять, — признался дон Джованни, стыдливо.
— Я не уроню вас, старый друг, — нежно подбодрил его Байрон. Он позволил мужчине сделать несколько дрожащих шагов по комнате к личной ванной, вместо того, чтобы самовольно поднять его. Инстинктивно он знал, что гордость дона Джованни настаивает на этой крохотной независимости, даже если его тело было слишком слабо, чтобы идти без поддержки. — Это была долгая ночь. Вы, конечно, знаете, что как ваша жизнь, так и жизнь вашей внучки под угрозой. Ей необходима защита, как и вам.
Дон Джованни вздохнул, дотянувшись скрюченными пальцами до стеклянной двери душевой кабинки.
— Она непоколебима. Я слишком много обязанностей переложил на нее, и она чувствует ответственность за всех нас. Она не желает нанимать телохранителя.
— Знаю, — Байрон помог пожилому человеку избавиться от остатков одежды и настроить температуру душа. — Но это необходимо. Я не могу находиться здесь на протяжении большей части дня. Зачем кому-то желать вашей смерти?
Дон Джованни поднял лицо навстречу струям, в то время как вода помогала согреться всему его телу. Байрон совершенно спокойно стоял рядом с ним, позволяя старику держаться за себя, тогда как вода лилась на них обоих. Он дождался, пока дон не престанет неконтролируемо дрожать, после чего выключил горячие струи и бережно завернул пожилого человека в банное полотенце.
Карпатцы могли регулировать температуры своих тел, и им требовались секунды, чтобы высушить одежду. Дон едва обратил внимание, что Байрон помог ему надеть пижаму и забраться в постель.
— Отправляйтесь к ней, Байрон. Убедитесь, что с ней все в порядке.
— Хорошо, — заверил его Байрон. — А теперь спите и ни о чем не волнуйтесь. — Он воспользовался своим гипнотическим голосом, чтобы убедить старика.
— Что насчет остальных? Моих других внуков? Вы собираетесь проверить их? И моих правнуков, — невнятно проговорил дон Джованни.
— Теперь спите, — еще раз мысленно нежно внушил ему Байрон и натянул одеяло на грудь пожилого человека.
Поскольку старший Скарлетти даже во сне испытывал беспокойство, Байрон нараспев проговорил вслух исцеляющий ритуал, одновременно следя, чтобы все следы яда были выведены из организма дона Джованни. Это заняло у него больше времени, чем Байрон планировал, в основном потому, что он также трудился над укреплением внутренних органов.
— Вы не сможете умереть еще очень долго, старый друг, — пробормотал он, поднимаясь. Он внимательно огляделся вокруг, позволяя своим чувствам разлететься и достичь каждого уголка анфилады комнат. — Я лишь недавно повстречался с вами, дон Джованни, но вы стали очень важны для меня и для своей внучки. Я с большим уважением отношусь к такому человеку, как вы. — Он очень низко наклонился, прикоснувшись губами к уху дона. — Вы будете жить и будете сильным.
Кто-то недавно побывал в комнате дона Джованни. Кто-то, в ком может течь, а может и не течь, кровь Скарлетти. Запах прямо пропитал комнату. Байрон не торопился, внимательно исследуя помещение на наличие всего, что может оказаться смертельным для дона Джованни. Но не обнаружил ни одного живого существа, даже ядовитого паука. Преступник вытащил дона из его постели. Ему потребовалось всего мгновение, чтобы одолеть старого человека. Злоумышленник, должно быть, вернулся в комнату после того, как сбросил дона Джованни с утеса. И он был либо членом семьи, либо слугой, ночующим в палаццо, хотя запах был незнакомым, или злоумышленник сразу же покинул комнату, едва войдя в нее, хотя в этом не было никакого смысла.
Байрон изменил форму, принимая облик большого волка с рыжевато-бурой шерстью. Он поднял морду, чтобы еще раз обнюхать комнату. И сразу же его губы изогнулись в рычании. Запах был едва уловимым, но все же был. Диким. Кошачьим. Хищным. Это объясняло быстрое исчезновение. Был ли в действия против семьи Скарлетти вовлечен вампир? Но вампир бы просто взял у старика кровь, а не сбрасывал его в море. Вампиры были самим злом, желающим, чтобы окружающие страдали бесконечно.
Волк начал обыскивать палаццо. Как злоумышленник смог войти в дом, не потревожив сложную сигнализацию? Сам Байрон просто превращался в туман и проникал через частично закрытое окно в одной из множества неиспользуемых комнат. Вампир мог поступить точно также. Волк взбежал по изогнутой лестнице в восточном крыле палаццо, где обосновались кузены Антониетты.
Антониетта ладошкой резко распахнула дверь в свою комнату. Она шла слишком быстро и была благодарна, что дети не оставили свои игрушки там, где она могла споткнуться об них. Обычно, они были весьма внимательны в отношении таких вещей, но маленький Винсенте иногда забывал. Не раз Антониетта оставалась с небольшими синяками и ущемленной гордостью, когда спотыкалась об один из его грузовиков. Как-то раз она даже чуть не свалилась с лестницы, благо рядом с ней находилась Жюстин, которая удержала ее. Винсенте отрицал, что играл со своими игрушками на запретной лестнице, но его отец, Франко, все равно наказал его. Марита, мать Винсенте, ломала руки и плакала навзрыд по поводу серьезного наказания, которому подвергся ее сын, но впервые Франко настоял на своем, разозленный тем, что Антониетта едва не свалилась с мраморной лестницы.
Антониетта задумчиво закрыла тяжелую дверь в свои покои и прислонилась к ней, поскольку только сейчас ей пришло в голову, что Винсенте мог говорить правду. Кто-то другой мог с легкостью положить его игрушки на верхней площадке лестницы в надежде на несчастный случай.
— Черт возьми! Ты заставляешь меня думать о тайном сговоре.
Наступила кратковременная тишина. Байрон был поражен тем, что она с такой легкостью воспользовалась интимной формой связи между Спутниками жизни. Она была сильным телепатом… и даже более того. Она часто звала его с помощью своей музыки, хотя сама и не осознавала этого.
— Ты, наконец-то, примирилась с тем, что происходит вокруг тебя. Умышленно закрывать глаза на возможную опасность совсем неразумно.
Антониетта начала медленно расстегивать перламутровые крошечные пуговицы, сбегающие вниз по ее блузке. Ее пальцы дрожали от холода и, может быть, от страха, поэтому это оказалось трудной задачей.
— Я могу прийти и помочь тебе.
Антониетта задохнулась, оглядев комнату, словно могла разглядеть его в своем мире тьмы.
Его смех был нежным. Флиртующим.
— Мне принадлежит ночь. Я происхожу из теней. Я могу быть где угодно. Даже в одной с тобой комнате прямо сейчас, помогая тебе раздеваться, — в его голосе была томительная ласка, от которой жидкий огонь побежал по ее телу и собрался внизу нестерпимым желанием.
— Я всегда знаю, когда ты оказываешься в одной со мной комнате, и в данный момент тебя здесь нет, — до Антониетты дошло, что она перестает дрожать, и девушка улыбнулась, несмотря на все события вечера и серьезность ситуации. Байрон нарочно провоцировал ее, заставляя расслабиться. — Не думаю, что помощь мне в раздевании является особенно хорошей идеей. Что ты делаешь?
— От мысли помочь тебе раздеться, у меня перехватило дыхание.
Они немного помолчали. Антониетта бросила блузку на спинку стула. Ее пальцы пробежались по шелковистой ткани, желая, чтобы это была грудь Байрона. При мысли о нем, помогающем ей раздеться, у нее также захватило дух. Лишило речи. Она не могла мыслить четко. Вытаскивая ленту из своих волос, Антониетта начала расплетать их, попутно направляясь в ванную комнату.
— Я обыскиваю палаццо, выясняя, как злоумышленники проникли внутрь, и проверяю твоих кузенов, не отравлены ли они ядом или наркотиками. Меня более всего интересует, что делаешь ты?
— Расплетаю косу.
Байрон закрыл глаза и сделал резкий вдох, словно мог втянуть в себя ее запах.
— В том, как женщина распускает свою косу, есть что-то эротическое. Ты сняла свои слаксы?
— Блузку, — призналась она без колебания. Это было частью ее сна. Он был далеко, и это была безобидная игра. И она отвлекала ее от размышлений об ужасе быть почти убитой. От того, что кто-то ненавидел ее настолько сильно, что захотел лишить жизни. Кончики пальцев Антониетты прошлись по возвышенности ее груди. Та ныла от желания ощутить прикосновения Байрона. Она еще никогда так не желала мужчину. — В этом нет никакого смысла.
— В этом весь смысл.
Она никогда не разговаривал с мужчиной таким способом, причем он даже не был ее любовником. Она никогда не краснела, не заикалась или намеренно не соблазняла мужчину. Байрон ни разу даже намеком не показывал, что заинтересован в ней больше, чем в простом друге. Она могла бы просто выставить себя идиоткой, но это не имело значения. Он стал ее одержимостью.
Когда она шла по покрытому кафелем полу в ванной, перед ее глазами без всякого предупреждения вспыхнули яркие картины. Блики ослепительно-красного и желтого цветов. Она вскрикнула, инстинктивно зажмуриваясь. Цвета оказались такими яркими, что почти причинили ей боль, заставили почувствовать себя плохо.
— В чем дело?
Она растерялась, замерев на одном месте, не в силах сказать, где именно находится в своей собственной ванной.
— Я что-то увидела. Цвета. Красные и желтые. Словно тепловое изображение.
— Сделай глубокий вдох, твое сердце бьется слишком быстро. Ничего страшного не случилось. Позволь картинам уйти. Вероятно, ты видишь то, что вижу я. Наша связь необычайно сильна. — Байрон подавил зловещее рычание, возникшее в его горле, шерсть у него на загривке встала дыбом. Он вновь принял человеческий облик и склонился над ее спящим кузеном.
Антониетта осторожно открыла глаза и увидела успокоительную темноту.
— От этого мне стало так плохо. Как странно. — Вместо того чтобы воспользоваться многовековым, но теперь модернизированным бассейном для принятия ванн, Антониетта наполнила свою собственную ванну и добавила в нее ароматическую соль. Ей хотелось почувствовать себя сегодня красивой, ей было необходимо почувствовать себя красивой.
— Ты где? — она не хотела оставаться в одиночестве. Несмотря на всю свою браваду, она была страшно напугана событиями сегодняшнего вечера, и ей хотелось ощутить успокаивающее присутствие Байрона. Она стянула влажные слаксы и аккуратно сложила их на трюмо. Простые действия по снятию бюстгальтера и трусиков заставили ее почувствовать себя сексуальной. Соблазнительной сиреной.
Она ступила в ванну и блаженно опустилась в горячую воду, позволяя своей голове откинуться на бортик.
— Я стою над твоим кузеном Полом. Он спит очень крепко, и я не думаю, что это нормально. Мне потребуется несколько минут, чтобы обследовать его. Окна в твоих комнатах закрыты и стоят на сигнализации?
Ее грудь колыхнулась по поверхности ароматной воды, поскольку она расслабилась.
— Я не подумала проверить. Но сделаю это, прежде чем лечь в постель.
— Ты не ощущаешь странный запах? Дикой кошки. Крупной породы.
Антониетта выпрямилась, вода каплям потекла вниз по ее коже.
— Думаешь, должен быть запах? Что заставило тебя спросить меня об этом?
Байрон молчал, анализируя ее голос. В нем слышался страх. Страх был в ее сознании, но ее барьеры были целыми и сильными. На мгновение он подумал было пробиться сквозь них, чтобы добыть необходимую ему информацию, но она была его парой, а он слишком хорошо выучил, как опасны бывают попытки силой или манипулированием добиваться своего.
«Терпение, — напомнил он сам себе. — Карпатцы, прежде всего, славятся своей выдержкой».
Антониетте не сбежать от него, особенно теперь, когда он нашел ее. Только он не предполагал, что опасность таится в ее собственном доме.
— Байрон? Почему ты думаешь, что я могла бы почувствовать запах дикой кошки?
Она казалась встревоженной. Впервые ему захотелось увидеть ее глазами, что окружает ее. Он чувствовал текстуру через нее, но не видел никаких картин, которые могли бы ему помочь. Ему придется полагаться на чувства. Эмоции все еще были несколько чуждыми и всепоглощающими для него. Это делало его опасным и ставило на грань потери контроля.
— Я чувствую присутствие кошки здесь, в его комнате. Также я ощутил запах этого создания в комнате твоего дедушки, — честно ответил он, поскольку она являлась его Спутницей жизни. Но инстинкты твердили ему, что она знает что-то, неизвестное ему.
— Ты с Полом или с Франко?
— С Полом.
Вновь долгое молчание. Байрон настроил свой острый слух, чтобы найти ее комнату. Чтобы услышать всплески воды, если она возбуждена. Он с тихим стоном закрыл глаза, представляя ее роскошное обнаженной тело в ароматной воде. Ее шелковистые волосы будут окружать ее, являясь соблазном, которому он никогда не сможет противостоять.
Все его тело сжалось, напрягаясь от болезненного желания. Антониетта. Как же сильно он хотел ее. Как мучительно было ждать. Он смаковал каждый момент, проведенный с нею. К нему благодаря ей вернулись творческие способности, так давно утраченные.
— Это Пол? Это от него несет кошачьим запахом? — В ее голосе слышалась какая-то уклончивость, словно она опасалась предать кого-то… или что-то, что было ей дорого. Что-то, что лежало в основе ее страха. Она пыталась спрятать это, но не совсем успешно.
Байрон склонился над Полом, исследуя каждый дюйм его тела, обращая внимание на ногти, руки, ища царапины, любые маломальские признаки, которые бы указывали, что он участвовал в нападение на дона Джованни и его внучку. Но лишь на внутренней стороне его левого предплечья виднелась одна длинная царапина. Она выглядела свежей и воспаленной.
— Байрон! Пожалуйста, от него пахнет кошкой?
Палаццо Скарлетти и семья, обитавшая в нем, имели столь же много секретов, как и его собственный народ. Байрон сделал глубокий вдох. Запах кошки просто пропитал комнату. Было трудно сказать, шел ли он от Пола или нет.
— Понятия не имею. Здесь повсюду разит кошатиной. Если это не от Пола, то кошка должна быть где-то здесь. У вас есть большие кошки, или ты знаешь, кто их держит?
Внезапно его отвлек легкий звук снизу. Байрон поднял голову и его темные глаза вспыхнули с внезапной угрозой. Кто-то поднимался вверх по длинной изогнутой лестнице. Тихими бесшумными шагами. Крадущимися. Шелест материала по толстым перилам показался Байрону слишком громким. Небольшая волчья улыбка смягчила жесткие уголки его рта. Не пытаясь выяснять, он просто замер в темноте, ожидая, когда его жертва войдет.
— Конечно, нет.
Шаги раздались на первой лестничной клетке. Кто бы это ни был, он заколебался, но потом повернул в сторону комнат Пола. Байрон отступил глубже в тень. Его длинные клыки обнажились, и когда дверь приоткрылась, образуя щель, тусклый свет из коридора придал его глазам кроваво-красный цвет.
Он мгновенно узнал ее. Доверенная помощница Антониетты, Жюстин Тревис, осторожно вошла в комнату, закрыв за собой дверь. Сделав несколько шагов к центру спальни, она остановилась, не пытаясь приблизиться к кровати.
— Пол?
Ответом ей была тишина. Мужчина в кровати не пошевелился. Байрон был совершенно уверен, что тот находится под действием наркотиков, но проверить его было необходимо. В любом случае это не делает его невиновным. Умный мужчина может попытаться совершить преступление, а потом лично принять снотворное, чтобы создать видимость, что он также в опасности.
В нем зашевелился голод, темная и ужасная потребность, которая становилась все более острой и всепоглощающей. Байрон давно не питался, в придачу он потратил огромное количество энергии, спасая дона Джованни из холодных глубин моря. Исцеление, выведение яда из хрупкого организма окончательно истощило его, и теперь он испытывал страшный голод. Байрон мог слышать зов богатой, горячей крови, бегущей по венам, с живительной силой, в которой так нуждались его истощенные клетки. Он переместился, в мгновение ока оказываясь позади Жюстин. Ее волосы были собраны в простой конский хвост, поднятый над шеей и оставляющий открытым ее горло. Он мог видеть ее учащенно бьющийся пульс.
Жюстин вздохнула и в явном волнении стиснула руки.
— Пол, проснись. Мне необходимо с тобой поговорить. Я сожалею о нашей ссоре, но ты должен понять, что я не могу рисковать своей работой, — Жюстин прижала ладонь к горлу, в защитном жесте, словно чувствовала, что поблизости хищник. — Ты знаешь, что я сделаю все, чтобы помочь тебе. Мы найдем другой способ добыть деньги. Я помогу тебе, обещаю.
Пол не ответил, продолжая неподвижно лежать на кровати.
Жюстин тихо зарыдала.
— Я не всерьез говорила, что между нами все кончено. Я найду способ помочь тебе, Пол. Не делай ничего безрассудного, пока я что-нибудь не придумаю. Ты же сам знаешь, что будешь чувствовать себя просто ужасно, если сделаешь что-нибудь, что нанесет вред или предаст твою семью, — она подождала мгновение. — Пожалуйста, Пол, ответь мне.
Когда Пол не ответил и не повернулся к ней, Жюстин прижала кулак к своему рту, чтобы заглушить рыдания.
Темная тень появилась позади нее, от чего Жюстин вздрогнула и слегка повернулась, ее глаза расширились от ужаса. Хищник, притаившийся в темноте, тихо заговорил с ней, успокаивая, отдавая команду и одновременно с этим привлекая в свои объятия. Она вздернула голову и посмотрела на него со слепой покорностью.
Байрон вгляделся в ее лицо. Ее разум пребывал в беспорядке, был заполнен только мыслями о Поле. О том, как она любит его, как ей не хочется предавать Антониетту, но… Он улыбнулся, но в этой улыбке не было никакого веселья, только появились клыки.
— Это в вас таится предательство, и вы выбрали неверный альянс, — его голос так и хлестал презрением, что, даже находясь в его темном рабстве, Жюстин поморщилась. Байрон склонил голову, его зубы погрузились в мягкую кожу, и он начал пить.
Антониетта вышла из ванной, завернувшись в толстое полотенце. Сделав десять драгоценных шагов до своего трюмо, она опустилась на стул и потянулась за щеткой для волос, которая всегда лежала справа. Рукоятка была прохладной, гладкой и подходила ее руке так, словно была сделана для нее. Это было наследие прошлого, но она любила ее и всегда использовала, расчесывая по вечерам свои волосы. Едва она прикоснулась расческой к волосам, как ее шея запульсировала и оказалась охвачена огнем, как раз чуть выше ее бешено бьющегося пульса.
Испуганная Антониетта бросила щетку и притронулась к тому месту, автоматически потянувшись к Байрону. Но обнаружила не своего спокойного, уравновешенного поэта, а чудовище, охваченное демоническим голодом, с наслаждением вытягивающее жизненную силу и энергию из теплого живого создания. Из человека… Неожиданно связь оказалась разорванной.
Антониетта задохнулась. Ее руки взметнулись, чтобы защитить горло, пока ее сознание пыталось ухватить смысл темного, находящегося в тени монстра, ревущего об освобождении. Могла ли она как то быть связанной с дикой кошкой, запах которой Байрон учуял в комнате ее кузена? Могло ли ее воображение просто подшутить над ней?
Она была уставшей, напуганной и ей хотелось спокойствия. Где же он? Почему не пришел к ней?
— Байрон! — резко позвала она его, напуганная своей потребностью в нем и разрывающаяся между желанием, чтобы он пришел к ней, и надеждой, что он будет держаться подальше. Сегодня ночью она слишком слаба и не сможет устоять против него. Последнее, чего ей хотелось, это разрушить их дружбу своим глупым поведением.
Байрон слышал, как обожаемый голос Антониетты эхом пронесся по его сознанию. Дотронулся до его сердца. Тронул его душу. Понимание того, где он находиться и что делает, ударило по нему. Незамедлительно он провел языком по горлу Жюстин, закрывая крошечные следы укусов, и медленно поднял голову, делая все возможное, чтобы отойти от пьянящего голову вливания жизненной силы. Ради Антониетты, потому что Жюстин была одной из тех, о ком она заботилась, он повел себя нежнее, чем мог бы, когда опустил женщину на пол и помог ей прислониться к стене.
— Я здесь.
Антониетта не могла поверить в то облегчение, которое пронеслось через ее тело, через ее сознание.
— На какой-то миг я подумал, что что-то ужасно не так, — она провела рукой по полу в поисках своей расчески. Ее пальцы нашли гладкую рукоятку. Полотенце развязалось, открывая ее тело холодному воздуху. Снаружи, по витражным окнам снова застучал дождь. Антониетта прошлась по полу. Мраморные плитки приятно холодили босые ступни. Ее тело было разгоряченным и неожиданно покрасневшим от мысли о нем, внезапно вошедшим к ней. Она не понимала, почему всего лишь звук его голоса заставлял ее чувствовать себя такой сексуальной. Заставлял ее желать соблазнить и заманить его. Он всегда был таким холодным и спокойным, что ей хотелось вывести его из себя.
— Оказывается, я сегодня раздражена и не в духе, — призналась она. Девушка в обнаженном виде встала перед витражным окном, слушая льющийся дождь, и подняла руки кверху, словно делая подношение богам фантазии. Мечты. — Приведите его ко мне. Позвольте ему прийти этой ночью. Позвольте мне узнать, что он смотрит на меня как на женщину, а не как на банковский счет.
— Ты должна находиться в постели. Под теплыми одеялами, а не порхать по комнате. Идея состояла в том, чтобы сохранить твое здоровье.
Как мог всего лишь голос так сильно на нее воздействовать? Заставлять тело пылать в огне и желать лишь одного единственного мужчину. Она не видела в этом никакого смысла. Антониетта отвернулась от окна и безошибочно направилась к высокому комоду. Некоторое время назад, пребывая в одном из своих немногих настроений щедрости, Таша купила ей белую кружевную ночную рубашку, которую Антониетта еще ни разу не надевала. Она скользнула по ее коже словно живая, усиливая ее чувства и невыносимые желания тела. Эта рубашка была создана с целью соблазнения. Искушения. Она обтекала каждый изгиб и открывала ее кожу. Она заставляла Антониетту чувствовать себя красивой соблазнительницей.
— Сохранить мое здоровье? Как прозаично.
— Не только ты раздражена и не в духе. Я тоже. Это может оказаться опасной комбинацией.
Антониетта заплела волосы в косу, наслаждаясь тем, как кружевной материал ласкает ее кожу.
— Ты так думаешь? Вероятно, ты прав. У меня такое странное настроение, что я едва узнаю саму себя, — она со вздохом откинула покрывала и скользнула под простыни.
Байрон склонился, чтобы проверить пульс Жюстин. Она была в порядке, всего лишь легкое головокружение. Он монотонно зашептал ей, внушая мысль вернуться в свою комнату и забыть о визите к Полу. Жюстин как лунатик повиновалась, подпадая под его гипнотическое внушение, и вышла, даже тихо закрыв за собой дверь.
— Это неудивительно, Антониетта. Я не сомневался, что в течение некоторого времени, ты будешь выбита из колеи, и это вполне нормально. — Байрон еще раз склонился над Полом. Ее кузеном. Предателем, который возможно мог принимать участие в заговоре с целью лишить Антониетту жизни. На краткий момент желание сдавить его шею своими сильными руками поднялось и почти захватило его. Он наклонился ниже, его клыки удлинились, когда он оказался вблизи его сильно бьющегося пульса. Если он возьмет кровь Пола, то будет довольно легко читать его мысли.
— Байрон! — голос Антониетты был резким и напуганным. — У меня ужасное чувство, что ты хочешь причинить вред моему кузену. Скажи, что это не так.
Байрон закрыл глаза, сделал глубокий вдох, успокаивая дыхание, чтобы осадить демона, требующего свободы. Слияние было слишком близко. Она бы узнала. Она бы почувствовала его.
— Твое воображение слишком разыгралось, Антониетта.
— Почему ты всегда называешь меня «Антониетта»? Все остальные зовут меня «Тони».
Байрон сосредоточился на звуке облегчения в ее голосе. Антониетта, его спасательный круг здравого смысла и контроля, когда его эмоции были такими же сильными, как и бушующее море.
— Твоя семья называет тебя «Тони». Все остальные зовут тебя «синьорина Скарлетти», выказывая большое уважение.
— Это не объясняет, почему ты не желаешь звать меня «Тони».
— Твое имя «Антониетта», и оно красивое, — ответил он просто, без прикрас.
Антониетта позволила своим ресницам опуститься вниз. Она устала, а ровный ритм дождя усыплял ее. Байрон не сказал ничего романтичного или умного, даже ничего поэтичного, но она решила посчитать его слова такими.
— Твой голос такой завораживающий. Я могла бы слушать его вечно.
— Это хорошо. Приятно знать, что в наших отношениях наметился прогресс.
— Не знаю, почему я вдруг заговорила об этом. Но я была в курсе с того самого первого момента, как только услышала твой голос. Я могла бы просто сидеть и вечно слушать тебя. А после того как ты уходишь, я слышу музыку, звучащую в моей голове и в моем теле, и я знаю, что это твоя музыка. Она в большей степени принадлежит тебе, чем мне.
— Это самый милый комплимент, который кто-либо когда-либо говорил мне. — Байрон покинул комнату Пола и направился на третий этаж, который занимал Франко Скарлетти со своей женой и двумя детьми. — Я пришел к выводу, что тебе нужна собака, Антониетта.
Антониетта разразилась смехом.
— Только тебе могло прийти в голову, что мне нужна собака. Я слепая. Как я смогу заботиться о ней? И не намекай на собаку-поводыря. Я совершенно ничего не знаю о животных. Они всегда избегали меня.
Несмотря на все ее старания, он услышал в ее голосе заинтересованность и улыбнулся.
— Тебе еще не повстречалась правильная собака. Животный мир удивительный и поразительный. Правильная собака может стать бесценным компаньоном. Они могу быть любящими и верными. Правильная собака выбирает тебя, оказывается связанной с тобой и работает с тобой.
— И какая собака, по твоему мнению, подходит мне?
Байрон склонился над маленькой девочкой, спящей так невинно и мирно в своей постели. При мысли о злоумышленнике, проникшем в комнату к ребенку, рычание поднялось в его горле. В этой комнате запах дикой кошки также был очень сильным. Как только Байрон определил, что в организме девочки нет ни яда, ни снотворного, он исследовал окна на наличие следов проникновения. Кто-то мог спуститься по веревке с расположенного чуть выше парапета. Или кошка могла спрыгнуть с парапета в открытое окно. Он не смог найти никаких следов проникновения и в следующей детской комнате. Байрон перешел в комнату родителей, делая все, чтобы быть невидимым для человеческого глаза.
— Конечно, борзая. Они известные охотники, да и порода остается неизменной на протяжении столетий. Они славятся верностью и, определенно, будут чувствовать себя как дома в палаццо.
Борзые охотятся на волчьи стаи. Как-то раз, будучи молодым карпатцем, еще не вошедшим в полную силу, он практиковался в изменении облика вместе с Жаком, своим лучшим другом. Их выследили две борзые, когда они на поле превратились в волков. Борзые оказались стремительными и молчаливыми охотниками, без устали преследуя их. Ни один из них в то время не был быстр в изменении формы, и они едва успели добежать до деревьев, неуклюже изменить форму и взобраться на высокие ветки. Тогда Жак от смеха едва не свалился с дерева. Им обоим потребовалось несколько минут, чтобы успокоить сердцебиение и связаться с борзыми. С тех пор Байрон испытывал к ним большое уважение. Они обладают храбростью льва и нежной натурой ягненка.
Он никогда не встречал животных равных борзым и считал королеву Викторию очень умной за желание держать этих животных в своем королевском дворце. Его чрезвычайно опечалила массовая резня этих умных, смертельно-опасных, хотя и нежных животных, когда крестьяне восстали и начали уничтожать все, что было отмечено королевской властью. Возможно, он идентифицировал себя с ними, поскольку его расу также преследовали, и он также мог быть как смертельно-опасным, так и нежным. Байрон не знал почему, но борзые всегда присутствовали в его мыслях. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы Антониетта почувствовала привязанность и верность, а также получила защиту одного из этих прекрасных животных.
Он не мог рассказать ей свой собственный случай с борзыми, поэтому выбрал совершенно иное:
— Как-то я видел собаку, которая защищала свою хозяйку от всех просто потому, что у той была повреждена нога. Когда женщина шагала, прихрамывая, собака бежала рядом с ней, принимая на себя ее вес и отказываясь покидать ее целый день даже ради охоты, для которой они рождаются и которой живут. Охота в их крови, хотя преданность своим хозяевам на первом месте. Это необычайные животные, но я бы не сказал, что с ними легко.
— У тебя есть собаки?
— Нет, но если бы и были, то борзые. Я много путешествую, и это было бы нечестно по отношению к собаке. Но если я когда-нибудь окажусь достаточно удачлив, чтобы назвать какое-либо место своим домом, то заведу нескольких.
Франко Скарлетти лежал, повернувшись лицом к жене, одной рукой обнимая ее. Марита, его жена, лежала отвернувшись от него, даже во сне выглядя несчастной. Воздух в комнате был холодным, и Байрон сразу же нашел открытое окно. Несмотря на ветер, он все равно смог ощутить запах кошки. Она посещала Франко и Мариту точно так же, как и остальных.
С тихим угрожающим рычанием Байрон направился в комнаты Таши. Она занимала крыло, расположенное во внушающей ужас башне, на которой, как поговаривают, мужчина семьи Скарлетти задушил свою жену и до смерти избил ее любовника. Все комнаты Таши провоняли кошкой. Животное некоторое время провело в ее крыле в палаццо. Подобно Франко, Марите и их детям, в организме Таши не было никаких следов снотворного или яда.
Кухня и повар были следующими. Кошачье зловоние проникло в его легкие, охватив каждый закуток личного жилища повара на кухне.
— Антониетта? — она была сонной, и по какой-то причине это показалось ему более сексуальным, чем что-либо еще. Он представил ее, лежащую в кровати и ждущую его. Ее тело — уже горячее, влажное и страстно желающее его. Раздался тихий стон. Антониетта может и флиртовала с ним на расстоянии, но при этом всегда держалась настороже, даже во время их многочисленных спокойных разговоров. Она не часто флиртовала с мужчинами, что было хорошо, поскольку он обнаружил в себе чувство ревности.
— Я все еще бодрствую, размышляя, не завести ли мне собаку. Я не знаю, смогу ли позаботиться о ней должным образом, но будет прекрасно не чувствовать себя постоянно такой одинокой.
— Да, так и будет, — его ответ был искренним и шел от чистого сердца. Он был рад, что она не спит, хотя ему еще многое предстояло сделать. Тело не могло оставаться на скалах. Дон Джованни был прав: властям не надо слишком много знать. Тем не менее, Байрон страстно желал увидеть Антониетту. Ему было необходимо увидеть Антониетту. Дотронуться до нее. Почувствовать ее теплую кожу под своими пальцами. Узнать, что она жива и здорова.