Темное зеркало

Глава 13

Увидев незнакомого человека, кошка Кэти умчалась в гостиную, а Элизабет пришлось остаться на крыльце рядом с ненавистным ей Дэвидом Фергюсоном. Она бы тоже рванула за кошкой в дом, но здравый смысл подсказывал, что делать этого ни в коем случае нельзя. Фергюсон непредсказуем, он может броситься за ней или, что еще хуже, разозлиться, и тогда…

— Дэвид, прошу тебя, отпусти мою руку, — как можно спокойнее сказала Элизабет.

К ее удивлению, он выполнил просьбу и сделал шаг в сторону.

— Мне не о чем с тобой разговаривать, уходи, — продолжала Элизабет.

— А тебе и не надо со мной разговаривать, — глухо промолвил он. — Просто выслушай меня, и все.

Он снова шагнул к ней, и Элизабет почувствовала, что от него пахнет алкоголем и табаком.

— Уходи, Дэвид, уходи. Ко мне сейчас приедет приятель.

— Я не отниму у тебя много времени, — упрямо произнес Фергюсон. — Всего минуту, пожалуйста, Элизабет. Позволь мне войти в дом.

Она покачала головой, отступая в сторону.

— После того, что ты сделал, я не могу пустить тебя в свой дом. — Элизабет вновь охватила ненависть. Нестерпимо захотелось крикнуть ему в лицо, как сильно она его ненавидит и презирает, высказать все, что она о нем думает. Но поступить так было бы безумием. Пока он не проявляет открытой агрессии, не считая попытки схватить ее за руку, но разве можно поручиться за его дальнейшие действия? Сейчас Фергюсон смотрит на нее виноватым, каким-то тоскливым и жалобным взглядом, но она физически ощущает его нервозность, готовность в любую секунду сорваться…

Фергюсон некоторое время молчал, посматривая на темную улицу, и Элизабет с облегчением поняла, что он поверил ее словам о скором приезде приятеля.

— Хорошо, — наконец произнес он. — Если ты не хочешь пригласить меня в гостиную, я скажу тебе все здесь.

«А он неплохо выглядит для человека, недавно выпущенного из тюрьмы, — со злостью подумала она, рассматривая его новые ботинки, темно-синие джинсы и теплую серую куртку с капюшоном. Принарядился, мерзавец…»

— Знаешь, Элизабет, что я хочу тебе сказать? Я очень сожалею о том, что случилось с твоей младшей сестрой.

— Случилось? — гневно воскликнула она, забыв, что надо держать себя в руках. — Ты так это называешь? Ты говоришь об этом так, словно Марти попала в аварию или стала жертвой несчастного случая? Или, может быть, ты забыл, Дэвид, что сам убил ее?

— Нет, Элизабет, не забыл, — тихо ответил он. — Я помню. Я поступил отвратительно, но ты должна понять меня…

— И что же я должна понять? — с трудом сдерживая ярость, спросила Элизабет.

— Ты должна понять, что совершил я это преступление ради тебя. Во имя моей любви к тебе, Элизабет.

«И сколько же еще кровавых злодеяний ты совершил во имя любви ко мне? — хотелось ей крикнуть ему в лицо. — Сколько? Два, три… десять?» Но она благоразумно промолчала, заметив, как Фергюсон напрягся.

— Да, я пошел на это ради тебя, — повторил он, пристально глядя ей в лицо. — А сейчас я пришел к тебе, чтобы попросить прощения.

Взгляд Фергюсона показался ей пустым и безжизненным, словно все, о чем он сейчас говорил, не имело к нему ни малейшего отношения.

— Элизабет, ты не можешь меня ненавидеть, — глухо продолжал он, — ты должна простить меня за содеянное. Понять и простить. Скажи, что ты больше не сердишься на меня. Пожалуйста, скажи!

Простить… — эхом отдалось у нее в ушах. Но как можно простить убийство юной, ни в чем не повинной девушки? Ее младшей сестры, самого близкого человека? Да даже если он сейчас, не совладав со своими эмоциями, набросится на нее и под угрозой смерти потребует, чтобы она вымолвила слова прощения, Элизабет все равно не произнесет их. Уж лучше она умрет, но Фергюсон не услышит этих слов. Да и так ли необходимо ему ее прощение? Элизабет в этом сильно сомневалась. Преступление совершено, Марти не вернуть, прошло десять лет, он отсидел свой срок, зачем оно ему теперь?

— Элизабет! — тихо позвал ее Фергюсон. — Ты меня слышишь?

— Слышу.

— Ты прощаешь меня?

— Скажи, Дэвид, а если бы я убила близкого тебе человека, ты бы меня простил? — с трудом сдерживая гнев, спросила она.

— Конечно! — убежденно воскликнул он, и его глаза полыхнули огнем. — Конечно, я бы тебя простил. Скажу больше: я бы оправдал любой твой поступок, каким бы ужасным, отвратительным, бессмысленным он мне ни казался. Любой, Элизабет!

Она сжала руки в кулаки и засунула в карманы пальто. Господи, ну что он несет? Элизабет не нуждается ни в каком его прощении и оправданиях! Она хочет от Фергюсона одного; чтобы он оставил ее в покое и никогда больше не напоминал о себе. Всю жизнь этот помешанный добивался ее любви: просил, умолял, требовал…

— Очевидно, мы с тобой разные люди, Дэвид, — сухо промолвила Элизабет. — И у нас разные представления о нравственности. Я не могу тебя простить и прошу уйти. — Она строго посмотрела на него. — Я очень устала, у меня был тяжелый день, а сейчас еще ко мне приедет один знакомый, я тебе говорила. Уходи, Дэвид, уходи.

Заметив, что Фергюсон колеблется, Элизабет легко, осторожно, чтобы не спровоцировать его на грубость, подтолкнула к каменным ступеням, последовав за ним. Фергюсон с растерянным видом спустился вниз, и в этот момент Элизабет рванулась к входной двери, быстро захлопнула ее и задвинула металлический засов. Устало прислонилась к стене и облегченно вздохнула. Затем посмотрела через дверное стекло: Фергюсон, ссутулившись, медленно брел по дорожке, ведущей на улицу. Элизабет направилась в гостиную, зажгла свет, подошла к окну и увидела удаляющуюся фигуру. Через минуту силуэт Фергюсона растворился в серой пелене тумана. Отойдя от окна, Элизабет бессильно опустилась на диван и закрыла лицо руками. Ее сердце гулко колотилось, дыхание было прерывистым, она никак не мола успокоиться.

Кэти с урчанием прыгнула к ней на колени, Элизабет отняла руки от лица и, слегка улыбнувшись, стала гладить ее по шелковистой шерстке.

— Все хорошо, Кэти, — ласково приговаривала она. — Он ушел. — И, бросив снова быстрый взгляд в окно, с надеждой в голосе добавила: — Господи, скорее бы приехал Ник!

Ник ехал в джипе по центральной части Порт-Мэдисона, внимательно рассматривая окутанные серым туманом пустынные улицы в надежде заметить какую-нибудь подозрительную фигуру. Фергюсона — или если это был не он, то другого преследователя Элизабет, таинственного призрака, следовавшего за ней от самой станции до магазина. Но улицы были пусты, город словно замер, погрузившись в сладкий сон. Единственным местом в городе, где жизнь не только не затихала, но и продолжала бурлить, был бар, расположенный неподалеку от здания местного театра. Двери с шумом распахивались, подвыпившие посетители группами выходили на улицу, оглашая ее громким веселым смехом.

Ник никогда прежде не бывал в Порт-Мэдисоне, и сейчас, проезжая по его нешироким чистым, уютным улочкам со множеством деревьев и кустарников, любовался красивыми, в старом стиле, домами с нарядными, отделанными мрамором фасадами, восхищался опрятными магазинчиками, торгующими свежей рыбой, зданием средней школы и старинной башней с колоколом наверху.

Как сильно тихие нарядные, уютные улочки отличаются от широких, стремящихся в бесконечность улиц и проспектов Нью-Йорка! Разве можно сравнить центральную улицу этого городка, например, с Лексингтон-авеню — вечно шумной, крикливой, с интенсивным движением и множеством пешеходов, которые шагают по ней и днем и ночью, толпятся на перекрестках? Но Нику тотчас же пришла в голову мысль, что еще лет десять назад, когда он был совсем молодым, жизнь такого городка показалась бы ему сонной и скучной, несмотря на его внешнее очарование. А вот сейчас, когда он стал значительно старше и напряженная работа отнимает у него почти все время, он с радостью согласился бы купить дом на одной из тихих улиц этого городка, гулять по ним вечерами, наслаждаясь тишиной и покоем.

Ник оторвал взгляд от окна, склонился над разложенной на пассажирском сиденье картой города и стал изучать ее. Вот главная улица, потом надо повернуть направо, немного проехать — и он окажется на улице, где находится дом Элизабет Найт.

Через несколько минут Ник увидел указатель, сбавил скорость и снова стал рассматривать окрестности. Улица, на которой жила Элизабет, была очень зеленой. По обеим сторонам росли деревья и кустарники, а за ними на некотором расстоянии стояли дома. Вот и нужный ему номер.

Ник выключил мотор, но, прежде чем выйти из машины, снова внимательно оглядел пустынную улицу, думая о том, что преследователь Элизабет может находиться где-то поблизости. Нет, вокруг стояла тишина, ни одного прохожего, ни темного силуэта, испуганно прильнувшего к стволу дерева, ни шелеста шагов, ни единого движения.

Дом Элизабет находился в глубине улицы, а перед ним росли могучие сосны и несколько кустарников. Дом смотрелся очень богато и красиво. В викторианском стиле, с нарядным мраморным фасадом, высокими каменными ступенями, ведущими к веранде, подсвеченной изящными, в форме тюльпанов, фонарями — он производил впечатление настоящего произведения искусства, поражал своей роскошью, грацией линий и форм. И соседние дома тоже смотрелись великолепно. Ник с трудом представлял себе, какие богатые люди живут в подобных домах и содержат их. Вспомнив о своем желании поселиться в этом городке, он усмехнулся. Ни он и никто из его окружения не смогли бы позволить себе приобрести такой богатый дом, кроме… Элизабет Найт. Но ведь она — знаменитая женщина, телезвезда. Она может себе это позволить.

Перед его мысленным взором возник образ Элизабет — в плотно облегающем стройную фигуру элегантном темном платье, с тонким, одухотворенным лицом в обрамлении блестящих черных волос, с глубокими, выразительными светло-голубыми глазами. Она обращалась с экрана телевизора к зрителям, комментируя очередную серию «Темного зеркала», и казалось, ее взгляд проникает в душу каждого, заставляя задуматься над серьезными проблемами.

И ту же Элизабет Найт он наблюдал в баре у Донахью… Ту же или совершенно другую? Она сидела за столиком напротив него, бледная, потерянная, с печальными глазами, и откровенно рассказывала о своих горестях и переживаниях. Тогда Элизабет была похожа на несчастную маленькую девочку, и у Ника больно сжималось сердце. Он почему-то все время вспоминал свою младшую сестру Нину: как постоянно волновался, когда она уходила по вечерам на свидания, боялся, как бы с ней не случилась беда, и невольно ловил себя на мысли, что ему неудержимо хочется помочь Элизабет. Защитить ее от всех бед и напастей, сделать так, чтобы у нее всегда было хорошее настроение, видеть ее веселой и счастливой.

Элизабет распахнула дверь, и Ник, увидев ее на пороге, мгновенно забыл о наставлениях, которые минуту назад давал самому себе. Вглядываясь в бледное лицо Элизабет, Ник думал о том, что сейчас перед ним стоит не ослепительная красавица телезвезда, а снова та маленькая несчастная девочка, с которой он недавно беседовал в баре. В широко раскрытых глазах мелькает испуг, под ними залегли темные круги, губы дрожат, лицо бледное, измученное, с застывшими каплями слез.

«Как же, попробуй остаться равнодушным, — с легкой досадой подумал Ник, стараясь подавить в себе острый приступ жалости к этой женщине и желание защитить ее. — И никакие правила не помогут».

Элизабет увидела из окна, как подъехал черный джип «чероки», из него вышел Ник О'Коннор, зашагал по дорожке, ведущей к ее дому, и поспешила к входной двери. Господи, как замечательно, что он приехал!

Элизабет открыла дверь, Ник вошел в холл и вгляделся в ее лицо, пытаясь понять, какие чувства она сейчас испытывает. Все еще напугана или немного успокоилась?

— Ник, я так рада, что вы приехали! — воскликнула Элизабет. — Я вам так благодарна!

Он молча шагнул к ней и неожиданно обнял за плечи, крепко прижав к себе. Несколько мгновений они стояли неподвижно. Элизабет чувствовала запах его кожаной куртки, вдыхала тонкий аромат туалетной воды, а ее щека касалась щеки Ника, поросшей колючей щетиной. Как хорошо было находиться в его объятиях, ощущать его крепкое, мускулистое тело, исходящее от него тепло, уверенность и надежность…

— Ну как вы? С вами все в порядке? — с тревогой спросил Ник, отпуская от себя Элизабет. — Успокоились немного?

— Да, немного успокоилась, — смущенно промолвила Элизабет. — Сначала я очень испугалась, просто ужасно, а теперь страх прошел. Проходите в гостиную! — спохватившись, добавила она. — У вас, надеюсь, нет аллергии на кошек?

— Не знаю, — улыбнулся Ник. — Геркулес не подпускает меня к кошкам. Строго следит, чтобы я не приближался к ним.

Элизабет тоже улыбнулась, но, заметив, что Ник с озабоченным видом задвинул засов на входной двери, посерьезнела.

— Что, ненадежно? — быстро спросила она.

— Любой засов ненадежен, если в центре входной двери сделано стеклянное окно, — покачал головой Ник.

— Да, вы правы, — растерянно произнесла Элизабет, оглядывая дверь. — Но дело в том, что никогда прежде я не задумывалась о безопасности своего жилища. Как-то не было в этом необходимости, а вот теперь… Проходите в комнату, Ник.

Элизабет отправилась на кухню. Поставила на плиту воду, достала из шкафчика банку с кофе и задумалась. Какой кофе любит Ник? Колумбийский или капуччино, который предпочитает Касс? Колумбийский значительно вкуснее. Через несколько минут кухня наполнилась дивным тонким кофейным ароматом, и Элизабет хотела уже пойти пригласить Ника, но, к своему удивлению, обнаружила, что он стоит в дверном проеме и задумчиво смотрит на нее.

Элизабет налила ему кофе, и они отправились в гостиную. Она устроилась на диване, а Ник с кружкой в руке остановился перед камином.

— Любите огонь? — спросил он.

— Конечно. Мне очень нравится, когда в камине горят дрова. Они создают дополнительный уют, уж не говоря о тепле. А вы?

— Я тоже люблю огонь, особенно смотреть на него.

— А разжечь камин сумеете?

— Разумеется, я же когда-то был скаутом и ходил в походы.

Ник поставил кружку на каминную полку, отодвинул решетку и стал доставать дрова из специального ящичка. Затем умело поджег их, и через минуту камин озарился оранжевым пламенем. Ник взял кружку с каминной полки и, наконец, обратил внимание на стоящие фотографии.

— Это ваша сестра? — тихо спросил он, кивнув на один снимок.

— Да. Это последняя фотография Марти.

— Симпатичная девушка. Очень похожа на вас.

— К сожалению, Дэвид Фергюсон в свое время тоже заметил сходство.

— Элизабет, я очень сожалею, — вздохнул Ник, подошел к ней и сел рядом. Взял ее руки в свои и попросил: — А теперь расскажите мне об этом Фергюсоне.

— Что именно вас интересует? — спросила она, ощущая тепло его больших сильных рук.

— Абсолютно все.

Спрятавшись за окружавшими дом Элизабет вечнозелеными кустарниками, убийца внимательно наблюдал за освещенными окнами гостиной. Там по комнате двигались два силуэта — мужской и женский. Иногда они исчезали из поля зрения, и тогда убийца понимал, что они или сели на диван, или вышли в кухню. Стиснув от негодования зубы, он смотрел на тонкую, стройную, четко выделявшуюся на фоне освещенного окна фигуру Элизабет и на мужественный силуэт того самого полицейского, который недавно приехал на машине.

Как он смеет являться к Элизабет — к его Элизабет — в столь поздний час! Своим появлением в доме он компрометирует ее! Ведь Элизабет — в высшей степени достойная и порядочная женщина, и визиты малознакомых мужчин — не ее стиль и образ жизни. Она — самая честная и лучшая. Правда, в последнее время убийца все чаще ловил себя на неприятной мысли, что ему становится труднее думать о Элизабет Найт в превосходной степени.

Вот, например, ситуация, за которой он сейчас наблюдает из кустов. Как она могла пригласить к себе малознакомого мужчину поздно вечером, когда живет одна? Разве это прилично? Чем они занимаются, когда он время от времени перестает видеть их силуэты? Садятся на диван, рядом, их тела соприкасаются… А какое лицо было у Элизабет, когда этот полицейский приехал и она открыла ему дверь! Он видел выражение ее лица, и оно причинило ему такую боль! Ее взгляд был полон надежды, радостного ожидания, и еще — она немного смутилась. Он все это видел! Невыносимо!

Он не вынесет этого предательства. Ведь все, что у него есть в жизни, — это Элизабет Найт. Она — его мечта, цель и смысл существования. Его жизненное предназначение — быть рядом с ней, восторгаться ее красотой, наслаждаться ее прекрасным образом. А если она его все-таки предаст и отправится в спальню с этим проклятым полицейским? С чужим мужчиной, недостойным ее любви? Значит, она растопчет его надежды, уничтожит мечты, и мир рухнет, придавив его обломками. Но, падая, он успеет прихватить ее с собой. Он утянет Элизабет в черную бездну, из которой ей уже никогда не выбраться. И там они наконец соединятся. Навсегда. Никто и ничто уже не разлучит их, потому что оба они будут мертвы.

Вот только… ему не хотелось бы причинять вред Элизабет и, уж конечно, лишать ее жизни. Пока, во всяком случае. Ведь одно дело — убить мерзавца педагога, надругавшегося над своей юной ученицей, или вколоть смертельную дозу морфина незнакомому старику, который все равно бы скоро отдал концы, другое дело — занести карающий меч правосудия над головой Элизабет Найт, а значит, и над своей собственной.

— Элизабет, не делай этого, — еле слышно прошептал побелевшими от холода губами убийца, глядя на темное окно спальни. — Не зажигай в спальне свет.

— Мы познакомились с Дэвидом Фергюсоном на дружеской вечеринке, сейчас уже не помню, у кого именно, — сказала Элизабет, согревая руки о кружку с горячим кофе. — Понимаете, Ник, я родилась и выросла в одном из маленьких городков Калифорнии, где всего одна школа и все знают друг друга.

Тепло, исходившее от горячей кружки, немного успокаивало, но тем не менее Элизабет чувствовала внутреннее напряжение и догадалась, чем оно вызвано, лишь когда старинные часы пробили половину одиннадцатого. Ну конечно, ведь по телевизору показывают очередную серию «Темного зеркала»!

Она озабоченно посмотрела на Ника и прочла в его взгляде тревогу. Он думал о том же, о чем и она. Какой-то безумец дожидается окончания шоу, чтобы отнять еще чью-то жизнь… А тот несчастный, кого преступник наметил себе в жертву, и не подозревает, что через полчаса для него все уже будет кончено. Он спокойно смотрит телевизор или пьет на кухне чай…

— О чем сегодняшняя серия? — с видимым спокойствием спросил О'Коннор.

— О парне, который в пьяном виде сел за руль автомобиля и сбил насмерть ребенка, оставив его на дороге. А убитый горем отец погибшего ребенка через некоторое время подстерег парня, когда тот снова пьяный выходил из бара, и застрелил его.

— Да, в такой туманный вечер лучше не пить и не садиться за руль, — задумчиво промолвил Ник, поглядывая на часы.

— Я такого же мнения, — сказала Элизабет и, немного поколебавшись, спросила: — Как вы думаете, сегодня может опять… что-нибудь случиться?

— Если честно, боюсь, что может, — тихо ответил Ник, избегая встречаться ней взглядом.

Она тяжело вздохнула, сделала несколько глотков кофе, подумав, что если сегодня вечером снова оборвется чья-то жизнь, то и она будет нести за это ответственность. Фергюсон или похожий на него безумец уже, должно быть, бродит по улицам города, дожидаясь окончания шоу… Шоу, сочиненного ею.

— Знаете, о чем я думаю? Если это все-таки Дэвид Фергюсон, то новое преступление он может совершить где-то неподалеку, — сказала Элизабет. — В моем районе — ведь Фергюсон недавно был здесь.

— Не исключен и другой вариант, — отозвался Ник. — Он мог уехать поездом в 21.55, и если я прав, то сейчас он уже подъезжает к городу.

Он достал из кармана расписание поездов и показал Элизабет.

— Вот, смотрите. Я уже проверил.

— Надо же! Вы, оказывается, успели все продумать.

— Я же полицейский! Просчитывать варианты — моя работа, — с улыбкой отозвался он, но Элизабет видела, что ему не до смеха. — А теперь давайте продолжим наш разговор о Дэвиде Фергюсоне, — попросил Ник. — Вы остановились на том, что познакомились с ним на вечеринке у друзей.

— Да, мы встретились у наших общих знакомых. Мне тогда было семнадцать лет, Фергюсон был старше меня на два года. Мы поговорили совсем немного, не более десяти — пятнадцати минут, и он произвел на меня странное впечатление. Я сразу поняла, что Дэвид не в себе — так сказать, не от мира сего.

— И он влюбился в вас с первого взгляда?

— К сожалению, да, — вздохнув, ответила Элизабет.

— За то, что он влюбился в вас, его винить нельзя, — тихо заметил Ник и, к удивлению Элизабет, ласково погладил ее по пышным волосам. Странно, но этот жест не вызвал у нее протеста или недоумения: он показался ей дружеским и сочувственным, не более того. — Интересно, какой вы были в семнадцать лет? — с легкой улыбкой спросил он. — Наверное, очень хорошенькой, я прав?

— Ну… в общем, да, — замявшись, промолвила она. — Я была симпатичной, но худой, даже угловатой. С длинными тонкими ногами. Мои друзья в шутку называли меня страусом.

Ник бросил быстрый взгляд на ее ноги, хотел что-то возразить, но передумал.

— Итак, вернемся к Дэвиду Фергюсону, — сказал он.

— Вечером, после того как я ушла, Фергюсон попросил у наших общих знакомых номер моего телефона и уже на следующий день позвонил мне. Три раза, как сейчас помню. А через день он уже звонил семь раз. — Она покачала головой и продолжила: — Он начал следовать за мной по пятам, встречал после школы, подстерегал у дома, шпионил за мной, когда я ходила на свидания с молодыми людьми, а однажды даже хотел устроить драку с моим поклонником. Мы сидели в кинотеатре, он ворвался туда, стал кричать, что я якобы его девушка… Кстати, Фергюсон рассказывал всем нашим знакомым, что мы с ним встречаемся, но, к счастью, ему никто не верил. Друзья просто посмеивались над ним, вот и все.

— Да, Фергюсон был одержим навязчивой идеей, — задумчиво произнес Ник. — Подобный тип личности с неустойчивой психикой хорошо известен и изучен. Сначала эти люди зацикливаются на ком-то, начинают всячески демонстрировать свою привязанность и любовь, добиваясь ответного чувства, а когда осознают, что объект для них недоступен, становятся опасными. Их привязанность перерастает в открытую агрессию. Скажите, а полицейские говорили вам об этом? — вдруг спросил он.

— Конечно, — презрительно усмехнувшись, ответила Элизабет. — Говорили, что он зациклен на мне и я должна вести себя с ним осмотрительно, потому что Фергюсон потенциально опасен.

— Потрясающее бездушие! — зло проговорил Ник. — Мне стыдно за этих парней, честное слово! — Он сделал паузу и добавил: — А впрочем, они излагали вам то, чему их учили в полицейской академии. Кстати, меня тоже всему этому обучали.

— И как вы усвоили курс? — усмехнувшись, спросила Элизабет.

— Думаю, неплохо. И не только теорию, но и практику. И что же они говорили вам еще, эти полицейские? Попробую догадаться. Они заявляли вам примерно следующее: «Мы ничего не можем сделать с Фергюсоном, пока он не нарушил закон». Или, например: «Мы не имеем права арестовать его, ведь он не представляет угрозу для общества». Так?

— Да, именно так они мне и заявляли.

— Элизабет, я действительно очень сожалею обо всем случившемся. — Ник положил руку ей на плечо, и она ощутила ее силу и тепло. — Как же события разворачивались дальше?

— Следующим летом я переехала в Нью-Йорк, — продолжила Элизабет. — Во-первых, хотела поступить там учиться в колледж, а во-вторых, надеялась избавиться от навязчивой привязанности Фергюсона. А Марти тогда училась в школе… Мы скучали друг по другу, часто перезванивались. — Голос Элизабет дрогнул.

— Ваша сестра была знакома с Дэвидом Фергюсоном? — спросил Ник, сочувственно глядя на Элизабет.

— Нельзя сказать, что они были знакомы. Марти видела его несколько раз, когда он подолгу торчал у дома, поджидая меня, она разговаривала с ним по телефону, когда Фергюсон звонил мне. Но лично знакомы они не были.

— Элизабет, расскажите, как все случилось, — тихо попросил Ник. — Я понимаю, вам до сих пор больно вспоминать об этой трагедии, но тем не менее…

— Как все случилось? — печально повторила Элизабет. — Я пригласила Марти погостить у меня в Нью-Йорке. Она мечтала своими глазами увидеть Большое Яблоко[2], и мне очень хотелось доставить ей это удовольствие. Как замечательно мы с Марти проводили время! Я показывала ей небоскребы: Рокфеллеровский центр, Эмпайр-стейт, мы делали покупки в многочисленных магазинах на Пятой авеню, ходили в музеи, в Центр международной торговли.

— Вы с сестрой были очень близки, — заметил Ник, снова ласково погладив Элизабет по голове.

— Да, сестра для меня была самым близким человеком, — ответила она, и в ее глазах блеснули слезы. — Ее потеря для меня невосполнима. — Две слезинки выкатились из ее глаз, Ник достал из кармана носовой платок и подал ей. — Спасибо, — улыбнувшись сквозь слезы, пробормотала Элизабет. — Я постараюсь больше не плакать.

Кошка Кэти, которая всегда улавливала настроение хозяйки, спустилась с лестницы и, приблизившись к дивану, прыгнула к Элизабет на колени, опасливо поглядывая на незнакомого мужчину, сидевшего рядом.

— Так вот… в тот вечер, незадолго до того как случилась трагедия, мы с Марти договорились вместе поужинать в кафе «Хард-рок». Но в тот вечер была моя смена в баре Донахью и мне пришлось задержаться: там было много гостей, отмечали какое-то торжество, и посетители долго не расходились. Мне пришлось позвонить Марти, извиниться и сказать, что наш поход в кафе не состоится. Она не обиделась, ответив, что поужинает дома и будет дожидаться моего возвращения. Марти вообще была чудесной девушкой, с легким, приятным характером, добрая, отзывчивая… — Элизабет снова промокнула глаза носовым платком. — Переехав жить в Нью-Йорк, я совсем забыла о Дэвиде Фергюсоне и была уверена, что его чувства ко мне давно остыли, однако… я жестоко ошибалась. Фергюсон не только не отказался от навязчивой идеи быть со мной, а наоборот, еще больше утвердился в мысли, что рано или поздно я буду принадлежать ему. Видимо, он расценил мой переезд как бегство и решил во что бы то ни стало вернуть меня, настигнув в Нью-Йорке. Причем самое удивительное: он ни от кого не скрывал своих намерений. Открыто заявлял нашим общим знакомым, что собирается покарать меня за мою так называемую неверность, а люди, как всегда, лишь снисходительно посмеивались над ним. Никто не воспринимал всерьез ни слова Фергюсона, ни его самого! Он узнал мой адрес, номер телефона… В тот вечер я вернулась домой после полуночи и застала страшную картину… Марти… лежала мертвой в моей спальне… — Элизабет всхлипнула и судорожно сцепила руки.

— Вы первой оказались на месте преступления?

— Да.

— Я очень вам сочувствую, Лиззи, — мягко произнес он, крепче сжимая рукой ее плечо. — Видеть такое невыносимо.

Элизабет молча кивнула, отметив, что Ник назвал ее уменьшительным именем и вышло это у него легко и естественно, без тени фамильярности или намека на возможно более тесное знакомство.

— И знаете, что Фергюсон заявил во время следствия судебному психиатру? — продолжила Элизабет. — Что якобы он не имел намерения расправиться с Марти. Он хотел лишь заставить ее признаться ему в любви! Уж не знаю, от чьего имени — моего или ее собственного…

В гостиной воцарилась долгая пауза, а потом Ник спросил:

— Где его схватила полиция?

— В аэропорту. Он собирался лететь самолетом обратно в Калифорнию. Полиция надавила на него, и он во всем признался. Там же, в помещении аэропорта. И очень просил, чтобы они правильно расценили его поступок, — зло добавила Элизабет.

— Ну конечно, если ты любишь женщину, а она не отвечает тебе взаимностью, то можно убить ее младшую сестру! — возмущенно воскликнул Ник. — И все должны понимать, почему ты совершил преступление, и не судить тебя строго! Представляю, с какой болью в сердце вы живете. — Ник вгляделся в лицо Элизабет. — Ведь у меня есть младшая сестра, Нина, она, слава Богу, жива и здорова, но я всегда так волнуюсь за нее…

Элизабет положила голову на руку Ника, обнимавшую ее за плечо, и едва заметно улыбнулась. Как хорошо ощущать присутствие этого сильного и мужественного человека, готового в любую минуту прийти ей на помощь!

— Ник, — тихо сказала она. — Вы не могли бы побыть у меня еще немного?

— Я непременно останусь с вами столько, сколько будет необходимо, — отозвался он, наклонившись к лицу Элизабет и нежно прикоснувшись губами к ее щеке. — Не беспокойтесь.

Господи, кто бы знал, как его неудержимо тянуло подкрасться вплотную к дому и заглянуть в окно гостиной, где находились сейчас Элизабет и этот проклятый полицейский! Заглянуть, посмотреть, чем они там занимаются, и хотя бы немного успокоиться. Но нет, делать этого ни в коем случае нельзя. Ему не удастся абсолютно бесшумно приблизиться к дому: хрустнет под ногами какой-нибудь камешек или зашуршат опавшие листья. Так уже было, когда убийца некоторое время назад подходил к дому Элизабет и даже поднимался по ступеням, ведущим к входной двери. Нельзя рисковать, тем более что в гостиной сидит этот чертов полицейский.

Убийца снова взглянул на часы и досадливо поморщился. Пора уходить отсюда — сколько можно торчать за кустами, дрожа всем телом от холода! К тому же его ждет дело, важное дело, от выполнения которого зависит очень многое! При мысли о предстоящем осуществлении намеченного плана глухое раздражение спало, и даже холод перестал пробирать его до костей. Он снова совершит это!

И он будет продолжать осуществлять свою миссию до тех пор, пока Элизабет не перестанет появляться каждую пятницу на экранах телевизоров, вызывая у мужской части телеаудитории недвусмысленный интерес и откровенное желание. Элизабет Найт принадлежит ему, и только ему! Правда, похоже, она это не до конца осознала.

Убийца выбрался из-за кустов на улицу. Пора: одиннадцать вечера. Пора идти и снова доказывать Элизабет свою всепоглощающую любовь и безмерную преданность. Уже в который раз.