Темный горец

Глава 21

Было душно в тайной библиотеке, и Дэйгис беспокойно заёрзал в своём кресле, потом опустился на пол и прислонился спиной к прохладной каменной стене. Он взглянул на Хло и криво улыбнулся. В её присутствии было чертовски сложно сконцентрироваться на работе, что была под рукой.

Она сидела, скрестив ноги, на стопке подушек в углу подземной комнаты, сосредоточенно изучая уже в течение некоторого времени четвёртую Книгу Мананнанов. Пару дней назад, он обменял его на пятый том так, чтобы он мог изучить этот том сам, поскольку она переводила медленнее, чем он. Во многом из-за её непомерного и часто выкрикиваемого ужаса, она была неспособна разбирать большую часть знания, находящегося в комнате. Написанные на забытых диалектах с использованием архаичных алфавитов, сдобренные чрезвычайно противоречивым правописанием, многие из них она расшивровать была просто не в состоянии.

Его горячий взгляд прошёлся по ней с головы до ног, и он проглотил тихий рык вечно присутствующего желания. Одетая в тонкоё, облегающее сиреневое платье - одно из нескольких, которые Нелл переделала дла неё, и он подозревал, что Нелли умышленно выбирала те, которые отвлекали бы его - с глубоким круглым вырезом и обтягивающим лифом, она была видением. Её взъерошенные кудри рассыпались вокруг лица, и она пощипывала свою сладкую нижнюю губу, погрузившись глубоко в свои мысли. Она, точно как его отец, зачитывалась старинными рассказами, погружаясь в них до такой степени, что не слышала ничего, что делалось вокруг.

Когда она сменила позицию, облокотившись бочком на мягкие подушки, её груди прижались друг к другу над вырезом её платья, и вожделение ожило внутри него. Хотя он любил её после пробуждения, как делал это каждое утро, он снова до боли захотел зарыться лицом в эту аппетитную ложбинку, целовать, лизать и покусывать, пока она не станет задыхаться и выкрикивать его имя.

Прошедшие десять дней пролетели быстро, намного быстрее, чем этого хотелось Дэйгису. Он хотел остановить время, удлинить каждый день, растянуть его длиной в год. Втиснуть целую жизнь в сейчас, высосать досуха из него сладковато-горькую радость того, что он был со своей половинкой.

Сладкую, потому что у него была его женщина.

Горькую, потому что он вынужден был держать язык за зубами и не дать тех обещаний, которые он сгорал от желания произнести. Обещания, которые не принадлежали ему, чтобы их давать, поскольку его будущее было неясным. К его безмерному раздражению, он не мог рассказать те незначительные факты, которыми располагал, тоже, потому как Хло всё ещё не спросила его о ”проклятии”.

Он хотел рассказать ей. Ему надо было рассказать ей. Надо было знать, что она осознавала то, чем он был, и могла принять это. Трижды он прощупывал почву, один раз в её сне, позже, во время прогулки с ней по саду под серебристым полумесяцем. В своём сне она вздрогнула и ускользнула. Во время бодрствования она делала то же самое.

В третий раз, когда он начал говорить об этом, она потянула его голову вниз и воспользовалась одной из его тактик: она закрыла ему рот поцелуем и заставила его забыть не только то, что он собирался сказать, но и то, в каком столетии он находился.

Ему было не свойственно отказываться от противостояния в сложной ситуации, но он неохотно уступал её сопротивлению и в настоящее время пустил всё на самотёк.

У него не было сомнений, что в конечном счёте она спросит. Кто-кто, а уж Хло была цепко любопытной. Он знал, что загрузил её огромным количеством вещей за очень короткий промежуток времени: путешествие во времени, Друиды, легендарные расы, новые реликвии, запросы его ненасытного, здорового либидо. Она доказала, что могла быть в высшей степени гибкой. И если ей надо было немного времени для того, чтобы пойти своим окольным путём в том, чтобы снова начать задавать вопросы, он естественно не мог скупиться и отказать ей в передышке.

Таким образом за последние десять дней, он сконцентрировался вместо этого на сладкой половине сладковато-горькой радости, получая поддержку от её солнечного оптимизма и нескончаемого энтузиазма. За каждый день, что проходил, он становился всё более околдован ею. Он знал, что она была умной и сильной, что у неё было верное сердце, но были ещё и мелочи в ней, которые по-настоящему очаровали его. То, как её глаза широко распахивались от восторга, когда Сильвен зачитывал выбранный отрывок одного из текстов. То, как она стояла, нависнув над Договором полчаса с сжимающимися руками, но отказываясь прикоснуться, потому что не рискнула бы повредить мягкое золото не более чем отпечатком пальца. То, как она гонялась за его младшими сводными братьями по залу по вечерам после ужина, притворяясь ”маленькой свирепой зверюшкой”, пока они не начинали визжать от восторга и напускного страха. То, как она дразнила его вздорного отца, мило с ним кокетничая, пока ей не удавалось вызвать румянец на его морщинистых щеках и улыбку на его губах, изгоняя тревогу из его грустных карих глаз.

Он гордился той женщиной, какой она была, испытывая к ней яростные собственнические чувства. Он был неистово рад, что он был тем, кто разбудил её желание к близости, что он был тем, кому она вверила маленькую частичку своего сердца.

Да, он знал, что затронул её сердце. Она не была той девушкой, которая могла скрывать свои чувства, она просто не обладала подобной защитой. Хотя она не сказала тех слов, он видел это в её глазах и чувствовал это в её ласках. Ни одна женщина никогда не прикасалась к нему так, как делала это она. Порой казалось, что она прикосалась к нему почти с почитанием, словно, как и он, благоговела, что они так совершенно подходили друг другу, словно две смыкающиеся деревянные детальки, вырезанные из одного дерева.

Она понятие не имела, что делала с ним, когда одевалась в цвета его клана, прогуливаясь по дому его детства. Она заставляла его чувствовать себя полностью примитивным воином и любовником, мужчиной необузданных нужд и первобытных законов. И единственное, что могло бы добавить этому сладости, это возможность ему самому облачиться в цвета Келтаров снова.

Но это была терпимая потеря. В то время, когда он мало чего ожидал от жизни, Хло подарила ему всё, включая вновь пробуждённую способность удивляться и надеяться, которую он потерял так много лет назад. Вересковые поля вновь, казалось, изобиловали распускающейся жизнью. Куда бы он не посмотрел, он видел что-нибудь красивое: маленькую лесную куницу, принюхивающуюся к ветерку, золотистопёрого орла, парящего над головой, увенчённый рыжеватой листвой величавый, а, может, попросту величественный дуб, мимо которого он проходил сотни раз, но никогда по-настоящему не видел. Ночное небо, блистающее звёздами, снова казалось наполненным тайнами и чудесами.

Хло была лучиком солнечного света, который пробился сквозь штормовые тучи, под которыми он жил так долго, и озарял его мир.

Она отдавалась целиком и полностю, без условностей и оговорок их близости. Она любила прикасаться, более того, казалось, она страстно этого жаждала. Её маленькая ручка постоянно проскальзывала в его руку, или она погружала их в его волосы, почёсывая кожу его головы своими ногтями. Как одичавший кот, обладающий абсолютной свободой, но не знающий места, которое мог бы назвать своим домом, он смаковал своего рода постоянство привычных прикосновей знакомых рук.

Он был прав, думая, что с ней занятия любовью могли бы дать неописуемый результат, который раньше ему никогда не доводилось испытывать. Секс всегда успокаивал и смягчал его, расслабляя мускулы, снимая психическое напряжение, но сейчас, когда он чувствовал себя удовлетворённым, прижимая к себе Хло, у него на сердце тоже было покой.

Но если его настоящее было безбрежным и солнечным голубым небом, то его будущее было наполнено предвещающим раскатом разрушительных грозовых фронтов.

И он не смел забывать об этом.

Он оторвал свой взляд от Хло и сделал глубокий вдох, с трудом возвращая свои мысли к менее приятным вопросам.

За прошедшие десять дней, хотя он и Сильвен обнаружили в изобилии давно забытые сведения о их клане в библиотеке в комнате и узнали больше о их назначении, как Друидов, чем когда-либо знали, они нашли только скудную информацию о своих покровителях и не нашли никаких упоминаний о тех тринадцати. Сильвен надеялся, что они могли найти какой-нибудь способ связаться с Туата Дэ в старинных записях, но Дэйгис не разделял оптимизма своего отца на этот счёт. Он не был уверен, что древняя раса всё ещё существовала. А если она существовала, почему тогда они не потрудились показаться кому-нибудь из Келтаров? Он бы не удивился, если бы узнал, что они разбросали свои ловушки в промежуточном пространстве и ушли тысячи лет назад, чтобы никогда не возвращаться.

Поиски занимали много времени. В двадцать первом столетии информации было недостаточно, сейчас её было слишком много, и пробираться сквозь её дебри было грандиозным предприятием.

Он не забеспокоился бы по этому поводу, если бы недавно не заметил кое-что, что дало ему понять, что настало решающее время: его глаза больше не возвращались к золотистому цвету, несмотря даже на их постоянные занятия любовью. Нет, его глаза сейчас были цвета сверкающей меди и темнели дальше с каждым днём.

Несмотря на то, что он не пользовался магией, несмотря на то, что он непрерывно предавался любви, несмотря на то, что те древние больше не говорили, темнота внутри него тем не менее его изменяла, в той же манере, как вино неминуему проникало и впитывалось в бочку, в которой хранилось.

Он чувствовал, как те тринадцать становятся сильнее, а он сам чувствует себя всё уютней рядом с ними. Они были его частью так долго, что уже начали ощущаться, как некое дополнение - и почему бы ему не воспользоваться дополнительной рукой? Сейчас, вместо того, чтобы ловить себя только парочку раз на использовании магии по каким-нибудь мелочам, как, например, наполнить ванну, он ловил себя на этом раз двадцать, а то и больше.

По крайней мере он всё ещё ловил себя на этом. Он знал, что скоро и этого не будет. А ещё через какое-то время, он перестанет даже обращать на это внимание. Ту тонюсенькую черту, которую он не должен был пересекать, ему становилось всё труднее и труднее различать.

Потирая свой небритый подбородок, он размышлял, было ли возможно заключить что-то вроде договора с теми тринадцатью.

Заключить договор с дьяволом? зашипела его честь. Например? Что они будут использовать твоё тело часть времени? Дьявол мошенничает, ты дурак!

Да, это вызывало беспокойство. Существа внутри него не были честными, им нельзя было доверять. Тот простой факт, что он рассматривал попытку поторговаться с ними, доказывал то, какое критическое время настало.

И доказывал то, как отчаянно он пытался найти способ обеспечь себе и Хло хоть какое-то будущее.

Вздохнув, он обратил своё внимание обратно на тексты. Сейчас больше, чем когда-либо, было необходимо, чтобы он придерживался предельной дисциплины. Хотя он предпочёл бы скорее подхватить Хло на руки, вынести её из комнаты и показать ей ещё больше свой мир, жить только настоящим моментом, он знал, что он должен был вернуться к графику, который сохранял в Манхеттене.

Работать от рассвета до заката, любить Хло только ночью, потом снова работать, пока она дремала.

Он нацелился на намного болшее, чем пара месяцев со своей половинкой. Он решительно настроился, что проведёт всю отмеренную ему жизнь с ней.

Когда она встала и выскользнула из комнаты, он держал свой застывший взгляд на томе у него на коленях.

Хло блаженно прогуливалась по саду, удивляясь тому, что уже пролетело полторы недели. Это были самые прекрасные дни в её жизни.

Её время распределялось главным образом между изучением содержимого библиотеки в комнате и исследованием недавно открытого наслаждения страстью. Взрывной жар между ней и Дэйгисом был очевидно осязаемым настолько, что в нескольких случаях Сильвен приказывал им покинуть библиотеку в комнате, говоря им сухо ”пойти погулять немного или заняться какой-нибудь ещё деятельностью. Вы двое похожи на пару кипящих чайников, от которых запотевают мои тома”.

В первый раз, когда он сказал такое, Хло неистово покраснела, но потом Дэйгис послал ей то, что она стала распознавать как Взгляд, и она моментально забыла о своём смущении. У него была манера наклонять низко голову и смотреть на неё из-под бровей своим тёмным, страстным и настойчивым взглядом, которому всегда удавалось заставить её почувствовать слабость в коленках от желания при мысли о том, что он собирался делать с ней.

Потому как она была не в состоянии читать большую часть материала в комнате и испытывала ненасытный интерес к шестнадцатому веку, пока мужчины работали, она частенько незаметно ускользала. Она тщательно исследовала замок, не оставляя ни одну часть незатронутой: кладовые, кухни, часовня, оружейная, гардеробные (хотя добросовестно ежедневно вычищаемые, без них она могла бы обойтись), даже библиотека Сильвена в башне - где она с благодарностью обнаружила некоторые из более недавних трудов. Пожилой мужчина имел экземпляры каждого философского, математического и космологического трактата исторического значения на своих педантично организованных полках.

Также во время этих часов вдали от Дэйгиса, она ближе узнала Нелл и познакомилась с его младшими сводными братьями, Яном и Робертом, любимыми темноволосыми, возрастом двух с половиной лет мальчишками с солнечными характерами. Она едва ли могла смотреть на них, не думая о том, каких красивых детей сотворил бы Дэйгис.

И что она хотела бы быть той единственной, с которой он сотворил бы их.

Восхитительная дрожь пробежалась по её коже при мысли о том, чтобы создать с ним семью, построить будущее.

Прошедшие десять дней она внимательно наблюдала за ним и сделала вывод, что он определённо испытывает привязанность к ней. Он вёл себя с ней точно также, как Драстен обращался с Гвен в тот день в замке Мэгги, предугадывая её желания: ускользал из тайной библиотеки, чтобы принести ей чашку чая или что-нибудь перекусить, или влажную ткань, чтобы стереть пыль с её щеки. Исчезал в саду и возвращался с охапкой свежих цветов, укладывал её в постель и покрывал ими её обнажённое тело. Неспешно, нежно купал её по вечерам у торфяного огня, помогая ей заплетать волосы как у Нелл. Он относился к ней как к сокровищу, баловал и нежил её, и хотя он этого не сказал, любил её.

Она осознавала, глядя на него и размышляя над всем, что она о нём знала, что Дэйгис МакКелтар, наверное, никогда никому не скажет о своей любви, пока кто-то не скажет ему об этом первым. Гвен большей частью рассказала ей это всё тогда в камнях.

Дэйгис не ждёт любви от женщины, потому что ему ни разу не дали повода для этого.

Итак, Хло Зандерс собиралась дать ему повод. Сегодня ночью. После романтического ужина в их спальне, которую она уже заставила вазочками только что срезанного вереска и множеством масляных светильников, которые она стянула из других комнат замка.

Она обустроила место действия, украсив его романтичными штрихами, Нелл организовала меню, и всё что ей оставалось - это открыть своё сердце.

А если он не ответит взаимностью на твоё признание? попыталось встрять мелочное сомнение.

Она решительно его отбросила прочь. Она не купится ни на сомнения, ни на страхи. Пару дней назад, за кружкой какао на кухне, она и Нелл долго разговаривали, и Нелл открыто поделилась с ней своим собственным опытом развития отношей с Сильвеном, поведав ей о тех двенадцати ими растраченных впустую лет. Хло не могла себе представить, как можно было держать свою любовь в тайне так долго.

Двенадцать лет! Боже, она не способна будет прождать больше, чем двенадцать часов.

Когда Хло была подростком, ничего не знающей о поцелуях, она практиковалась на подушке, чувствуя себя совершенно глупой, но как ещё девушка могла получить представление об этом? Она читала книги и жадно смотрела фильмы, чтобы понять, как соединялись губы и куда девались носы, но это было не то же самое, что попытаться действительно прижать свои губы к чему-нибудь. (Лично она была твёрдо убеждена, что не было такого человека, где-нибудь живущего в мире, который не практиковался бы в поцелуях на каком-нибудь предмете. На зеркале, подушке, тыльной стороне руки).

Раз уж её первый поцелуй оказался в меру удачным, она решила, что практика говорения ”Я тебя люблю” не была совершенно идиотской идеей.

Так как особого изобилия зеркал вблизи замка не наблюдалось, она покинула сад, зашла в главный зал и, заметив блестящий щит, висящий на стене возле очага, поддалась импульсу, подтащила к нему кресло и, вскочив в него, вгляделась в своё отражение.

Она хотела, чтобы сегодня ночью всё вышло, как надо. Он не хотела запинаться и заикаться вокруг да около.

«Я люблю тебя», сказала она щиту тихо.

У неё это получилось не совсем хорошо. Хорошо, что она решила попрактиковаться.

Она увлажнила губы и попыталась ещё раз. «Я люблю тебя», сказала она нежно.

«Я люблю тебя», сказала она решительно.

«Я люблю тебя», попробовала она сексуальным голосом. Подумав минуту, она решила, что, возможно, было бы лучше сказать это просто нормальным голосом. У неё не очень хорошо получалась

хрипотца.

Говорить эти слова было так хорошо, подумала она, глядя на своё отражение. Она сдерживала их внутри себя с таким напряжением, что начала чувствовать себя, как скороварка, из-под крышки которой вот-вот вырвется пар. Она никогда не была способна держать свои чувства в себе. Это не было частью её натуры, как впрочем и случайный секс.

Она ослепительно улыбнулась щиту, делая вид, что это был Дэйгис. Три простых слова казались ей недостаточными. Любовь была несоизмерима со словами.

«Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя. Я люблю тебя больше, чем шоколад. Я люблю тебя больше, чем целый мир». Она помедлила, думая, ища способ выразить то, что она чувствовала. «Я люблю тебя больше, чем артефакты. Я люблю тебя так сильно, что у меня пальцы на ногах сжимаются, как только я подумаю об этом».

Откинув волосы назад с лица, она изобразила самое искреннее выражение лица. «Я люблю тебя».

«Ты можешь забрать себе этот сбитый с толку щит, если ты его так любишь, милая», сказал Дэйгис, показавшись ей весьма смутившимся. Хло почувствовала, как кровь отхлынула от её лица.

Она тяжело сглотнула. Несколько раз. О, Боже, подумала она печально, было ли в пределах человеческих сил чувствовать себя ещё глупее?

Она неуклюже плюхнулась в кресло, прочистила горло и уставилась на пол, яростно роясь в мыслях, пытаясь придумать какое-нибудь объяснение тому, что она только что делала. Повернувшись к нему напряжённой спиной, она начала лепетать. «Ты знаешь, это…э-э, не щит, гм. На самом деле, я разговаривала не со щитом, я просто не могла найти зеркала, и это всего лишь что-то вроде позитивного самовнушения, которое я иногда делаю. Я прочитала в какой-то книге, что это повышает уверенность в себе и… э-э, порождает общее ощущение благополучия и это действительно работает, тебе следует попробовать как-нибудь», весело сказала она.

Она вдруг осознала, что разговаривала со своими руками, бурно ими жестикулируя, поэтому она крепко их сжала за своей спиной.

Он всё так же молчал позади неё, выводя её полностью из себя, и она снова начала лепетать. «То, что я говорю, не значит, что я хочу щит. Я хочу сказать, я думаю, ты мне подарил уже больше чем достаточно артефактов, и я не смогла бы попросить что-нибудь ещё, так что если ты прямо сейчас уйдёшь, я возобновлю свои упражнения. Очень важно делать их наедине с собой».

Снова тишина.

Что же он там думал? Он сейчас взорвётся от смеха? Он улыбался? Она всмотрелась в щит, но как только она приподнялась в кресле, он оказался несколькими футами ниже, чем она, и она не смогла его увидеть.

«Дэйгис?», сказала она осторожно, отказываясь оборачиваться. Если она посмотрела бы на него сейчас, она бы могла начать плакать. Она так хотела сегодня ночью быть нежной и романтичной, и будь проклято всё, сейчас, если она скажет это ему ночью, он поймёт, что она практиковалась, и подумает, что она полная кретинка!

«Да, милая?», сказал он, наконец, медленно.

«Почему ты не уходишь?», натянуто спросила она.

Долгая пауза, потом осторожно, «Если ты не против, милая, я хотел бы посмотреть».

Она закрыла глаза. Он потешался над ней? «Ни в коем случае».

«После всех тех вещей, что мы делали вместе, осталось ещё что-то, что ты не позволила бы мне увидеть? Я думаю, уже немного поздно стесняться меня», сказал он. Она не могла решить, послышался ли ей намёк на ленивую веселость в его голосе или нет.

«У-хо-ди», проскрежетала она, стиснув зубы.

Он не сделал этого. Она чувствовала, как он стоял там, его взгляд упорно давил ей на затылок.

«Хло-девочка», сказал он тихо. Нежно. «Повернись, сладкая моя».

Он понял, подумала она, полностью помертвев. Никто не купился бы на то жалкое объяснение, которое она придумала.

Но это был не тот момент, который она выбрала. Она всё спланировала, а он всё испортил!

«Хло», повторил он мягко.

«О!» Что-то в ней резко, неожиданно щёлкнуло, и она обернулась к нему лицом. Уперев свои кулаки в талию, она закричала, «Я люблю тебя! Ладно? Но я не хотела сказать тебе об этом вот так, я хотела сказать это как следует, а ты всё испортил».

Бросив на него сердитый взгляд, она соскочила с кресла и стремительно выбежала из зала.