Темный Плохой Порочный

Глава 9

Джеймс

Тревор Уайт не слушал ни одного гребаного слова, что я произносил. Он кивал в нужных местах, но его крошечные глазенки были целиком и полностью сфокусированы на Лидии, и только Лидии. Она смотрела вперед, вслушиваясь в каждое мое слово и не обращая на него никакого внимания. Я расслабился. Если бы она только взглянула на него, не уверен, что смог бы удержаться и не задушить этого мудака. Все это дерьмо с Лидией Марш становилось таким невыносимым, что я начал просматривать объявления по поводу работы. Достойная вакансия менеджера, подальше от Лондона и от моей соблазнительницы с кошачьими глазами. Не думаю, что она осознавала, какой эффект производила. Это девчонка понятия не имела, какой сладкой была ее задорная попка, и как всего одна слезинка на ее лице могла довести мужчину до сумасшествия. Ее скромное непонимание делало ее еще более желанной. Мне нужно было выбраться из этого дерьма. Успокойся, Джеймс, соберись.

Я сделал глоток воды и продолжил свою презентацию, делая все возможное, чтобы игнорировать Тревора и его похотливые взгляды. Лидия лучше него, она ему не по зубам, даже если у него и есть блестящий золотистый «Ягуар» и пара скаковых лошадей. Идиот.

Я только собирался сделать перерыв на обед, когда зазвонил чей-то телефон. Я стиснул зубы в раздражении, но рассердился еще больше, когда понял, что это был телефон Лидии. Она покраснела и посмотрела на меня извиняющимся взглядом, пытаясь скорее отключить мобильный. Тревор наклонился ближе к ней, чтобы мельком взглянуть на ее сообщение, и я стукнул по экрану позади меня. Это привлекло его внимание, и я угрожающе посмотрел на него. Он удивленно приподнял брови, прежде чем я одернул себя и улыбнулся ему, и он кивнул в ответ. Происшествие забыто.

Наконец, мы сделали перерыв, и я указал Лидии на коридор, якобы для «пятиминутной встречи сотрудников». Тревор стоял на месте, поглядывая на нас с порога зала заседаний.

— Мне очень жаль, что мой телефон зазвонил, — начала она. — Я была уверена, что выключила его.

— Очевидно, не выключила, — отрезал я. — Он тебя беспокоит? — я наклонил голову в направлении Тревора.

Ее глаза округлились от наивности и непонимания.

— Кто, Тревор? Нет, почему ты спрашиваешь?

— Он практически пускает слюни на тебя. Это неловко.

Она покрылась румянцем, еще щечки стали такими идеально красными.

— Он просто пытается быть дружелюбным.

— Он больше, чем просто дружелюбный. Он словно кобель, обнюхивающий свою сучку. Если ты не будешь осторожна, то скоро он запрыгнет на твою ногу.

— Все в порядке, правда. Я в порядке. Я могу с этим справиться.

Я вздохнул, пытаясь говорить мягче.

— Думаю, у нас все получается.

— Ты прекрасно справляешься, — улыбнулась она. — Действительно прекрасно. Ты замечательно все описал, просто идеально.

— Второй этап был полностью взят из твоего плана проекта, Лидия. Это и твой успех тоже.

— Вау, спасибо, — ее глаза загорелись от счастья. — Я очень рада, что тебе понравилось.

— Может, возьмем по бутерброду? Уберемся отсюда?

Она поморщилась, сцепляя руки.

— Я уже согласилась, что мы пообедаем с ними, извини. Я не знала, что ты не хочешь. Когда мы выходили из зала, Тревор сказал мне, что нас ждет шведский стол.

Это меня не удивило. Я выдавил из себя улыбку.

— Без проблем, Лидия. В конце концов, они наши клиенты.

Я шел по коридору, умирая изнутри от одного вида того, как Тревор взял под руку мою девочку с кошачьими глазами и потянул ее к столовой. Я должен был быть благодарен ему, должен был чувствовать облегчение от того, что она теперь занята, но все, что я ощущал — это ненависть.

Наконец, мы вышли оттуда. Я выпил двойной скотч в баре и заказал бутылку красного вина. Ко второй половине дня я устал, как собака, но все же продолжал каждую секунду смотреть на Тревора Уайта, который неизбежно хотел испортить наш вечер. Я подошел прежде, чем Лидия успела даже моргнуть.

— Извини, Тревор, мы бы с удовольствием, но должны вернуться к переговорам и проторчим за этим делом до девяти. Но в другой раз — обязательно.

Он не смог поспорить с этим, лишь изобразил вежливость и помахал нам с пожеланием «приятного вечера». Он таким и будет. Теперь.

— Я действительно думала, что он пойдет за нами, — сказала Лидия, ее глаза сверкали весельем. — Он практически вышел из себя, когда ты сказал, что мы заняты.

Я протянул ей бокал.

— Ты хотела, чтобы он присоединился?

— Хотела ли я, чтобы Тревор Уайт присоединился к нам этим вечером? — она улыбнулась. — Нет. С чего ты взял?

— Он старший партнер одной из крупнейших юридических фирм страны. У него есть золотистый «Ягуар», доля на ферме скаковых лошадей и вилла на побережье Испании. Кроме того, у него все еще есть свои собственные волосы и большинство зубов на месте. Он мог бы стать твоим следующим мистером Комфорт.

Она закатила глаза в ответ на мои доводы.

— Еще один мистер Комфорт — последнее, чего я хочу.

— Правда? И почему же?

— Разве я не говорила тебе? Я — новая, усовершенствованная версия Лидии Марш. Эта Лидия Марш дикая, свободная и одинокая. Ей больше не хочется ночей за просмотром телевизора и секса по вторникам с выключенным светом.

— В таком случае, полагаю, она не хочет Тревора Уайта.

— Нет, не хочет, — ухмыльнулась она. — Она вообще не хочет никаких отношений.

— Добро пожаловать в клуб, — я поднял свой бокал, и мы чокнулись. — Одинокие и здравомыслящие, скрытные и гордые.

— Ты запомнил, — сказала она. — Эта фраза уже висит в твоей гостиной?

— Конечно. Я распечатал ее в трафаретном шрифте, размер — 180. Занимает все место над камином.

— Лжец, — засмеялась она. — Я могла бы заказать ее у Ребекки, как картину, для тебя. Когда твой день рождения?

Я чуть не поперхнулся вином.

— Что, прости?

— Твой день рождения, когда он? — ее улыбка была сладкой и ничего не подозревающей. Заинтересованной. Только Ребекка знала, когда мой день рождения, если еще помнила, конечно. Еще, может быть, мои сестры, но они ни разу и открытки мне не прислали.

— Девятнадцатого июня.

— Близнецы, — сказала она. — Близнецы. Многогранный и сложный.

Зверь на моей коже прожигал рубашку. Она понятия не имеет, о чем говорит.

— Да, я Близнецы. Если ты веришь в подобную фигню.

— Я Скорпион. Родилась на Хэллоуин.

— Тогда я действительно выбрал правильную соседку для Ребекки, не так ли? Кто еще сможет быть бо́льшим готом, чем родившийся на Хэллоуин.

— Совершенно верно.

— Разве Скорпион не самый странный из знаков зодиака? Ты не похожа на чудачку, Лидия Марш, думаю, все это ерунда.

Хитрая улыбка озарила ее лицо, посылая импульсы прямо в мой член.

— Внешность может быть обманчива, Джеймс Кларк.

Я поднял свой бокал.

— Совершенно верно, Кэт, совершенно верно.

И снова, она не имела понятия, насколько была права.

Я выпивал бокал за бокалом, Лидия не уступала моему темпу. Мы сидели за столом в самом дальнем углу ресторана, в тени нескольких небольших декоративных растений, в тусклом освещении, при котором ее зрачки были расширены. Она выглядела божественно, так естественно сексуально, довольная жизнью, совершенно иная девушка, так непохожая на ту, что я встретил на кухне несколько недель назад. Разговор протекал намного проще, чем я привык, избегая чего-то откровенно личного, но затрагивая разговоры о работе с примесью личных историй, амбиций и смешных инцидентов. Она была смешной, остроумной и интересной, заваливая меня вопросами, но это не казалось агрессивным с ее стороны. Я понял, что таращусь на нее, завороженный ее прекрасными, но такими странными зелеными глазами.

Мы поели от души, расточая сотни комплиментов шеф-повару о его удивительном кулинарном таланте, но после десерта Лидия немного изменилась. Она стала какой-то нервной, раздраженной. Изящными маленькими пальчиками она играла со своим бокалом, покручивая его в разные стороны. Она была головоломкой, которую я так сильно хотел разгадать, загадкой, которая мучила меня, извиваясь в моем позвоночнике, словно ползучая лоза.

— Что-то беспокоит тебя?

Ее глаза округлились, когда она посмотрела на меня и нервно сглотнула. Она улыбнулась, пытаясь скрыть это, но я все равно заметил.

— Я в порядке.

Я решил не заострять на этом внимание, разливая остатки вина в наши бокалы.

— Я наслаждался вечером, — сказал я, в попытке сгладить неловкость.

— Я тоже, очень. Спасибо.

— Не за что. Ты заслужила это.

Она собиралась что-то сказать, но моментально поджала губы, как в те моменты, когда пыталась сконцентрироваться. Я слишком хорошо знал ее мимику, слишком много часов провел за изучением ее профессионального облика. Я ждал, что она скажет, но ее мобильный перебил нас. Какая-то мерзкая мелодия, режущая слух.

Ее лицо побледнело, и я решил, что это Стюарт или кто-то такой же нежелательный.

— Это моя мама. Мне нужно ответить, — ее лицо было извиняющимся, хотя на это не было никаких причин.

— Не торопись, я пока закажу еще одну бутылку, — улыбнулся я. Схватив наши пустые бокалы, я медленно направился в сторону бара. Она не отвечала на звонок, пока не убедилась, что я отошел на достаточное расстояние и не могу ничего услышать. Добравшись до бара, я стал так, чтобы оказаться вне поля ее зрения. Быстро заказав вино, я занял позицию в кустах экзотических растений рядом с нашим столиком. Я мог видеть Лидию, но она не могла видеть меня. Я прекрасно мог слышать ее разговор и впитывал каждое слово.

— Успокойся, мам. Просто дыши… дыши, мам, я не слышу тебя… Колин? Ты имеешь в виду, новый Колин? Оставил где?.. О, мама! Что он сделал?.. Ну, как он мог? — она облокотилась на стол, зарываясь руками в свои волосы. Она выглядела взволнованной, испуганной и ей было больно. Мой язык показался слишком большим для моего рта. — Пожалуйста, скажи, что ты не отдала ему все? О, Боже, мама. Зачем? Ты будешь в порядке, я обещаю, просто успокойся, хорошо? Мы разберемся. Я позвоню им завтра, я что-нибудь с этим сделаю… они тебя не выгонят, не из-за нескольких задолженностей. СКОЛЬКО?! Иисус, мама, почему ты мне не сказала?

Так Ребекка была права. Лидия посмотрела по сторонам, явно выискивая меня. Она вернулась к разговору, убедившись, что я все еще в баре.

— Ты забудешь о нем, мам, забудешь… Не говори так! Он тебе не подходил, если бы он тебе подходил, он бы такого не сделал… Он просто очередной неудачник, хорошо? Ты встретишь кого-то лучше… Ты же говорила, что не будешь давать ему денег, ты обещала мне после того случая со Стивом! Я не сержусь… я не кричу… мам, я не сержусь, правда. Я разберусь с этим, я сейчас на работе, далеко от города, но я постараюсь освободиться на некоторое время с утра… Это не так! Я не могу приехать домой прямо сейчас, ты же знаешь, что я не могу, но скоро, я обещаю… Не будь такой, ты знаешь, что я волнуюсь о тебе! Мам… Мам? Мама? — она сидела, сгорбившись и уткнувшись лицом в свои ладони в течение долгих медленных секунд, прежде чем взяла себя в руки и снова осмотрелась. Ее дыхание было безумным. Я наблюдал, как со скоростью света поднималась и опускалась ее грудная клетка. Она снова попыталась позвонить, а потом еще раз и еще. Сжимая бутылку вина и наши бокалы между пальцами, я почувствовал, как напряглась каждая мышца в моем теле. Я взял себя в руки и улыбнулся, прежде чем обошел зал так, чтобы она ничего не заподозрила.

— Извини, им нужно было спуститься в подвал, — сказал я. Она улыбнулась, но ее улыбка была пустой и хрупкой. Она была на краю, словно крошечный воробышек на веточке. — Ты в порядке, Лидия? Что произошло?

— Это, эм… ничего, — она отмахнулась от моего вопроса. Ее дыхание все еще не восстановилось. — У моей мамы кое-какие проблемы.

— Надеюсь, ничего серьезного?

Она улыбнулась, но это была ужасно грустная улыбка.

— Это всегда что-то серьезное.

— Я хороший слушатель, Лидия, побалуй меня, — я протянул ей новый бокал, наливая в него вино. Она моментально осушила его и поднесла, чтобы я налил еще. Я не возражал. — Поговори со мной, Кошачьи глазки. Может быть, я смогу помочь, — дрожь побежала по моей спине, когда я понял, насколько мое предложение было искренним.

Она собиралась в очередной раз отмахнуться от меня, я знал это. Она была подавлена, и я понял, что терял ее, терял момент. Я смирился с неизбежным, что сейчас она снова станет той Лидией Марш, которая прячет боль глубоко внутри, но тут я заметил, как что-то изменилось. Она смотрела на меня так долго, что мне даже стало неловко. Я молчал, потягивая вино, пока она решала, что же ей делать дальше. Это удивило меня.

— Я не так хороша в рассказах, — сказала она. — Но я попробую.

— Пожалуйста, попробуй.

— Моя мама очень эмоциональный человек, она всегда была такой. У нее всегда были проблемы, она просто не знает, как справиться со своей собственной жизнью. Она хороший человек, но принимает глупые решения.

— Какого рода глупые решения?

— Это касается мужчин, чаще всего, — сказала она. — Она влюбляется чуть ли не каждую неделю в бесперспективных неудачников. Думаю, они видят легкую добычу. Они въезжают в ее квартиру и используют ее, а затем уходят, когда она остается без денег. Она разваливается каждый раз, говорит, что не выдержит этого. Она предпринимает попытки суицида, по крайней мере, четыре раза в год, в зависимости от того, сколько отношений идут насмарку. Если повезет, она счастлива месяцев шесть в году, но это бывает редко. Ее мужчины чаще всего не остаются дольше, чем на пару месяцев. Она заменит этого последнего другим, а потом еще одним после него. Обычно этот процесс занимает около трех недель, но за это время она буквально крушит все вокруг. Она напивается и проигрывает деньги на игровых автоматах. И говорит, что не делает этого, но каждый раз все повторяется. Я выручаю ее, но она снова падает, и снова, и снова, и снова, — она сделала паузу, глядя на меня своими честными глазами. И этот взгляд будто ударил меня прямо в живот, да так сильно, что это причиняло боль. — Вот так вот. Это мой мир.

— Как ты выручаешь ее?

— В основном, деньгами, провожу с ней время, когда могу. Какое-то время я оплачивала ее счета своей карточкой, просто чтобы убедиться, что ничего плохого не произойдет. Ей, казалось, становилось лучше, так что в этом году я вернула ей контроль над ее жизнью немного раньше и просто давала ей деньги, когда она в них нуждалась. А теперь у нее задолженность в три тысячи долларов за аренду, и владелец угрожает выгнать ее. Она клянется, что Колину нужны были деньги, которые я ей отправляла, чтобы выиграть суд и вернуть своего ребенка или что-то вроде того. Он обещал, что отдаст ей их, прежде чем ее выселят, вот только теперь он сбежал.

— Так она спустила твои деньги на какого-то неудачника по имени Колин?

Она вздрогнула, словно от боли.

— Такое происходит не впервые. Я пыталась показать ее специалистам, но она не хочет, говорит, что я единственная, кто может помочь ей, но я слишком далеко и живу в другом городе. Она ненавидит тот факт, что я переехала сюда, хочет, чтобы я вернулась домой, но я не могу этого сделать, даже если бы и хотела. Здесь лучше зарплата, а она нуждается во всем, на чем я могу сэкономить. Надеюсь, что однажды я смогу снять квартиру побольше и пригласить ее жить со мной, если она захочет. По крайней мере, тогда я смогу присмотреть за ней.

— Ты говоришь, что она всегда была такой, все было так же, когда ты росла?

— Когда я росла, было намного хуже, — сказала она. Лидия отвернулась, но недостаточно, чтобы скрыть тот самый блеск в ее глазах, подступающие слезы. Она сморгнула их.

— Когда я была маленькой, я не могла помочь ей. Все, что мне оставалось, это смотреть на нее и говорить, что все будет в порядке. Конечно, это не утешало ее, мне было всего семь лет. Она могла плакать всю ночь, говорить, что больше не может справляться и целовать меня на прощание, уверяя, что вскоре у меня появится новая семья, с мамой, которая сможет позаботиться обо мне лучше, чем она. Я была так напугана, что наблюдала за ней всю ночь, когда она напивалась до состояния отключки. На самом деле, она никогда толком не пыталась убить себя, но несколько раз глотала таблетки. В конце концов, я спрятала их в шкафу под лестницей. Она кричала на меня, когда у нее болела голова, но я никогда не говорила, где спрятала их. Я была слишком напугана и молилась каждую ночь, чтобы Бог помог спасти мою мамочку, но Бог никогда не отвечал, а только посылал очередных сквернословящих неудачников с отвратительными манерами. Я потеряла счет, скольких мужчин должна была называть папочкой.

— Кто-нибудь из них причинял тебе боль? — во рту пересохло, как будто в него насыпали песка, несмотря то, как много вина я выпил. Я медленно подвинул ближе свой стул, сдерживая желание перепрыгнуть к ней через стол.

— Причинял мне боль? Физически? Нет. Все было не так уж плохо. Я не подвергалась насилию или что-то вроде этого, большинство из них полностью меня игнорировали.

Я выдохнул с облегчением.

— Такое не должно было свалиться на твои плечи, Лидия. Ты была слишком молода, так чертовски молода. И никто не помогал тебе?

— У мамы была подруга, я называла ее тетушка Сильвия, она часто приходила и пыталась нам помочь. Она до сих пор с мамой, живет в доме за углом. Я бы никогда не смогла уехать, если бы не было ее. Порой она готовила для нас, когда мама была слишком подавлена, а еще приносила мне конфеты и гладила меня по голове. Она хорошая, Силь. Она очень помогла, — я снова услышал ее учащенное дыхание, и на этот раз Лидия постаралась его выровнять. Она подняла руку ко рту, ее пальцы дрожали. — Мне не следовало говорить об этом. Прости. Теперь ты решишь, что я ненормальная.

— Я не думаю, что ты ненормальная, Лидия, я думаю, что ты святая. Многие люди отказались бы от этого дерьма давным-давно.

— Я не могу отказаться от нее, — сказала она. — Она моя мама, она нуждается во мне. Я пообещала себе, что смогу спасти ее, как только стану достаточно взрослой… достаточно храброй… достаточно умной… но, кажется, я так и не достигла ничего из этого.

— Ты взрослая, храбрая и умная, — сказал я. — Но ты не можешь спасти других людей, независимо от того, как сильно этого хочешь. Люди всегда будут идти своей дорогой, танцевать со своими собственными демонами.

— Но я должна попробовать, — прохрипела она. — Должна постараться. Я снова ее подвела. Я всегда ее подвожу.

Ее боль уничтожила мою решимость держать дистанцию, и я перетащил свой стул ближе к ней, очень близко. В моих больших ладонях нежные ручки Лидии казались такими маленькими.

— Нет, Лидия. Ты ее не подвела. Это она тебя подвела.

— Она сама себя подвела. Она заслуживает большего, только если бы она могла увидеть то, что вижу я. Почему я не могу заставить ее увидеть это? — ее глаза умоляли, искали ответ, такие открытые и беззащитные.

Мое сердце бешено колотилось в груди от желания прикоснуться к ней, прижать ее к себе.

— Люди видят лишь то, что хотят видеть, и делают только то, что хотят делать. Ты можешь находить им сотни разных оправданий, но ты всегда будешь оправдываться за них, Лидия. Всегда, — я опустил свою голову к ней, не отводя взгляда от ее глаз. — То же самое было с Рэйчел. Она меняла мужчин каждую неделю, а потом плакала и говорила, что ей очень жаль, что она будет стараться и станет лучше, что ей необходимо, чтобы я любил ее, что я все, что у нее есть на этом свете. Я винил ее за то, что она пошла по наклонной, винил себя за то, что слишком много доверял ей, но в итоге она подвела меня, так же как и твоя мама подвела тебя.

Одинокая слезинка скатилась по ее щеке. Я вытер ее, прежде чем Лидия успела бы это сделать, задыхаясь от желания попробовать ее боль на вкус.

— Спасибо, Джеймс, — сказала она, сжимая мою руку. — Это многое значит для меня, — она наклонилась ко мне, чтобы оставить нежный поцелуй на моей щеке. Я закрыл глаза, чтобы не поддаться, опасаясь, что поцелую ее в ответ. — Думаю, что слишком много говорила сегодня вечером, — сказала она. — Можно мне еще вина?

Выпустив ее крошечные ручки из своих ладоней, я потянулся за бутылкой.

Я не отодвинул свой стул от нее, даже когда разговор стал менее серьезным, и мы вернулись к своим ролям дружелюбных коллег. Лидия оживилась, отправив своей матери-вампирше парочку сообщений с обещанием, что она приведет ее жизнь в порядок завтра утром. Мне хотелось задушить эту женщину. От образа испуганной маленькой девочки, выглядывающей через перила на свою пьяницу-мать, у меня сжались кулаки. Эта девчонка словно создана из стали, и стальной корпус прячет весь груз, который она несет после стольких лет боли, страха и отчаяния. И это делает ее еще более прекрасной.

Кошачьи глаза Лидии светились при свечах, когда мы допили вторую бутылку. Она наклонилась вперед, в несвойственной близости упершись лбом в мое плечо.

— Я пьяна, — сказала она. — Но я прекрасно провела вечер.

Я расположил подбородок на ее макушке, вдыхая запах ее волос. Кокос и лаванда.

— Я тоже.

Она вернулась в вертикальное положение и улыбнулась мне. Я знал, что-то грядет еще до того, как она открыла свой рот.

— Рэйчел была твоей настоящей любовью? Единственной для тебя?

Я приподнял брови.

— Скорее ад замерзнет, чем я отвечу на этот вопрос.

— Но не сегодня. Сегодня ты ответишь мне, не так ли? Ведь я же рассказала тебе о своей маме.

— То есть, это что-то вроде око за око?

Она рассмеялась.

— Вроде того. Не знаю.

— Прежде чем полюбил Рэйчел, я любил одну девушку, сумасшедшую девчонку, которая мечтала убежать с цирком. Она была, словно огонь.

— Расскажи мне о ней.

— Она была молодой, сумасшедшей, безрассудной, талантливой… свободной… страстной. Красивой.

— Звучит, будто она была особенной.

— Она была очень особенной.

— Что с ней произошло? — спросила она, сосредоточенно глядя на меня своими зелеными глазами. Такими же глазами, как и у той женщины, о которой она говорила.

— Насколько я знаю, она сбежала и присоединилась к цирку, — я улыбнулся. — А я поступил в университет. Она умоляла меня пойти с ней, я умолял ее поехать со мной. Ничего из этого не получилось.

— Очень жаль.

— Наверное, — сказал я. — А может, и нет. Долгое, очень долгое время мне было жаль, пока я не встретил Рэйчел.

— Где вы встретились?

Я вздохнул.

— Пора спать, завтра утром у нас несколько встреч.

Она надула губы, и меня охватило желание пососать ее нижнюю губу.

— Не мог бы ты просто ответить на последний вопрос?

— Какое это имеет значение?

— Это имеет большое значение для меня, — сказала она. — Просто один короткий ответ. Побалуй меня.

Перед моими глазами появилась улыбка Катреи, умоляющей меня следовать за ней. Я вздохнул.

— Я встретил Рэйчел на работе. Мы работали вместе.

— На работе? — я мог видеть удивление на ее лице, она была так же удивлена, как и другие люди, которые знают меня, как корпоративного человека.

— Да, на работе. Это была ошибка, это всегда ошибка.

— Но она того стоила? Того, чтобы совершить подобную ошибку?

Я улыбнулся, поднимаясь со стула и потянув ее за собой.

— Иногда ошибки стоят того, чтобы их совершать, Лидия Марш, но только иногда.

Мы проехали на лифте всего три этажа, но это заняло целую вечность. Лидия стояла, прислонившись ко мне, и от ощущения ее руки на моей талии я почувствовал жжение в груди. Я знал, что должен оттолкнуть ее, по крайне мере, хоть немного отдалиться, включить свой профессионализм, но я не мог. Она так чертовски хорошо ощущалась возле меня; ее мягкие изгибы напротив моей твердости, так чертовски идеально. Она будет спать в соседнем номере, всего в метре от меня. От этой мысли мой член дернулся, и когда она потянулась в сумочку за ключом и уже собиралась сказать мне «пока», моя решимость пошатнулась.

Лидия посмотрела на меня, ее глаза были такие бледные и чертовски красивые. Она стояла в коридоре, постукивая ножкой по полу и теребя ключ-карту в руке.

— Ну, думаю, спокойной ночи, — сказала она.

— Увидимся утром, Лидия. Завтрак в семь тридцать.

— Да, конечно, в семь тридцать.

Я отвернулся, направляясь к своему пустому гостиничному номеру, но в следующее мгновение Лидия схватила меня за руку, притягивая ближе к себе.

— Джеймс, подожди… просто хотела сказать, что я не болтушка. Никто не знает обо всем этом дерьме с моей мамой, кроме моей подруги Стэф и Стю, он тоже знает.

— Не переживай, Кошачьи глазки, я буду нем, как рыба, — улыбнулся я.

Она прикусила губу.

— Я не об этом. Я доверяю тебе. Просто хотела поблагодарить за то, что выслушал меня. Это действительно помогло.

— Рад, что смог помочь, — я почувствовал сухость во рту, в висках начало пульсировать. Иди спать, Джеймс, просто иди, блядь, спать.

— Я действительно наслаждалась сегодняшним вечером, — продолжила она. — Очень.

— Я тоже.

Я открыл дверь своего номера, а она продолжала стоять и смотреть на меня, теребя пальцами ключ-карту. Поворачиваясь к ней, чтобы попрощаться, я притворился, что не заметил этого. Лидия выглядела разочарованной, ее щеки пылали. Она продолжала теребить ключ-карту, пока та не выпала из ее рук. Тихо шепча проклятия, она наклонилась, чтобы поднять карту. Ее юбка приподнялась, обрисовывая сквозь ткань великолепную задорную попку.

Не трахай никого из знакомых, и не будь знаком с теми, кого трахаешь.

Не трахай никого из знакомых, и не будь знаком с теми, кого трахаешь.

Не трахай никого из знакомых, и не будь знаком с теми, кого трахаешь.

Я всмотрелся в тишину своего номера: застеленная кровать, не распакованный чемодан на комоде, милый маленький кофейный столик, спутниковое телевидение, а затем, по глупости, обернулся назад и взглянул на своего зеленоглазого котенка.

Она все еще смотрела на меня, дверь ее номера была наполовину открыта.

— Спокойной ночи, Джеймс, — прошептала она.

— Спокойной ночи, Лидия, — сказал я, но не сдвинулся с места.

Мы смотрели друг на друга, воздух в коридоре словно сдавливал легкие, так чертовски сильно, что я едва мог дышать. Наконец, она исчезла в своем номере, оставляя за собой только скрип двери, как символ того, что путь закрыт.

Я открыл дверь ее номера еще до того, как щелкнул замок.

Она повернулась, шокированная от моего внезапного вторжения, но не успела ничего сказать, потому что в следующий момент я уже прижимался губами к ее горячему и грешному рту. Я подталкивал ее назад, пока она не потеряла равновесие и не врезалась в стену. Она застонала, открывая для меня свой прекрасный ротик. Ее язык слился в танце с моим без остатка, без ограничений, словно она ждала этого момента весь вечер. Возможно, так и было.

Как чертовски великолепна она была на вкус.

— Это ошибка, — прорычал я, не отрываясь от ее рта. — Огромная гребаная ошибка.

Она сжала мои волосы в кулаке.

— Некоторые ошибки следует совершить, — прохрипела она.

Кожа на ее шее пахла розами и белыми лилиями. Я лизнул ее шею, и она вздрогнула, наклоняя голову назад, тем самым предоставляя мне лучший доступ. Я провел языком влажную дорожку к ее уху, зубами ухватившись за серьгу. Прикусив мочку, я услышал ее стон, наслаждаясь этой краткой, скрипучей песней ее дыхания.

— Да… — простонала она. — Пожалуйста… мне нравится пожестче.

Я крепче прижался к ней, ее сиськи оказались плотно прижаты к моей груди.

— Насколько жестко?

Она опустила глаза, рассматривая пол.

— Я, эм, как раз пытаюсь это выяснить.

— Позволь мне помочь тебе с этим.

Пальцами она сжимала мои плечи, откинув голову назад, пока я покусывал ее шею. Она застонала от моих прикосновений, выгибаясь и моля о большем. Сладкий гребаный Иисус. Жаждущий найти тепло внутри ее киски, мой член дернулся в штанах.

Я отстранился достаточно, чтобы обхватить ее грудь, будто созданную для моих ладоней. Возбужденные твердые сосочки так и молили о моих укусах. Я опустил голову, посасывая их сквозь ткань блузки.

— Используй зубы… пожалуйста, — прошипела она.

И в этот момент словно что-то вспыхнуло перед глазами, зверь во мне дико завопил. Я укусил ее так сильно, как смог, мой рот был полон нежной плоти, молящей о боли. У нее перехватило дыхание, и она вздрогнула, выгибая спину, предлагая мне все больше и больше.

Я восхищался своей работой, ее розовые соски, выступающие над кружевом лифчика, стали багровыми. Но я хотел большего. Я начал расстегивать пуговицы на ее блузке, отчаянно желая прикоснуться к ее коже, но она остановила меня, схватив за руки. Я посмотрел на нее глазами, полными вопросов, но она не ответила ни на один из них, просто обошла меня, взяв за руку, и потянулась к стене. Чтобы выключить свет, она собралась выключить свет. Схватив ее за запястья, я сжал их и прижал к стене над ее головой с большей силой, чем намеревался.

— Черт возьми, ни за что в жизни, Кэт. Я хочу видеть тебя.

Она закусила губу, и на этот раз я сделал именно то, о чем мечтал миллионы, блядь, раз. Я обрушился на нее своим ртом, голодный, дикий и отчаянный, сошедший с ума от этого удивительного, прекрасного гребаного существа. Я почувствовал, как она раскрылась, раздвинув бедра, так дико нуждающаяся в моем члене. Я отпустил ее руки и сжал задницу Лидии сквозь ткань юбки, просовывая под нее пальцы. Мои яйца болели от ожидания приблизиться к ее сладкой мокрой киске, такой чертовски уязвимой и открытой.

— Я тоже хочу видеть тебя, Джеймс, — сказала она, дергая за мой галстук. Мой желудок сжался, зверь внутри словно сжигал мои ребра. Зверь. Плевать, я уже сошел с ума, связываясь в гребаном гостиничном номере с катастрофой, по имени Лидия Марш.

— Есть кое-что, о чем ты должна знать, — сказал я. — Нечто неожиданное…

Но было слишком поздно. Она уже расстегнула мою рубашку. Ее глаза округлились и превратились в блюдца, она прикрыла свой сладкий ротик ладонью и мгновенно побледнела. Блядский ад, это что, настолько шокирующе? Я посмотрел вниз на свою грудь, на голову зверя, его чернильные усики, и это было как-то по-новому. Я понял, что она видит. Конечно, она в шоке.

Не трахай никого из знакомых, и не будь знаком с теми, кого трахаешь.

Мистер Корпорация только что разбился на осколки прямо перед ее чертовыми глазами. Мои яйца дернулись в отчаянии, а похотливый червь продолжал извиваться в моем стволе. Я попятился назад, шипя ругательства и застегивая рубашку, прежде чем она смогла бы рассмотреть больше.

— Дерьмо, Лидия, этого не должно было произойти, — она не проронила ни слова, просто стояла с отвисшей челюстью, как идиотка. Я боролся с желанием схватить ее и встряхнуть, словно сабу, чтобы она упала на колени и поклонилась моему члену, чтобы просто научить ее хорошим манерам.

Я поднял галстук с пола и пригладил свои волосы.

— Ненавижу чертовы клише, но можем мы просто забыть о том, что произошло?

Я не стал ждать ответа и зашагал к выходу так быстро, как только мог. Я почти уже добрался до двери, когда она позвала меня, ее голос был слабым и жалким.

— Джеймс… подожди.

— Мне очень жаль, Лидия, это была моя ошибка. Мне, правда, очень жаль.

— Подожди… пожалуйста. Просто подожди минутку.

Я прислонился лбом к двери, в ушах звенело от сожаления, смущения и самоуничижения. Забей на это дерьмо. Я дернул за ручку, и уже одной ногой был в коридоре, когда она снова заговорила.

— Маска! Пожалуйста, ради Бога, просто подожди минуту!

Теперь настал мой черед глазеть на нее с отвисшей челюстью, словно идиот.