Тени

Глава 10

Я проснулся, услышав, как она плакала в потемках, лежа рядом со мной. Я не стал спрашивать почему. Вероятно, она плакала, как обычно, по потерянной невинности и разбитых иллюзий. Это общая жалоба.

Она спросила шепотом:

— Вы проснулись, Коркоран?

— Да.

— Я пробудила вас?

— Не имеет значения.

— Прошу извинения, — выдохнула она. — Я... все это так глупо и так грязно.

— Спасибо, — сказал я. — Все упреки милостиво принимаются.

— Я не имела в виду вас. Я говорила о жизни в целом.

— Ты имеешь в виду то, что долгие годы ты хранила себя для огромной, мягкой, нежной страсти, как в кино, а находишь себя лежащей в отеле в кровати, в нижнем белье рядом со странным мужчиной, который тебе совсем не нравится.

— Проклятье, оставь свой сарказм, — сказала она.

— Не ругайся, — ответил я. — Здесь ругаться буду только я. Ты — интеллигентная женщина, запомнила?

Она горько рассмеялась:

— Я не чувствую себя интеллигентной. Я даже не могу предположить на сколько интеллектуально я могу выглядеть. Самое смешное, что я не думаю, что и в самом деле знаю почему я нахожусь здесь, почему я делаю это, почему я вовлекла тебя в... да, в кровать, проклятье. Я проклинаю все. И ты иди к черту, Коркоран.

— Что касается девушки, которая не знает, почему она делает это, ты делала все просто замечательно.

— Я полагаю, я была.... Я полагаю, что намеренно оскорбляю церковь, посвященному фальшивому богу, если тебе только это понятно, что я имею в виду.

— Осквернять, — повторил я. — Церковь. Такие умные слова в кровати, в четыре часа утра.... Уф!

— В чем дело?

— Твой фальшивый бог нанес тебе гнусный удар. У тебя есть желание выговориться? Кстати, что он сделал такого, что небеса обрушились на тебя?

Она заговорила быстро, правильно выговаривая слова. Затем она смолкла. Потом рассмеялась и сказала:

— Ты снова был саркастичен, но к несчастью, ты был прав. Но когда женщина так глупа, что ждет до тридцати, чтобы получить понятие о сексе и любви, я думаю, она напрашивается на катастрофу. Вначале это было, как сон. У меня не было опыта ни в чем похожем на это. Не было опыта любви. Он приносил мне цветы. Он покупал мне маленькие подарки: духи, чулки, белье. Он... он позволил мне почувствовать себя женщиной, Коркоран. Ему даже удалось заставить меня чувствовать себя красивой женщиной. Этого никогда со мной не случалось.

Ее искренность немного смущала, даже в темноте.

Я сказал:

— Купи себе губную помаду и это случится снова. Ты очень привлекательна и ты это прекрасно знаешь.

— Спасибо, — прошептала она, — Спасибо за приятный комплимент, очень любезно сформулированный. Я буду хранить его всегда.

— Нет необходимости, — сказал я. — Когда случился спад в ваших отношениях?

— Я думаю, это было в пятницу, — сказала она. — Да, я уверена, что это случилось в пятницу, в конце недели, в десять часов. У меня было свидание. Я встречалась с ним и в личном и в профессиональном плане. Они смеялись, — сказал она театральным тоном.

— Кто они?

— Я вошла в офис довольно рано. На самом деле я хотела опоздать, что бы показать ему.... Да, я хотела прийти на несколько минут позднее. Знаешь, чтобы не выглядела, что видеть его не такая уж сильная необходимость в моей жизни. Но когда я вышла из лифта, было все равно еще рано. Я не могла удержаться. Я встречалась с ним накануне вечером, но не могла сдержаться. Ты знаешь, как это бывает.

— Да, мне это известно. Могу догадаться.

— Приемная была пуста. Я собиралась войти, когда услышала их. Они говорили обо мне в смотровой комнате, Гарольд и медсестра, или секретарь в приемной — прекрасно сложенная маленькая блондинка в белой нейлоновой униформе — знаете тип человека прозрачного, одетая всегда в красное. Я всегда знала миссис Дарден такой, всегда ее так называл, обращался к ней, но теперь он называл ее Доти. Манера, в которой они разговаривали, ясно свидетельствовала об отношениях между ними. Они давно пришли к соглашению. Она была так уверенна в самой себе и в нем, что было совсем не завидно, не было ревности, к его деятельности. Кроме того, его работа только забавляла ее. Сказать тебе, что они говорили обо мне? Что он сказал?

— Нет, но судя потому, что вы запомнили это, не слишком много может сказать мужчина женщине с которой спит, а рассуждает с другой. Он практически должен сказать, поскольку единственная причина, заставляющая его иметь вторую женщину — это или деньги, или влияние, или смех.

— Смех! — Выдохнула Оливия. — Откуда это тебе известно? Они смеялись над веселой шуткой. Надо мной. Вещь, над которой хихикали вместе ожидая моего прихода, поэтому они могли приветствовать меня глядя серьезно и профессионально. Меня чуть не вытошнило, когда я подумала об этом, Коркоран. Я была такая дура. Все было так, как если бы я была загипнотизирована делать глупые вещи и не могла перебороть себя.... И затем слышать их смех. Я хотела убить его.

— Вместо чего, — сказал я. — Ты пошла к нам и сказала, что берешь сумасшедшее задание, от которого раннее отказалась. Мысль совместно с правительством Соединенных Штатов закрутить со мной головокружительную любовную историю и найти себе мужа, от которого могла бы избавиться после того, как он послужит твоим целям, внезапно стала реальной вещью. Это способ доказать доктору Гарольду Муни, что он ничуть вас не обидел. Способ доказать ему, что у тебя не единственная рыбка на крючке.

— Да, разумеется.

— Мой шеф недоумевал, что заставило тебя изменить свое мнение, — сказал я. — Я сам немного удивлен. Ты не выглядела, как некоторые, которые берутся за работу, только ради удовольствия. А теперь, тебе надо убираться отсюда, пока гостиница не проснулась.

Я включил свет и посмотрел на нее. Она привстала и торопливо натянула свои очаровательные трусики, на которых держала руку, роняя остальные вещи — подарок Муни — романтического любителя цветов и нижнего белья, как я успел догадаться. Мне хотелось знать, получала ли она некоторое извращенное удовлетворение надевать его интимный подарок, ложась в кровать с другим мужчиной. Ее голые плечи, почти квадратные и сильные, были гладкими и белыми.

— Не смотри на меня так! — Протестовала она, краснея.

Я улыбнулся:

— Посмотрите-ка какие мы скромные. А, что теперь ты собираешься делать?

— Мои волосы....

— Что ты собираешься делать, испортить весь эффект, после того, как мы преодолели все несчастья и добились подлинной искренности?

Она быстро перевела на меня взгляд. Затем улыбнулась.

— О, то, что мы проделали? Я не знаю.

— Значит, ты больше не хочешь выглядеть, как человек совершающий изыскания в Библиотеке Конгресса, док? Если красавчик Гарольд прячется где-нибудь поблизости в коридоре, тебе хочется подтвердить его темные подозрения, не так ли? Надень блузку, юбку, сунь ноги в свои туфли, собери все остальное в кучу и беги к лестнице. Позвони мне тотчас же, как войдешь в свой номер, так я буду знать, что у тебя все о'кей. Кафетерий открывается в шесть. Я встречу тебя там за завтраком.

Минуту или более спустя, она все еще стояла у двери довольно не уверена, колеблясь показать ли себя в таком виде — растрепанной и не полностью одетой. Смешная вещь — она выглядела молодо и очаровательно с ее строгой прической, завитушками обрамляющей ее лицо, с проступившим румянцем на щеках.

— Коркоран?

— Да.

— Хочу предупредить, что это непреднамеренно. Я имела намерения держать дистанцию. Пожалуйста, поверьте мне.

— Верю, — сказал я.

Если она хотела солгать ради спасения своего самоуважения, я не собирался с ней спорить: и может быть ей придется надеть красивые вещи под твидом ночью, даже если это покажется чем-то вроде совпадения.

— Видеть его, слышать его, как он пытается сказать мне о недоразумении этим гладким, покровительственным тоном. Я только хотела что-то сделать, чтобы стереть из памяти некоторые факты. Я надеюсь, что тебе не отвратительно.... Ты не оскорбился.

— Оскорбился? — Спросил я. — Не хитри, док.

Она посмотрела на испуганно, готовая убежать....

Две минуты спустя, зазвенел телефон, она в безопасности. Я принял ее рапорт и снова лег, глядя в потолок, в то время, как дневной свет заливал комнату. Она была не одна в своем желании стереть факты из памяти. Наконец, я усмехнулся своим мыслям и встал, чтобы побриться. Я наполовину побрился, когда зазвонил телефон. Я вернулся в спальню и снял трубку.

— Ты сегодня рановато, друг, — послышался голос местного представителя ФБР, дававший мне ранее инструкции, и которого я никогда не видел. — Вы уже поднялись?

— В чем дело?

— Если мне не разрешено спать, почему бы не спать кому-либо еще? Мне доверено передать рапорт относительно Гарольда Муни. Сведений нет.

— Нет?

— Ничего стоящего внимания. Бакалавр. Хопкинс. Чикаго. Частная практика. Проживает в Пенсаколе с пятьдесят девятого. Финансовое положение отличное. Он чист, как недавно выпавший снег. По крайней мере по предварительной проверке. Глубокая проверка еще не закончена. — Последовала пауза. — Поскольку в дело замешаны люди из национальной безопасности, моральные устои вас не интересуют? А может интересуют?

— Может быть.

— Есть указание, что из всех практикующих медиков — он самый очаровательный парень, или очень-очень чувствительный. О медсестрах из его офиса собираются данные за период обучения, тут уж всем приходится трудиться. У нас имеются кое-какие сплетни об его отношениях с пациентками. Всего лишь сплетни.

— Я понял. А нет ли случайно каких-либо отклонений скажем, политического характера? Может все же что-нибудь отыщется?

— Вы послали мне хрустальный мяч, и я постараюсь его не упустить, — сказал голос по телефону. — Случайно? Да, случайность не исключается. Случай всегда может быть. Он может произойти с каждым, при тщательном исследовании. Но этот парень интересуется только деньгами и женщинами, на сколько я могу судить. Он не из людей интересующихся политикой. Материальные интересы иные, если вас интересует — потенциальный убийца.

Я сказал:

— После того, как вы изрезали множество мертвых тел в анатомичке, я не подумал бы, что живой не мог бы оказаться на их месте. И врачи имеют доступ ко всем лекарственным препаратом и знают некоторые способы, как устранить некоторые недоступные криминалисту факты. Мужчина, которого мы разыскиваем, не дурак и не солдат, бравирующий оружием.

— Нет, здесь есть убийца похлеще, — сказал голос.

— Кроче?

— Они разыскивали досье на него. Вы были правы, он профессионал, но они искали его совсем в других списках. Они искали некоего папашу Тоссинга и того кого он мог нанять, да, нанял он первостатейного пастуха, попавшегося под руку. Он приблудился к нему совсем из другого ранчо.

— В каком смысле?

— Держись, чтобы не упасть со стула, — сказал голос по телефону. — Кроче был нацистским штурмовиком в бригаде Рейнхарда Гейдриха. Грубый молодой человек с дубинкой, но его специальностью был пистолет. Он обожает маленький калибр — они бесшумные и точные. Не то, что вы ожидали от сырого физического лица, не так ли? Гейндрих глубоко верил в молодого Кроче, говорят здесь, и часто использовал его. После того, как британцы схватили палача, Кроче исчез. Ваше о нем сообщение — первое, за все послевоенное время. Все думали, что он умер.

— Значит, не умер, — сказал я. — Значит, он бывший штурмовик Гестапо. Эти бывшие нацисты до сих пор здесь собирают урожай, не так ли? Прошлым летом мне как раз надо было взять одного в Мехико — агента по имени Фон Закс, который собирался возродить там что-то вроде четвертого Рейха. Он был законченный сукин сын в фашистском стиле, но мачете он владел великолепно. — Я нахмурился. — Есть ли сведения о том, как Кроче стал работать на коммунистов, если он в самом деле на них работает?

— Ничего необычного. Много таких парней есть, которым все равно на кого работать, лишь бы платили. А Тоссинг нуждался в рабочей силе для исполнения его честолюбивых идей. Такой гунн, как Кроче, мог бы назначить свою собственную цену. Вашингтону больше нравится Кроче, чем Муни, друг. Они хотят, чтобы ты, как можно раньше начал свое шоу. Если Кроче последует за тобой, а другой — нет, уничтожь его.

— Понял. А, что если они оба последуют? Или никто из них?

— Не напрашивайся на выговор. Отправляйся в дорогу и покрепче закрепи зеркало. Смотри, что будет происходить сзади. Наблюдай сам. Этот субъект далеко не кролик, в три счета его не поймаешь и не задержишь.

— Да, и одного грубого слова не хватит, чтобы заставить его говорить.

— Об этом не беспокойся, если конечно нет такого желания. Ты предъяви тело, дыхание, а эксперты уж добьются своего. Они вынут из него все. Есть еще вопросы?

Я заколебался.

— Есть. Антуанетта Вайль. За ней следят?

— Она прикрыта. Сегодня утром, она еще не показывалась. А что?

— Так, — сказал я.

Я и сам не знал, зачем я задал этот вопрос. Тони в деле не участвовала, ведь я вверг ее в несчастье. Никто не поблагодарит меня за участие в судьбе девчонки, собственно девчонкой она и не являлась. Которя являлась не относящейся к делу помехой.