Тени войны

19

В отряд спецназа 201-й дивизии меня привезли с кровоточащей десной и шальными от боли и спирта глазами. В уазик я лезть отказался. Лучше на броне БТРа, с ветерком. Поездка с ветерком принесла некоторое облегчение.

Прибыли.

Из-под навеса курилки мне навстречу выскочил… Сашка Колчин!

— Сашка! Ты откуда здесь?!

— От верблюда! — Колчин протянул мне ксиву, пачку денег и бумажку с печатью: — Вот твое новое удостоверение. Я устроил тебя на работу в газету «Вечерний курьер». Вот твои командировочные. А вот само командировочное предписание. По приезде в Москву напишешь для них несколько репортажей о Таджикистане. Все уже согласовано.

Я выдавил из себя банальное «спасибо», хота Сашка заслуживал, конечно, более эмоциональной благодарности. Впрочем, настоящим друзьям не требуется бурных доказательств дружбы.

— Пожалуйста, — усмехнулся Колчин и оглядел меня с той мужской нежностью, на которую способен лишь настоящий друг. — Ну, как ты?

— Нормально, — сказал я. — В Париже вот побывал. Еще в Пекине. Масса впечатлений.

— Завидую!

— Ох, не завидуй!

Мы поняли друг друга. Его наверняка ввели в курс дела — по минимуму, но растолковали, что к чему. Иначе б его здесь и не было. Ну, а подробности — это я ему потом, когда и если вся нынешняя круговерть закончится, и закончится более-менее благополучно.

К нам подскочил Шархель, гаркнул командным тоном:

— Ну-ка, в строй, бойцы! Для вас что, нужен отдельный приказ ставки Верховного главнокомандующего?!

— Какой строй? Мы свое отслужили! Мы мирные люди, и наш бронепоезд…

— Вас внесли в боевой приказ. Дело серьезное, так что нечего паясничать. Слушать командира! Марш!

…На плацу перед штабом отряда спецназначения 201-й мотострелковой дивизии уже выстроились по ранжиру Миша с Женей, бойцы бронегруппы, водители. Нас поставили в конец шеренги.

— Слушай приказ командира части о выполнении боевого задания!.. Выдвинуться бронегруппе в составе… — перечень фамилий, среди которых и наши с Колчиным, — для пресечения преступной и антигосударственной деятельности… По выполнении боевого задания вернуться в расположение части… Начальник штаба Двести первой мотострелковой дивизии, полковник Крюков. — И уже нормальным, неуставным тоном: — Удачи вам, ребята… По машинам!

— А почему нас внесли в приказ? — спросил я Шархеля уже на броне мчащегося БТРа.

— Потому что не взять тебя не могли. Сам слышал, ты им нужен для опознания. А чтобы не болтал лишнего, приказом сделали тебя на время военнослужащим.

— Ни фига не понял.

— Ты присягу давал?

— Ну.

— Баранки гну. Присяга дается один раз в жизни и действует, пока не околеешь. Что там написано? «Клянусь хранить военную и государственную тайны». Вот и будешь хранить. Даже когда все это закончится, и ты снова станешь гражданским — болтать об этой операции не имеешь права. Вот когда околеешь, тогда трепись сколько влезет.

На скорости в девяносто километров в час два БТРа пробивались сквозь плотную жару, карабкались по горным дорогам. Люки моторных отсеков откинуты, чтобы двигатели не перегревались и хоть как-то «охлаждались» ветерком. Встречный теплый ветер не освежал, а, наоборот, усыплял.

— Все наблюдать друг за другом! — рявкнул Шархель. — Особенно вас касается, журналюги!

— Почему это нас — особенно? — захорохорился Сашка Колчин.

— Потому что у вас опыта нет наживного. Хоть и внесены в приказ. Уснешь на ходу, свалишься с БТРа, сломаешь себе шею. Понятно? Короче! Не спать, следить за товарищем! И как только твой корефан поползет головой навстречу дороге, хватай его за шкирку!

Справа и слева проплывали горы. Из-под колес БТРа то и дело вылетал гравий, норовя поразить бойцов, сидящих на броне замыкающей машины. БТРы разъехались на большую дистанцию, чтобы ненароком не покалечить личный состав.

Дорога мерно наматывалась на колеса. В сон стало клонить неимоверно. Колчин вовремя прихватил меня, когда я начал сползать с брони. Потом аналогичным манером поступил и я с ним, когда он стал сползать.

К вечеру прибыли на заставу Пянджского по-гранотряда. Нам отвели место на спортплощадке, на задворках базы. Задворки, да. Но зато здесь, на задворках, бассейн! Не декоративный, а функциональный, спортивный. Двадцать пять метров, все как у больших! Мы сразу же попробовали воду — холодная, словно только что разморозили.

Пока наша группа обосновывалась, мы с Сашкой решили сходить за покупками. Ну, там, сигареты, пивко баночное, что-нибудь на сладкое.

По дороге к центральному КПП нам то и дело попадались вооруженные патрули. Весь периметр забора плотно окутывала колючая проволока. Торчали на углах пулеметные вышки. Тут же под охраной автоматчиков прогуливались мамаши с детскими колясками. Дети играли в песочнице. Гремела где-то дискотека для подрастающего поколения.

На КПП нас стопанули. «Человек с ружьем». И разумеется, Миша с Женей. Тут как тут!

— Куда собрались?

— Да вот, прикупить по мелочи. Сигареты, пивко баночное, что-нибудь на сладкое.

Миша и Женя переглянулись, как врачи над койкой с безнадежным больным.

— Мы свободные люди! — вякнул я.

— Вы внесены в приказ, — вкрадчиво сказал Женя. — Ваша свобода распространяется до границ базы.

— А я пива хочу! — заблажил я. — После вашего спирта сушняк!

— И я! — поддержал Сашка. Миша и Женя снова переглянулись.

— Значит, так, орлы, — сказал Миша. — Возвращайтесь на место. А сигарет, пива и что-нибудь на сладкое — я сам сейчас схожу, принесу. Устраивает?

Будто у нас есть право выбора! Добрый Миша, добрый. А мог бы и полоснуть…

Бурча под нос что-то про Конституцию, права человека, свободу человека, мы с Сашкой вернулись к бассейну.

Миша пришел туда же через час. С баночным пивом, с блоком «Мальборо», с пахучими дынями.

— Спасибо, — сухо сказал я. — Сколько мы вам должны?

— Пошел в жопу, — ласково сказал Миша. — Ты нам всем столько должен по жизни, что вовек не расплатишься. А это все — халява, сэр!

Мы с Сашкой побросали пиво в бассейн. Пусть охлаждается. Между БТРами горел костер, и что-то очень вкусное варилось в котле. Мы поделились пивком с бойцами. Съели по дыньке и полезли купаться.

Завечерело. Жара чуть спала. Воздух — как в бане, где ненадолго выключили топку. Настоящими буржуями мы с Колчиным плавали среди охлажденного пива. Ловили банки руками, подплывали к бортику, вскрывали их и пили прохладу. «Санта-Барбара», блин! От дискотеки для подрастающего поколения до нас донесся надрыв «Чайфа»: «Не спешите нас хоронить, у нас есть еще дома дела!» Тут мы совсем уже забалдели.

— Идите жрать, господа! — крикнули нам от костра спецназовцы.

Нам разлили по кружкам спирт. В железные миски опрокинули из половника густой, наваристый суп. Теперь я понимаю, почему собаки так любят военных. Они едят из одной и той же посуды. С глухим звяканьем кружки ударили друг дружку, кто-то пробормотал стандартный тост: «Господи, прими за лекарство». Выпили.

Из штаба вернулись Шархель с Мишей и Женей:

— Завтра выдвигаемся в район.

— И сколько мы там пробудем? — спросил я.

— А пока этих уродов не поймаем.

— А вдруг они вообще не придут?

— Куда они денутся! Большая игра пошла. Они сделали заявку. Теперь им надо чем-то подкреплять свои угрозы. Так что другого пути у них нет.

— Можно я скажу? — поднял я руку, как в школе.

— Валяй!

— Поскольку я в некотором роде специалист по этим уродам, то скажу. Они никогда не повторяются. Они очень хитры. Вяземский Григорий Алексеевич — специалист по поведенческой психологии людей. Долгое время обучал наших нелегалов…

Женя с Мишей одарили меня ироничным взглядом. Типа: «Открыл нам Америку!»

— Нет, погодите! Я о чем? Я вот о чем… Они просчитывают на много ходов вперед. Они потеряли все коды и микропленки. Они знают, что карта тайника с архивом у нас. Зачем им лезть в петлю? Сами посудите. Ведь ясно, как день, что на «Вдовьем плаче» их ждет засада.

— Да, — ласково сказал Миша. — Они профи высшего класса. Ты прав, умник. Во всем. Но, видишь ли… Знаешь поговорку? Дилетанты портят все. Еще папаша Мюллер говаривал: «Невозможно работать с непрофессионалами». Мудрый дядечка, хоть и фашист. Нет, правда! Профессионал задумал гениальный план, безупречную операцию. Все идет как по маслу, одно-другое. И тут — бряк! Появляется хрен в пальто вроде тебя. И все у профессионала рушится. И он, профессионал, начинает-таки совершать дилетантские глупости, торопиться, суетиться, лезть в пекло поперек батьки.

— Батька — кто? — уточняюще спросил Сашка.

— Батька — мы, — вкрадчиво подал голос Женя. — Весь вопрос теперь в том, кто из нас быстрее доберется до архива. Они или мы. По всем раскладкам, мы там окажемся быстрее.

— А как насчет пока поспать? — предложил Шархель, непритворно зевнув. — Утро вечера мудреней.

— Тоже верно!

Сверху таращилось звездное небо, мигая серебряными глазками.

Я спал. Спирт с пивом выходил из меня струйками вонючего пота. Кожа становилась все суше и как будто тоньше. Я просыпался на секунду, проводил по лицу ладонью, смахивая пот, и снова погружался в дрему. В мозгу назойливо маячили какие-то смутные, тревожные образы. Очередной раз проснувшись на секунду, я вздрогнул. Именно так. Сначала проснулся и только после этого вздрогнул. Обычно бывает наоборот. А вздрогнул я из-за того, что, попытавшись смахнуть пот, осознал — нет больше никакого пота. Ни на лице, ни на груди, ни на животе. Страх ударил горячей волной. Я перестал потеть! Весь день, весь вечер ходишь и потеешь, а тут вдруг перестал! Народная примета: мертвые не потеют! Я ощупал свое бренное тело, и оно показалось мне иссохшими под палящим зноем останками. Кожа вот-вот порвется, как папиросная бумага.

Я на четвереньках прополз к бассейну, бултыхнулся. И плескался, и плескался. Глотая и глотая воду. Проблемы возможной дизентерии занимали меня в тот момент в самую последнюю очередь.

Выбрался из бассейна. Меня знобило. Что-то хреново я себя чувствую. Мелкая дрожь по всему телу, холодный пот. Что-что? Холодный пот?! Уф, да! Есть пот! Ура! Я жив!

Небо уже горело зарей.

Утром мы снова потянулись в горы. Изнуряющие часы езды на БТРах сквозь жару.

К нам на броню командование пограничников подсадило своего офицера. Тот забил гуманитарной помощью обе машины. По пути мы должны были остановиться в одном из кишлаков. Раздать коробки с едой и одеждой, а заодно поинтересоваться насчет чужаков из-за кордона.

Дорога, когда мы проходили мимо кишлаков, была буквально переложена снопами пшеницы. БТРы скакали по ним, как по лежачим полицейским. Шархель, уже повидавший здесь всякого, объяснил нам: таким нехитрым способом местные жители молотят зерно. Когда по снопам проедут с десяток тракторов и БТРов, селяне убирают солому и сметают пшеницу с асфальта в мешки.

В полях у предгорий я видел в основном только работающих женщин. Белые платки маячили в море полевой зелени, время от времени взлетала над головой мотыга.

Все мужики в полном здравии обнаружились в кишлаке. Они сидели на корточках в тенечке деревьев у арыка, лузгали семечки.

БТРы остановились возле селян.

— Салям алейкум, уважаемые! — сказал Шархель.

— Алейкум салям! — отозвались уважаемые.

— Старосту позовите, а?

Мужики посмотрели друг на друга и заговорили одновременно типа: «Уля, во беля, уляля, курхим байда». Потом снова уперлись немигающими глазами в БТРы. В общем, позабыли русский язык и ни хрена не понимают.

Вокруг машин собралась детвора. В грязных кацавейках, с голым пузом, в соплях и разводах ила, они толкали друг дружку в спины, щупали пальчиками колеса, броню. Но стоило к ним повернуться, как кидались врассыпную.

Наконец, пограничник не выдержал и объявил на местном наречии, что военные привезли гуманитарную помощь.

Тут же несколько самых младших из этого «мужского клуба» бросились в разные стороны кишлака на поиски старосты. Но их помощь не потребовалась. Староста объявился мгновенно, сам.

Десантники попрыгали с брони и, ненавязчиво держа автоматы на изготовку, разошлись вдоль дороги. БТРы развернули стволы в разные стороны.

— Мы привезли гуманитарную помощь, — сказал на русском пограничник. — Где ее можно раздать и поделить между селянами?

— Давно вас ждем, — ответил на чистом русском староста. — Весь груз можно сложить у меня в доме.

— Нет. Мы хотим раздать, чтобы всем досталось. Это понятно?

— Понятно-понятно, — закивал староста и указал рукой в проулок кишлака. — Там мой дом. Самый большой. Туда.

Мы двинулась в глубь кишлака. Под тенистыми деревьями у арыка никого не осталось. Мужики пошли вслед за БТРами, мальчишки бросились в поля звать матерей.

Мы остановились у каменного заборчика, за которым был весьма добротный дом старосты.

Бойцы закинули автоматы за спину и начали таскать коробки с гуманитарной помощью во двор. Мы с Колчиным тоже впряглись.

Когда коробки были уложены, вокруг дома уже собралось около ста человек. Мужчины пристроились в тенечке. Женщины в пестрых национальных платьях — на солнцепеке. Вокруг суетились неугомонные дети.

Офицер-пограничник выступил вперед:

— Добрый день, дорогие селяне! Российская армия привезла вам гуманитарную помощь! Пожалуйста, становитесь в очередь. Возьмите своих детей. Сейчас наши солдаты начнут раздавать…

Оказалось, что все они прекрасно понимают по-русски. Переводчик не потребовался. Мигом выстроилась очередь.

Солдаты вскрыли коробки. Каждой подошедшей женщине выдавался набор продуктов, консервов, джемов, каких-то соусов и приправ. Детям — конфеты, печенье, кофточки, платья, трусы, футболки. Поднялся неимоверный шум. Уже отоваренные селяне показывали еще не отоваренным ассортимент полученных продуктов и вещей. Тут же шел какой-то торг. Гвалт. Они о чем-то спорили и ругались. На пацанах оказывались надетыми девичьи платья и кофточки, а девочки щеголяли в мужских трусах.

— Ты женат? — спросил Колчина Шархель.

— Я — да. А что?

— Тогда ничего. А ты, Леша?

— Нет, не успел.

— Во! У тебя есть отличная возможность. Здесь можно запросто купить себе невесту. Выбирай. — Он указал рукой в сторону молоденьких девчушек лет четырнадцати.

— М-м… И почем?

— Да как сторгуешься. Не больше ста баксов.

— Вот так вот запросто, да? Купил и увел, да?

— Запросто. У них у всех здесь в кишлаке ведь даже паспортов нет. По определению! Официально они не существуют. Так что плати и забирай. Ну? Созрел?

— Да неохота!

— Сто баксов жалко?

— Их всех жалко…

После «раздачи слонов» староста зазвал всю нашу группу в дом. Типа чайку попить, типа восточное гостеприимство, все такое.

Мы все расселись на просторной веранде, нам разлили по пиалушкам зеленый чай. Плюс кусок лепешки.

— Ну, ака, — обратился Шархель к старосте, — у меня есть один вопрос.

Старик сразу же приосанился. Наверное, решил, будто мы начинаем женихаться.

— Ака, сегодня ночью какая-то группа прорвалась из-за кордона. Обстреляла заставу. Пока наши пограничники отбивались, большая часть нарушителей перешла границу и ушла в глубь страны. Не слышал ли чего?

Глазки старосты забегали. Он пытался определить, что именно нам известно о той группе и не берем ли мы его на понт.

— Здесь много людей ходит, — начал он. — Бывает, и чужие забредают. А мы мирные люди. Не милиция, не военные. Задерживать и проверять никого не можем. Если придет кто, о чем его спрашивать? Захочет — сам скажет, не захочет — молча уйдет.

Серега недовольно покачал головой:

— Ты, ака, не понимаешь. Мы тебя о конкретной группе спрашиваем. Нам, в принципе, по барабану: заходили они в кишлак, не заходили. Твои пастухи далеко баранов гоняют. Многое видят. Так скажи мне, приходила группа из-за кордона?

Староста очень осторожно, словно боясь, что кто-то может подглядеть, утвердительно кивнул. Шархель разложил перед ним карту:

— Вот «Дикая тропа», — палец пополз по топографическому рисунку, — вот тут «Козий след». Вот «Древний камень». А это— «Вдовий плач». Ну, ака? Ты меня понял?

Староста понял. Отлично понял, чего от него хотят… Ну как откажешь добрым людям, которые еще и гуманитарно помогли! Им, этим добрым людям, надо помочь в ответ…

До «Вдовьего плача» оставалось всего несколько километров. Перед последним броском спецназовцы решили заехать на пограничную заставу, которую потрепали ночным обстрелом.

— А куда указал старик на карте? — спросил я Шархеля, когда наша бронегруппа въехала на территорию заставы.

— На «Древний камень». Они идут от границы, прошли это место. Следующим, я думаю конечным, пунктом станет «Вдовий плач».

— Думаешь, это они?

— Уверен.

— А чего старик так мялся-жался? — поинтересовался Колчин. — Мы же не бандиты.

— Не хочет в наших разборках участвовать. По-своему прав. Сейчас он сказал нам об этой банде. Завтра его же поселяне настучат бандитам, что он их сдал…

БТРы поставили под единственным, раскидистым, деревом подле ворот заставы. Командиры вместе с Шархелем пошли представляться.

Мы сидели на броне в тенечке и медленно остывали. Черные стволы башенных пулеметов нагрелись на солнце так, что можно было запросто жарить на них бекон. Из открытых кормовых люков жара валила, словно из печки. Весь десант сосредоточился на носу и в узком пространстве между башней и кормой.

Но насладиться тенечком не удалось. За шиворот стали сыпаться многочисленные муравьи. Эти мелкие твари прыгали как-то подозрительно метко и нещадно кусались. Через пять минут вся наша группа хлопала себя по спинам, по груди, с остервенением чесала коленки и материлась на чем свет. Бойцы сорвали с себя одежду и начали размахивать ею, стараясь вытряхнуть злобных тварей. Но с каждой секундой на нас десантировались все новые партии муравьев.

В конце концов мы не выдержали и отъехали на БТРах из-под дерева под палящее солнце. Все разделись до трусов и стали методично выколупывать муравьев из одежды.

Тут вернулись наши командиры вместе с офицером с заставы. Они оглядели нашу голую команду…

— Что случилось? — строго спросил Миша.

— Муравьи, мать их!

— Какие, на х… муравьи?!

— Да, мы не успели вас предупредить, — деликатно вмешался незнакомый офицер в звании лейтенанта. — Тут этих муравьев полчища. Живут на дереве. Мы сами под него никогда не становимся. Жрут сволочи, сил нет. Хотели это дерево спалить. Да местные нас отговорили. Всех насекомых не убьем, а муравьи тогда к нам переселятся и нас с заставы выживать начнут. Так и живем. Мы их не трогаем. Они — нас.

…На пограничной заставе славянами были только лейтенант, командир заставы, и два контрактника. Остальной личный состав — таджики из окрестных кишлаков. Местная молодежь охотно служит и в пограничных частях, и в 201-й мотострелковой дивизии. Поскольку работы в республике нет никакой, даже скудная зарплата российского солдата в рублях по сравнению с местными заработками в тенге — богатейские деньги. На скромное солдатское жалованье можно многое себе позволить и даже чувствовать себя видным женихом.

Лейтенант водил нас с экскурсией по своим владениям и рассказывал о житье-бытье. Все его подчиненные таджики имеют многочисленных родственников на сопредельной территории в Афганистане. В кого именно начнут стрелять бойцы, если «духи» пойдут в атаку, бог весть. Спят они, лейтенант и двое контрактников, запираясь в кабинете командира заставы, окна закрывают стальными ставнями. Двое ложатся спать. Третий залегает с пулеметом напротив двери. Через каждые два часа меняются. В любую ночь могут прийти: головы поотрезают и на моджахедов свалят. Сейчас еще более-менее спокойно. А вот когда родственнички из Афгана соберут урожай мака да приготовят из него пару тонн героина, тогда держись. Надо героин переправлять в Таджикистан, а потом в Москву. Единственная помеха на этом направлении — лейтенант и два контрактника…

М-да. Который раз я приезжаю в Таджикистан, а положение тут все хуже и хуже.

Шархель упомянул при лейтенанте «Вдовий плач». Как бы между прочим.

— Заброшенный кишлак, — сказал лейтенант. — В двадцати километрах от заставы. В непролазных горах. Туда иногда заглядывают наши автономные пограничные патрули. Но надолго не задерживаются. Уж больно место глухое. А вы чего там забыли?

— Хотим углубленную разведку провести, — уклончиво ответил Женя.

— Вы в своем уме, ребята? На БТРах вы туда не подойдете. Придется бросать машины. А с легким вооружением и такой небольшой группой я бы вообще поостерегся туда лезть.

— Да что там такого страшного происходит?!

— Там до хрена чего происходит. Последний раз, около трех месяцев назад, туда сунулась наша разведгруппа. Так ее потом два дня с боями вытаскивали. На вертолетах. Половину отряда растеряли…

— И кто им это устроил?

Лейтенант пожал плечами, стрельнул окурком в камень:

— А кто ж его знает? Стреляли!