На денежки, взятые в банке, команда Старкова купила недостроенный дом в Подмосковье, пару машин, оружие. Дом строился с размахом. Из красивого красного кирпича были выложены два этажа. Бывший хозяин любил, видимо, все округлое, и внутри дома было шесть почти круглых комнат. Огромные подвальные помещения и гараж делали его вполне подходящим. К тому же расположен он был в маленькой умершей деревеньке, где, кроме него, стояло еще пять таких же, правда, уже достроенных особняков. Они все вместе были обнесены железным забором с сигнализацией, да еще вокруг каждого дома в отдельности был забор. Возле домов бегали овчарки. Сами хозяева наведывались редко, но одни держали в домах прислугу, у других жили семьи. В новой «деревне» никто в чужие дела не лез.
Хозяйственный Иван нашел бригаду из пятерых строителей и договорился с ними, если они достраивают дом до холодов, то каждый получает по миллиону. Строителей возглавлял мужичок с хитрыми глазками и маленьким подвижным лицом:
— За месяц сделаем, — сказал он спокойно, — у меня в бригаде мастера. Да плюс к мастерству — кто из них «зашитый», а кто «закодированный». Так что сделаем.
Бригада приезжала на своей грузовой машине с рассветом и работала до поздней ночи.
— Вот что значит материальная заинтересованность, — шутил Дима.
Они с Иваном жили в уже построенном маленьком каменном флигеле. Флигель был с камином. Растопив его, положив на ночь несколько толстенных чурбаков, бывшие офицеры отсыпались в тепле.
Но скоро безделье стало их томить. Иван первый стал помогать рабочим. Со временем нехотя втянулся в работу и Дима. Они носили листы кровельного железа для крыши, а потом широченные доски для пола. От такой работы стало жарко. Бывшие офицеры разделись по пояс. Коренастый Иван с могучим торсом и огромными бицепсами, и Дима с изумительно красивой мускулатурой борца произвели большое впечатление на строителей, те даже работать перестали.
— Ребята, — спросил один из них, — а вы что, спортсмены бывшие?
— Было время, занимались спортом, — сказал весело Дима.
Ему нравились строители. Несмотря на то, что они постоянно имели дело с богатыми клиентами, держали они себя с достоинством.
— С нами только по-доброму можно, — сказал бригадир Петрович, — мы люди непьющие. Это пьяный человек перед всем миром виноват.
Кузьмич был одет в новенькую черную телогрейку. Под ней виднелся свитер из тонкой шерсти. Курил мужик «Мальборо».
— А что за народ — новые богачи? — продолжал расспрашивать Дима.
— Народ всякий. Кто дурочку из себя строит, по-простому с нами говорит.
— Как по-простому?
— Мужики, — скорчил смешную физиономию Петрович, — ну западло вы заборчик поставили, западло, мужики!
Он явно копировал какого-то конкретного человека и, обладая природным даром пародиста, очень хорошо изобразил чужой характер.
— Есть нормальные. Дело не в том, как к нам обращаются, а в том, видят ли в нас людей. Но если он во мне человека не видит, то я ему никогда хорошо не сделаю. И не из вредности, а просто не выйдет хорошо, и все.
— Но на революцию против новых буржуев народ не пойдет?
— За марскизм-ленинизм опять бороться? — издевательски хмыкнул Петрович. — Что ж ты с новой властью не боролся, когда служил? Взводом, небось, командовал?
— Ротой.
— Что ж ты не с ротой своей, а здесь хоромы строишь?
— Тебе это странно?
— Нет! — покачал головой Петрович. — Вы все, бывшие офицеры, сколько я вас видел, даже разбогатевшие, — потерянные какие-то. Ты, парень, не обижайся. Словно вас от мамкиной сиськи оторвали. И вот что, если с напарником своим пить будете — пейте втихаря. У меня народ запойный. Валька, по глазам его вижу, из последних сил терпит. А без него мы тебе хороший паркет не выложим.
— Обещаю, Петрович.
Обещание свое Дима выполнил. Они с Иваном дождались, пока бригада уедет, и только после этого достали коньяк. Сначала было весело. Дровишки в камине горят, кровь по жилам бегает, а потом затосковал Иван.
— Дима, мы что с тобой монахи, а? Комбат пропал…
— Садись за баранку, — кивнул головой Дима.
Иван, даже сильно пьяный, отлично водил машину. Сели в «Ниву». Она хоть и не такая шикарная, как новенькие «Жигули», зато не застрянет.
Автомобильная прогулка оказалась недолгой. Фары высветили стоявших на обочине двух девиц. Иван притормозил.
— Ваня, — рви вперед, — крикнул Дима, — это же колхозницы. Ты посмотри, какие у них задницы.
— А я с такими и люблю, — невозмутимо ответил Иван и открыл дверь машины, — барышни, — пророкотал он своим басом, — такси подано, коньяк и кофе ждут вас.
— А мы стоим с Ленкой и думаем, чего нам для счастья не хватает, — проворковала, забираясь в кабину, барышня килограммов под девяносто.
— Надя! — представилась она.
— Ой, Надь, может не поедем, — донеслось снаружи.
— Садись, Леночка, садись, — куражась, крикнул Иван, — раньше думать было надо, теперь поздно. Подружку-то твою мы в плен взяли. Ах ты моя голубушка!
Иван притянул к себе пышную Надю.
— Здоровый какой, — восхитилась та.
Дергала заднюю дверцу. Дима помог ей.
— Здрасте! — застенчивая девушка села рядом с ним.
Она тоже была нехуденькая, но миловидная.
«Нива», взревев, развернулась чуть ли не на одном колесе. Женщины завизжали.
— Ах, Надя, Наденька, мы были бы счастливы. Куда же гонишь ты своих коней, — пропел Иван.
Женщин действительно поили коньяком и кофе, пока их стыдливость окончательно не испарилась. Пир плоти продолжался сутки. К рабочим не выходили.
Следующей ночью Иван отвез женщин домой.
— Ты знаешь, что главное в женщине? — спросил он, вернувшись, у Димы. — Она животворит. Она вливает силы в озябшее сердце.
Иван погладил себя по кучеряво-волосатой груди. Он еще ощущал прикосновение к ней нежных женских рук и губ.
— Но, — продолжал Иван, — во мне живет желание еще поразвлечься. Помнишь Карлсона? Он любил поразвлечься.
— Озябшее сердце, — словно не слыша друга, повторил Дима, — ты, Иван, поэт.
— Писал стишки, было со мной такое в жизни. Но я о другом. Форму теряем, товарищ капитан. Коньячок и девочки — это хорошо. Однако, главный девиз спецназовца — тренироваться везде, всегда, до дней последних донца.
— Что ты предлагаешь?
— Домик тут есть один шикарный, километрах в тридцати. Давай его «вскроем». Ни разу не залезал в чужие дома. Тут кругом соседи, какие-никакие, а там явно живоглот живет.
— Почему бы и нет? — загорелись глаза Димы. — Вот под утро и поедем.
«Домик» оказался роскошным особняком. Машину оставили в лесу, забросав ее срубленными ветками. Оба «разбойника» были одеты в маскировочные халаты.
Они легко и бесшумно перебрались через высокий забор. Но дальнейший путь преградила им огромная, хорошо тренированная овчарка. Почти без лая, коротким рыком она бросилась на шедшего впереди Ивана. Но спецназовец без промаха ударил ножом. Сталь пронзила собачье сердце. И пес, хрипя, забился в конвульсиях.
— Жалко собачку, — прошептал Дима.
Но дело было сделано. Они натянули маски из черной шерсти и подошли к окну. До него было метра полтора. Дима вскочил на подставленное Иваном колено, а потом сел ему на плечи. В руках у него был топор.
Орудия топором, Дима вскрыл оконную раму и через секунду оказался внутри помещения. Вслед за ним туда проник Иван.
Он включил фонарик, и они пошли бесшумно, наступая на пятки. Одна комната, вторая — ничего любопытного. Мебель деревянная, простая. Ни картин, ни антиквариата.
Поднялись по лестнице на второй этаж. И тут Дима остановился как вкопанный. Из-под двери струился спокойный свет ночника. Дима показал пальцем в сторону окна, предлагая вернуться, но Иван решил шалить и резвиться до конца. Ударом ноги он выбил запертую дверь.
На кровати лежала молодая женщина и читала книгу. Увидев пришельцев, она так испугалась, что не смогла даже вскрикнуть. Рот ее раскрылся и закрылся без звука. Лицо свело судорогой.
— Мадам, — сорвав маску, — бросился к ней Дима, — мы вас не тронем. Мы сейчас уйдем.
Но женщина уже закатила глаза и сползла с подушек. Обморок или хуже?
— Пошли, — потянул Диму за рукав Иван, — ни черта с ней не будет.
Но Дима его не слушал. Он попытался найти пульс на руке женщины, но тонкая бледная рука была безжизненна. Дима приник к груди женщины. Где-то в самой глубине грудной клетки тихо билось сердце.
— Баба-то красивая, — сказал Иван.
— Иди к черту, — выругался Дима.
— Почему к черту, — обиделся Иван, — если тебе она так дорога, я поищу аптечку. Нашатырь нужен. А ты здесь посмотри. Только зря это. Очухается — что ты ей скажешь. Увидит она нас и опять в обморок упадет.
Иван ушел на первый этаж, а Дима стремительно стал открывать все дверцы больших зеркальных шкафов, заполнявших комнату.
Под руки ему попалось женское белье, потом он наткнулся на бар, полный бутылок. Наконец, он догадался открыть небольшой прикроватный шкафчик. Там была куча самых различных лекарств. Нашелся и пузырек с нашатырем. От резкого запаха женщина сначала вздрогнула, потом застонала, отстраняя слабой рукой руку Димы. Она полуоткрыла глаза.
— Мы не сделаем вам ничего плохого, — поспешил сказать Дима, — мы сейчас уйдем. Вы меня понимаете?
— Как вы сюда попали? — тихо спросила женщина, и ее тело стала сотрясать дрожь.
— По ошибке. Нас наняли посмотреть… кое-что в одном доме, а мы, видно, перепутали, — врал Дима.
— Вы правда… — на глазах женщины показались слезы. — Вы, правда, уйдете?
— Уже ухожу, — Дима поднялся с колен.
— Нет, стойте, — вскрикнула женщина, — тут был еще второй, страшный, огромный.
Безошибочным женским инстинктом она угадала в Диме защитника. И схватила его за руку. Дима удивился, настолько сильной оказалась эта хватка.
— Вы ведь не воры?
— Мы гораздо хуже, — сказал появившийся в дверях Иван.
— Мама моя родная! — отчетливо выговорила женщина, и глаза ее опять стали закрываться.
— Да сними ты маску, дурак! Ты ее пугаешь.
— Ухожу, ухожу, ухожу, — дурашливо раскланялся Иван, — жду тебя внизу… Робин Гуд… мать твою…
— Там снотворное, — показала женщина на маленький шкаф, — или лучше налейте мне выпить. Быстрее подействует.
Дима открыл первую попавшуюся бутылку и плесканул на дно стакана, который ему подставила женщина.
— Наливайте до краев, — уже командовала она.
Выпила не морщась, как пьют воду.
— Мало. Еще.
Выпила еще кружку. Дима понюхал. Запах был незнакомый.
— А вы попробуйте, — сказала женщина, — это виски.
Дима, взволнованный едва ли не больше женщины, и себе плесканул полную чашку. Выпил залпом. Женщина протягивала ему конфетку.
— Закусите, грабитель. А я уже кажется пьяна. Вот так история.
— Водку пьете? — озадаченно спросил вошедший Иван.
— Пьем, а вам не нальем, — сказала женщина. Глаза ее блестели, и она улыбалась.
— Баба-то пьяная, — удивился Иван.
— В стельку, — подтвердила женщина, — и зовут меня Нина.
Дима тоже захмелел.
— Виски, — показал он на бутылку, — а ты не выпьешь.
— Почему же? — удивился Иван.
— Потому что маска на роже.
— Блин! Веселая у нас жисть пошла, — стягивая маску, сказал Иван.
Он тоже изрядно отпил из большой бутылки.
— Вы знаете, — сказала женщина, — я даже рада, что вы пришли. Я все одна… Мой любовник запер меня здесь… Днем я гуляю по садику и сплю, а ночью мне страшно и у меня бессонница.
— Он у вас не дурак, — сказал Иван, — он вас вместе с собакой дачу оставил охранять.
— Вполне может быть, — согласилась дама, — А вы милый, — погладила она по голове Диму. Вы такой трепетный. Бандиты такими не бывают. Хотите я вас буду любить вот сейчас, вот здесь?
— Это уже слишком, — выдавил из себя ошалевший Дима.
Иван хохотал. Он сотрясался от хохота.
— Вы считаете слишком? — заплетающимся голосом спросила женщина. — А я думаю нет.
Она попыталась достать сигарету из пачки, валявшейся на кровати, но руки ее не слушались. Сигареты выпали из руки, она откинулась на подушку и, шумно вздохнув, подложила руку под голову и уснула.
И даже в машине Иван продолжал смеяться. Дима сидел молча. Он был угрюм.
— Зря ты ее не трахнул, — сказал Иван, — сама же просила.
Дима молчал.
— И вообще… Дима, неужели ты не понял, кем мы стали? Мы же преступники. Не знаю, понял ли это наш доблестный комбат, а я вполне осознал. И главное, меня это устраивает. И жалеть нам никого нельзя. Нас с тобой никто не пожалеет.
Дима молчал. Он был потрясен происшедшим.
— Держись, капитан, — ласково положил ему тяжелую руку на плечо Иван, — держись. Обратного хода нету. Только вперед. Мы еще покажем, что такое русские парни из спецназа! Меньше лирики. Ваше слово, товарищ маузер! Хотя собаку мне жалко. Храбрый был зверь.
А в недалекой Москве после разговора с полковником Тимофеевым всю ночь не спал Старков. Гнетущая тоска обрушилась на него. Он понял, что именно сейчас должен сделать выбор — продолжать работать под командой Гавриила Федоровича или уйти в сторону.
До двух часов ночи Старков пробовал заснуть и не мог. Он встал, прошелся по чужой квартире. Всюду были чужие вещи, в комнатах витали чужие запахи.
«Кто я? Зачем я здесь? Кому я нужен?»
Эти вопросы приходят в голову многим людям в нелучшие дни их жизни.
Старков сел к окну и закурил. За окном была темнота, но в доме напротив светилось несколько окон. Что за этими окнами? Тоже тревога? Страх и неуверенность в себе? Или, наоборот, безудержное веселье?
В шесть часов утра он набрал с трудом найденный в записной книжке телефон, который оставила ему Оля. Только благодаря присущей ему привычке к дисциплине, годами вырабатываемой офицером, он смог сосредоточиться и вспомнить, в какую именно книжку и на какой странице он записал ее телефон.
— Да! — ответил хриплый со сна женский голос, явно не принадлежавший Оле.
Он хотел было извиниться и положить трубку, но все-таки запинающимся голосом попросил позвать Олю.
— Олю! — голос на том конце связи вздрогнул. — Одну минуту. Вы только подождите, пожалуйста.
— Я слушаю, — раздался через минуту задыхающийся, но уже знакомый голос.
— Это я… Стас.
— Где ты? — приглушенно спросила женщина, но в голосе ее было столько тепла, что у Старкова перехватило дыхание. Он назвал адрес.
— Я буду через час.
Весь этот час он ходил быстрыми шагами по квартире.
Звонок в дверь. В дверях ослепительно красивая женщина с широко раскрытыми глазами. Чужая, пахнущая духами.
— Милый! — вздох перешел в стон и нежные руки сошлись на его затылке.
«Держись, комбат», — сказал он себе.