Дима устроился в кустах ольшаника, которые подходили к забору — стене из красного кирпича. Он видел, как легко, за одну секунду Олег преодолел высокую стену, и стал ждать.
Просидел ровно два часа и понял, что пора действовать. Парень влип, его не отпускали. Дима подошел к стене, поставил ногу на едва выпиравший из ровного ряда кирпич и, оттолкнувшись, уцепился за колючий край. Там, наверху, было битое стекло. Но отступать уже некуда. Несмотря на сильную боль, ругаясь вполголоса, Дима подтянулся, забросил ногу на плоскую стену и, кое-как вскарабкавшись, прыгнул на землю. Почти сразу раздался яростный лай собак и две овчарки подбежали к нему. Времени на раздумья не было. Грохнуло два выстрела.
Дима покрепче сжал пистолет в руке, от чего осколок стекла вошел глубоко в ладонь. Дима заскрипел зубами и бросился короткими перебежками к дому. Хотя вокруг росли яблони и кусты малины, Дима был уверен, что его уже взяли на мушку.
Выстрелов, однако, не было, и он рванулся к дверям шикарной дачи. Двери оказались открытыми, а за ними слышался шум борьбы.
Олег дрался с двумя бугаями. Ребята-охранники под два метра никак не могли вывернуть ему руки.
Лицо Олега было разбито и залито кровью, но сухощавый парень оказался настолько сильным, что не давал возможности одному из охранников взять под контроль дверь.
Выстрелы они слышали, но вместо того, чтобы бросить мальчишку и разобраться, в чем дело, они пытались выкрутить Олегу руки. Наконец одного осенило, и он схватил в руки стул.
— Поздно, ребята, — спокойно сказал Дима, — и за стул, и за пистолет раньше хвататься надо было.
— Кретины, — багровея, крикнул один из охранников, — вы хоть соображаете, на кого наехали?!
Видно, он принял их за мелких дачных жуликов.
Дима поморщился от боли в правой ладони и от гнусной мысли, что опять придется стрелять в людей. Охранники не хотели поднимать руки и, кажется, плохо соображали, что произошло. Сначала этот невероятно сильный и верткий мальчишка, потом мужик с пистолетом и добродушным выражением лица. Все это было совершенно непохоже на прошлые «наезды».
После появления нормальных рэкетиров договаривались о размере «дотации», и все мирно расходились.
Олег встал рядом с Димой. Он еще тяжело дышал и размазывал тыльной стороной руки кровь по лицу.
— А мы ведь, гаденыш, тебя пожалели, — сказал с грустью охранник.
— И правильно сделали, — ответил Дима, — иначе лежали бы оба с дырками в голове. Ну-ка, Олег, постреляй.
Олег взял пистолет и выстрелом сбил тяжелую люстру, висевшую почти над головами охранников. Потом выстрелом же он разбил бутылку в баре, а голова одного из охранников была в сантиметре от бутылки.
Экспериментировать дальше Олег не стал. Он опустил пистолет, а охранники молча подставили руки для наручников, которые Дима достал из карманов куртки. Потом он запер ребят в одной из комнат.
— Так, значит, их было всего двое?
— Да, — тихо сказал Олег.
— А почему тебя не отпускали?
— Да скучно им было, дуракам. Подождем, говорят, пока твоя девушка к нам сама за яблоками не придет. Ну а когда я услышал выстрелы…
— Я все видел, — сказал ласково Дима, — ты молодец.
— Нет, я хотел сказать, что они не очень удивились и не поняли, почему я на них бросился.
Дима изменился в лице.
— Держи входную дверь на мушке, — сказал он Олегу и пошел к охранникам.
Полежав на холодном полу, ребята остыли и оказались вполне разговорчивыми. Оказалось, что на соседней даче жил какой-то чудак. Он напивался до одури и палил с балкона в небо.
«Это хорошо, что у них слух немузыкальный», — подумал Дима.
Но все оказалось проще. По словам Олега, в комнате на всю катушку работал магнитофон.
Дима связался по рации со Старковым. Он сказал всего три слова: «Срочно приходи на дачу».
Группа явилась через двадцать минут. По тому, как Борис кинулся к Олегу, увидев его заплывшее от синяков лицо, Старков понял, что они друзья. Бывает так, что люди войну пройдут плечом к плечу, а друзьями не станут, но чаще случается по-другому. Риск, который делится на двоих, превращает мужчин в братьев.
— Вот это да! — басовито смеялся Иван. — Вдвоем такую крепость взяли.
Старков прошел к охранникам.
— Нам не понадобится взрывать бочки с бензином. Господин Гнедой будет здесь через час, — сообщил он, вернувшись.
Когда к воротам подкатил роскошный лимузин, они мягко раскрылись. Машина медленно вползла во двор. Из нее вышли трое охранников и интеллигентного вида мужчина в очках, а рядом с ним появилась одетая в меха женщина.
— Господи, — пьяно протянула она, увидев дула автоматов, — опять рэкетиры.
— Ну, это уже свинство, — сказал еще более пьяный господин Гнедой, — за три месяца второй раз. Не буду платить.
— Шеф, — возразил стоявший возле него с поднятыми руками охранник, — не горячись. Это, кажется, серьезно.
Господин Гнедой не внял совету и продолжал возмущаться. Но в отличие от Жоржа Анжапаридзе, нецензурных слов не употреблял. Он жестикулировал и обращался к кому-то неведомому с просьбой остановить этот бесстыдный грабеж. Несмотря на то, что Гнедой был одет в дорогой, модного покроя костюм, а на мизинце его сверкал огромный перстень, он походил скорее на сельского учителя, чем на миллиардера. Через очки с толстыми линзами он таращил глаза на окружающих и казался совсем беззащитным.
Его охранников отправили в ту же комнату, где уже лежали двое их товарищей, а самого Гнедого и его даму провели на второй этаж, в хоромы.
— Ляля, — обратился он к своей подруге, — зачем я работаю и живу? Для того, чтобы какие-то жлобы стригли меня, как купон?
Женщина, зябко передернув плечами, спросила:
— Господа рэкетиры, зачем вы маски надели? Ведь жутко! Мы вам отдадим деньги.
— Никогда, — взвизгнул Гнедой.
— Отдадим, отдадим, — успокаивающе сказала Ляля, — вот только Киса протрезвеет немного.
Старков понял, что женщину нужно слушаться. Она явно имела на своего друга влияние. У нее было усталое, немолодое, не очень красивое лицо. Но в глазах светился теплый огонек.
Господин Гнедой сжал голову руками и стал раскачиваться из стороны в сторону.
— А брошу-ка я все к черту, — сказал он, — хватит, надоело. Работаешь как проклятый, а тут… в масках… руки вверх… отдавай деньги. А в деньгах этих мой труд, мои нервы, мой мозг. Где справедливость?
— На небе, — вкрадчиво сказал Фролов.
— Издеваться-то зачем? — Гнедой тряхнул головой, пытаясь уйти от наваждения. Но все оставалась по-прежнему. Те же люди в масках окружали его.
— Печаль моя светла, — сказал он и неожиданно шустро полез за бутылкой в бар.
— Э, тпруу! — перехватил его Иван. — Сначала деньги, потом пей сколько хочешь.
Странный миллиардер и его подруга отвлекли внимание Старкова настолько, что он забыл отдать распоряжение ребятам. Он спустился вниз и увидел там одного Диму.
— А где мальчишки?
— Несут наружную охрану, — беззлобно усмехнулся Дима.
— Кто им приказал?
— Никто. У них, по-моему, прекрасная дрессура. Один у ворот встал, другой со стороны леса наблюдает, а меня за этот пульт посадили. Вот это и есть скрытая камера, о которой говорил Фролов.
Старков промолчал. Было неприятно, что он потерял нить руководства операцией. А главное, он понял, что ребята занимались подобными делами и раньше. Значит, не он один оказался в руках Гавриила Филипповича. Он, Старков, работает на полковника МБА может быть, и полковник на кого-то работает?
Бывший офицер, Станислав Старков привык подчиняться вышестоящим, но здесь было нечто иное. Вышестоящий в армии нес ответственность за свои приказы. В этой же ситуации взаимоотношения напоминали не армейские, а скорее мафиозные.
Между тем Гнедой продолжал свою исповедь. Он бил себя в грудь и говорил, что поставил свой гений на службу злу, что нет ему спасения ни на земле, ни на небе.
Его Ляля, видно, привыкшая к подобным сольным выступлениям любовника, сидела, откинув голову на спинку кресла, и курила длинную сигарету с запахом ментола.
Фролов и Иван сидели друг напротив друга и тихо беседовали. По их напряженным спинам и скованным позам Старков догадался, что разговор этот неприятный.
Увидев своего комбата, Иван поднялся ему навстречу и заговорил тихо и злобно:
— Я говорю, выбивать из этого козла деньги надо, а этот, — он кивнул в сторону Фролова, — говорит, подождем.
Фролов не спеша поднялся с кресла и в свою очередь подошел к Старкову.
— Решение, конечно, за вами, — сказал он Старкову, — но я бы не спешил. Гнедой явно сломался. Горячка с него слетела. Он говорит уже тихо, возбуждение прошло. Еще час, и мы мирно обо всем договоримся.
— Что ж, подождем, — мрачно ответил Старков, — до утра еще долго.
Все произошло, как и предполагал Фролов. Гнедой внезапно замолчал. И молчал минут десять. Потом снял очки, оглядел окружающих беззащитными глазами и спросил робко:
— Сколько вам надо?
Ему назвали сумму.
Гнедой кивнул и подошел к телефону. Иван сделал было движение по направлению к нему, но Ляля остановила его, уверив: «Все будет нормально».
Миллиардер поговорил со своим помощником и попросил того приехать на дачу и привезти деньги. «Приезжай один», — повторил он несколько раз.
Через полтора часа на даче появился молодой человек. Он испуганно поглядел на людей в масках и сказал, что деньги в машине.
— Друзья, — обратился Гнедой к Старкову и Фролову, — я надеюсь, что в этом году с меня больше не будут брать дань.
Старков промолчал. Фролов бросил на него быстрый взгляд и сказал:
— Мы здесь оказались случайно. Скажите спасибо своему знакомому Жоржу Анжапаридзе. Все претензии к нему.
— Ах вот как, — усмехнулся Гнедой, — вам спасибо за информацию. Значит, это Жоржик навел. Любопытно.
— Я всегда тебе говорила, — сказала Ляля, — не имей ты дело с этой жабой.
— Я бы его век не видел, — продолжая мрачно улыбаться, ответил Гнедой, — это у них почему-то всегда есть ко мне дела. А теперь хватит. Я устал.
Старкову стало не по себе от той твердости, с которой Гнедой произнес последние слова. В них звучало отчаяние обреченного.
Сам Станислав Юрьевич забыл о пожелании Тимофеева и не вспомнил бы об Анжапаридзе, но тот для гарантии и Фролову дал такое же задание.
С группой Фролова простились хорошо. Но только они ушли, как Иван заявил, что больше с ними дел иметь не желает.
Дима недоумевал. Почему? Ему очень понравились мальчики.
— Мальчики и мне понравились, — сказал Иван, — а у тебя, комбат, не сложилось впечатление, что этот Фролов как бы нас контролировал.
— Ну до этого далеко, — задумчиво сказал Старков, — он просто во многом разбирается лучше, чем мы. Он более подготовлен для такой работы.
— Я ему не верю, — сказал Иван, — мне первый раз за все время, что мы занимаемся этими грабежами, стало страшно. И знаете когда? Мы сидим, спорим с этим Фроловым, и вдруг он как-то странно посмотрел на меня. Я увидел глаза врага!
— Эмоции, Иван, — прервал его Старков.
— Иван не из эмоциональных, — возразил Дима, слушавший разговор с растущим вниманием.
— Хорошо, — сказал Старков, — я передам о ваших сомнениях.
— Передай, комбат, передай, — усмехнулся Иван.