Тетрадь в сафьяновом переплете

История черногорского государя

Я вновь прерываю связный рассказ о путешествии, чтобы прояснить читателю некоторые места разговора с Кара-Вазиром, дополнить их сведениями, которые я добыл в последующие годы.

Самозванство в нашем народе дело известное, но всегда новое и удивительное. Пошло это, кажется, со смутных времен, когда после смерти Грозного престол занял несчастливый Годунов. При нем погиб в Угличе малолетний сын Грозного, наследник престола царевич Дмитрий. Народная молва стойко держалась того мненья, что Дмитрия хотели убить, но он чудесным образом спасся, вместо него же погиб другой.

Так ли было или вовсе не так, но тут же явился человек, который и объявил себя спасшимся Дмитрием. Это был беглый расстрига Отрепьев, обретавшийся в польской земле и набравший там целое войско. Взлет его был чуден и легок, а падение ужасно и быстро. Лжедмитрий вошел в Москву, но там и погиб, едва обвенчавшись с гордой полькой Мариной.

Но и в гибель этого Дмитрия не поверил народ. Тут же явился второй самозванец, за ним третий. Живуча народная молва, неистребима вера в «хорошего царя». Этой верой пользовались многие отчаянные люди.

После несчастливого конца Петра III в Ропше поползли слухи, что и ему удалось спастись. По крайней мере, он был внуком великого Петра, природным государем, не то что заезжая иноземка Екатерина.

То говорили, что спасшийся государь скрывается на Яике у тамошних казаков, даже молебны во спасение служили местные священники. То кто-то видел, как государь в гусарском мундире проезжал по Малороссии и раздавал золотые. То находились люди, самолично говорившие с Петром Федоровичем.

В 1765 году на демидовских уральских заводах появился человек, назвавший себя сенатским фурьером Михаилом. Резцовым. «Фурьер» этот вмешался в распрю между работниками и приказчиками, принял сторону народа и даже послал властям ордер с требованием не чинить насилий. «Фурьер» был пойман, посажен в острог, а на допросах показал, что государь Петр Федорович жив и будто с губернским начальством разъезжает вокруг по ночам, разведывая о народных обидах. При «фурьере» был обнаружен и печатный указ о присяге прежнему государю. Пытки не сломили этого человека, его били кнутом, клеймили и навечно сослали в каторгу.

Вслед за смутными вестями о спасенье появились и сами «спасенные». На Черниговщине, под Курском, в Воронежской губернии и на Урале один за другим объявлялись императоры и на короткое время смущали умы и возрождали надежды. С самозванцами расправлялись нещадно, государыня Екатерина не терпела «чучел», говорила о них с презрительным смехом, не ведая, что придется ей и задуматься, когда в дело вмешается зимовейский казак Пугачев.

Но и до Пугачева случались вещи нешуточные. В какой-то год подалась молва на закат, за русскую межу. Толковали, что спасшийся государь покинул пределы своей империи, чтобы отдохнуть от мирских забот, оправиться и собраться с силами. В хронике Раваницкого сербского монастыря читывал мой знакомец такую запись: «И счастливо избежал он смерти, затаился, развеял слух, будто преставился от бренной жизни, сам же великой премудростью уберегся в незнаемом обличье, пошел ко славянам на Дунай, оттуда ведал царство турецкое, город Царьград и, все уяснив себе, прибыл в Черную Гору, дабы ручным писаньем объявить себя народу».

Благодатны черногорские края, раскинувшиеся на берегах Адриатического моря. В 1766 году Черногория, уставшая от турецких набегов, подпала под власть Венецианского дожа. Тот посадил туда наместника и назвал Черногорию Венецианской Албанией.

Осенью означенного года в деревеньке Майна на берегу залива Бока Которска появился удивительный человек. Росту он был среднего, а может, чуть выше, обличьем мягок, темен глазами, речью кроток и тих. Звал он себя Стефан Малый.

Нанялся Стефан Малый простым батраком, но очень скоро обнаружился его непростой нрав. Владел он тайнами врачевания, и к нему потянулись сельчане. Плату за лечение он не брал и тем удивлял до крайности. Вел со всеми тихие беседы о добре, звал людей прекратить вражду, помогать друг другу.

В особенности полюбил Стефана его хозяин, которого тот излечил от застарелого недуга и убедил простить непутевую дочь, бежавшую с албанским солдатом.

Слухи о необычном батраке ширились, и уже кое-кто из чиновников слышал о нем благоговейные слова. Наместник венецианский проведитор Реньер получил даже целое описание благих дел маинского работника с припиской: «Человек этот, по всему видно, не прост, а поговаривают, что это особа высокого происхождения, укрывшаяся в наших местах».

Неизвестно, кто пустил слух, но скоро знали уже, что в доме Вуковича живет чудесным образом спасшийся русский государь Петр Федорович. Собрали маинцы толпу народа и пошли к Стефану на поклон. Тот вышел из дома, на вопросы о себе отвечал уклончиво и все больше тем самым убеждал толпу, что таит истинное свое происхождение. Но оказался в толпе некто Марко, служивший некогда в Петербурге. Марко этот недавно возвратился в Майну и видел Стефана Малого в первый раз. Побелел внезапно бывший солдат Марко и крикнул зычно: «Да это же сам государь Петр Российский! Помнишь ли ты, государь, как говорил со мной самолично, в Преображенском полку? Я солдат того полка и отслужил в нем четыре года!» Стефан глянул кротко на Марко и произнес: «Помню тебя, Марко, ты еще лядунку уронил». — «Он, он!» — восторженно закричал Марко.

Не прошло и месяца, как на скупщине в Цетинье Стефан был провозглашен государем Черногории, а собралось на той скупщине без малого семь тысяч человек.

Окружные государства забеспокоились. Венецианцы, турки и русская императрица желали знать, что за человек новый государь Черногории, куда он повлечет за собой черногорцев. Императрица послала из Вены дипломата, чтобы он разузнал да разведал. Однако дипломат с порученьем не справился, высадился в Которе, побеседовал с разными людьми, а в горы, где находился Стефан Малый, идти не решился.

Порта и Венеция любезничать не стали, а направили против Малого войска. Стефан дрался, побеждал, терпел неудачи, но в руки завоевателям не давался. Вот уж два года он правил страной, много совершил полезного, был справедлив, но строг. Честность своих подданных испытывал не раз. Бывало, кинет на перекресток червонец и велит за ним тайно смотреть. Но не брали чужих денег ни горцы, ни жители долин.

Императрица Екатерина послала в Черногорию генерала Долгорукого, храбреца и умелого воина. Престранный тут вышел случай. Долгорукий зачитал черногорцам манифест императрицы, убеждал старшин, что ими правит самозванец. Важным для Черной Горы было мненье России, только в ней видели они защитницу от турецких набегов, венецианских поборов. Скупщина венецианскому дожу рекла: «Знаешь ли ты, господине, что мы и посейчас российские? Кто против нас, тот против России. Кто стоит против России, стоит против нас». А посему поверила скупщина русскому генералу, и Стефан Малый был пленен. Вошел к нему Долгорукий для разговора, пробыл долгое время, а вышел в обнимку, подарил русский мундир, много ружей, патронов и уехал в Россию.

Отныне черногорский государь не был врагом русской державы. «Чего ты именуешь себя Петром?» — спросил его будто бы генерал. «Не я именую, народ, — отвечал Стефан Малый, — и никогда вслух не называл я себя Петром Федоровичем, а с османами бился всегда вместе с Русской державой».

И верно, государь черногорский не был угоден Порте, было много попыток его извести. Наконец осенью 1773 года убийца, подосланный скадарским пашой, пронзил Стефана Малого кинжалом.

Так ушел в небытие человек, сделавший много добра черногорскому народу и навеки унесший истинное свое имя.