Тигр наступает

Взрыв на воде

Коротки летние ночи. Выи слушаешь две-три побывальщины какого-нибудь рыбака, и уже зорька тебе подмигивает — за дело браться велит.

Иван Лукич любил поговорить, ошарашить неискушенных слушателей потрясающей историей из своей «бродячей жизни». После ужина он сел на своего конька и стал рассказывать байку за байкой. Шофер, которому все эти похождения были давно известны, курил, время от времени сплевывая на угли. Василий из вежливости слушал дядюшку. Аполлон спал.

— Странный у тебя приятель, — заметил Иван Лукич, когда храп Аполлона заставил его повысить голос. — Молчит, как пень.

— Он и на экзаменах молчит, — ответил Василий. — Даже профессора удивляются.

— Ладно, утром развеселим. Небось, и ты еще не видел настоящей рыбалки.

И шофер, и Василий заснули. А Иван Лукич не спал почти всю ночь. Он то подкладывал хворост в огонь, то вновь принимался пить крепкий чай, то прислушивался к сонным голосам обитателей озера. Озеро плескалось совсем рядом, за узкой каймой прибрежных тростников. В глубокой лощине меж лесистых холмов протянулось оно километров на двадцать в длину и на четыре-пять в ширину. На озере было множество небольших каменистых островов с довольно поэтическими названиями: Соколиный, Черемуховый, Боец, Синий. Все они поросли буйным лесом. Само озеро звалось Долгим.

Из Долгого вытекала единственная речушка. У истока этой речки Дремов и остановился. Здесь был наилучший подъезд к берегу и, главное, глубочайшая яма. Не в первый раз Иван Лукич приезжает на эту яму.

«Не яма, а золотое дно», — думал Дремов, прихлебывая чай из своей большой походной кружки.

В тростниках тревожно прокричала лысуха. Ей откликнулась другая. И вновь тишина, нарушаемая лишь мерным шелестом тростников, да потрескиванием хвороста в костре.

— Ночь-то какая! — вздохнул Лукич и оглядел своих спящих товарищей. — Спят… А ведь сколько таких-то ночей в жизни бывает? Раз-два и обчелся! — Дремов мог на память пересчитать свои ночи, проведенные у рыбацких и охотничьих костров, осиянные трепетным светом звезд и озвученные шелестом ветвей над головой. В такие ночи он чувствовал себя настоящим человеком, здоровым, сильным, удачливым. Свет далеких звезд и ночной шелест ветвей обычно нашептывают людям тревожные мысли о вечности и пространстве, о бесконечности вселенной и о краткости человеческой жизни. И Лукичу они шептали о том же, но Дремов был слишком практичным человеком.

«Да, жизнь коротка, — думал он, — а на земле так много удовольствий. Ими нужно успеть насладиться. Разве можно проспать такую ночь? А вот Васька может. Он еще не знает…» — тут и самого Ивана Лукича одолела дремота.

Перед рассветом возле машины послышался подозрительный шорох. Ивану Лукичу показалось, что какая-то тень метнулась из кабины в чащу.

Вскочив, он осмотрел машину, окрестности и ничего не обнаружил.

Иван Лукич подошел к берегу озера. Солнце выкатилось из-за горизонта, и первые лучи его золотили спокойные воды. Далеко протянулась водная гладь. В легком утреннем тумане, словно большие корабли с темными парусами, плавали по озеру лесистые острова. «Красота!» — восхитился Лукич, потягиваясь.

— Бу-бу-бу! — прокричала в тростниках выпь.

«Ну, старшина проснулся, теперь все птахи начнут вставать!» — подумал Дремов. И действительно, после крика выпи начали просыпаться другие птицы. Затрещала камышовка. Стая скворцов, ночевавшая в тростниках, снялась с разноголосыми криками, закрякали утки. Откуда-то из-за леса к озеру потянули чайки. Они летели медленно, плавно махая белыми, косо обрезанными крыльями. Следом за чайками летели серые вороны. Они тоже хотели полакомиться рыбкой. «На вашу долю сегодня рыбки достанется!» — ухмыльнулся Лукич.

Он глянул вдоль тростников и увидел, как плавно, не шевеля крыльями, низко над зарослями скользил болотный лунь. Белое надхвостье серебром поблескивало в косых солнечных лучах.

«Вот и сам «хозяин» пожаловал. Значит, и нам пора!» Лукич отправился будить своих рыбаков.

Рыбаки просыпались с неохотой. Аполлон даже пытался доказать Дремову, что самый лучший сон на рассвете. Но Лукич был неумолим.

Когда сунулись за припасенной взрывчаткой, ее под сиденьем в кабине не нашли. Остался всего один пакет в рюкзаке Ивана Лукича. Спорили, спорили — и решили, что забыли взрывчатку дома. Иван Лукич скомандовал шоферу быстренько съездить за нею, но тот никак не мог завести машину; в моторе почему-то прекратилась бензоподача.

Лодка была маленькая. В нее сели только двое: на весла Аполлон, на корму — Васька Дремов. Иван Лукич, засучив штаны до колен, остался на берегу. Шофер продолжал безуспешно заводить машину, продувал насосом бензопровод.

Иван Лукич, беспокоясь за племянника, кричал:

— Не мешкай, Василий! Бросай в самую глубину!.. А ты, молчун, сразу к берегу, к берегу!.. Поняли?

— Понятно, дядя Ваня!

Васька усвоил дядюшкины наставления. Вот он поднялся, держа в одной руке взрывчатку. Аполлон выгреб на середину озера и развернул плоскодонку. Васька поднес горящую спичку к запалу. Бикфордов шнур вспыхнул, и пакет взрывчатки полетел в воду. Аполлон подналег на весла, и лодка помчалась к берегу. Грохнул взрыв. Вода зеленым светящимся конусом поднялась над поверхностью и опала. Тяжелая, плотная волна прокатилась по озеру, сильно ударила в берег и затихла.

Иван Лукич, как всегда, выбрал удачное место: не прошло и минуты, как поверхность воды закипела от всплесков. Начала всплывать оглушенная взрывом рыба. Васька заметил громадную щуку.

Перевернувшись кверху брюхом, она все еще шевелила плавниками и двигалась, описывая круги.

— Гони! — рявкнул Васька на Аполлона. — К щуке греби! Вот это экземплярчик! Дай сачок! — И стал вычерпывать из воды в лодку полуживых окуней, чебаков, щук…

Иван Лукич, по грудь в воде, руками выхватывал из шевелящегося серебряного месива самую крупную, самую лучшую рыбу и выбрасывал на песчаный берег.

— Вас фотографируют! — громко закричал шофер Ивану Лукичу.

— Что? Кто? — Иван Лукич круто повернулся, на всякий случай закрывая локтем лицо.

На большом камне возле берега стояла девушка в синем купальном костюме. В руках она держала черную камеру. До Ивана Лукича донесся мерный шелест шестеренок киноаппарата.

— Как ты смеешь?! — Иван Лукич бросился к берегу. Выскочил, побежал по отмели, поднимая тучи брызг, прямо на объектив. Испятнанное рыбьей чешуей его лицо было искажено гневом, трикотажная рубашка расстегнулась, обнажая волосатую грудь. В бешенстве, не замечая ничего, он с маху кинулся в воду, к камню. Но на глубине его кто-то схватил за штаны и потянул на середину озера.

— Василий! — успел крикнуть Иван Лукич. Ему пришлось делать отчаянные усилия, чтобы удерживаться на поверхности. — Поймайте! Да пленку, пленку…

— Жми! — гаркнул Васька в лодке. — Это она!..

Аполлон сделал неловкий рывок, и одно весло, выскочив из уключины, упало в воду.

— Лови, раз-зява!..

Но поймать весло Аполлону не удалось. Едва он наклонился через борт, из воды вынырнула голова в маске аквалангиста. Аполлон лишь успел увидеть сощуренные, решительные глаза за огромными стеклами — сильные руки схватили его за плечи и стащили в воду.

Лодка так накренилась, что Васька тоже мгновенно оказался за бортом. Под водой его больно ущипнули за мягкое место.

— Ай! — заголосил он.

Васька и Аполлон что было сил поплыли к берегу. А их лодку, оставшуюся на озере, кто-то начал по-всякому вертеть, крутить, переворачивать. Там то и дело взметались ярко-зеленые ласты, сверкали стекла маски, блестели серебристые баллончики со сжатым воздухом на сильной загорелой спине.

Камень к тому времени опустел. Лишь колыхались ветки густого черемушника на берегу да где-то в глубине чащи хрустел сухой валежник.

— Ушла, — с сожалением сказал доплывший первым к камню Васька подоспевшему Ивану Лукичу. — Что теперь делать будем?

— Будем составлять документ! — громко сказал кто-то на берегу.

Рыбаки повернулись, как по команде. У воды стоял капитан милиции Ильиных.

— А-а-а… Петр Савельевич! — сделал вид, что очень обрадовался, Иван Лукич.

Возвратились к машине. Водитель все еще не мог запустить мотор.

— Опять эти «тигры»? — мрачно спросил Иван Лукич у начальника милиции.

— Да, я получил записку, что надо принять срочные меры. Получил и вещественные — две пачки взрывчатки, ваш портфель, фуфайку. Не отказываетесь? Ваши? — с насмешкой сказал Ильиных и стал составлять протокол, удобно расположившись в коляске мотоцикла, на котором приехал.

Иван Лукич ласково заговорил:

— Послушай, Петр Савельевич! Человек ты заслуженный, серьезный. И зачем тебе нужно скандалы устраивать, районных руководителей дискредитировать? Зачем? «Охраняйте природу», «Рыбу берегите»… «Лес не рубите»… Ты думаешь, я за это не болею? Я сам за охрану природы обеими руками проголосую, за настоящую охрану! А то что получается: охотников да рыболовов развели, а дичь и рыбу истребили. Леса повырубали, древесину хлыстами вывозят, молодняк, подрост губят. Реки сточными водами, сплавом загадили — ни попить, ни искупаться. А ведь я, брат, в этих местах с малолетства живу. Дичи-то, рыбы-то здесь было! Ай-ай-ай-ай!.. Коробами зайцев с охоты возили. Рыбу в Ирбит обозами отправляли. А теперь? Закон настоящий, строгий закон нужен! Вот! Тогда его уважать будут. В прошлом году ко мне из области приезжал. «Поедем, предлагает, уточек постреляем». Я в ответ: «Одиннадцать дней до начала охоты, инспектор засечет, штраф платить будешь». А он и спрашивает: «Сколько платить-то?» Поглядели в правилах охоты — два с полтиной уточка стоит. Друг мой даже рассмеялся: «Давай, говорит, сюда твоего инспектора, заплатим ему двадцатку вперед и поохотимся как следует. Могу я себе, как отпускник, такую роскошь позволить?» Вот почему, Петр Савельич, нужен суровый закон! Стащи кто-нибудь утку с прилавка магазина — дадут самое малое год исправительно-трудовых работ, а с водоема — всего два с полтиной. Но ведь и там и здесь уточка народная, государственная… Ну как? — повернулся он к шоферу. — Скоро поедем?

— Придется вам на этот раз пойти пешком, — сказал Ильиных. — «Тигры» вам в бензин сахару насыпали. Вот, видишь, сами они об этом докладывают. Это для того, чтобы вы прежде времени не уехали с места вашего браконьерства.