Тихая бухта (Художник Г. Алимов)

Глава двадцать шестая

Однажды с моря донесся густой протяжный гудок. На рейде показался черный пароход с красным треугольником на трубе. Это был японский лесовоз.

В бараках засуетились. Служащие концессии, Накано-сан и сам Наяма-сан готовились к отъезду.

Шурка с Димкой, боясь, что им не удастся ничего сделать до их отъезда, решили сейчас же переправиться на другую сторону. Димка побежал за лодкой.

Спустя полчаса приятели были уже на другой стороне. Они спрятали лодку в кусты, а сами, словно гуляя, подошли к крайнему бараку. Он был уже пуст. Ребята скользнули в него.

На глинобитном полу барака в беспорядке валялись забытые и ненужные вещи: соломенные плащи и шляпы, деревянные колодки — гета, изорванная верхняя одежда, стоптанные, прохудившиеся таби. Здесь же лежали связки наконечников для сплавных багров, железные кольца для бревен, множество палочек для еды, деревянные и глиняные чашки.

Друзья стали перебирать весь хлам. Шурка выбирал из куч хлама таби, Димка же проверял, не подходит ли к ним найденная застежка. Но, к великому огорчению ребят, почти у всех таби не хватало застежек. Димка помрачнел. Вот, наконец, попалась пара таби, привлекшая внимание друзей. Она была прожжена в нескольких местах, и застежек на ней совсем не было. Димка сунул находку за пазуху.

Затем друзья наткнулись на целую гору керосиновых банок, похожих на ту, что видел Димка на пожарище. Они решили взять с собой и банку.

Вдруг неподалеку послышались голоса. Боясь, что их обнаружат, Шурка и Димка притаились за дверью барака.

В барак вошли двое: один из них — Колька-китаец, второй — японец, смутно напоминавший Шурке уже однажды виденное лицо. Колька в чем-то горячо убеждал японца. Тот отказывался, мотал головой и всем своим видом выражал несогласие. Беседовали они долго. У ребят затекли ноги.

Несколько раз японец порывался уйти, но Колька удерживал его. Постепенно японец сдавался на уговоры. Кончилась беседа новой неожиданностью для ребят: Колька стащил с японца кимоно с иероглифами концессии на груди и на спине, снял платок, которым была повязана голова рабочего, нахлобучил ему на голову свою фуражку, отдал пиджак и брюки, а сам остался в легкой китайской одежде.

Японец торопливо переодевался, то и дело прислушиваясь к звукам, доносившимся с берега. Когда все было кончено, Колька повернул переодетого японца и рассмеялся. Глядя на него, рассмеялся и японец. Потом они вышли.

Ребята не знали, что и подумать, но решили, что и об этом надо доложить начальнику заставы. Друзья бросились бежать к лодке. На середине реки они, будто по уговору, повернули головы к пристани концессии. Там шла погрузка на пароход.

— Скатертью дорога! — сказал Димка злорадно.

— Чтоб вы все подохли! — сказал Шурка.

К Мойжесу они ввалились без предупреждения, выложили перед ним все, что принесли: банку, таби без застежек, и в один голос рассказали ему о том, что видели в японском бараке.

Мойжес выслушал их и усмехнулся:

— Что же вы, молодые люди, не верите мне, что я разыщу, что мне надо, без вас?

Ребята смутились. Они никак не думали, что Мойжес именно так истолкует их желание помочь, и стали горячо оправдываться. Мойжес выслушал их, мельком осмотрел принесенные ребятами вещи и добавил все с той же усмешкой:

— Ладно, оставьте это у меня.

Потом, после небольшой паузы, Мойжес спросил друзей уже без всякой улыбки, не раздумали ли они ехать во Владивосток, и предупредил, что поедут они пока вдвоем, а он приедет позже.

— Но я вам дам записку к моим друзьям, — сказал он. — Первое время вам помогут. А там будем жить вместе, раз мы уж так сдружились.