Бухта Тихая, куда Димка с отцом приехал на «Алеуте» всего лишь восемь дней назад, встретила их очень неприветливо.
Всю дорогу море было беспокойное. Да и само время было тоже бурное. Гражданская война еще не кончилась, и на этом берегу, как и во Владивостоке, еще были белые и японцы.
«Алеут» попал в туман; белесый и мокрый, он окружил корабль со всех сторон и становился все гуще и гуще. Предметы потеряли привычные очертания; в высоте пропали мачты, труба, даже капитанский мостик слился с этой мглой. Люди, сновавшие по кораблю, натыкались друг на друга.
Через каждые три минуты короткий взвизг сирены нависал над пароходом. И каждый раз этот звук, тревожный и неприятный, раздавался неожиданно. Казалось, что он идет откуда-то сверху, словно кто-то незримый предупреждал корабль о надвигающейся опасности.
Сырость забиралась всюду. Она капельками осаживалась на лицах и одежде людей, на кабестанах, бортах, обшивке, медных поручнях. Тонкие струйки сочились по металлическим предметам и, собираясь в ручейки, стекали на палубу и покрывали ее лужами.
Димка продрог от этой сырости, и оттого, что мгла и неизвестность пугали его, ему казалось, что пароход заблудился.
Но тут загрохотала якорная цепь, выходя из клюза. Резко прозвенел судовой телеграф. «Алеут» замедлил ход. Якорь тяжело бухнулся в воду, подняв столб брызг. Цепь со скрежетом поползла вниз, в морскую глубину, потянулась вдоль борта, к корме и напряглась, вздрагивая от тяжести судна, которую нужно было сдержать. С мостика спустился помощник капитана. Он увидел Димку с отцом. Они стояли у штормтрапа, готовые в дорогу. Увязанные вещи лежали на мокрой палубе. Помощник поздоровался с отцом, а Димку потрепал по щеке:
— Вот тебе и Тихая бухта. Приехали, путешественник!
Димка отодвинулся от помощника и посмотрел за борт. Приехали! Но вокруг ничего, кроме тумана. И Димка подумал, что помощник сам тоже ничего не знает.
И в самом деле, пароход гудел долго — так долго, как может кричать только человек, заблудившийся в лесу. Потом он замолк. Помощник прислушался. Откуда-то донесся звук, которого Димка не мог определить.
— Стреляют! — сказал моряк. — Молодец наш капитан — даже в таком тумане провел пароход куда надо.
— А кто стреляет? — встревоженно спросил отец Димки.
— Жители стреляют, чтобы место указать, куда наш кунгас должен идти на выгрузку. Тут ведь не везде можно выгрузиться.
С корабля спустили кунгас. И Димка с отцом по штормтрапу стали сходить вниз.
Димка судорожно вцепился в руку отца. Но и тот держался неуверенно. Подкидываемый волною, кунгас толкался в конец трапа, трап вздрагивал; веревки, на которых он держался, тоже трепетали.
Впрочем, все это, очевидно, казалось страшным только Димке, потому что один матрос подбодрил его:
— Не бойся, парень, не жмурься! Дальше воды не упадешь.
Кунгас отвалил от «Алеута», и сразу тот пропал из виду.
С берега время от времени доносились выстрелы. Потом их заглушил ровный грозный гул. Димка шепотом спросил у отца:
— Это что такое?
— Это бар, — ответил помощник капитана и пояснил: — Прибой, идущий в устье реки. Он поднимает большие волны.
Скоро стал виден берег; на нем горели костры, суетились люди, что-то крича. Высаживаться можно было сразу на землю, но сбоку била высокая волна, и брызги от нее залили вещи и пассажиров. Димка вымок до нитки.
На берегу к ним подошел приземистый широкоплечий человек и, пристально вглядываясь сквозь сумрак в лицо отца, спросил:
— Вы новый лесничий будете?
— Да, — ответил отец.
— Я объездчик. Пундык Савелий Петрович. Будем знакомы!
Он протянул свою широкую ладонь, в которой совсем потерялась рука нового лесничего, и предложил проводить начальника до его квартиры в поселке.
Подхватив пожитки, Димка с отцом пошли, куда указывал объездчик.
Дорога, была скверная. Димка то и дело спотыкался о какие-то коряги и пни, валявшиеся вокруг.
— Дорог у нас тут нету, — сказал объездчик. — Место глухое, таежное…
У Димки сжалось сердце. И пароход, который за десять дней пути надоел ему, теперь показался родным домом. Захотелось обратно на пароход.
Но, обернувшись назад, Димка уже не увидел ни «Алеута», ни бухты — только один туман, в котором по-прежнему ровно и грозно ревел невидимый бар.
Димке не понравилось новое место. Гористый берег был загроможден валежником, нанесенным прибоем. По берегу реки Тихой в беспорядке раскинулись бревенчатые избы, потемневшие от ветров и дождей.
Димке с отцом пришлось жить в одной из таких изб. Правда, внутри было чисто и уютно. Но сразу же за плетнем, который окружал двор, начиналась тайга. Громадные лиственницы вперемежку с кедрами карабкались на сопку. Их крепкие корни вылезали из земли. Они цепко хватали каменистую почву.
Взбираясь все выше и выше, деревья все теснее жались друг к другу. В глубине они сливались в сплошную стену. Димке думалось, что через эту стену никто — ни зверь, ни человек — не проберется.
По ночам прилетавший с севера ветер раскачивал деревья и выл на разные голоса.
В первые дни Димка не отваживался уходить далеко от дома. Погода стояла скверная. Ветер рвал туман, но был не в силах одолеть его. Где-то в вышине солнце старалось пробраться через его мглистую пелену, маяча мутным светлым пятном.
И однажды оно разыскало какую-то лазейку, протянуло в нее свои лучи и раздвинуло в тумане окна. Ветер, наконец, оторвал туман от земли, разметал в клочья, и они растаяли в теплом воздухе.
В этот день отец подарил Димке охотничий винчестер. Он обещал объяснить сыну, как надо обращаться с ружьем, но забыл. А Димка не стал дожидаться, пока отец вспомнит. Он захватил винчестер, заряженный отцом, и отправился на охоту.
Облитая ярким солнцем бухта, река и поселок теперь казались Димке другими. Он с удивлением глядел вокруг.
Деревню окружали сопки. Их склоны, обращенные к реке, густо заросли травой, кустарником и лесом. Теперь, когда солнце осветило их, они переливались всеми оттенками зеленого и синего. Тут были и темно-зеленые сосны, и голубоватые кедры, и светло-зеленые березы.
Никогда не приходилось Димке видеть такой чащи. Сквозь густую траву с трудом продирались ноги. В ней стрекотали кузнечики. Ожили и замелькали стрекозы, сверкая своими прозрачными крыльями. Прогудела мимо пчела, села на цветок, раздвинула лапками тычинки, сложила крылышки, и Димке было видно только ее полосатое брюшко. Оно то светлело, то темнело: пчела, собирая цветочную пыльцу, ровно дышала.
Удивительно было в лесу!
Веками стоявшие деревья росли каждое по-своему. Вот совсем круглое, как шар. Кажется, тронь только его — покатится. А рядом — прямое, словно египетский обелиск, какие Димке приходилось видеть на картинках. Пролетов между ветвями почти не было видно, так густо они сплелись. Димка нырял туда, точно в пещеру. Он шел, не чуя под собою ног, оглядываясь и рассматривая диковинную заросль.
Тайга! Так вот она какая!