Тихая пристань (СИ)

Глава 2

И вот за окном послышался знакомый, звонкий перепев, от которого сразу стало светлей.

— Эй, хвороборцы мои, встречайте подмогу! Аль у вас тут все сонное царство в обнимку с хворью спит?

Дверь распахнулась, не дожидаясь ответа, и в избу, словно порыв свежего ветра, ворвалась Акулина. В одной руке у нее болтался берестяной туесок, откуда шел душистый пар, в другой — охапка лучин и несколько сушеных грибов, заткнутых за пояс.

— Ну, что, мои соколята, слышала, тут у вас управление переменилось? — возвестила она, с ходу занимая пространство избы своим звонким присутствием. — Теперь я у вас главный воевода на целый день! Так что, Петька-удалец, доложи обстановку: дрова-вода в наличии? А то воевать с голой печкой придется!

Петрик, будто по волшебству, преобразился. Его испуганное лицо просияло.

— Тётя Куля! Дров мало, а воду я уж принес!

— Молодец, кормилец! Значит, полдела сделано! — Она дала ему сушеную грушу. — Держи, подкрепись! Теперь беги, по двору зорким соколом пройдись, посмотри, не несется ли кто из пернатых наших без спросу? Яйцо к обеду — дело святое!

Мальчишка, сияя, помчался исполнять поручение. Акулина тем временем подошла к лавке, и ее взгляд, всегда такой озорной, стал мягким и внимательным.

— Что, голубка, дождалась меня? И правильно сделала. — Она по-матерински, уверенной рукой поправила одеяло на Арине. — Вижу, совсем он тебя, окаянный, потрепал. Ничего, отлежишься. Главное — дух бодрый держи. Мужик он что малый ребенок — и громкий, и обидчивый, а без нашей заботы — как без рук. Пока он там по деревне топает, мы с тобой тут весь дом в кулак соберем. Ладно?

— Ладно, — тихо ответила Арина, и это слово значило куда больше, чем просто согласие. Оно значило: «Я верю. Я сдаю тебе свой пост. Спасибо, что пришла».

И глядя на то, как Акулина, напевая, растапливает печь, а Машенька, забыв про страх, тянется к ней, Арина почувствовала, как по жилам разливается незнакомое, почти забытое чувство — надежда. Пока эта женщина здесь, они в безопасности. А значит, у нее есть самый ценный ресурс — время. Время, чтобы подумать. Время, чтобы начать готовить побег.

Акулина между тем уже вовсю хозяйничала у печи, доставая из туеска припасы.

— Молоко, говоришь, от соседки? — уточнила Арина, с трудом приподнимаясь на локте. — А чем ты ей помогла?

— А тем же, чем и тебе собираюсь! — весело отозвалась Акулина, насыпая в горшок овсяной муки. — Знанием, голубка! У её теленка глаза слиплись, а я травку одну знаю — плеснешь в ведро, утром как новенький! Вот она теперь мне вечно то молочка, то творожку подкидывает.

Петрик вбежал в избу, сияя:

— Тётя Куля! Четыре яйца нашёл! И рыжая курица опять под порогом спряталась!

— Вот умница! — Акулина одобрительно хлопнула себя по колену. — Значит, будем яичницу с молоком делать, царское кушанье! Машенька, а ты нам стол накрывать поможешь? Деревянные ложки принесешь?

Девочка кивнула и побежала к полке, с важным видом перебирая утварь.

— Ты с ними как с большими разговариваешь, — тихо заметила Арина, глядя, как дети с радостью выполняют поручения.

— А они и есть большие! — Акулина подмигнула. — Петька у тебя и воду носит, и дрова считает — не ребенок, а правой руки продолжение. А Машенька — хозяйка прирожденная, гляди, как ложки-то аккуратненько расставляет. Ты с ними по-взрослому, они тебе всей душой и ответят.

Она подошла к Арине, понизив голос:

— А теперь, голубка, главный секрет объявляю. Знаешь, почему мой Духмарь за десять верст за мной бегал, пока я за него замуж не вышла?

Арина покачала головой.

— Потому что я ему с первого дня сказала: «Ты, Ваня, в поле хозяин, а я — в избе. Твоё дело — хлеб растить, моё — чтоб у тебя силы на это были». И ведь выдрессировала пса строптивого! — Она заливисто рассмеялась. — Так и твой научится. Только тебе сначала на ноги встать надо.

— Он… не такой, — горько выдохнула Арина.

— Все они как один! — отмахнулась Акулина. — Как глина — в чьих руках, тот и лепит. Ты ему не горничная, а ты — царица в своём царстве! Повадился волк в овчарню ходить — надо не овец прятать, а забор повыше ставить!

Она вернулась к печи и через минуту подала Арине глиняную кружку с душистым отваром.

— Пей, родная. Это и тебе силы придаст. А я пока варево доготовлю, да с Петькой про куриный распорядок поговорю. Надо же ему мужскую науку передавать!

Арина сделала глоток горячего травяного чая. Горечь полыни смешивалась со сладостью мяты, и казалось, что сама жизнь вливается в ее истощенное тело. Она смотрела, как Акулина легко управляется у печи, как дети льнут к ней, и думала: «А ведь правда. Пора забор ставить».

И первый кирпичик в этом заборе — горячая еда, чистая вода и это странное, забытое чувство — что ты не одна в поле брани.

— Забор, говоришь… — задумчиво протянула Арина, согревая ладони о глиняную кружку. — А с чего его ставить-то, если и гвоздя-то за душой нет?

Акулина, помешивая варево, обернулась, и глаза ее блеснули хитрецой.

— А ты, голубка, не про забор настоящий, а про тот, что вот тут! — Она ткнула пальцем себе в висок. — Умная баба всегда найдет, из чего ей забор сплести. Вот скажи мне, что ты лучше всех в деревне умеешь делать?

Арина на мгновение замерла. Лучше всех? В ее прошлой жизни — сводить баланс и вышивать гладью. Здесь… Она посмотрела на свои тонкие пальцы, вспомнив, как штопала Петькину рубаху почти в полной темноте.

— Шить, наверное… да вышивать немного, — неуверенно сказала она.

— Вот! — Акулина торжествующе хлопнула в ладоши, так что Машенька испуганно присела. — Первый колышек в заборе и есть! У Марфы-посадницы, слышала, дочка замуж собирается. А у невесты рубаха праздничная — мыши погрызли, позор на всю волость! Дай мне твой самый завалящий лоскуток, да иголку с ниткой — я ей намекну, мол, у нас тут мастерица нынче от смерти воскресла, может, так зашить, что и не видно будет!

— А Иван? — прошептала Арина. — Он же…

— Он ничего не узнает! — отрезала Акулина. — Мы с тобой, как тати ночные, тихой сапой действовать будем. Ты — в тишине да в темноте работу делаешь, я — товар на сторону сбываю. За работу нам — не деньги сначала, а едой, свечкой, мылом. Понемногу. Чтобы твоему-то и в голову не пришло, откуда добро берется.

Петрик, слышавший весь разговор, подошел ближе, его глаза горели.

— Мама, а я сторожем буду! — выпалил он. — Буду смотреть, когда папа с поля идет, и свистну, как суслик!

Акулина расхохоталась.

— Видишь, какая рать у нас собирается! Целая дружина! Ладно, договорились. После обеда я к Марфе махну, шепну ей на ушко. А ты, — она строго посмотрела на Арину, — с этой минуты не просто Арина, а Арина-мастерица. Запомнила?

— Запомнила, — ответила Арина, и в голосе ее прозвучала неожиданная для нее самой твердость.

В этот момент запеченная в золе картошка на шестке лопнула с сочным хлопком. Акулина проворно вынула ее, подбрасывая на ладони.

— А вот и обед поспел! Машенька, милая, неси-ка миски! Петька, воду для рук подай! А мы с мастерицей нашей сейчас трапезничать будем, да о большом деле совещаться!

И глядя на то, как дети засуетились, выполняя поручения, а из печи повалил сытный, дымчатый дух, Арина подумала, что этот хлипкий, невидимый забор из смекалки и женской солидарности может оказаться крепче любой дубовой ограды. И первый шаг к свободе пахнет не ветром, а печеной картошкой и травяным чаем.

— Ну, родные мои, подходи да бери, чем Бог послал! — Акулина, как заправский полевой повар, расставила на столе дымящиеся миски. Аромат варева затмил все остальные запахи в избе — густой, земляной, с нотками сушеных кореньев и душистых трав. — Это, голубки, не просто похлебка, а целебный элексир! На косточке говяжьей, да с грибочками сушеными, да с крупкой ячневой!

Петрик, забыв все правила приличия, тут же сунул нос в миску и радостно ахнул:

— Ух, как пахнет! Прямо как в лесу после дождя!

— То-то же! — довольно хмыкнула Акулина, усаживаясь на лавку и усаживая рядом Машеньку. — Ложку ей, Петька, подавай, да покрупнее, чтоб щеки надувались, как у бурундучка!

Арина с благодарностью приняла миску. Первый глоток горячего бульона показался ей самым вкусным, что она пробовала в этой жизни. Тепло разливалось по всему телу, прогоняя остатки утренней дрожи.

— Спасибо, Акулина, — сказала она просто, но в этих словах был целый мир признательности.

— Да ешь, ешь, красавица, не отвлекайся! — отмахнулась та, но было видно, что похвала ей приятна. — Пища — она не только тело питает, но и душу лечит. Правильную еду съел — будто броню надел.

— А из чего броню-то делают? — с полным ртом спросил Петька.

— Из добрых мыслей да умелых рук! — не задумываясь, ответила Акулина. — Вот смотри: грибы эти я летом насобирала, на ниточку нанизала, на печке высушила — это мои руки. Бульон из кости, что мне мясник за помощь с подсчетами подарил — это мои мысли, потому как считать я научилась не зря. Все в жизни пригодится, Петруша!

— А папа говорит, бабе только детей рожать да щи варить, — мрачно пробурчал мальчик.

Акулина фыркнула так, что чуть не поперхнулась.

— Твой папа, милок, без бабы и щей-то не увидит! А кто ему портки шьет? Кто скотину лечит, когда хвороба нападает? Кто в огороде такие штуки вытворяет, что земля по три урожая родит? Все это — бабья наука!

Арина слушала и думала о том, как похоже это на ее прошлую жизнь. Там тоже приходилось доказывать, что женщина-бухгалтер может не хуже мужчины вести сложные отчеты.

— Ты права, — тихо сказала Арина. — Знание — та же сила. Только она не кричит, а тихо себе в работе сказывается.

— Вот-вот! — Акулина указала на нее ложкой. — Ты запомни, Петька: крикливый мужик — что пустой кувшин — гремит громко, а пользы мало. А умная баба — что полный котел — и тихая, да всех накормит!

Машенька, доедая свою порцию, серьезно посмотрела на Акулину:

— Тетя Куля, а я тоже научусь?

— Обязательно научись, ласточка! — женщина ласково потрепала ее по волосам. — Я тебе все свои секреты передам. И как травы сушить, и как тесто замешивать, чтобы оно песенки пело в квашне!

Обед прошел в таком легком, почти праздничном настроении. Арина с удивлением заметила, что дети едят не с жадностью загнанных зверьков, а спокойно, с удовольствием, даже изредка смеются. Это был простой грибной суп, картофель печеный, но для них он стал пиром.

Когда миски опустели, Акулина собрала их со стола и повернулась к Арине с деловым видом.

— Ну что, мастерица, отдохнула немного? Теперь пора и о деле поговорить. — Она понизила голос. — После заката к тебе Марфа с рубахой той заглянет. Ты глянешь, сможешь ли так зашить, чтобы и сватья на свадьбе не покраснела?

— Смогу, — уверенно сказала Арина. В ее прошлой жизни ей приходилось восстанавливать документы, испорченные годами, — что уж тут какая-то рубаха.

— То-то же! — Акулина довольно кивнула. — А я тем временем насчет других желающих пошепчусь. У меня уж глаз наметан — вижу, кому что понадобиться может. Ты только крепись да поправляйся. Наша тайная артель скоро в полную силу работать начнет!

Петрик, услышав это, выпрямился:

— А я что буду делать?

— Ты, главный сторож, будешь за сроками следить! — серьезно сказала ему Акулина. — Запомни: как солнышко за лес спрячется — ты сразу к окошку. Увидишь, что тетя Марфа идет — подашь нам знак.

Мальчик кивнул с таким важным видом, будто ему поручили охранять царскую казну.

Арина смотрела на эту картину и чувствовала, как в ней рождается новая, странная уверенность. Всего несколько часов назад она лежала разбитая и одинокая. А теперь у нее есть сообщница, сторож и первое задание. Этот хлипкий дом начинал ощущаться не тюрьмой, а штаб-квартирой, где планировалось великое дело — побег!