Тихая пристань (СИ)

Глава 4

Следующий день тянулся мучительно медленно. Каждый скрип телеги за окном заставлял Арину вздрагивать, каждый крик петуха отдавался эхом в ее напряженных нервах. Ночной шорох за окном не давал покоя. Кто? Этот вопрос звенел в уме настойчивее боли в ребрах.

Акулина пришла ближе к полудню, принеся с собой глиняный горшок с простой, но сытной крупяной похлебкой и, что было ценнее всего — пару старых, но крепких вощеных ниток, выменянных ею у странницы за полпучка сушеной рыбы.

— На, мастерица, — сказала она, протягивая нитки. — Для твоего великого дела. Марфа уж забегала, спрашивала, скоро ли. Готовься, к вечеру будет.

Арина взяла нитки. Воск пах медом и временем. Она молча принялась за работу. Петька, исполняя роль часового, дежурил у окна, а Машенька, подражая матери, увлеченно наматывала старую пряжу на деревянную ложку.

Игла в руках Арины двигалась почти сама, повинуясь давно забытой мышечной памяти. Она выбрала не цветочный узор, а строгий геометрический орнамент, напоминающий то ли переплетение корней, то ли древние обережные знаки, которые она когда-то видела в книге по славянскому орнаменту. Каждый стежок был мельче и точнее, чем позволяла грубая ткань. Она не зашивала дыру — она творила новую реальность на месте порока, превращая позор семьи в ее гордость.

Когда работа была близка к завершению, сумерки уже густели за окном. Акулина растопила печь, и огонь отбрасывал на стены трепетные тени. Арина отложила рубаху, чтобы проверить швы при дневном свете, и вдруг замерла.

По контурам только что вышитого узора пробежал слабый, едва уловимый свет. Не отблеск огня, а собственное, призрачное сияние, будто лунный свет набрали в иглу и вшили в ткань. Оно пульсировало в такт ее собственному дыханию и длилось всего несколько секунд.

— Тетя Куля! — восторженно прошептал Петька. — Гляди, рубаха-то светится!

Акулина подошла ближе, ее цепкий взгляд изучал узор. Свечение уже угасло.

— Не светится, глупыш, — сказала она, но в ее голосе не было привычной легкости.

— Это тебе от печки почудилось. Тени играют.

Но Арина видела. И Акулина, судя по внезапной озабоченности в глазах, тоже что-то заметила. Она перевела взгляд на Арину, и в нем читался немой вопрос.

В этот момент в дверь постучали. Вошла Марфа, а с ней — ее дородная свекровь с суровым лицом.

— Ну-ка, покажи, что ты там наворотила, — без предисловий начала свекровь.

Арина молча протянула рубаху. Свекровь взяла ее, поднесла к самому носу, потом отодвинула, щурясь. Ее брови поползли вверх.

— Мать честная… — выдохнула она. — Да это ж… знак Рода! Где ты такому научилась? Таких узоров нынче и старухи не помнят!

Арина лишь опустила глаза, делая вид, что слаба. Она чувствовала, как по спине бегут мурашки. Свекровь еще раз внимательно осмотрела вышивку, затем кивнула.

— Ладно. Заслужила. — Она вытащила из-под платка узелок. — Мука, соль, сало. И свеча, как просила. — Она замолчала, глядя на Арину с новым, оценивающим взглядом. — Слышала, хвораешь. Если что… моя изба на отшибе. Дверь не заперта.

Женщины ушли, забрав рубаху и оставив в избе запах хлеба и невероятное чувство победы, смешанное с тревогой.

Когда стемнело и дети уснули, Акулина, собираясь уходить, задержалась у двери.

— Эта рубаха… — тихо начала она. — Она и впрямь светилась. Ненадолго. Я видела.

— Я знаю, — так же тихо ответила Арина.

— Матрена говорила, в тебе сила дремлет. Та, что из-за края мира. Видно, не соврала. — Акулина вздохнула. — Будь осторожна, голубка. Такое ремесло… оно не только друзей привлекает.

Она ушла, и Арина осталась одна в темноте. Она смотрела на свои руки, слабые и тонкие. Она думала о призрачном свете, вплетенном в нити. Она не просто заработала свою первую плату. Она, сама того не ведая, ступила на опасную тропу. В этом мире ее умения были не просто ремеслом. Они были магией. И первое ее проявление уже не было секретом.