Что-то ты слишком тихий сегодня.
По-моему, ты сама говорила, что мы оба тихони.
Да, но сегодня ты тише обычного. Что-то не так?
Да нет, по-моему.
Значит, что-то не так. И что же?
Не знаю.
Наш ночной разговор, да?
Нет.
Бьюсь об заклад, все дело в нем.
Я не думаю о нашем ночном разговоре, Нина. Я этого не делаю.
О чем же ты тогда думаешь?
Трудно сказать. О театре, наверно.
Не ври. Ты думаешь не о театре.
О'кей.
Ты не хочешь поговорить об этом? О том, о чем ты на самом деле думаешь?
Нет.
Совсем не хочешь?
Нет.
Телеман, прости, но я должна в этом разобраться. Извини, но я, в общем, готова даже настаивать.
Понятно.
Это пьеса, которую ты мечтаешь написать, писать не начинал, но утверждаешь, что непрестанно обдумываешь?
Нет.
Тогда дело во мне?
Нет.
В детях?
Нет.
Значит, Хейди. Тебя раздражает, что она слишком много играет в теннис?
Да нет же, господи. Пусть играет сколько захочет — во всяком случае до тех пор, пока она четко понимает, что это ты ее заставляешь, а не я.
Я ее не заставляю.
Ты смеешься? Ты только тем и занята, что покупаешь теннисные причиндалы, договариваешься о тренировках, устраиваешь соревнования и поездки.
Но она сама стремится играть лучше.
Так она говорит. Но откуда у нее эти амбиции, не догадываешься?
Мы говорили о тебе. О том, что ты тише обычного, и я пыталась разобраться почему. Это из-за Германии?
Нет.
Нисколечко?
Нет.
И не из-за того, что Бавария — колыбель нацизма?
Нет.
Все, я сдаюсь.
Хорошо.
Хотя подожди-ка. Дело в Найджеле, да? Можешь не отвечать, я совершенно уверена, что это все из-за Найджелы. Ведь так? Молчи, молчи, Телеман, я и так вижу, на тебе это просто написано.
Нина права. Телеман думает о Найджеле Лоусон. Он думает о ней часто, хотя говорить об этом не любит.
Все началось с того, что Нина подарила ему на день рождения «Соблазны Найджелы». Он поблагодарил и подумал, что партнеру дарят кулинарную книгу, когда отношения идут к концу, но вслух ничего не сказал. Наоборот. В том, чтобы принять любой подарок, ничем не выдав разочарования, Телеману нет равных. Он отлично умеет это с детства: однажды ему подарили на Рождество ткацкий станок, и он понял по глазам отца, что тот долго переубеждал маму, но проиграл, мама была вся в предвкушении, и Телеману не захотелось ее разочаровать, он живо и радостно поблагодарил и все Святки что-то ткал. Подарок, усвоил Телеман, строит отношения между дарителем и одариваемым, его ценность в этом, а не в нем самом. И книгу Найджелы Телеман сначала счел подарком как раз такого рода. Но непонятно почему он то и дело листал ее. В книге, как водится, были рецепты, фото готовых блюд, описания, как что делать, но он нашел там и фотографии самой Найджелы, она в разных нарядах колдует у плиты над кастрюльками, что-то нюхает, смешивает, взбивает, переливает, например молоко из стакана в большую плошку, кладет что-то в рот или собирается положить. И взгляд у нее то милый, то лукавый, а то и нахальный даже. Если она одета в черное, вид у нее страшно неприступный, к такой Телеман не рискнул бы ни подойти, ни тем более заговорить, но когда она стоит в своем тоненьком голубом свитерке и держит в правой руке, например, плошку клубники со сливками, а в левой ложку, то вся она такая нежная, такая ранимая, что прямо видно, как она нуждается в заботе и утешении человека вроде Телемана.
Еще ему нравится, что Найджела такая большая. У нее есть бедра, например. И грудь.