Тамара Лисицкая Тихий центр

Эта книга была для меня необходимой. Я сама себе ответила на очень важные вопросы. Я сама себе рассказала, что такое любовь, красота, смерть, страх.

Мне надо было урегулировать отношения внутри себя. В тот год я так много нового узнала о людях, видела так много горя и величия. По количеству потерь год был просто рекордным… «Тихий центр» — это мое обретение покоя. Я себя успокоила этой книгой. Жизнь продолжается. Все будет хорошо.

С любовью к моей семье.

Памяти Пети, Димы и Паулинки



Две достойные дамы, Лилия Степановна и Ирина Павловна, сидели на лавочке у подъезда и с нечеловеческим интересом наблюдали за тем, как грузчики втискивают в дверь диван. Дверь, кстати, была вполне нормальной, раньше диваны в нее проходили без сучка и задоринки, но этот!

— Сколько ж сюда задниц сядет? — весело поинтересовалась Ирина Павловна. — Вот падлы, олигархи чертовы! Инфляции на них нет! Им вона диваны на мильен, а у меня дома ковер драный!

— Это потому, Ирина Павловна, что вы сквернословите вместо того, чтобы работать! Починили бы лучше свой ковер! — заметила Лилия Степановна.


Хозяин дивана в это время ехал в красивой, страшно блестящей машине, смотрел по сторонам, вдыхал запахи городской липы и не мог понять — ему хорошо или нет? Рядом сидела молодая жена, длинноногая, такая красивая, и молчала. Ну, с ней понятно, она эту улицу в первый раз видела, а сам город — в третий.

— Чистенько… и тихо так, трындец! — грустно сказала Оля.

— Ага! И это самый центр — и Европы, и города! Мы с тобой в самом центре! И у нас тут родовое гнездо в тополях! Второй этаж, все удобства!

Оля кивнула. И стало отчетливо видно, что ей не весело.

Вадим еще помолчал, борясь с желанием взять ее за руку, или за коленку, или за то, что окажется рядом. Или некорректно тормознуть — так, чтобы колбаснуло вперед вместе со всеми ее кудрями, и крикнуть при этом: «Да что ж тебе все не в кайф? Что ни делаю — все не в кайф!»

Подождал тридцать секунд, и все успокоилось.

— Сейчас я тебе покажу квартиру, в которой мы будем жить, — он взял ее за руку. — Представляешь, ты сейчас в первый раз увидишь свою собственную квартиру, разве не в кайф?

Кивнула.

Дура.


Таня поставила чашку на подоконник. Сколько себя помнила, всегда ставила чашку на подоконник, потом сидела, смотрела в окно, пила чай (молоко, воду, другое). Двор был не то чтобы многолюдный — бабушки, парочка каких-нибудь пацанов с палками, причем пацаны всегда орали дикими пронзительными голосами и отвлекали от дум, — но просто вдали за толстыми дворовыми тополями и гаражно-сарайным островком пролегала улица, и вот там-то жизнь кипела со страшной силой. Если считать всех прохожих, то один из десяти обязательно был интересный: художник какой-нибудь с мольбертом, дяденька в рясе и с бородой, девочка со скрипкой и нежеланием идти туда, куда шла, — один раз такая девочка добрела до Таниного подъезда и долго понуро сидела под окном, разрезая ногтем травинки. Потом, конечно, удалилась.

Словом, в окно всегда было приятно посмотреть. И на подоконнике в связи с этим образовались несмываемые чайные круги и трещинки.

Сейчас на скамейке сидели тетя Лиля из второй квартиры и мама. Лица их выражали радость и удовлетворение происходящими вокруг процессами. Процессы, кстати, были довольно бурными: ходили люди, куда-то нервно звонили.

А на разбитом тротуаре стоял красный диван. В подъездную дверь он не входил и не мог войти.

— Игорь, иди посмотри, какой Вадим диван привез! Пришел Игорь, муж, посмотрел.

— А кто такой Вадим?

— А я тебе не рассказывала? — Таня уткнулась лбом в стекло, пытаясь увидеть, где же у дивана начало. — Интересная, кстати, история. Этот Вадим раньше жил здесь, в пятой квартире, мы даже общались какое-то время. Очень милый, интересный человек, все что-то чертил, рисовал, поступал куда-то, а потом он…

Хлопнула дверь санузла — Игорь выбрал другое развитие сюжета. Но Таня не обиделась: он же не просто так сейчас ушел, а по делу!


Позвонили с Предприятия. Вадим немножко поругался в телефон, потом развернул машину и двинулся в направлении, обратном первоначальному.

— Куда мы? — законно поинтересовалась Оля, Оленька, отреагировала, наконец.

— Да вот ребята-партнеры позвонили, сказали, что срочно нужно вмешаться. Привезли оборудование, но не хотят отгружать: у них тут, видите ли, с сегодняшнего дня изменения в законодательстве… Да тебе не интересно!

— Не интересно, — честно призналась Оля. После чего Вадим просто тупо остановился у тротуара и сказал:

— Оль, у меня и без того проблем — во!.. В общем, ты погуляй пока, купи что-нибудь… Я вопросы порешаю, потом тебя подберу. Что это за улица? — он высунулся в окно, повертел головой. — Ладно, разберемся… Телефон с собой?

Оля не сразу поверила в такой поворот. Оставить ее одну? В незнакомом городе? На улице, названия которой никто не знает? Зашибись!

— Есть у меня телефон!

— Если что — звони. Будешь со мной через Москву разговаривать.

Оля, таинственно улыбаясь в сторону, открыла дверцу.

— Надо будет подключиться к местным операторам. Слышь, Оль?

— Слышу! — Оля хлопнула дверью, встала в лужу и пошла довольно быстрым шагом куда глаза глядят, утопая каблуками в полужидком от грязи придорожном газоне.

Спиной ждала, что Вадим выйдет следом, догонит ее, что ли. Но машина постояла, потом уехала.

И сразу — так уныло.

Оля выбралась на тротуар и зацокала себе вперед, оставляя маленькие комочки грязи. Высокие каблуки, короткая курточка со стразиками из какой-то коллекции прошлого сезона, кажется, но это никого не волнует, поскольку потенциальных зрителей у нее — вон тот старый дед на остановке да парочка пенсионеров у витрины аптеки. Все.

И Вадим говорит, что это центр? Чем и где тогда была ее жизнь до этого?

Страшно хотелось выпить водки, вообще любой обжигающей фигни, чтобы сразу отшибло и согрело, чтобы перестало казаться, что жизнь проиграна. Водка очень хороша в таких случаях. К ней бы еще туманные зеркала вокруг, которые отразят грустную Олину красоту, саксофон и улыбчивого, понимающего бармена.

— Простите, пожалуйста! — Оля наклонилась к старичку у аптеки. — А где здесь какой-нибудь… я не знаю… бар… кафе…

Пенсионеры удивленно переглянулись, пошевелили губами, потом дама вспомнила, что в универмаге через четыре остановки есть кафетерий.

Офигеть. Кафетерий.

Оля пошла дальше, и жгучая ярость в ней начала потихоньку выплескиваться наружу. Привез, осчастливил! Центр Европы! Родовое гнездо на втором этаже! Тополя под окном! Все удобства! Даже кафетерий в четырех остановках!

Дрожала неоновая лампа в аптечной витрине. Оля шла, блестя глазами и коллекционной курткой, спотыкалась о неровности тротуара и была нелепа на этой улице до ужаса.

— Девушка, куда поедем? — громко поинтересовался одинокий таксист в кустах. Ему тоже было грустно, ему тоже хотелось движения.

Очень злая Оля сначала хотела не обратить внимания, потом передумала и свернула к таксисту. Приближалась к нему — красивая и свирепая. И таксист в какой-то момент, видимо, пожалел о своем предложении, только бежать уже было поздно. Тогда он скоренько открыл дверцу даме, чем сам себя удивил, и галантно ждал, пока она усядется.

— Куда едем?

— Вот сюда! — Оля поискала в кармане, сунула таксисту под нос бумажку.

— И что там? Ресторан какой открыли?

— Не знаю. — Оля даже засмеялась, так все было параноидально. — У меня там родовое гнездо!


— А ты б у его спинку отвертел, от тада — да! — глумилась Ирина Павловна и бодро грызла семечки. Молодой, быковатый грузчик чесал репу и все думал, думал. Двое других, пошустрее, звонили и с кем-то громко ругались.

— Что вы такое говорите! — Лилия Степановна даже руками всплеснула. — Вы что, советуете мальчикам портить чужое имущество? Это же карается законом!

— А если не открутят, дак диван и не пройдет! И тогда Вадюха всех сам так пакарает! Слышь, ты? Получишь от заказчика!

— Оставьте человека в покое, Ирина Павловна! Он борется с пережитками советской архитектуры!

— Это он с пережитками капиталистической мебели борется!

Молодой грузчик выругался и ушел курить.

Диван стоял.

Вечерело.


— Игорь, идем поможем с диваном!

— Как мы им поможем? Добрым словом?

— Не знаю. Как-нибудь поможем!

— Тань, ну что ты вечно! — Игорь сел, поставил гитару в угол. — Что ты вечно, Тань!

— Ладно, как хочешь.

Таня набросила пальто, захлопнула за собой дверь. Не может — не надо, справимся сами. Раньше справлялись — и сейчас справимся! Хотя на лестничной клетке она на секунду расхотела помогать дивану — так ее, клетку, загадили строители. Не те, которые пыхтели сейчас внизу, а другие, но тоже имеющие непосредственное отношение к происходящим во дворе процессам.

А было так: Вадим вернулся в родительскую квартиру месяца три назад, тогда же купил две соседние и нанял две бригады строителей, чтобы раздолбали стены и сделали из трех квартир одну. Но получилось сделать только две из трех.

В какой-то момент благообразная Лилия Степановна поднялась на второй этаж и закричала страшным голосом, что совершит акт самосожжения, если стук и грохот сейчас же не прекратятся. Кричала она так долго и так отчаянно, что строители были вынуждены связаться с заказчиком, тот перезванивал Лилии Степановне аж из Москвы, беседовал.

В итоге долбильные работы прекратили, оставив однокомнатную квартиру неприсоединенной, и приступили к отделке. Хотя там шума было не меньше. А уж пыли-то сколько! Ирина Павловна, как главная уборщица дома и дворник, тоже решила действовать по-умному и объявила забастовку, прекратив при этом убирать пролет не только второго, но и первого этажей. Маленький домик тихо зарастал.

Тогда Лилия Степановна объявила о второй попытке самосожжения, чем активизировала второй звонок Вадиму в Москву. О чем говорили, неизвестно, но вскоре в доме появилась еще одна бригада — уборщиков. Правда, способность строителей пылить была значительно выше способности уборщиков убирать, и маленький домик все равно зарастал.

Но вот теперь Вадим приехал, и можно было ругаться напрямую. Это очень радовало.

Но не Таню. Таню радовало другое.

Она не видела Вадима лет пятнадцать. Интересно все-таки, как он выглядит? Хоть и очень грязно в подъезде, но любопытства все равно больше, чем грязи.

— Хороший район, — сказал таксист. — Люблю тут ездить, хотя пассажира тут нет. С чего ему быть, если тут или старики, или интеллигентные, или олигархи? У одних на такси нет денег, а у других есть свои машины.

Оля смотрела вокруг со смешанными чувствами.

Целая улица двухэтажных домиков с деревянными перекрытиями деревенских крыш. Толстые стены, кудрявые кустики возле подъездов. Стеклопакеты чередуются со старыми окошками, в которых с форточки свисают пакетики с продуктами. Полное отсутствие столицы. Так, помесь села-ударника и театральных декораций. И тополя. И жасмин. И серо-желтые листья вдоль узкой дороги.

— И что — это… центр?

— Ну, считается, да. Вас куда везти?

— Не знаю…

— Спросим, не треснем.

Таксист вручную открутил стекло вниз и спросил у грустных грузчиков, что толпились вокруг красного дивана:

— Хлопцы, тринадцатый дом?

— А вот это он и есть! — ответили хлопцы.

— Надо ж, как свезло… А вы что это — диван продаете?

— А что, покупатель имеется?

— Не, на такое не имеется.

— Ну и вали давай!

Таксист хохотнул, спрятался обратно в салон и там с нежностью смотрел, как девушка-пассажирка путалась в деньгах, не мешал. Достала целую пачку разных — и долларов, и российских, и наших. Теперь считала. По ходу рассмотрел ее коленки, все остальное. Худая очень, а так ничего — красивая, ногастая, как в рекламе.

— Ну, удачи вам в гнезде!

Таксист уехал. И Оля осталась стоять на тротуаре рядом с диваном, и взгляды всех вокруг обратились к ней.

— А вы к кому? — нагло поинтересовалась Ирина Павловна.

— Зачем же спрашивать? — немедленно возмутилась Лилия Степановна. — Это неинтеллигентно! Мало ли, по какому делу приехала девушка!

— Потому и спрашиваю!

Оля стояла, смотрела, и ветер трепал ее локоны. Ей хотелось как-то изощренно выразить презрение или отвернуться и уйти. Короче, как-то объяснить разницу в статусе, но она в который раз сыграла сама с собой в жертвенную покорность.

— Я здесь буду жить.

— О как? — Ирина Павловна посмотрела на Лилию Степановну. — Жить она тут будет? Это где ж именно?

— Ирина Павловна, не смущайте девочку!

— А чего это я смущаю? Я пытаюсь разобраться! — Ирина Павловна красиво выплюнула семечку. — В первой квартире у нас проживает Светлана Марковна с собачкой! Лилия Степановна с сыночком и квартирантками — во второй! В третьей… ну, непонятно, но кто-то там точно живет… В четвертой — эти ненормальные, наркоманы хреновы, узбеки. В восьмой я проживаю с дочерью и зятем. А пятую, шестую и седьмую заграбастал Вадик Черных, наш бывший пацаненок… И где вы собираетесь жить, а?

— Я жена Вадика, — робко улыбнулась Оля и порадовалась эффекту.

Особенно всполошились грузчики. Начали объяснять, что диван нестандартный, что виноват только заказчик, но фирма готова частично оплатить переделку, и все такое.

— Я думаю, у вас будут серьезные проблемы, — ласково пообещала Оля и отправила грузчиков куда подальше вместе с диваном. И они так быстренько начали собираться, заталкивать диван обратно в фургон, приятно посмотреть! Настроение даже как-то улучшилось.

Поэтому, когда из подъезда вышла Таня, Оля довольно дружелюбно с ней поздоровалась. Она уже была спокойна. Она уже владела ситуацией. И аборигены это почувствовали.

— Вот, Таня! — с укором сообщила Ирина Павловна. Жена Вадика заявилась! Чего делается, а?

Таня посмотрела на Олю, Оля — на Таню. И что-то такое стало ясно… но быстро ушло.

А грузчики ругались все сильнее, поскольку не хотели неприятностей, но видели их, да и подустали в борьбе с диваном. На шум в окно выглянул Игорь и рявкнул, пугая голубей:

— Заткнетесь вы все или нет? Достали! Я песню пишу!

— Какую по счету? — немедленно отозвалась Ирина Павловна. — Тысячную? Смотри, не угори, писатель! Лучше б мусор хоть раз вынес!

Игорь не нашелся с ответом, выругался и исчез в окне.

— Вот Бог наказал зятем! — плюнула Ирина Павловна. — Ни денег, ни машины, ни помощи по дому! Одна музыка на уме!

— Пройдет! — предположила Лилия Степановна, посмотрела на часы. — Зато он у вас такой одухотворенный… Ой, Господи, Боже ты мой! Что ж я сижу-то? Мне же мальчика кормить!

Она захромала к подъезду. Ирина Павловна подумала и пошла следом, тихо матерясь под нос. Уехали и грузчики.

Остались только Оля с Таней. Так и стояли друг напротив друга. Без цели, без слов, просто стояли.

— Ну? — Оля воинственно выдула дым в Танину сторону. — И что ж ты, Таня, не сбежала вместе со всеми?

Таня пожала плечами.

Задумалась.

— А как я тебя одну тут оставлю?


Лилия Степановна дохромала до квартиры, отдышалась, в мыслях страшно себя ругая за опоздание, потом проникла на кухню, поставила разогреваться, а сама метнулась к комнате квартиранток:

— Девочки! — постучала и прижалась губами к щели. — Я Алешеньку кормить буду! Не выходите!

— Не выйдем! — громким шепотом ответила дверь.


— Игорь, мать твою так! Опять клеенку прожег? Мало тебе пепельницы, падла ты гадкая?

Игорь демонстративно встал и закрыл перед носом тещи дверь. Ни слова, ни слезинки. Гордый, сильный человек.

— Слышь, кому говорю? — Ирина Павловна снова переместилась на кухню. — Мало тебе пепельницы, а? Или ты, может, так наработался, что у тебя руки дрожат?

— Ирина Павловна, вы не в себе! — грозно крикнул Игорь, не отрываясь от гитары. — Вам надо меньше пить!

— Не тебе меня учить!

— В таком случае, не вмешивайтесь в мою жизнь!

— Да на фиг мне упала твоя жизнь! Клеенку какого черта прожег?

— Этой клеенке сто лет! Ее прожгли до меня всем, чем только можно было прожечь!

— Что ты там гавкаешь? Не слышу! Иди сюда, нормально поговорим!

Игорь швырнул гитару на кушетку, выскочил в коридор, в который раз ударился плечом о косяк на резком повороте, но только больше завелся.

— Мне с вами НОРМАЛЬНО разговаривать не о чем! — заявил он, указывая пальцем Ирине Павловне в переносицу. — Вы давно потеряли человеческий облик, и чем дальше, тем у вас с головой все хуже!

Ирина Павловна с радостью подхватила эстафету.

— Что ж ты тогда у меня живешь? — весело крикнула она и смахнула крошки со стола на пол. — Что ж ты не уйдешь, если я тебе такая плохая?

— Потому, что я живу не с вами, а со своей женой!

— А больно ты ей такой нужен! Безработный!

— Я не безработный! — страшно закричал Игорь и ударил кулаком по клеенке. — Я музыкант!

— А это одно и то же! — хохотнула Ирина Павловна и добавила уже в спину убегающему Игорю: — Если ты музыкант — где твои деньги? Вон Киркоров музыкант, это видно! А ты тьфу! Говно на палочке!


Таня стояла и смотрела, как садится солнце. Не в море, не в тайгу — в соседний дом. И это тоже было красиво. На родной скамейке курила незнакомая Оля, жена Вадима. И домой идти не то, чтобы не хотелось… Просто возникла необъяснимая нота, очень тревожная и какая-то неизбежная, что ли, и уйти сейчас было нельзя.

— Я в Москву из Норильска приехала, хотела стать актрисой.

— Ну, так ведь и стала?

— Да, стала. Снялась пару раз в сериалах. Один раз сыграла проститутку, которую убивают в третьей серии. Один раз — подругу олигарха, которая уходит, как только у него начинаются проблемы… А проблемы начинаются в первой же серии… Один раз сыграла женский труп со следами насилия…

— Круто! — засмеялась Таня, села рядом. — Это, наверное, так здорово — в кино сниматься?

— Да. Наверное.

— А чего к нам переехала? Будешь теперь здесь сниматься?

— Если б я знала! — горько усмехнулась Оля. — Это все Вадим! Сказал, что мне двадцать пять, надо начинать новую жизнь, нормальную, спокойную, детей заводить…

— Дети — это хорошо.

— Хорошо, но, блин… Вот у тебя есть дети?

Таня так задумалась, как будто было над чем. А есть ли у нее дети? Или нет? Или отдала на дачу, а теперь не может вспомнить, в каком ассортименте и на каких условиях?

— Нет.

— Вот видишь! В наше время женщина хочет быть свободной! Ты где работаешь?

— Где?.. Да как бы… всюду… Журналист-фрилансер. Пишу рекламные статьи.

— Ну, тоже интересно! — ничего не поняла, но предположила Оля. — Куда тебе детей!

Потом у Оли зазвонил телефон. Она его искала в мягкой сумочке, блестящей такой. Телефон тоже оказался блестящим, с гроздью сверкающих брелочков. И ногти у Оли были длинные, в узорах. И трубку она поднесла к уху таким движением, и волосами так встряхнула, открывая ушко с камешком, что стало светло и грустно. И разговаривала с кем-то тихим шепотом, но не с Вадимом.

* * *

— Мам?

Никто не ответил. Ирина Павловна сладко спала, выписывая носом звуковые конструкции. Таня прикрыла дверь, кивнула Оле:

— Входи! Мама спит, но мы не помешаем. Она если спит, то крепко.

— Ага, вхожу.

Оля аккуратно ступила на протертый ковер, прямо в дырищу острым кружевным носиком сапожка. Осмотрелась. Ой, какая унылость, ой-ой-ой!

— Сейчас мы чаю попьем, ты пьешь чай?

— Пью.

Таня засуетилась, пытаясь найти на вешалке место для одежды. Взяла Олину куртку, вдохнула волну запахов — все так нежно, душисто, а ведь только что снято с живого человека, у которого потоотделение должно быть, другие нюансы! Еще Таня, разумеется, краем глаза зацепила Олину фигуру и после этого как-то не очень захотела демонстрировать свою. Но не будешь же сидеть на собственной кухне в пальто?

— Куда идти?

— А вот, на кухню!

Оля проследовала в указанном направлении и оказалась на пороге комнаты из фильмов про Золушку. Особенно впечатлила плита в две конфорки. Нет, чугунная раковина! Нет, махровая от старости клеенка на круглом столе!

— У нас тут простенько, — подтвердила Таня, догоняя гостью. — Мама на пенсии, муж временно не работает, ремонт только планируем. Ну и…

— Да ладно! — весело перебила Оля и доказала, что никакая совковая бедность ее не смутит: села за стол.

Таня не стеснялась, хотя все, что делала дальше, — открывала дверцы шкафчиков, зажигала огонь, ставила чайник, искала печенье — все давало Оле повод увидеть убогость и жилья, и Тани. Но избежать этого позора почему-то было невозможно.

— Расскажи, как тут вообще?

— В смысле?

— Ну, что за город, что за люди, какие события?

— Нормально все.

А что ей рассказать? Нормально все. А она обиделась, что ли?

— Обиделась?

— Я? — Оля посмотрела голубыми глазками, да с таким удивлением, что стало понятно — не обиделась. Ее, такую, вообще сложно обидеть. Тане так уж точно.

— Я правда не знаю, что тебе рассказать. Город как город. Довольно большой, миллионник, с метро, с гипермаркетами, с ледовыми дворцами, с Оперным театром. Главпочтамт есть, завод шампанских вин… На Новый год включают лампочки по всему проспекту…

— А клубы, вечеринки?

— Ну… — Таня призадумалась, — есть, но я не очень отслеживаю. Но вообще есть, Игорь у меня музыкант, он выступает иногда в этих клубах.

— А дом этот?

— Дом классный, старый. Тут очень интересно сложилось с соседями. На первом этаже — Лилия Степановна, бывший педагог, милейшая дама. У нее сын Алеша, тоже очень славный… Ну, ты увидишь. Там же, на первом — Светлана Марковна. Раньше была актрисой, тоже очень интересный персонаж, красивая такая…

— Снимается?

— Нет.

— Плохо. Актрисы должны сниматься.

Оле вдруг стало смертельно скучно: и слушать эту Таню, и жить вообще… Какой смысл жить, если апофеозом всей ее борьбы за будущее, за достойного мужа, за все сразу является эта вот дикая кухня черт знает где, черт знает с кем?

— Я пойду, — холодно сообщила Оля и отодвинула чашку.

Таня испугалась такого резкого перехода из настроения в настроение, вскочила:

— Может, еще чаю? Куда ты пойдешь?

— Прогуляюсь. Тут кафетерий рядом, в двух остановках…

— Да закрыт он уже! Он только до семи! Давай Вадиму позвоним, чтобы за тобой приехал!

Как будто Оля сама не думала позвонить Вадиму? Как будто она не позвонила бы, если бы не была такой гордой и обиженной?

— Не надо звонить!

Она уже застегивала свои носатые сапожки, когда в коридор вывалился Игорь, очень злой, просто свирепый.

— Таня! Ну, я же просил не вытирать пыль с примочки! Все настройки мне скрутила!

Оля увидела Игоря.

И уже не могла думать об улице, о сапожках, в которых каблуки за один вечер ободрались о местную плитку до мяса, не могла думать о Вадиме-свинье, о далекой Москве, даже о себе…

Она смотрела на Игоря, а Игорь смотрел на нее.

И это было что-то такое, чего не случалось раньше…

Никого красивее Оля еще не видела. А она видела очень много красивых людей, себя в зеркале, хотя бы… Но никого и никогда — такого…

— Ладно, останусь, — она расстегнула сапожок, — кафетерий все равно не работает.


Алешенька выглянул из комнаты, осмотрелся, как обычно.

— А где девочки?

— У себя, маленький! — Лилия Степановна, как обычно, взяла сына под локоть и повела на кухню. — Девочки работают, готовятся к сессии. У них скоро сессия.

— Когда уже будет Новый год?

— Скоро, лапочка! Что мы попросим у Деда Мороза?

— Попросим мелки… Деда Мороза нет, мам! Зачем ты спрашиваешь, что мы у него попросим?

— Ну… Я вот до сих пор верю, что Дед Мороз есть! — Лилия Степановна взяла расписную тарелочку покрепче, чтобы донести, не расплескать, не ошпарить ребенка. — А ты сейчас рисовал?

— Рисовал.

— Что ты рисовал?

— Разное. Космос рисовал, полет американцев на луну.

— Покажешь?

Алеша вдруг вскочил, начал обнимать Лилию Степановну, целовать ее руки. Лилия Степановна смеялась, пыталась сохранить суп, но частично вылила на пол. Как обычно.

— Ну все, солнышко, все! — она усадила Алешеньку обратно, поставила перед ним полупустую тарелку, долила, и, вытирая пол, тихо посматривала, как мальчик ест. Нормально ест, с аппетитом. Это хорошо.


Игорь попытался пропустить дам вперед, на кухню. В тесном проходе едва разминулись. Таня, проходя, на секунду положила ладони ему на грудь, как бы и извиняясь за неугомонную гостью, и подбадривая, и моля о корректности. Оля постаралась не коснуться Игоря, но все равно еле-еле ощутимо проехалась по нему самым выпуклым фрагментом маечки. И пронесла волну новых тонких запахов. Игорь посмотрел Оле вслед. Ооох, какая!

Какая… ооох!

— Садись, Игорек, поболтаем! — весело-весело крикнула Таня. — Сейчас я тебе чаю заварю! Сейчас мы всем свежего заварим!

Игорь опустился на стул, все еще не совсем понимая, сердит он или разъярен. Но, конечно, не смущен. Хотя смущен, черт… смущен и сильно. Но лучше быть сердитым, тогда смущение не очень видно.

Какой-то больно неожиданный поворот случился. Незнакомая Оля сидела напротив и приветливо рассматривала его.

То есть на грани приветливости и вызова. Очень странно, очень.

— У вас такие волосы длинные! — наконец сообщила она результат осмотра. — Необычно видеть мужчину с такими волосами.

— А он у меня музыкант! — бодро заступилась за мужа Таня. — Это у него образ.

— Вы звезда?

— Я? — Игорь смотрел куда-то в пол. — Я? Нет…

— Он у меня гениальную музыку пишет! — снова вклинилась Таня. — И в музыкальных кругах он очень даже известен.

Тут у Оли зазвонил телефон, и вот это уже был Вадим. Оля разговаривала с ним коротко и сухо, приблизительно вот так:

— Да… Зачем спрашивать, Вадим?.. Нормально. Не замерзла… Я у твоих соседей… У Тани с Игорем… Когда?.. Хорошо, пока.

Потом она довольно пренебрежительно бросила телефон на стол.

— Сейчас Вадим заедет, можно?

— Ой, конечно! — Таня вскочила, начала искать новую чашку. — Конечно!

Игорь остался за столом один, без поддержки. И как не старался, но не взглянуть на Олю не мог — она-то на него смотрела. Только сейчас в ее взгляде был четкий и ясный сигнал, от которого Игорю стало не по себе. Он даже оглянулся на Таню — не заметила ли? Не даст ли по шее полотенцем обоим? Хотя Таня полотенцем не сможет, она вежливая и приличная, просто насквозь приличная, до пресного хруста приличная на фоне вот этой… соседки.

Оля смотрела на Игоря и не могла оторваться. Никогда такого раньше не было. Как будто ее зрачки — отражение Игоревых. Смотреть, смотреть.

— Мы с Вадимом знакомы со школьных лет! — щебетала Таня, грохоча посудой. — Он постарше был, конечно, но я хорошо помню, как он по школе расхаживал, такой весь значительный! О-го-го! Мы, мелочь, в этих старшеклассников были влюблены по уши! А однажды он что-то такое на уроке химии взорвал! А один раз поругался с учителем, и вся школа об этом шепталась месяц! А еще победил на какой-то глобальной олимпиаде, и в школу приехали снимать про него сюжет! Я тогда еще решила, что тоже хочу быть журналистом, интервью брать… Вообще столько воспоминаний! А я даже не представляю, как он сейчас выглядит! Как он сейчас выглядит? Не виделись лет пятнадцать!

Оля не сразу услышала вопрос. Она уже возвращалась из своей преступной фантазии, но небыстро. Быстро не получалось.

— Как он сейчас выглядит? — переспросила через паузу. — Как обычно. Никак.


— Все, девочки! — Лилия Степановна постучала в дверь квартиранток. — Можете выходить! Мы с Алешенькой идем на прогулку!

— Мы пошли! — подтвердил Алеша и пнул сапогом дверь. — Но скоро вернемся!

— Да, скоро вернемся! Закрывайте двери только на нижний, если уйдете! Хорошо, девочки?

— Хорошо! — ответили девочки.


Вадим позвонил в дверь неожиданно, хоть Таня и ждала. Игорь нервно обернулся, хотел пойти открывать, но Таня его опередила. Пришлось снова остаться с Олей.

— А распущенным вы бываете? — ласково поинтересовалась Оля.

— В каком смысле?

— В смысле, волосы вы распускаете?

— Нет. Держу в строгости.

— Жаль, — Оля прикрыла ресницами глаза, а Игорь срочно отошел покурить к окну — Оли он уже откровенно боялся.

Таня, волнуясь, открыла дверь и сначала увидела силуэт.

В коридоре полумрак, на площадке — дохлый свет сороковки. Конечно, виден только силуэт.

— Вадим? — весело спросила Таня. — Ничего не видно!

— А так?

Вадим сделал пару шагов назад, прямо под лампочку.

И сразу прорисовался уставший рельеф, мешки под глазами. Но хуже от этого картинка не стала, поскольку даже с «мешками» этот человек был хорош, благороден. И его ждали.

— Ой, привет!

— Привет, Тань!

— Сколько лет!

— А зим сколько!

Таня улыбалась и улыбалась, а Вадим стоял под лампой и стоял. А Игорь в это время на кухне курил, стараясь не краснеть слишком быстро.

— Ой, тебя же там Оля ждет!

— Да неужели?

Вадим вышел из круга света, на секунду снова стал силуэтом, а потом вынырнул рядом, в коридоре квартиры. Привычно, не глядя, повесил пальто на крючок, который торчал из стены уже лет сто. Подумав, скинул ботинки.

— Ничего у вас не изменилось, я смотрю.

— А с чего меняться?

— Ну, да…

Вадим сам пошел на кухню.

— Добрый вечер! — сообщил он Оле и Игорю.

Игорь как-то слишком дико зыркнул из-под бровей, был пунцовый, растерянный. И Оля улыбалась явно не по-светски. Вадиму это, конечно, не очень понравилось, но он не стал уточнять, нервничать, крушить мебель. Просто присел на скрипучий стул рядом с Олей.

— Вадим, — сказал он Игорю. — Буду теперь жить по соседству.

— Отличная новость, старик! — совсем уж не мотивированно обрадовался Игорь и хлопнул Вадима по плечу. — Мир приобретает новые краски! Ладно! Вы тут живите, а я пойду!

Когда он удалился, ему еще долго смотрели вслед: Вадим — удивленно, Оля — с таинственной улыбкой, Таня — сгорая от стыда.

— У него сегодня столько проблем было! А так вообще он спокойный человек, приятный…

— Мы так и поняли, — кивнул Вадим и встал. — Ладно, посидели, и хватит. Идем, Оля.

Потом оглянулся:

— Здравствуй, детство…

Оля только поморщилась — вот дурак, но покорно двинулась следом, так и не подняв ресницы. Таня осталась стоять с сахарницей в руках, не очень понимая, а что, собственно, делать дальше?

А дальше в коридор выползла Ирина Павловна, сюрреалистически косматая после сна, и весело заявила:

— А! Приехал, гад? Бушь теперь подъезд от своих строителей отскубать, пппадла! Я те не уборщица!

Хотя именно уборщицей Ирина Павловна и была. Но почему-то в кураже иногда забывала.

— Мама! — взвилась Таня, прямо вместе с сахарницей. — Это же Вадим!

— А мне но фигу, кто! Если подъезд засерают, значит — падлы, и Ирина Павловна нм это скажет прямо в морду!

Оля вдруг начала смеяться нездоровым смехом, и Вадиму пришлось вытолкнуть ее и выйти, не прощаясь, чтобы окончательно не разбудить Ирину Павловну. Тогда текст обвинения был бы покруче.


На улице Алешенька выпустил мамину руку и подбежал к машине Вадима. Ой, какая это была машина! С ума сойти, какая красивая и большая это была машина!

— Мама! Смотри, какая огромная! Как дом!

— Да, маленький! — Лилия Степановна поспешила машине на помощь, не хватало еще поцарапать. — Это дяди Вадима! Не трогай! Давай мы лучше с тобой сходим на троллейбусы посмотрим!

— Не хочу я смотреть на троллейбусы! — вполне резонно возмутился Алеша. — Каждый день на них смотрим!

— Тогда давай просто погуляем, пошепчемся!

— Ай! — Алеша даже не обернулся, поскольку ковырял ручку, радовался. — Не хочу шептаться! Хочу такую машину!

— Да что ж ты делаешь-то! — Лилия Степановна чуть сознания не лишилась, когда увидела, что вытворяет сынуля. — Знаешь, сколько она стоит? Нам с тобой дядя Вадим руки оторвет, если мы что-нибудь сломаем!

— Пусть отрывает! — сказал Алеша и протянул свои маленькие ладошки. — Скажи ему, мама, чтобы оторвал, но пусть разрешит еще постоять с ней рядом! Я так ее люблю!


Вадим мрачно курил и смотрел на Олю. Та чего-то смеялась, перегибаясь пополам, но уже выходила из пике, и все больше ее смех смахивал на горькие рыдания.

— Ну, хватит уже, — попросил Вадим. — Слышишь? Хватит! Тетя Ира всегда была такой брутальной. И слова употребляла — будь здоров! Сегодня еще лайт версия! Я-то привык, а ты, конечно…

— И я привыкну! — взвизгнула Оля, утирая черную от туши слезку. — Пару лет в этом райском уголке — и я стану такой же унылой коровой, как твоя подружка Таня! У меня прям офигенные перспективы! Тихая смерть в тихом центре!

Вадим терпеливо слушал, все хотел найти в ее монологе подходящий момент, чтобы крикнуть: «Милая, а вот и твое новое, прекрасное жилье! Давай войдем туда, и будем счастливы!» Или что-то в этом роде. И чем дальше, тем меньше у него было поводов прогнозировать будущее счастье. Олю несло, она металась по клетке, размахивала худенькими, когтистыми лапками и страшным шепотом ругала жизнь.

— Оля!

— Что? Тебе хорошо! Ты старый, толстый! Тебе пришло время остепениться, и ты остепенился! Женился на молоденькой…

— Оля, прекрати!

— Придумал себе программу на ближайшие десять лет! И мне тоже придумал! Порядочная семья и восемь детей, чтоб про запас! А у меня ты спросил?

— Спросил!

Оля осеклась. Действительно, спросил. И не один раз. Причем Оля с самого начала не хотела и не верила, что все это может произойти, но скорбно-покорно соглашалась. И сейчас не верит, хотя вот она реальность: покрытая тонким слоем размытого мела лестничная клетка, строительные козлы и обшарпанная дверь тети Иры, в глазке которой торчит чей-то бойкий зрачок.

— Пойдем домой, — устало сказал Вадим.

— Пойдем, — вздохнула Оля.


Ирина Павловна оторвалась от глазка и проследовала на кухню. Там Таня мыла чашки, и, судя по звуку, параллельно их казнила.

— Вот Вадюха-падла! — радостно крикнула Ирина Павловна, бухаясь за стол. — Приволок из Москвы себе шалаву и думает, что можно лестничную клетку засерать!

— Мама!

— А ты чей-та такая нервная? Ревнуешь, что ли?

— Кого?

— Вадюху?

— Да что ты несешь, мама? — Таня стукнула мокрой ладонью по драной клеенке. — Ты хоть когда-нибудь думаешь, когда говоришь?

— Неа! — немедленно откликнулась Ирина Павловна. — Это ж ты у нас умная, а мать так, из простых да тупых! Матерью нам гордиться нечего! Она в институте не училась! Она вон метлой каждое утро на улице машет! Да?

— Да при чем тут это?

— А при том! Как жить негде, так к матери! А как мужа пинком под гитару на работу выгнать — так нет?

Таня хотела ответить что-то колкое, но сразу не нашлась, а потом уже было неактуально. Ирина Павловна победила.


Вадим открыл дверь, повозился с новым замком в темноте, потом долго нашаривал свет. Оля стояла на лестничной клетке и ждала. И нюхала запахи свежего ремонта, которые вытекли наружу.

— Ну, все, пришли, — очень буднично сообщил Вадим и включил свет. — Прошу.

Ах, как красиво он хотел обставить этот момент! Еще полчаса назад абсолютно серьезно обдумывал, как будет лучше — внести Олю или пусть идет сама, но с закрытыми глазами? А с потолка — конфетти или шарики… Ну, это вряд ли — шарики, — но что-нибудь откуда-нибудь обязательно должно красиво бабахнуть. И цветы вокруг, чтобы красиво и с намеком на сильную любовь… И ни фига не получилось.

Оля осторожно вошла, пытаясь понять, что она чувствует. Не в смысле ауры квартиры, мое — не мое, а в смысле хорошая ли? Красивенькая?

Квартира была хорошая. Очень хорошая. Строители, конечно, поглумились над соседями и навечно уделали лестничную клетку, но квартирку отконфетили по полной. Очень по-европейски получилось, очень!

— Хай! — сказала Оля квартире. — Хоум, суит хоум! Ей ответили бриллиантовые рожки оперной люстры, матовые стены с отпечатками папоротников и розовый паркет. Ответили нежностью. А потом за Олино внимание начали бороться портьеры, пуфики, золотистые чашечки на барной стойке и сама барная стойка. Дальше в бой вступил камин, но тут же передал эстафету огромному телику на стене. Оля уже хотела восторженно пискнуть по поводу увиденного, но дальше было больше. Вадим взял ее под локоток и отвел чуть-чуть вперед и в сторону, чтобы показать главное украшение: Олину фотку из портфолио, самую козырную из всех, увеличенную в сто раз и переведенную на стену. Оля в купальнике три на восемь! От потолка до пола, от угла до угла! И тоже в мраморно-розовых тонах. Вот это уже требовало ответной реакции.

— Вадим! — Оля обернулась, закусила губу. — Вадим!..

— Нравится? — тускло, но с большой надеждой спросил Вадим. — Честно нравится?

— Да я вообще… Просто нереально! Я не ожидала! Правда! Ты такой, блин!.. Такой!.. Респект!

И она обхватила его за крепкую шею и начала с большим рвением целовать, краешком глаза цепляя при этом до сих пор не виденные детали интерьера. И целовала после этого еще жарче.

* * *

Утром она проснулась одна, что было нормой — Вадим вставал рано и уходил по своим товарно-денежным делам. Но она ж актриса! Ей-то чего вставать на заре? И всех это устраивало. И сегодня тоже, хоть сегодня была суббота, между прочим!

Оля с удовольствием повалялась, изучая местность при дневном свете, включила телевизор и музыку. Еще при свете дня стало видно, что сразу за окном начинается проза в виде старой крыши, из которой торчат волокна какой-то бурой дряни. Это Олю огорчило, напомнило о том, что ее розовый островок находится в грязной жиже где-то на окраине вселенной. Пришлось срочно принять успокаивающую ванну.

— Юлька? Привет… А я в своей новой ванной, прикинь? Вадим такой ремонт забацал, прямо вау!..

— Спасибо, что спросила, как дела.

— А я знаю, что у тебя все нормально, ты же в Москве. Ой, Юлька, тут такая скука! Не город, а…

— Да нормальный спальный город. Я была.

— На первом этаже в нашем доме какие-то чудовища живут, реально!

— Ну, вот будет у вас гармония! Красавица и чудовища.

— Ой, Юлька, зато у меня сосед такой хорошенький! Прямо очень хорошенький! Тебе бы понравился!

— У меня муж есть.

— У меня тоже.

— Вот и не забывай об этом.

— Да не забуду, ты чего… Юлька, а что бы такое сделать, чтобы организм взбодрился?

— В ванную заберись.

— Уже.

— А хочешь с чудовищами своими отношения наладить?

— Не знаю… Нет, наверное.

— И зря. Надо окружать себя…

— …Красивыми вещами, людьми…

— …и добрыми отношениями! Сейчас, погоди, я страницу нужную открою, почитаю тебе. Вот. «Пять идей, как наладить отношения с соседями»!

Оля улыбнулась:

— Ну, валяй, читай, только с выражением!

Спустя полчаса, мокрая и прекрасная, Оля перебралась на кухню, поближе к кофеварке. Надо было додумать одну из пяти идей и приступить к ее реализации — время-то идет. А еще обсохнуть и накраситься…

Вадим, зайка, оставил список необходимых для жизни телефонов. Вот номер доставки на дом. Оля набрала немедленно.

— Доброе утро, такси такое-то.

— Здрасьте! — Оля добавила в голос строгости. — Мне нужна доставка!

— Переключаю на первый канал!

Заиграла тупейшая музыка. У них там всегда так, как будто они на дискотеки ни разу не ходили, эти, которые отвечают за музыку в телефонах. Оля как раз успела зарядить кофе.

— Первый канал, слушаю!

— Мне нужна доставка.

— Сейчас вам перезвонит водитель! Номер!

— Какой?

— Ваш номер телефона!

— Ой…

Оля не знала этого номера. Она и адреса, если по-хорошему, не знала. Знала, что центр…

— Э-э-э, сейчас…

— Девушка, побыстрее.

— Сейчас, говорю!

Оля ворошила бумажки на столе. Телефоны магазинов, пожарных, сантехников… Ну, невозможно, чтобы Вадим не предусмотрел такую проблему!

— Нашла! Записывайте!

Кофе — такая вещь! Пить кофе у себя на кухне, в свете полуденного солнца, которое совсем недавно теми же лучами светило на американского президента и голливудских кинозвезд, на бразильских мучачос и венесуэльских королев красоты, — это круто. Хорошо бы еще выстроить при этом программу вечера… И хорошо бы заменить звонок в их домашнем телефоне, слишком прямолинейно орет.

— Алло.

— Это водитель.

— А! Отлично! Мне нужны пять корзиночек!

— Чего?

— Пять корзиночек!

— Каких это?

— Обычных!

— А где они продаются?

— Ну, вам лучше знать! — возмутилась Оля. — Вы же местный житель! К тому же, в доставке работаете!

— Ну…

— Пять корзиночек, корзинок! Обычных, плетеных, можно икеевских!

— Каких?!

Оля поняла, что без крови не обойтись.

— Послушайте, мужчина! Я прошу вас купить мне пять маленьких плетеных корзиночек! Мне все равно, где вы их возьмете! Я плачу вам деньги, и хочу, чтобы мой заказ был выполнен, и побыстрее!

— Ладно, понял… В ГУМ поеду, хотя там стать негде…

— Ну, слава Богу! Купите мне пять корзиночек, пять бутылок шампанского, пять коробок конфет, пять ананасов и пять плюшевых медведей!

— Ой, е…

Неандертальность таксиста бесила, но Оля сдерживала себя. Время-то идет, пока новому таксисту задачу объяснишь — уйдет еще дальше.

— Вы сможете перезвонить мне из магазина, я вас проинструктирую?

— Ну, а что делать… — таксист явно томился, — придется… Где ж мне столько денег тока взять?..

— Ну, возьмите где-нибудь! — саркастично заметила Оля. — Я вам воздам за труды!

Потом Оля немножко покрутила тренажерные педали, съела йогурт и села краситься — впереди была волнующая и красивая церемония.

Таксист, конечно, оказался полной свиньей, купил все не то и не так, ну да черт с ним. Отправила без чаевых — не заработал.

Разложить сувениры по корзиночкам. Как интересно жить! Как интересно жить правильно! Вадим, блин, даже не думает о последствиях, о людях. Превратил подъезд в катакомбы своим ремонтом, но Оля все исправит, она же умница. Через полчаса весь этот долбаный дом в нее по уши влюбится! И пусть начиналось стремно — но так и надо. Теперь, когда ее здесь уважают, когда осведомлены о ее мощи, можно и имиджем заняться. И от этого настроение — как перед кинопремьерой.

Оля взяла одну корзину, улыбнулась себе в зеркало — так симпатично все! И пошла с этой корзинкой на первый этаж, звонко цокая по меловым плитам каблучками. Решила начинать с первой квартиры. Логично?

Долго звонила. За дверью лаяла собака, маленькая, истеричная. И явно хозяин квартиры был дома. Наконец, подошли.

— Кто? — спросил хриплый голос.

— Это ваши новые соседи! — позитивно и громко сообщила Оля и шагнула назад, чтобы в глазок можно было ее рассмотреть. — Я на минутку! С визитом вежливости! Откройте, пожалуйста!

— Из какой квартиры?

— Из пятой. И шестой, и седьмой!

За дверью возникло замешательство: явно впускать не хотели, но и отпустить просто так, не выяснив нюансы, тоже не могли.

— Ожидайте.

Оля даже ахнула от такой наглости — и осталась стоять, как дура. На тонких каблучках, в розовой маечке, с пестрой продуктово-плюшевой корзиной на весу, и все это — в интерьере убогого подъезда.

Прошло минут десять. Оля успела уже позвонить второй раз, откуда-то издалека ей велели ждать еще. В общем, дурдом полный. Но Оля не хотела сдаваться так быстро. У нее миссия! Она сейчас идею реализует! Она нацелена на результат! Еще пять минут можно и потерпеть.

Поставила корзину на пол — обойдутся и грязной, раз такие сволочи.

Наконец, ей открыла дама вызывающей наружности. На ней был черный балахон, какие носят обычно стареющие богемные львицы. И щеки слишком румяны, и губы слишком красны для такого времени суток. А еще она была в темных очках. Но Оля решила не обращать внимания на местные перверсии.

— Я очень рада с вами познакомиться! — заявила она, ласково улыбаясь. — Примите скромный дар от новой соседки!

Дама приняла скромный дар и тут же захлопнула дверь. Все.

Это было дико и… короче, да… дико.

— Меня зовут Оля! — крикнула Оля в никуда, в дерматин двери. Крикнула саркастично, даже кривляясь. — Так приятно познакомиться!

— Светлана Марковна! — ответила дверь. — И Чапа! Всего хорошего!


Вторая корзинка была прижата бедром к стене у двери второй же квартиры. Здесь на звонок ответили сразу, хоть и откуда-то из недр:

— Бегу-бегу! Секундочку!

Оля улыбалась, как солнце. Шампанское сияло фольгой, плюшевый мишка обнимался с ананасом.

— Ой, что это? — спросила Лилия Степановна, пугаясь блеска. — Кому это?

— Вам! — Оля протянула корзинку и с удовольствием наблюдала, как хозяйка входит и выходит из транса. — Вам от новых соседей!

— Это от Вадика, да?

— От Вадика и его жены! То есть от меня!

— О, Господи! Счастье какое! — Лилия Степановна засуетилась, не зная, что делать дальше. — Вы проходите! Не помню только, как вас…

— Оля.

— Оля! Олечка! Проходите! У меня тут не прибрано!

— Ничего-ничего! — Оля вошла, огляделась и в очередной раз возрадовалась тому, что у нее совсем другой интерьер. — Я все понимаю!

Квартира Лилии Степановны не многим отличалась от квартиры Ирины Павловны, хоть и была поаккуратнее, просто все бедные жилища выглядят одинаково.

— Мы сейчас с вами выпьем чайку! Я как раз готовлю обед для Алешеньки!

— Нет, спасибо, я уже ела!

— Ну, тогда яблочки! Мне родственник прямо с дачи передает! Чистенькие! Никакой радиации!

Оля удивилась такому странному определению качества яблок — «никакой радиации». Потом еще больше удивилась большому черному пятну на потолке, а потом с ней вообще стало худо…

…Навстречу Оле из кухни вбежал крепкий мужик очень страшного вида. У него было лицо полного дебила, откровенно больное. И сам он был ненормально скроен, очень несуразно. Оля, конечно, видела психически нездоровых и вообще была человеком цивилизованным, так что могла достойно вести себя в любом обществе, но просто нельзя же так неожиданно!

— Алешенька! Это Оля, наша новая соседка! — Лилия Степановна уже летела на помощь. — Посмотри, что она тебе принесла! Мишку, конфеты!

— Не нужен мне мишка! — немедленно заявил Алешенька. — Конфеты хочу!

— Там еще ананас! Сладкий! — робко заметила Оля и тут же пожалела, поскольку чудовище выволокло ананас наружу и начало кусать его за маковку.

— Он же немытый! — Лилия Степановна бросилась отбирать подарок. Алешенька с ананасом в зубах бойко ускакал в другую комнату, а Оля осталась стоять в полном непонимании. Ей бы и самой бежать, но парализовало. Из комнаты слышались звуки борьбы, потом Алешенька заплакал густым басом, а Лилия Степановна с ананасом вернулась на кухню.

— Ой, простите! — она тяжело дышала. — Он же его никогда не пробовал! В магазинах у нас стоят, так там такие цены. Он и думал, что это украшение! Вы проходите, пожалуйста! Я вам сейчас все расскажу, если хотите!

Оля кивнула, хоть и не хотела уже ничего. Потом они пили чай из старых, но чистых чашек, и Лилия Степановна, экономно кусая Олину конфету, сливала Оле мутную и страшную правду жизни простых людей.

Нищая деревенская семья, шестеро детей, послевоенные годы, голодуха и отсутствие телевизоров.

Лилия Степановна пошла учиться на педагога, чтобы чего-то добиться, но забыла, что кроме ума в таком деле нужны еще и связи, специальные навыки. В итоге добилась только места в школе и копеечной зарплаты.

Много читала, причем и классику, и авангард. Искала в библиотеках дополнительную информацию, вручную переписывала стихи, которые давно не переиздавались, и тайно, вне программы, читала ученикам.

Из-за работы вовремя не родила, зато родила в сорок, а УЗИ тогда никто не делал. Поэтому получился вот такой вот Алешенька.

Врачи советовали сдать его в детдом, тем более что муж огорчился и сбежал, но Лилия Степановна не смогла свою кровиночку, пусть даже такую косоглазую, оставить.

Стала растить сына одна.

Устроилась работать в сад, туда же водила Алешеньку. Другие педагоги и родители возмущались, но специальных показаний у мальчика не было, на людей он не бросался, а был как раз ласковым. Вот и не изгнали, смилостивились.

Книг по образованию таких детей, как Алешенька, не было.

По крупицам собирала необходимую информацию, занималась с ребенком, как могла. И любила.

Потом пошла работать вахтершей в школу, где Алешенька стал учиться. Учился плохо, конечно, но кроме него в классе были такие же двоечники, хоть и абсолютно здоровые. Они, к тому же, еще и регулярно хулиганили, а Алеша рос тихим и мирным. И все равно двоечники-хулиганы — это было нормально, а тихий даун — ужасно.

В десять лет Алешенька даже написал свое первое стихотворение — «Пришла зима. Домой пора».

После школы Алешу никуда не взяли, даже в армию. Знающие люди советовали отдать его в дворники, поскольку других вариантов работы для таких граждан не предусматривалось, но место дворника было занято Ириной Павловной. И вообще не очень хотелось для сыночка такого будущего — он же такой талантливый, такой рисующий.

Последние пятнадцать лет Лилия Степановна и Алешенька живут только на пенсии по старости и инвалидности. Есть еще пособия, но они мелки, поэтому пускают квартирантов, благо комнат в квартире целых три: одна — Алешенькина, вторая — Лилии Степановны, третья — для квартирантов.

Алешенька — очень добрый мальчик. Ему тридцать три года. Он обожает котов, машины, умеет читать, писать, декламировать стихи и отличается от нормального взрослого только экзотической внешностью и восторженным, детским отношением к миру. В смысле познаний и эрудиции он может дать фору любому среднестатистическому гражданину.


Алешенька скоро прибежал, начал целовать Лилии Степановне руки. Та поглядывала на Олю — оценит? Испугается? Возмутится? Оля старалась вообще не заморачиваться и просто смотрела по сторонам, ожидая случая сбежать.

— Такая красивая! — сказал Алешенька, кивая на Олю. — Смотри, мама, какая она красивая!

Оля удивилась, расправила плечи. Не такой уж он и даун…

— Очень красивая! — согласилась Лилия Степановна, гладя своего перезрелого мальчика по плечу. — Очень!

— Я хочу на тебе жениться! — подумав, объявил Алешенька.

— Что ты! Что ты! У нее уже есть муж, милый! Она уже замужем! Чужим женам не предлагают выйти замуж!

— Почему?

— Потому, что так не принято!

— А если она мне нравится?

— Ну… — Лилия Степановна беспомощно посмотрела на Олю. — Она подарит тебе свою фотографию, если захочет…

— Подарю-подарю! — засмеялась Оля. — У меня этих фотографий — море! Я же актриса!

— Ой, прямо как Светлана Марковна! — обрадовалась Лилия Степановна. — Она в первой квартире живет! Она тоже актриса! Правда, давно нигде не участвует, разуверилась!

— Я была у нее, она даже в дом не пригласила…

— У нее своеобразный характер, она не любит общаться с обычными людьми… В смысле…

Лилия Степановна испугалась, что оскорбила красивую девушку Олю своими «обычными людьми». Какая же она обычная?

Оля тоже так подумала, вяло обиделась, но как-то на фоне Алешеньки все остальные люди и события меркли. Хотя собираться все равно стала — еще столько квартир надо обойти.

— Я вам яблочек с собой дам! — засуетилась Лилия Степановна, убежала и оставила Олю в коридоре наедине с Алешенькой. Оля несколько оробела, тем более Алешенька явно был настроен опасно романтично.

— Мне пора! — громко сказала ему Оля. — К мужу! Он у меня боксер! Борец сумо! Чуть что — сразу в челюсть! Так что того! Давай отсюда! Топ-топ! Слышишь?

Только эта страшилка не подействовала. Алешенька схватил Олю за руку и начал эту руку целовать. Оля вырвалась и помчалась наверх, к себе.

— Я тебя люблю! — крикнул Алешенька ей вслед и захлопнул дверь.


Приключения во второй квартире на время отбили у Оли желание продолжать обход. Она съела шоколадку, борясь со стрессом. Позвонила Юльке, нажаловалась на судьбу. Та ободрила и вспомнила, что у нее в этом городе когда-то было очень интересное приключение, поэтому вешать нос рано. Олю еще ожидают сюрпризы и радости. Всегда где-то кроется сюрприз или радость, надо просто набраться терпения и притаиться.


В квартире номер три просто никого не было. Дверь порадовала — металлическая, дорогая, стилизованная под дверь сейфа. Оле сделалось приятно от мысли, что в ее новом доме живут не только маргиналы, она даже решила в знак респекта оставить корзинку у подножия. Но как хозяин квартиры догадается о смысле этого подарка? И об авторстве? Конечно, ему будет приятно и любопытно, и можно зайти позже, когда он уже измучается вопросами. Но Оля не оставила корзинку, а с ней перешла к четвертой квартире.

Мало того, что дверь там была самой драной в доме, она еще и не закрывалась. Оля не нашла звонка, постучала, она сама и распахнулась. Пришлось входить. Навстречу никто не выбежал, хотя дома явно были люди и много. Оля вытянула шею в сторону кухни — там смеялись — увидела чей-то носок. Потом мимо пробежали два мальчика, толкнули ее на повороте на кухню, но не обратили внимания. Следом из комнаты вышел джентльмен в шелковом дамском халате, из-под которого торчали голые волосатые ноги.

— Ну, чего стоишь? — равнодушно спросил джентльмен. — Иди на кухню!

И сам ее опередил. Оля вошла следом, слабо понимая, что происходит. Ей даже не кивнули — сидели несколько человек, смеялись, курили, говорили о своем. Под столом ползали дети.

— Есть сигареты? — спросил джентльмен.

— Только лайт, — равнодушно ответили ему люди.

— Достали вы меня все! — горько констатировал джентльмен и налил себе воды из пижонского чайника.

Оля так и не дождалась внимания, на нее даже не смотрели. И ситуация становилась все более абсурдной: надо было развернуться и уйти, потому что оставлять подарки всем этим свиньям Оля не собиралась.

— А ты кто? — вдруг спросила смуглая дева с мундштуком в спортивных брюках. Сочетание спортивных брюк и мундштука Олю окончательно подкосило, поэтому она просто начала отступать, но включились дети.

— Ой, конфеты! Конфеты! — заорали они, повисая на Оле.

И корзиночка пропала. Через мгновение ее вывернули, выпотрошили и сели сверху. Захрустела лоза…

— Я чего-то не поняла, — хрипнула дева с мундштуком. — Вы к кому с таким набором, девушка? Мы вас знаем?

Люди за столом еще раз обернулись, теперь уже персонально к Оле. Они все были молодые, сонные, задумчивые.

— Я ваша новая соседка, — сказала Оля в полной тишине. — Мы с мужем будем жить на втором этаже. Хожу, знакомлюсь.

— Да ты гонишь! — возмутился джентльмен в халате. — В этом доме нет второго этажа!

Общественность засмеялась и снова отвернулась. Больше Олей никто не интересовался, и она тихонько ушла.


В восьмую квартиру можно было и не ходить, хватило вчерашнего выступления Ирины Павловны и сегодняшних безумцев с первого этажа. Но Оля была девушкой упрямой и не хотела позволить тупой реальности нарушить ее гармоничный план. А еще она снова хотела увидеть темнобрового красавца Игоря, и это последнее чувство с запасом перекрывало все остальные. Собственно, все ради этого и затевалось.

Открыла Таня, слава Богу. Если бы Ирина Павловна, то шансы на хорошую открытую беседу свелись бы к нулю.

— Привет, — и Оля протянула корзинку.

— Ой! — и Таня отступила.

— У меня есть пятнадцать минут! — Оля оглянулась, не вышел ли темнобровый.

— А у меня нет! — должна была сказать Таня, которая дописывала какую-то рекламную муть и через пятнадцать минут должна была выехать вместе с ней в сторону редакции. Но Таня сказала другое:

— Отлично! Тогда кофе, чай?

— Просто сок, лучше свежевыжатый, — Оля прошла на кухню и увидела там стопку бумаг — частично исчерканные листки с замалеванными абзацами и однотипными рисунками глаз.

Таня смотрела на Олю и пыталась понять, где взять свежевыжатый сок и аргументы против посиделок.

— Твое?

— Мое.

— Что пишешь?

— Статью одну.

— Круто. А где твои?

— Кто где. Мама ушла на работу.

Оля вдруг захотела расспросить о соседях, статьях, о липах за окном, пыталась задержаться в этой квартире изо всех сил — и все к тому шло: Таня терпела, не гнала, хотя явно торопилась. Сока не было, значит, можно, как вариант, просить супа, котлет, любой ерунды, которая греется, готовится, выращивается и забивается к столу…

— Понимаешь, — сказала Таня, — это так приятно, когда дарят корзинки с шампанским…

— Там еще конфеты и мишка.

— Да. Но я так спешу…

И вот тут из норы снова выполз Игорь. Если бы он остался там, где проводил большую часть дня, у себя в углу за гитарой, вросшей в комбик, Оля бы просто ушла. И, может, ничего бы потом уже и не было из того, что случилось потом…

Но он вышел.

А просто он тоже ждал, когда в дверь позвонят, позвонит Оля.

— Игорь! — вскрикнула Таня, хватая мужа за локоть. — К нам Оля с визитом! Она корзинку с шампанским принесла! Очень приятно, правда? Соседи должны дружить! Только я не успеваю, понимаешь! В общем, вы тут пообщайтесь, а я…

И Таня убежала с легким сердцем и недописанной статьей… И оставила гостью под присмотром мужа.


Обитательница квартиры номер один, Светлана Марковна Соколинская, вышла в свет. В своем дворе такие выходы не осуществлялись — быть рассматриваемой соседями Светлане Марковне не хотелось. Поэтому каждый раз она повторяла один и тот же маневр — проведя разведку в глазок двери, натягивала темные очки, хватала Чапу, крепко перехватывала ладонью ее микроскопическую морду и в таком шпионском состоянии быстро покидала дом. Несколько кварталов Светлана Марковна проходила в хорошем темпе, как легкоатлет, потом непредсказуемо сворачивала во дворы, чуть-чуть петляла, осматривалась, и только после этого отпускала Чапу на волю. Начиналась прогулка. Очки Светлана Марковна на улице не снимала никогда. Старалась не повторяться с дворами. А поскольку их было не так уж много в радиусе, она выдерживала паузы в несколько дней, избегая системы, которую можно было бы вычислить, и таким образом обеспечивала себе покой. По пути она иногда заходила в кафетерий, где в районе одиннадцати утра не было очереди, и там покупала максимально черный кофе.

В молодости Светлана Марковна была невыносимо красивой. Она и сейчас выглядела о-го-го для своих лет, но страшная правда старения искалечила ее жизнь давно и уже навсегда.

Началось все в тридцать, когда роскошная, характерная героиня, демоническая красавица Светлана Соколинская села перед зеркалом в крохотной общественной гримерной и вдруг явственно услышала дыхание времени за спиной. От этого смрадного выхлопа запотели стекла вокруг и зеркало, которое Светлана боялась протереть, поскольку в нем клубилась уже другая Светлана, тридцатилетняя. Еще вчера ей было двадцать девять, жизнь казалась трудной, но восхитительной, бесконечной, обещающей заслуженные чудеса, и все закончилось сегодня кататоническим ступором — мне тридцать! Все! Аллилуйя! Аллилуйя. Аллилуйя-Аллилуйя-Алли-илу-ийяаа.

Знакомые заметили, что после дня рождения Света, бывшая и без того девушкой жесткой и принципиальной, стала вообще непригодной для общения. Она ушла в себя, устранила приятелей, перестала посещать совместные алкогольные акции. Все оставшееся от личной и общественной жизни Света тратила на поддержание красоты — а тогда еще не было суперкремов и фитнес-центров. Но были спортивные секции, малочисленные косметологи, к которым записывались за месяц, народные средства для поддержания фигуры, лица и волос в форме. В жесткой экономии себя Светлана прожила до сорока пяти, а потом, когда морщины вероломно взяли ее измором, сонную, она одним махом отрубила все: и косметологов, и последних друзей, и работу в театре.

Чтобы прокормить себя и свое ненавистное тело, Светлана Марковна поступила на радио, где внешность не играла никакой роли, а был нужен голос. К голосу Светлана Марковна претензий не имела, хоть и звучал он все грустнее и глуше. Если по пути из дома на работу она встречала старых знакомых — а в центре такая возможность очень высока — переходила на другую сторону и пряталась в палантин. Ей совершено не хотелось увидеть жалость или злорадство по поводу своего разрушенного временем лица.

Знакомые быстро просекли эту фишку и вслух горевали в адрес Светки-дуры. Внешность Светланы Марковны долгое время входила в десятку самых горячих тем века, потом народ поостыл. Светлану Марковну благополучно забыли, но она искренне была уверена в том, что в любую минуту появится кто-то, кто видел ее РАНЬШЕ.

Дойдя окольными путями до кафетерия, Светлана Марковна оглянулась, постояла чуть-чуть, ожидая появления гостей со стороны остановки. Потом сгруппировалась, чтобы совершить стремительный заход в кафе, но потеряла сознание и упала на тротуар. Она лежала, раскинув руки, как большая черная морская звезда. Очки свалились, нарушив тем самым всю конспирацию. Чапа истерила рядом.


Игорь, сел напротив Оли и честно спросил:

— Вам что от меня надо?

Оля поняла, что краснеет, что после вопроса таким тоном надо величественно уйти, но что-то с ней произошло нереальное.

— Я не знаю, — сказала она, причем честно. — Вы… Ты мне нравишься… Я актриса, мне нравятся фактурные мужчины…

Игорь морщился и чувствовал, что в голове у него туманно и тревожно. Как поступить с женщиной, которую ты, блин, совсем не знаешь, но которая всем своим, так сказать, фасадом сигналит о… обо всем сразу! И была б женщина обычная! Да даже если б она была обычная, разве может молодой мужчина, который в полном половом сознании, отвергать ее, рискуя репутацией? И то сомнения! А тут такая тетка!

— Я красивая? — спросила Оля.

— Офигенно красивая.

— Ты тоже.

— Вот е-мое…

Ой, какой мучительный бред.

Игорь точно знал, что в случае сомнения надо быть ироничным, надо хотя бы делать вид, что ты контролируешь ситуацию. Женщины этого ждут, смотрят искоса. У них вообще веерное зрение и коварные установки. Игорю уже двадцать восемь стукнуло, он кое-что волок в жизни. С таким, правда, столкнулся впервые.

— Вы не бойтесь, — улыбнулась Оля. — Я вас не укушу. Ничего с вами не сделается, просто мне приятно на вас смотреть. Видите, я сказала правду!

— Отлично, — порадовался Игорь. — И что мне с этой правдой делать? У меня жена, между прочим, есть!

— А кто вам говорит, что я буду мешать вашей жене? Я же вашей женой быть не собираюсь!

— Ну, слава Богу, а то я столько не зарабатываю! Я вообще не зарабатываю, на всякий случай!

Уффф… Выровнялось! Улыбается.

Игорь встал к плите.

— Кофе?

— Спасибо, я не пью какой попало кофе!

— Ой, что вы, что вы! А я пью!

— Да пейте пожалуйста!

— Разрешаете! Спасибо вам, владычица морская!

Оля ласково улыбалась, видя свое отражение в дверце шкафчика. Как можно не влюбиться в такую? Сразу за дверцей начиналась спина Игоря, причем спина голая, поскольку Игорь, как нормальный маргинал, ходил по дому в заношенных штанах на голое пузо. По спине стекала незначительная струйка волос, остальные Игорь сколол карандашом на затылке. И от этой картины — довольно простецкой в описании — в Оле начал бушевать огонь, пока не выбивавшейся из рамок нормы: красивая девушка должна быть ментально свободной и темпераментной, как говорит Глянцевый Журнал. И Оля любила это чувство жгучей бодрости в себе, тем более что ничем противозаконным обычно это не заканчивалось. И вот Оля так думала, думала, смотрела на спину Игоря, а потом вдруг ее как включило в реальность!

Еще несколько мгновений — и она будет гладить эту спину, она не сможет остановиться. Ей больше жизни сейчас надо дотронуться до Игоря. А дотронувшись, уже не отходить. И гладить, и гладить, и гладить, и даже целовать… вот в эту родинку под лопаткой… целовать… целовать…

— Ладно, пойду.

Игорь обернулся, уже совсем ничего не понимая. А Оля увидела его близко-близко, а при дневном свете — еще со всеми прекрасными подробностями и бровными волосинками на переносице, и с солнечным лучом в шоколадной радужке… — и удрала, громко хлопнув дверью. Игорь после этого сидел за столом минут пять и даже кофе свой не пил. Что это было? Как могла эта женщина, эта сносящая крышу красота быть здесь, а потом вдруг уйти? Полная кома. А Оля дома повалилась на свою перламутровую кровать и сделала почти все для того, чтобы задохнуться в шелковом покрывале. Даже получила какое-то странное удовольствие, когда в висках начало стучать, и уже с претензией — помираю, как бы… Только потом вынырнула, отдышалась и сказала бриллиантовой люстре:

— Влюбилась ведь, а? Вот дура! Д-у-у-ура!


Таня бежала на остановку, увидев толпу зрителей и скорую помощь. Периферия толпы горячо обсуждала происшествие, самые активные зрители пытались протиснуться вперед. И все это было грустно, хоть и бытово, и Таня промчалась бы мимо — вон к той подплывающей маршрутке — но зазвучал знакомый голос.

Этот голос уже не первый год сводил с ума весь дом. От этого голоса вздрагивали днем, просыпались ночью. Этот голос включался при любом самом микроскопическом треске, от падения тополиной пушинки. В этом голосе была вся мерзость бытия маленькой дрожащей твари… Тощей, нервной, пучеглазой Чапы. Чапин лай нельзя было перепутать с любым другим лаем — он въелся в барабанные перепонки насмерть.

И маршрутка сразу отошла на второй план, а потом отошла и от остановки. Таня уже бежала на лай.

Два медпредставителя, одним из которых была женщина, заталкивали в скорую носилки. Женщина морщилась, но не возмущалась — и не к такому привыкла. А на носилках была… Таня обошла, чтобы не мешала дверца, Светлана Марковна?

О, Господи!

— Светлана Марковна! Светлана Марковна!

Светлана Марковна поднесла руку к лицу, но вряд ли как-то уж очень осознанно.

— А вы куда ее везете?

— В больницу скорой помощи везем.

— А что с ней?

— Откуда мы знаем? Разберемся.

Очумевшая Чапа пыталась вскочить на те же носилки, но ее каждый раз сбрасывали.

— А собачку! Собачку куда? — совсем разволновалась Таня.

— Вы их знаете? Даму с собачкой!

Но Таню никто не спрашивал. Как только Чапа в очередной раз прыгнула к Светлане Марковне, ее сгребли и передали Тане.

И вот она стояла с Чапой в руках и думала, куда теперь.

Скорая устало отъезжала, раздвигая толпу.

Потом Чапу от волнения стошнило прямо на Таню, и вопрос решился.


Оля набрала умную московскую подругу. Начала сразу, без реверансов.

— Юлька, я влюбилась!

— Ого, — сказала Юлька, помолчав, — и в кого же?

— В соседа… Он просто как кинозвезда… Такой… такой… ну… не насмотреться… Первый раз увидела, еще не могла понять, что влюбилась! Но сегодня!

— Ты его каждый день ходишь смотреть?

— Юлька! Я не знаю, что делать! Я готова ходить и смотреть, и вообще! Что мне делать, Юлька?

— Забудь!

— Забыть?

— Забудь!

— Ладно, хорошо. Пока.

Оля и сама понимала, можно было не озвучивать. Хотя нет, надо было озвучить! И хорошо, что Юлька тоже так думает! Сколько уже таких как бы любовей прошло сквозь телефонную трубку и Юлькин мозг! Эта тоже пройдет часика через полтора…

Позвонили в дверь. И Оля чуть сознания не лишилась от счастья и ужаса — неужели Игорь? Так бежала открывать, что расплющила мизинец об угол плинтуса. Но за дверью оказался не Игорь.

За дверью стоял благородный джентльмен в белом, хотя всего час назад он же был замечен в дамском халате и безумном обществе квартиры номер четыре. Сейчас — совершенно другой человек, элегантный, даже пижонистый. Рядом — дама с мундштуком, только теперь уже без мундштука. И тоже при параде. И двое детишек, мальчик и мальчик, один другого краше, в жилетках и бабочках. Джентльмен держал в руках корзинку с бантом.

— Разрешите нанести вам ответный визит? — спросил он, играя бровью.

Оля отступила, пропуская безумцев в родную квартиру. Любой бы уступил.

— Итак, вы здесь живете? Шарман, реально! — джентльмен жеманно помахал кистью. — Отличные условия! Я думаю, мы будем часто приходить к вам в гости!

— Это радует! — не очень искренне ответила Оля.

А дама выхватила из рук джентльмена корзину и зычно прикрикнула:

— Митя, при чем тут твои желания? Мы пришли совершенно с другой целью, правда, дети?

— Правда! Правда! — согласились дети, ломая кресло. — А где ваш красный диван? Он так и не поместился в подъезд? А мы думали, вы его распилите на кусочки! Если он вам не нравится, отдайте его нам! У нас есть ужик, мы его туда поселим!

— Какие разговорчивые дети!

— Э! Замолчите там! — по-своему отреагировала дама и протянула корзинку Оле. — Корзинка ваша, мы никакой нормальной тары дома не нашли…

— Не в трехлитровой же банке нести! — вклинился джентльмен Митя.

— Поэтому возвращаем вам вашу же корзинку, но зато в ней кое-что другое!

— Правда? — Оле даже стало любопытно. — Что же там?

— Там бутылка водки, банка огурцов, карта города, маска смерти и ужик! — заорали дети.

— Чего ты гонишь, какой ужик? — Митя бросил в детей катышком чего-то, найденным в кармане. — Ужик дома остался! Хотя лучше б вы его подарили кому-нибудь! Вам, хозяйка, не нужен ужик?

Оле и бутылка водки не была нужна, и маска смерти. Она покачала головой.

— Ну-с, продолжаем знакомство! — Митя сел в кресло, махнул рукой в сторону своей дамы. — Это моя жена Алия. Беженка. Актриса. Оракул. Сейчас временно работает на рынке. Я, собственно, тоже с высшим образованием, только не очень помню, с каким…

— Химик ты! — Алия уселась на подлокотник, оказалось, что у нее красивые туфли на тонких каблучках. — Или физик.

— Или физик, — согласился Митя. — Не отвлекай меня, блин, слышишь? А это наши дети. Эй, дети! Это Тристан, это Эрик.

— Как-как? — Оля чуть многострадальную корзинку не уронила. — Как?

Алия и Митя с нежностью переглянулись.

— Эрик Дмитриевич Горюнов-Алиев и Тристан Дмитриевич Горюнов-Алиев. Что непонятного?

— Все понятно…

— Ну, тогда открываем водку!


— Игорь! Я тут на работу опоздала! — Таня выпустила Чапу на пол, и та убежала под стол. — Игорь, ты у себя?

— У себя.

Игорь лежал на тахте, забросив руки за голову. Гитара грустила, прислонившись к комбику, — редкий случай.

— Игорь! Тут форс-мажор случился. Светлану Марковну из первой квартиры забрали в больницу, а Чапу оставили нам.

— Ху из Чапа?

— Это собачка… Маленькая.

— Где?

— На кухне под столом.

Игорь еще минуту не реагировал, даже не моргал. Потом повернулся на бок и поджал ноги.

— Таня! — хрипнул он. — Мне плохо!

— Маленький! Что с тобой? Где болит?

— Нигде не болит! Просто плохо!

— Ну, это бывает! Муки творчества…

— Какие, на хрен, муки творчества?

— А какие тогда муки?

Игорь обернулся, хотел сказать, что ему хочется другой жизни, других звуков и запахов, другого интерьера, даже другой женщины, может быть! Вот такие муки! Но не сказал, зачем Тане больно делать? Она-то при чем?

— Таня, достало меня все! Сколько можно? Я ведь хорошую музыку пишу! Хорошую?

— Очень хорошую!

— Так в чем тогда дело? Какого…

— Тссс, тише…

— Какого черта у меня нет ни бабок, ничего!

— Не знаю, Игорь…

— А у тебя какого черта ничего нет? Ты же умная, книжки читаешь!

— Ну, за это мне доплачивать не должны!

Игорь посмотрел на Таню — шутит? А вот как она может шутить? Игорь впервые остро осознал, что у него не очень счастливая и не очень красивая жена, и он сильно виноват если не во втором, то в первом…

— Таня… Что нам делать?

— Все то же самое. Работать…

Игорь упал обратно на кушетку.


Светлану Марковну привезли в больницу, по дороге она пришла в себя, была слаба, но яростно сопротивлялась любой попытке дотронуться до нее.

— Где мои очки? — страшно кричала она, прикрывая лицо и глаза так, будто в нее только что вылили ведро муравьиной кислоты. — Где моя собака?

— Собака у ваших соседей! Очки мы не нашли!

— Это ужасно! Ужасно!

А кто спорил…

Потом была короткая борьба в приемном отделении. Светлана Марковна наотрез отказывалась выходить на контакт, сообщать о себе какие-либо сведения, пока случайно с ней не заговорила пожилая, усталая врачиха, явно махнувшая рукой на свою внешность.

Ей Светлана Марковна рассказала, как ее зовут, где она живет, сколько ей лет, ответила еще на какие-то технические вопросы. В частности, призналась, что поликлинику не посещала лет десять. А как лечилась? А она не болела. Она всегда вела правильный образ жизни, следила за собой…

— Болит где-нибудь?

Светлана Марковна честно призналась, что болит. Кое-что болело давно, что-то присоединилось сегодня, после падения.

— Пойдемте на рентген. Зачем нам перелом в вашем возрасте?

Вот тут Светлана Марковна взвилась:

— У меня нормальный возраст! Вы, прошу заметить, не намного моложе!

— Женщина… — врачиха вздохнула, — вы потеряли сознание. У вас загрудинная боль и голова разбита!

Светлана Марковна и не заметила… Ах, как страшно! Потрогала пальцами. На пальцах была кровь.

— Я что — умираю?

Врачиха пожала плечами:

— Может, и умираете. Если не дадите осмотреть рану, так и не узнаем.

— Осматривайте… Только не рассматривайте…

Светлана Марковна чувствовала, что она на грани катастрофы. Все сразу: и кровь, и снимок, и десяток людей, — а она без очков!

Еще больший шок ее ожидал в рентген-кабинете.

— До пояса разденьтесь, — тихо попросила врачиха.

— Зачем???

— Надо посмотреть, может с ключицами, с ребрами что.

— Не разденусь! — возмутилась Светлана Марковна. — Вы с ума сошли? Раздеваться! Не разденусь!

— Женщина, я вас умоляю, не шумите так… У меня со вчерашнего утра смена!

— Раздевайтесь, вам же добра желают! — включилась еще одна монстрица в белом халате и кошмарном переднике. Штатный мясник? И это называется рентген?

Врачиха отвернулась.

— Раздевайтесь, давайте не будем ругаться.

— Вот еще, стану я с вами ругаться!

Светлана Марковна хотела сказать, что она актриса, что она выступала на одной из лучших сцен, ей носили цветы и писали любовные телеграммы! Что она была вхожа в лучшие дома, хоть и не пользовалась этим, поскольку считала себя человеком тактичным и серьезным, а тут — раздевайтесь!

— Женщина!

Светлана Марковна заплакала и стащила свитер, потом рубашку, потом майку — все сдержанное, темное, со вкусом, кроме серой от стирок майки…

— К свету подойдите.

— Куда?

— К свету!

Заливаясь беззвучными слезами, оскорбленная, поруганная Светлана Марковна встала под убивающе яркий луч. Когда-то она стояла на сцене… А теперь — здесь…

Врачиха хищно склонилась, пощупала ребра, шею, потом очень внимательно вылупилась на грудь Светланы Марковны.

Когда-то у Светланы Марковны была хорошая грудь. Когда-то. Сейчас ничего не осталось. Светлана Марковна старалась пореже видеть эту грудь, она даже от себя ее прятала. А теперь чужая женщина, хоть и успокоительно некрасивая, активно рассматривает это все! Что она хочет? Посмеяться? У нее-то, вероятно, все в полном порядке?

— Вы к маммологу когда ходили? — спросила врачиха.

— Послушайте, хватит меня мордовать! Отпустите! Я чувствую себя совершенно нормально!

— Я вам выпишу направление в онкологию, слышите, женщина?

— Отпустите меня, прошу вас!

— Иди, сходи в регистратуру, — попросила врачиха свою мясницкую товарку. Та кивнула, грустно взглянула на Светлану Марковну и ушла.


Утром следующего дня, в воскресенье, Таня понесла Чапу домой. Светлана Марковна могла еще не вернуться, но

и ждать у моря погоды тоже не хотелось. Не то, чтобы Чапа вела себя некорректно. Нет, она просто выла и лаяла всю ночь и бросалась на дверь. Ирина Павловна раза три выходила ее гонять, причем один раз очень результативно — Чапа визжала, как резаная. В общем, надо было что-то делать.

— Светлана Марковна! Это Таня! Я Чапу принесла!

Дверь открылась почти сразу, но не широко. Светлана Марковна высунула руку, приняла Чапу и немедленно скрылась обратно. Дверь захлопнулась.

— Она хорошо себя вела! — оптимистично соврала Таня. — Чудесная собака! Обращайтесь, если что!

И не успела она отойти, как дверь медленно отворилась, и снова показалась рука.

— Танечка! — поманила рука. — Можно вас?

— Да, конечно!

— Танечка, вы не могли бы… э-э-э… мне надо кое-что купить… А я не могу выйти…

— Да! Что?

— Сейчас, погодите!

Дверь снова закрылась. Таня стояла перед ней с улыбкой, ждала. Минут через семь опять нарисовалась конечность Светланы Марковны. В ней была стопочка бумажек и деньги.

— Таня, мне нужны очки, я там нарисовала, какие. И мне нужны лекарства. Вы увидите направление из больницы, я не могу разобрать. Снесите в аптеку, если вам не трудно!

— Я поняла, сейчас схожу!

— Если там очень дорого, тогда не надо!

— Хорошо!

Таня не удивилась тому, что снова не прозвучало традиционных «спасибо» или еще что-то такое же банальное. Это не всегда показатель… э-э-э… ну, вообще, в целом.


Оля проснулась от того, что Вадим создал искусственный торнадо. Она открыла глаза и увидела мужа с кофе в руках, рекламно машущего широкой ладонью по направлению от чашки к носу Оли. Запахи гонял.

А Оле снился Игорь, сосед, красавец. И так хорошо снился, так сладко, оооох…

— Вадим, ты чего?

— Ничего! Кофе в постель!

И улыбается. Идиот какой-то…

— Оля-ля! Подъем!

— Вадим, отвали! Воскресенье! Дай поспать!

— Сегодня у нас запланировано приключение!

— Какое, на фиг, приключение? Десять утра!

— Едем знакомиться с компаньонами! Семейный пикник, пейнтбол, шашлык, баня, дискотека!

— Да ну тебя к черту! Дай поспать!

— Ну, спи!

Вадим ушел в другую комнату. В принципе, ничего удивительного. Точно так же он реагировал на попытки Оли растормошить его после двенадцати ночи. У нее начинался подъем, а у него — отбой. И он ее отсылал похлеще, так что все законно. А время до выезда еще есть.

Из двух квартир поучилась одна большая пятикомнатная. Есть с чем работать: мебели некомплект, дивана до сих пор нет, потолок не довели до ума. Да масса вопросов! А третью квартиру, однокомнатную, еще и не присоединяли! Вот она, стена слияния, за ней — еще один участок Вадимовой территории. Стену не штукатурили, не обрабатывали — а смысл, если ломать? Вот только когда? Столько забот на работе, столько вопросов.

Выглянул в окно — и увидел Таню.

Тогда сел на подоконник и начал пить Олькин кофе, глядя на удаляющуюся Танину широкую спину.

А когда-то давно Вадим специально сидел вот у этого самого окна, чтобы не пропустить, когда Таня будет уходить или возвращаться. Ох, как много всего в жизни было!


Таня решила начать с аптеки. Очки, которые нарисовала Светлана Марковна, могли испугать неискушенного человека. Их идентификацию и поиск следовало оставить на потом, на десерт. А с аптекой все предельно ясно. Таня сунула бумажку в окошко.

Там долго вертели бумажку в руках, потом вернули со словами:

— Девушка, это не к нам! Это вас к онкологу направили на консультацию! Нам-то это зачем?

— Куда направили?

— К онкологу! Не тяните! Там очередь, еще пока запишитесь!

Таня поняла, что очки уже не успевают материализоваться.


В дверь позвонили. Вадим страшно удивился, но в глазок смотреть не стал из принципа — надо жить спокойно, ничего не бояться. Он в приветливом, тихом городе. Это в Москве ему успели доходчиво объяснить, что, если есть проблемы, надо принимать меры или спасаться бегством. Принимать меры в данной ситуации не имело смысла, и Вадим не то чтобы бежал, просто устал доказывать, что хочет жить и работать честно и самостоятельно. Устал много лет не только работать, но доказывать и бороться.

Здесь такое не повторится. Здесь все честно. Здесь надо попытаться начать все с нуля. Хотя, какой ноль? Он привез свой опыт, свои идеи, свои какие-то оставшиеся деньги. Ничего! Справится!

Оказалось, что пришел сосед, муж Тани. Джинсы протертые, майка с рокерской рожей, волосы в хвосте. Вадим-то был перец опытный. Сразу все про парня понял. И то, что парень потихоньку выпивает, а будет пить еще больше. И то, что профессией не обладает, хотя талантов наверняка полно. И то, что не мужик он, а так — парень с хвостом.

— Здоров, — парень протянул руку, — Игорь.

— Вадим.

— Не успели познакомиться тогда.

— Да, не успели.

— Я на минуту… Хотел прощения попросить.

— За что?

— За что? — Игорь тревожно заглянул в глубь квартиры. — Ну… Теща вела себя по-хамски, неудобно.

— Я Ирину Павловну с семидесятого года знаю. Я тут жил.

— А, — Игорь страшно смутился, — короче, и сейчас облажался я, да? Хотел, как лучше.

— Все нормально.

— Ладно, — Игорь еще раз метнулся взглядом по квартире, — тогда все нормально… Привет семье!

Ничего хорошего это соседство не сулило.


— Светлана Марковна! Светлана Марковна! Откройте! Это Таня!

Дверь скрипнула, Чапа забрехала, Светлана Марковна показала один накрашенный глаз.

— Светлана Марковна! Здесь направление к онкологу!

Глаз смотрел не моргая.

Таня отделила направление от денег, протянула его.

— Это не рецепт! Это направление к врачу!

— А где очки?

— Я потом сбегаю, врач важнее!

— Откуда вам знать, что важнее! — вдруг вскричала Светлана Марковна, страшно сверкая глазом. — Отдайте деньги!

Таня протянула деньги. Высунулась рука, схватила деньги и исчезла. Направление осталось. Таня подумала — и сунула его за пуговку в дерматине двери.

Давно она не чувствовала себя так гнусно. На площадке второго этажа встретилась с Игорем. Тот курил в кофейную баночку.

— Я песню сочинил, — сказал Игорь. — Ужасная такая. Песня про ненависть. Хочешь послушать?

— Нет.


Оля и Вадим выехали из города и очень скоро подцепили еще несколько машин, разбросанных в разных точках на трассе. Вадим каждый раз смеялся в телефон, что-то орал в форточку, совершал пацанские маневры по обгону, а Оля посматривала на лица в машинах и не могла увидеть кого-нибудь интересного.

— Классные ребята, тебе понравится! — возбужденно обещал Вадим. — Такие молодцы! Крутятся, деньги делают, выживают!

Ой, насмотрелась Оля на таких классных! Хотя возвращение к светской жизни приветствуется. Быть в свите жен и подруг классных ребят — привычное состояние, хорошо изученное, имеющее свои большие плюсы. Например, важно сначала чуть-чуть скучать. А еще…

— Как тебе наши новые соседи? — Вадим обернулся, посмотрел на Олю как-то уж очень внимательно для такого дебильного вопроса.

— Нормально.

Ага! Как же! Оба знали, что ненормально.

Выгружались весело. Мужчины хлопали друг друга по плечам, дамы прохладно улыбались. Потом мужчины представляли друг друга, своих женщин. Женщины улыбались уже теплее и адресно, бегло осматривая других женщин. Оля была если не лучшей, то в топовой тройке уж точно.

— Клевый пейнтбол! — орал местный парень, видимо, ответственный за праздник. — Реально! Площадку попросил надуть, все путем!

Правда, оказалось, что площадку никто не надувал, и вообще не было похоже, что кто-то ждал гостей. Инструктор по пейнтболу грустно курил на крылечке черной бревенчатой будки и с тревогой следил за приближающимися гостями.

— Так, я не понял! — сказал местный. — А где условия?

— А вон! — инструктор кивнул на загончик в сетке. — Отличное поле, всем нравится!

— Мы площадку просили!

— Вышла из строя площадка.

— И что, с концами?

— Полный пипец.

— А заклеить?

— Не подлежит восстановлению.

— Вот е… — местный страшно расстроился, обернулся к гостям. — Ексель, тут такая улетная площадка была! Я прям не знаю, че делать…

Потом еще оказалось, что на всю компанию всего три защитных жилета. Следовательно, половина девушек остается открытыми для ударов. Мужикам-то чего? Долбануло пулькой в ребро, почесался, и дальше…

— Ничего, вы по две курточки наденьте! — посоветовал инструктор.

Предчувствуя недоброе, Вадим попросил посмотреть местную баню. Пока он ходил, Оля равнодушно гуляла по окрестностям, смотрела на тучи и была уверена, что на нее тоже смотрят, причем не тучи, а люди. А тучи, как люди: так же одиноки в своих похабных мыслях… Но все-таки, тучи не так жестоки… Ах, Игоря бы сюда, чтобы увидел ее, Олю, одинокую, неприкаянную, прекрасную!

Вадим вернулся мрачным.

— Собираемся, народ, — сказал он, — нечего тут ловить. У них в бане лягушка живет.

— Лягушка? Какая прелесть! — завопила чья-то неадекватная подруга. Инструктор тоже не понял, в чем проблема. Ну, живет лягушка в бане. А где ж ей еще жить? В солярии?

— Колхозан какой-то! — сказал Вадим классным парням. Те кивнули.

Дальше была недолгая стычка инструктора с гостями. Инструктор доказывал, что у него все по высшему разряду, просто с местным колоритом, и если кто-то этого не понимает, пусть уезжает, но неустойку при этом все ж таки оплатит. Парни спокойно, доступно объясняли, что за такой сервис в Москве отстрелили бы не только весь колорит, но и лягушку в пасть засунули. И если кто-то будет трепыхаться, то ему очень быстро устроят курс по повышению уровня обслуживания населения. В общем, разошлись полюбовно.

Вот только воскресенье было испорчено.

— Ладно, народ, едем ко мне! — сказал местный, компаньон Вадима, чувствующий себя страшно виноватым. — У меня пейнтбола, конечно, нет, но баню с бильярдом я вам устрою!

— И что, у тебя тоже местный колорит? — ерничали гости.

— Обижаете! У меня все, как в лучших домах: финская система, циркуляция воды, фонтанчики… Не в лесу, блин, живем! Это ж центр Европы!

А Оле хотелось крикнуть, что именно в лесу! Именно дикарями! Именно в лягушках! И никакой это не центр! И не Европы! И Игорь не появляется, не встречается, не пытается ее, Олю, найти… Хотелось плакать горючими слезами и бить Вадима по плечу, чтобы понял, гад, куда он ее впутал! Но Вадим и сам горевал, проникся местными традициями, патриот чертов! Давай теперь, борись с развитой социалистической системой!

За окном летели серые деревеньки, низкие, убогие, присыпанные пылью. И ни души, как будто коренное население вымерло от стыда за свой пейнтбол. Только пара живучих бабусек на обочине торговала желтыми яблоками, на одну секунду сравниваясь с Олей и снова исчезая вдали и сзади, в своем страшном каменном веке.

— Пьет народ, — зачем-то сообщил Вадим.

А хоть бы он вообще!..

И тут Оля увидела велосипедиста: сначала колесо серого задрипанного велосипеда, потом бурую куртку, сутулую спину. Потом вдруг юнец на мгновение обернулся к Оле, и ее пробило горячим на уровне ключиц и сердца. Черные брови — и все, остался сзади вместе со свои велосипедом, курткой и бровями. А Оля отчетливо поняла, что Игорь, ее новый сосед, ее стремительное безумие, полностью интоксицировал мир вокруг. И произошло это тихо, без сопротивления, глубоко и скоропостижно.

Любовь, что ли?

* * *

Таня пришла в салон красоты. Пришла не по доброй воле, а потому, что надо было написать рекламную статью. Ее встретили запахи и администратор. Судя по девушке, салон производил богинь блоками.

— Вы записывались? — ласково спросила девушка.

— Нет, я договаривалась.

— Договаривались? — у богини на мгновение случился сбой в программе, она зависла, но потом справилась с процессором. — А вы по какому вопросу?

— По вопросу рекламной статьи!

— А! Это вам к Алине Сергеевне!

— Ну, давайте к Алине Сергеевне, — согласилась Таня. — Мне здесь подождать или?..

— Я сейчас ее позову, посидите, пожалуйста! — серебряноголосая администратор взяла трубку, и оказалось, что у нее ногти такой длины, что даже чуть-чуть подворачиваются внутрь, от этого ей приходилось сильно растопыривать пальчики.

Таня села. А вокруг — такая красота, такой обтекающий цветами и волнами простор! Хром, зеркала, эльфы и шампуньки. А у Тани — старые ботинки с лохматыми шнурками. И надо прятать ноги, иначе такой диссонанс, что хочется вызвать милицию. Горько быть выпуклой бородавкой на гладком теле гламура.

— Вам кофе? Чай?

— Мне? Нет, ничего, спасибо.

А надо было согласиться. Но неловко как-то.


Потом пришла такая же красивая и молодая львица, директор, и повела Таню по кабинетам. Началась знакомая тема — диктофон в руки и успевай контролировать речь героя.

— Вот здесь у нас представлена уникальная система ухода за кончиками волос. Горячими ножницами убирается отмершая часть волоса, затем на кожу головы наносится специальный состав из масла африканского ореха, и голова помещается вот в этот специальный контейнер.

— Голова?

— Ну, да, голова.

— А все остальное?

— В смысле?

— Нет, нет, продолжайте! — Таня кивнула. — Это я так…

— У нас работают мастера высочайшего класса. Каждый из них проходил стажировку в Европе, имеет профессиональные награды. Мы с большим вниманием относимся к выбору персонала. Я сама парикмахер с двадцатилетним стажем и очень хорошо знаю эту великую профессию изнутри…

Таня кивала и старалась не смотреть в зеркала вокруг. Такую голову, как у нее, надо было бы носить в контейнере круглые сутки.


Квартирантки Лилии Степановны решили пропустить занятия, но по очень уважительной причине. У одной из них, у Насти, был ДР. Следовательно, вторая из них, тоже Настя, должна была помочь подружке достойно подготовить праздник.

— Я с такими прикольными парнями вчера познакомилась! — трещала именинница. — Один работает на телевидении, второй — на радио, третий — вообще бармен! Симпотные такие! Пригласила на днюху!

Обе Насти были героинями своего времени, носили джинсы с заниженной талией, слушали продвинутую музыку (но каждая свою) и ориентировались в жизни. Одна Настя училась на парикмахера, другая — на режиссера. Как Вторую угораздило, она и сама не понимала, но училась со злым удовольствием, в то время как Настя Первая всем существом показывала, что ни парикмахерская доля, ни какая-нибудь другая судьба ее не устраивают.

— Приглашаем только парней!

— Скучно будет парням!

— С нами скучно не будет!

Денег одолжили, не спрашивайте у кого. Осталось уладить вопрос с Лилией Степановной — и это беспокоило больше всего.

Нет, Лилия Степановна была милейшей бабкой, никогда не напрягала, позволяла курить в форточку и возвращаться поздно. Но наличие в квартире любвеобильного и бойкого Алеши сильно ужесточало регламент отношений. Так, например, девушкам не позволялось выходить во время обеда, поскольку Алешенька начинал волноваться и плохо ел. Потом музыка. Приходилось слушать в наушниках или ждать, когда мальчика-переростка выведут гулять. И вот с днями рождения тоже нескладуха. Один такой день уже был и закончился тоскливым гулянием с друзьями по городу. Но сегодня девушки были полны решимости упросить Лилию Степановну уехать с Алешенькой в гости, а то сидит в четырех стенах, как дурак. То есть дурак и есть, а еще и сидит в четырех стенах.

— Шит, деньги на телефоне закончились! — расстроилась именинница, прочитав полученную sms-ку. — Думала, поздравление пришло, а тут фак…

Уже через секунду она набивала сообщение следующего характера: «Малыш, если не влом, кинь мне на телефон 10 тысяч. Целую». Подумала — и отправила сразу троим.

Обе Насти приехали из провинции, хоть и разного масштаба. Настя Первая росла и наливалась соком в городском поселке без перспектив, в то время как становление Насти Второй происходило в крупном городе, районном центре. Но ни одна не хотела связывать свое будущее с родными местами. Насте Первой было скучно, а Насте Второй хотелось большего. Родители Насти Первой, простые работяги, пару раз дали дочке по шее, чтоб не фантазировала лишнего, но потом смирились. Родители Насти Второй, продвинутые лирики, дали дочке денег и велели не возвращаться, пока та не докажет миру, что круче всех. Настя Первая перекрасилась в блондинку и поехала в столицу поступать хоть куда-нибудь. Настя Вторая постриглась наголо и тоже поехала в столицу поступать хоть куда-нибудь. Пометавшись между поварами и парикмахерами, Настя Первая выбрала второе — там красивее. Поискав между режиссерским и актерским, Настя Вторая выбрала первое — там непонятнее.

А встретились обе на дискотеке в курилке, разговорились, и оказалось, что у них не только общее имя, но и фамилия, а также планы, амбиции и отсутствие жилья. Совместили усилия и тут же появился вариант — жилье в центре, съемная квартира на выгодных условиях. Правда, с бойким Алешенькой в придачу, но с этим можно было мириться.

А вот с отсутствием территории для вечеринки — нельзя.

— Договоримся! — холодно сказала Настя Вторая. Если обещала — сделает. Насте Первой оставалось только буськнуть подружку в худую щеку и мяукнуть:

— Настька, ты супер!


Таня написала уже очень много рекламных статей и привыкла не удивляться тому, что видела. Да, она искренне не понимала, кто может купить все то, что она так живописует. Да, она не верила, что у половины товаров и услуг есть будущее. Но это были ее проблемы, и никуда дальше левого полушария собственного мозга Таня их не пускала.

Прошлись по педикюрному, свернули в аппаратную, потом — в спа.

— У нас очень актуальный спа-салон, — доверительно сообщила Алина Сергеевна, и Таня кивнула, как большой специалист в деле спа.

Дверь была закрыта.

— Девочки, можно к вам? — попросила администратор. — Тут журналистка, пишет про нас большой рассказ!

Пока за дверью совещались, стоит ли по такому информационному поводу впускать в святая святых, Таня успела содрогнуться и справиться с реакцией на «рассказ». Потом сим-сим, то есть спа-спа открылся.

И был греческий зал, полный туманов и музыки. И плескались на стене блики голубой воды тонко хлорированного бассейна. А на подиуме из светящегося мрамора и бархатных простыней возлежала обнаженная… соседка Оля.

— Клиентка согласилась! — сообщила возникшая из морских и бассейных грез массажистка. — Только просит не фотографировать лицо!

А все остальное ей, значит, не жалко дарить зрителям? Какая добрая душа!

— Оля?

— Таня?

— Вы знакомы? — обрадовались салонные дамочки. Почему-то эта близость показалась им залогом успешности «рассказа». Они даже посмотрели друг на друга с восторженным о-ля-ля.

— Мы соседки, — сообщила Оля, — живем в соседних квартирах!

— Как это здорово! — воскликнули дамочки. — Это даже прекрасно!

Ну, да… наверное.

Соседки не виделись недели две, с того самого воскресенья, когда ничего, по сути, не произошло. Но что-то произошло с каждым в отдельности. Игорь стал злее, чем обычно. И Оля стала чаще звонить в Москву, и вечером гнала Вадима спать в другую комнату. А Вадим ни за что ни про что люто возненавидел Игоря. А Таня просто сдулась, не имея сил бороться с капризами мужа и не желая думать о том, что Вадим за соседней стеной и спит в одной постели с Олей.

Соседская дружба померла, так и не развернувшись в полную силу.

Таня стояла посреди колонн и криков чаек и смотрела на голую Олину спину. Массажистка заботливо прикрыла попку клиентки, но как-то так получилось, что нежная простынка соскользнула, и Олины прелести засияли, отраженные светом потолочной луны. Красивая такая… Очень красивая, тонкая, голая Оля. Очень захотелось ее убить, но быстро прошло.

— А я вот… статью пишу!

— А я вижу!

— Тогда я у тебя буду спрашивать? Как у постоянной клиентки?

— А, ну давай, давай…

— Можно, я продолжу? — испугалась массажистка, у которой была своя программа по работе с разогретым телом. Оля кивнула ей — продолжайте. А Таня сняла куртку и села рядом на мраморную ступеньку, краем глаза тут же отметив, что на пузе у нее собрались жировые складочки.

Позорно и некрасиво. И Оля это увидела.

— Вот, собираюсь тоже заняться собой! — соврала Таня.

— Правда? — обрадовалась Алина Сергеевна. — А ведь ваш руководитель говорил о том, что мы должны произвести сеанс превращения из гадкого лебедя… в смысле… утенка…

Она еще что-то щебетала. А Оля и Таня смотрели друг на друга. Как утенок на лебедя.

— Сейчас мы сделаем каскад пощипываний! — сообщила массажистка. — Вы будете присутствовать?

— Да, — Таня засуетилась, достала диктофон, — как же можно пропустить каскад? Давайте вы будете комментировать, а я потом использую для материала.

— Ну, хорошо…

— Наденька, расскажи про наши крема! — Алина Сергеевна набирала телефонный номер и уже убегала. — Про ароматерапию расскажи!

— Все расскажу!

— Как дела? — ласково спросила Оля, принимая каскад. — Как мама?

— Нормально, спасибо… Скажите, Надя, в вашем салоне разработана специальная программа, универсальная, или с каждым клиентом вы начинаете сначала, подбираете составы и методы индивидуально, исходя из конкретных требований?

— Э-э-э, — массажистка задумалась, крепко скрипя мозгом и Олиной кожей, — да по-всякому бывает. И универсально можем, и индивидуально… как деньги позволяют.

— Мы тогда так и не пообщались толком, — сказала Оля.

— Ага. А только ли от денег зависит отношение к клиенту в вашем салоне?

— Э-э-э… Ну, а что еще? А, ну… Мы рады всем, конечно…

— Как Игорь? — Оля улыбалась. — Все хорошо?

— Хорошо, спасибо. К вам может прийти любой человек, который серьезно решил заняться собой, и вы беретесь за работу, даже если шансов сделать его стройным и красивым нет?

— Почему нет?

— Ну, человек очень полный, у него проблемы с обменом веществ, или конституция подкачала.

— Ну-у-у… Всякое бывало, если очень хочет, будем работать… У нас есть крема. Ароматерапия.

— На обмен веществ это может повлиять?

— Ну-у-у… — массажистка думала, прикидывала, — вообще, к нам обычно нормальные приходят. У некоторых так вообще фигура великолепная. Ничего особо делать не надо, просто поддерживать тонус… Вот, как у этой клиентки.

Оля благосклонно прикрыла глаза ресницами.


Алешенька выбежал на звонок раньше, открыл дверь и долго обнимал вошедших Насть.

— Ну, ладно, отвали! — смеялась Настя Первая. — Слышишь? Все? Пшел давай! Хватит!

Настя Вторая молча терпела. Алешенька успокоился и теперь просто смотрел на дев с восторгом и любовью.

— Такая красивая? — сказал он Насте Первой, но тут же посмотрел на Вторую. — Ой-ой-ой! Мама! Иди посмотри, какая красивая!

— Только вот маму еще не надо! — напряглась Настя Первая. — Тебя хватает!

— Почему не надо? — Настя Вторая строго взглянула на подружку. — Мы же хотели поговорить про вечер?

— А, ну да, хотели.

— Зови, Алешенька, маму!


Игорь курил и работал, работал и курил. Только что удалось в ноту повторить соло Марти Фридмана и хотелось закрепить результат. А пальцы побаливали. Сколько лет играет, но в таком темпе даже ему трудно. Но надо. Если сам себе поставил задачу, значит сдохни, но сделай.

Зазвонил телефон, скотина. Игорь только матюкнулся в его адрес и сделал магнитофон громче, но скотина звонил и звонил.

— Слушаю!

— Кто это? Игорек?

— Ну.

— Это Лилия Степановна! Из второй квартиры! Ирина Павловна дома?

— Нет!

— А где она? Когда вернется?

— Не знаю.

— Он, какая досада… Ну, до свидания, Игорек!

— Ага!

Марти Фридман пилил, как ненормальный, но Игорь был не хуже. Если никто не хочет этого понимать — пусть убьют себя об стену, но он докажет… Снова звонок.

— Да!

— Игорек! Это снова Лилия Степановна!

— Ну?

— Игорек! Тут такое дело… У девочек наших, у Настенек, день рождения… У кого-то из них, я не поняла, кажется, у беленькой…

— Ну и?..

— Так я о чем… Они попросили нас дать им возможность немножко отпраздновать, вот мы и подумали, что неплохо было бы попроситься к вам в гости сегодня вечером!

— Кому?

— Нам с Алешенькой!

— К нам?

— Да, Игорек!

В сердце Игоря заныли недобитые ноты, а Марти Фридман рассмеялся где-то за левым плечом. Ирина Павловна одна — враг разума, а в компании с Лилией Степановной, да плюс полоумный Алешенька — прощай, вечер.

— Мы будем тихонечко!

— Блин, да я-то что решаю? Вот придет Ирина Павловна!

— Так нам надо девочкам сейчас ответ давать!

— Делайте, что хотите! — рявкнул Игорь и бросил трубку.

Потом подумал и набрал Таню.


— Извините! — Таня испугалась, как если бы она была в театре и в самой кульминации зазвонил телефон. — Я быстро!

Оля, кажется, не слышала, так и лежала с закрытыми глазами. Массажистке тоже было фиолетово.

Таня молча слушала, кивала, поглядывая то на смуглый Олин локоток, то на ракушку-водопадик.

Оля слышала голос Игоря в телефоне. И где-то в районе щитовидки у нее дернулось, даже захотела протянуть руку и взять трубку, но сдержала себя. Хватит грязных мыслей о грязных людях! Хватит! Пролечилась голоданием и каскадами пощипываний от этого, блин, Игоря, и хватит!

— Я поняла, — сказала Таня в трубку, — я сейчас ей позвоню.

Она сбросила Игоря (Оля вздрогнула, но глаза не открыла), набрала новый номер, при этом встала, чтобы выйти, не мешать, но заблудилась в колоннах греческого зала и просто приткнулась за углом, в теньке.

— Лилия Степановна? Это Таня! Мне Игорь звонил, говорил, что вам сегодня с Алешенькой надо бежать из дому? Да, да, не объясняйте, я все понимаю! Никаких проблем, Лилия Степановна! Приходите к нам, мы с мамой будем рады! Ничего, в тесноте, да не в обиде! Да что вы, Лилия Степановна! Игорь тоже очень любит, когда приходят гости! Нет, вы не будете ему мешать! В крайнем случае, мы отправим его прогуляться, ему полезно! А то сидит сутками за своей гитарой! Точно вам говорю, приходите к нам в любое время и оставайтесь столько, сколько надо! Не за что! Будем вас ждать! Нет, у нас все есть — чай, печенье! Все есть!

Потом Таня тихонько прокралась на свое место у трона «клиентки с великолепной фигурой», но даже сесть не успела, как с трона свесилась тонкая ручка и помахала перед ее носом.

— Вам сегодня с Игорем некуда пойти? — спросила Оля ангельским голосом. — А приходите к нам с Вадимом! Вадим тоже очень любит, когда приходят гости!


Светлана Марковна собралась на прогулку с Чапой, проверила входы-выходы, надела новые очки. Очки, кстати, ей купила Таня. В тот же день, тогда, давно. Светлана Марковна была тронута, но вида не подала — подала только деньги. Еще эта девочка, эта Таня, снесла-таки направление в клинику и встала где-то в какую-то очередь, и выволокла Светлану Марковну на обследование. Была мучительная процедура ожидания и поездки в такси, потом ожидание в очереди, когда все вокруг пялились. Хорошо, что Таня была рядом, улыбалась, что-то кому-то говорила. Потом за руку отвела Светлану Марковну в кабинет, вела там переговоры с врачом. Светлану Марковну щупали, осматривали, расспрашивали. Было стыдно и плохо. Светлана Марковна попросила отпустить ее и дожидалась Таню в холле, прячась за фикусом.

Прошло много дней, Светлана Марковна постаралась забыть о происшествии и постаралась избегать общения с Таней, которая все что-то суетилась, все куда-то звала.

И очки, надо сказать, были неинтересные, слишком тинейджерские, но что делать?

Зазвонил телефон, и это было странно. Никто не должен был звонить в это время. Светлана Марковна не сразу взяла трубку.

— Алло, я слушаю…

— Минуточку подождите… Алло, центр… Да… А когда вы записывались? Звоните в справочную, женщина, откуда мне знать?

Светлана Марковна слушала, ничего не понимая. Но слушала. Чапа крутилась у входа, ей срочно хотелось на улицу.

— Алло! Это телефон Соколинской Светланы Марковны?

— Да…

— Из онкологии звонят!

— Откуда?

— Из онкологии! Женщина, а что вы не пришли на биопсию? Вы записаны, ваша родственница звонит, спрашивает результат, а вы не пришли?

— Какая родственница? Нету у меня родственниц!

— Откуда я знаю, женщина! Вы стоите у нас на учете! Вам назначена биопсия, вам надо теперь прийти в понедельник!

— Никуда я не пойду! Это какой-то бред!

— Женщина, какой бред! У вас рак на второй стадии! Вам ждать — себя хоронить! Я вас предупредила, смотрите!


Таня пришла домой и еще сидела на кухне, пытаясь понять, что ей делать? Например, можно вынести мусор. Потом постепенно забыть о приглашении и заняться статьей. Потом станет очевидно, что уже поздно. Еще нужно подготовиться к встрече Лилии Степановны, куча дел…

Пришел Игорь, упал рядом.

— Танька, — сказал он, — если щас припрется этот чокнутый, я сбегу! Я больше не могу, Танька! У меня скоро голова лопнет от всего сразу!

— Да что с тобой происходит?

— А с тобой?

— Со мной ничего.

— Конечно! Раньше ты в меня верила!

— Я и сейчас верю.

— Сейчас ты бегаешь где угодно, лечишь каких-то убогих…

— Я помогаю.

— Ты мне помоги!

— Чем тебе помочь?

— Не знаю!

— И я не знаю!

— А кто знает?

— Не знаю!

Игорь зло закурил. Таня смотрела на него, пусто и бессмысленно моргала, потом сказала:

— Через час нас ждут Вадим и Оля.

— Кто?

— Вадим и Оля. Соседи.

Игорь вдруг очень напрягся. Это было так видно.


— Вадим! Вадим! Ты скоро?

— Не знаю… А что случилось, Оль?

— К нам сегодня гости придут?

— Какие гости?

— Соседи! Таня и этот ее… муж!

— И что?

— Ничего! Ты когда приедешь?

— Оля, у меня тут куча проблем!

— Все ясно! — Оля бросила трубку и пошла к зеркалу.

Какая красивая и несчастная! Провела пальцами по собственной шее, представила, что это рука Игоря…


— Юлька!

— Ну?

— Юлька! Я, кажется, сорвусь!

— Куда ты сорвешься?

— Я его пригласила в гости!

— Ты дура, или что?

— Я дура, Юлька! Но я не могу! Я его пригласила!

— Только не делай глупостей, больная! Тебе из-за него Вадима терять никакого смысла!

— Ой, да знаю я! Я только посмотреть на него! Мне достаточно!

— Идиотка…

— Знаю!

Потом оказалось, что у Оли нет сладкого. Заказывать через местные службы доставки Оля зареклась, оставался один выход: бежать самой в знаменитый кафетерий за две остановки. И сбегает! Не страшно!

По ходу оказалось, что в доме нет местных денег, только доллары. Это не смутило. Оля взяла доллары — какая разница? И только потом, навернув вокруг кафетерия пару кругов, поняла, что страшно облажалась.

Обменников не было. Вообще.

Сначала Оля просто увеличивала радиус поиска, обходя все новые дворы и магазины, потом запаниковала и начала спрашивать местных. И никто не знал!

— Как такое возможно?! — кричала Оля в небо. — В центре Европы посреди дня — и не найти обменника!

Да, такое было возможно, оказывается…


Пришли гости. Насти успели приодеться, прибрать в комнате. Накрыли по-модному, фуршетно — на подоконнике. Подоконники в доме широкие, зачем площадям пропадать? Бутылки поставили у батареи, хоть это и не смотрелось. Настя Первая требовала, чтобы стол организовали, как полагается, на кухне, но Настя Вторая встала на защиту кухни насмерть. Квартиру Лилия Степановна сдала ей под ее ответственность, надо сдерживать гостей и разрушения до тех пор, пока это возможно.

— Попробуем пока обойтись нашей комнатой! — строго сказала она и ушла. А Настя Первая без звука выругалась ей вслед. Честно говоря, Настя Вторая ее страшно бесила, и при первом же удобном случае Настя Первая планировала дать ей в тыкву.

Но потом явился один очень рулезный мальчик, бармен, и именинница повела его показывать хоромы. На самом деле она, конечно, давала мальчику повод и возможность приобнять ее где-нибудь во мраке. Мальчик понял, но не воспользовался. Зато дал мудрый совет.

Начиналось так.

Вошли на кухню, огляделись в темноте.

— Есть где разгуляться, — сказал мальчик.

— Только засрано, — кокетливо согласилась Настя Первая.

— Так чего ты паришься? Приведи в порядок и живи себе!

— Так а смысл? Хата не моя!

— А чья?

— Да живет тут бабка столетняя. Мы ж у нее с Настькой комнату снимаем.

— И что? Без наследников бабка?

— Чего? — именинница подошла ближе, и мальчик ее обнял, и можно было не продолжать разговор, а нормально целоваться. Но что-то такое мальчика зацепило, и он страшно возбудился, причем даже не от близости нежных губ Насти Первой.

— Есть у бабки наследники? Внуки? Родственники?

— Откуда я знаю? Нет! А, стоп! Есть сын.

— Сын — плохо!

— Да ладно ты! Он же даун!

— Че, реально даун?

— Да полный! С ложки кормят!

— А сколько ж ему лет?

— Да хрен его знает! Здоровый уже! Лет тридцать или сорок!

— И че? Пристает?

— Да не то слово! Кричит, что любит! Целоваться лезет каждые пять минут!

— Ну, это еще не значит, что даун, если лезет к тебе целоваться! — низким голосом сообщил мальчик-бармен и, наконец, полез целоваться. Настя расслабилась, заулыбалась в темноте, правда, через минуту мальчик снова вернулся в тему и обжег самым страстным шепотом из всех возможных.

— А ты выходи за него замуж! Получишь трехкомнатную квартиру!

— Ты че, дурак? — засмеялась Настя Первая. — И как я с ним жить буду, с дауном?

— А дауны и бабки долго не живут!


Таня и Игорь расцеловались с Алешенькой, обняли Лилию Степановну, благословили на добрый вечер, с облегчением закрыли дверь и оказались на лестничной клетке.

— Ну? — Игорь тут же присосался к сигарете. — Тебе это надо?

— Не знаю.

— А мне?

— Не знаю.

— Зашибись! Если даже ты не знаешь…

— А почему я все должна знать? — заорала вдруг Таня. — Ты мужчина, а? Давай ты сам будешь принимать решения! Почему только я должна говорить, что все будет хорошо, и придумывать, как этого добиться?

— И чего ты, интересно знать, добилась?

Ах, как больно! Таня кивнула с уважением — хороший вопрос!

— Ничего.

Игорь не прокомментировал, просто отвернулся.

И как раз в это время дверь подъезда хлопнула, и по ступенькам вверх застучали каблучки. Оля, без вариантов.

— Приветики! — закричала она, размахивая тортом. — Давно ждете?

Загрузка...