Тихий центр

— Горько! — немедленно завелись гости. — Горько! Горько!

Вадим осмотрелся. Дикая тусовка. В подъезде. Куда катится мир? Куда он катится? Кто бы мог подумать, что и вторая половина жизни, пусть и в самом начале, предполагает пацанство и изменения структуры жизни, развлечений, волнений?

Кто бы мог подумать, что он вот здесь, дома, снова столкнется с Таней так близко, так очень близко? И она будет одна, и он будет один. И снова будет больше недосказанного, чем озвученного. И сейчас будет не легче, чем тогда, потому что тогда был просто ноль опыта, а сейчас его как раз слишком много.

— Слушай, у нас какие-то безумные соседи! Причем все! — Вадим пристроился рядом с Таней. — Я отказываюсь понимать происходящее! С тобой такое бывало?

— Постоянно.

— Странно. Со мной тоже. Может, нам этот прием в подъезде снится?

— Ну, не можем же мы с тобой спать одновременно?

— Почему? — Вадим положил Тане руку на плечо: — Можем!

И тут же убрал.

— Ну, что слышно с твоей статьей?

— Будем писать. Меня сегодня фотографировали для журнала.

— Да? — Вадим искренне удивился. — Вот это фишка! Надеюсь, на обложку?

— Нет, куда-то в самый конец, в рекламную статью. То, что я есть сейчас, и то, что со мной будет недели через три-десять.

— А что с тобой будет через три-десять недель?

— Пообещали, что буду красавицей!

— Ты и так красавица!

— Конечно! — Таня засмеялась. Она уже выпила. Ей было сразу и грустно, и весело. И от этого грустно и весело.

Скрипачей попросили сыграть что-то более веселое, они перешли на Моцарта. Подвыпившие гости начали шустро танцевать под Моцарта, и это тоже было непостижимо. Потом дверь подъезда отворилась и показалась огромная деревянная статуя африканского божка, а за ней — Оля.

Божок гостей удивил. Но Оля удивила еще больше. Оля постаралась и выжала из своей термоядерной внешности еще пару галлонов секси и вау. Под восхищенное молчание толпы Оля подплыла к Алие и лично ей вручила сувенир.

— Алия, — сказала Оля, краем глаза оценивая ситуацию вокруг, — поздравляю тебя с самым счастливым днем в твоей жизни!

Гости вокруг отчего-то засмеялись. Но Оля не обратила внимания на их тупость. Она обратила внимание на известного телеведущего, красивого, высокого, ухоженного, странным образом материализовавшегося здесь, в этом подъезде. Надо было срочно с ним знакомиться. С этой секунды все жизненные системы Оли обслуживали только эту идею.

Она взяла бокал, не посмотрела даже, что в нем, и начала пробираться сквозь толпу в район телеведущего. Хорош. Ай, как хорош, как уверен в себе! Вот с каким мужчиной ей надо было начинать новую жизнь! Вот с кем можно разделить светские радости!

— Подумать только! — шептала Оля, улыбаясь, — Подумать только! Какие люди!

По идее, телеведущий уже должен был слышать ее призыв.

И он наверняка слышал, но только вдруг на пути возникла Настя Первая.

— Приветик! — сказала Настя Первая, прижимаясь холодной щекой к Олиному виску. — Клево выглядишь!

— Ты тоже! — кивнула Оля. Не сейчас! Потом поговорим!

— Как делишки?

— Нормально! Потом, ладно?

— А я на следующей неделе замуж за Алешеньку выхожу!

— А, поздравляю!

Оля уже почти вырвалась, почти миновала Настю Первую, но та вдруг совершенно неожиданно схватила Олю за нежное плечо и дернула назад.

— К нему спешишь? — Настя кивнула на телеведущего.

— Ага, давно не виделись! Хочу пообщаться, пока не уехал. А что, есть проблемы? — Оля все еще старалась быть светской, даже несмотря на грубость этой девки. Все потом, все разборки потом!

— Ага! — Настя отпила шампанского, улыбнулась. — Есть! Я его первая заметила!

— Чего?

— Того! Отвали и не мешай!

Оля очень медленно, медленно-премедленно включалась в текст. Она что, эта Настя, действительно сказала сейчас то, что сказала? Она что? Совсем уже?

— Чего-чего?

— Того-того! У тебя есть уже два мужика, отвали и не мешай другим!

— А у тебя, кажется, свадьба на следующей неделе? Или нет?

— Или нет. Иди к своим мужикам, а моего не трогай!

И все это — улыбаясь, в непринужденных позах…

Оля засмеялась, глядя на шарики в сером потолке. Господи, какой ужас! Господи, мама дорогая, какой бред и какой ужас!

— Девочка! — Оля была снисходительной. — Ты глупая, как пробка! Закрой свой рот и иди туда, откуда пришла! В зад-ни-цу! Тебе с твоим рылом век этого мужика не видать!

— С моим рылом? — Настя Первая подняла брови. — А ты на свое рыло давно смотрела, старушка? Сколько тебе там? Двадцать… шесть? На пенсию пошла! На пенсию!

И Настя оттолкнула Олю, а сама потекла ее путем, прямо к телеведущему, который уже звал взглядом кого-то из красоток. Неважно кого. Все хорошие.

— Приветик! — сказала Настя, сигналя бокалом. — А я тебя узнала! Ну, за встречу?

— За встречу!

Они чокнулись и выпили, улыбаясь друг другу.

Оля наблюдала за ними и совершенно не понимала, что дальше делать. Не то чтобы ей хотелось уйти… Кстати, если бы у нее был нормальный дом, она бы и ушла, и заперлась там, и позвонила Юльке… Но куда ей идти сейчас? И стало так горько и так обидно, что глупая малолетка, которой на фиг не нужен этот телеведущий и которая купилась только на кураж, сейчас уведет у нее потенциальное счастье…

— Нет! — Оля покачала головой. — Нет!

Три секунды — и вот он рядом. Красивый такой.

— Знаете, я недавно живу в вашем городе! — Оля зябко повела плечом. — Я — московская актриса!

— О! Московская! — телеведущий посмотрел с интересом.

— Не верьте ей! — улыбнулась Настя Первая. — Она последние лет пять только домохозяйку играет. И по салонам таскается, там ей морщины разглаживают и упругости добавляют!

— Зачем мне добавлять? — Оля заглянула телеведущему прямо в душу с максимально близкой дистанции. — У меня и так все упругое…

— Не слушайте ее! Это у нее нервное. С мужем рассталась, с любовником не сошлась… Вот ее и штырит, актрису… Ой, у вас такие глаза красивые! Дайте посмотреться!

И Настя взяла телеведущего за подбородок, развернула к себе.

— Так! Попрошу убрать руки! — зашептала Оля.

— А ты мне не указывай!

— А у тебя свадьба через неделю!

— А у тебя с головой что-то из-за антидепрессантов!

— Девочки! Девочки! — телеведущий заволновался. Давайте не будем ссориться! Давайте выпьем на брудершафт, и…

— Есть другое предложение! — Настя Первая прикоснулась губами к румяному уху телеведущего: — Как насчет легкого секса? На брудершафт!

Телеведущий сделал вид, что подавился шампанским, Потом посмотрел испытующе. Настя ответила взмахом ресниц. А Оля, которая еще надеялась взять реванш, еще продумывала какие-то ходы, все сразу поняла. Она не слышала их шептаний, но все сразу расшифровала. Это был однозначный конец. Можно было бы, конечно, попытаться попроситься к ним в компанию третьей, но… Нет. Стоп. Белый флаг. Они уходят. Настя ставит бокал. Телеведущий скользит рукой по ее спине. Она берет его за рукав, ускоряет его ход. Он оглядывается и ставит бокал на стол. Оба улыбаются. Толпа смыкается, закрывая их. Все.

Оля почувствовала, как болят ноги от каблуков. Обычно на вечеринках есть где присесть, а в подъезде же не сядешь на лестницу? Какие-то идиоты, немытые Митины друзья-нарики, сидели на ступеньках с самого начала и тоскливо пялились на общество, но они не в счет. Надо домой. В ванну. Ни о чем не думать! Запретить себе думать о чем-либо, поскольку любые мысли так или иначе приведут к сегодняшнему вечеру! А сегодняшний вечер надо стереть из памяти! Если останется хоть грамм его, он отравит всю Олину дальнейшую жизнь! Стереть!

Таня и Вадим поднялись на второй этаж. На первом было слишком много Оли. Да и день тяжелый. Хотя все не то. Вернее, все то, но просто еще захотелось подняться на второй этаж, где потише.

Остановились у двери. Чьей? Вадима или Тани? Квартиры так близко, что и тут и там Танино и Вадимово пространство.

— Не хочешь зайти? — спросил Вадим.

И это было совсем другое предложение. Не бытовое, не дружеское, а такое, как будто они только что познакомились.

— Как ты себе это представляешь?

А действительно. Вроде ведь так просто — войти и все. Но обязательно, обязательно что-то произойдет. Не будет такого, чтобы Таня просто вошла, а Вадим просто угостил ее чаем. И от этого страшно, хоть и приятно страшно.

— Просто входишь, и все.

Когда-то давно они вот так же стояли. И даже вот тут же и стояли. И идея была такая же:

— Не хочешь войти?

— Не знаю, — сказала тогда Таня, — мне в школу надо.

— Ладно.

И Вадим ее тогда поцеловал. Так внезапно. И сам удивился. А Таня вообще остолбенела и не могла соображать. Так и простояла бы до утра, но кто-то шел мимо… или кто-то звонил… хотя как кто-то мог звонить — мобильников-то тогда не было? Ну, что-то же вывело Таню тогда из ступора?

— А! Любовнички!

Оля?

Оля поднялась следом. Ей нужна была только ванна, но по пути получилось застукать Таню с Вадимом. А в Оле было столько ярости и обиды, что не вывалить это все было невозможно. Тем более — на Таню с Вадимом.

— Стоите! Курлычите! — Оля всплеснула пальцами, истерично хохотнула. — Прямо картина маслом! Что? Думаете, у вас что-то получится? Да ни хрена у вас не получится! Думаешь, ты ему нужна? Да ему никто не нужен, кроме работы! А еще он все время сбегает! Из Москвы сбежал сюда, от меня сбежал в офис, и от тебя сбежит! Да от тебя любой сбежит! А ты? Ты думаешь, ты ей нужен? Да она же цепляется хоть за кого-нибудь! Да кто о ней помнит, кроме богини из первой квартиры! А через десять лет она сопьется так же, как и ее мамаша!

Таня быстро ушла домой. Вадим еще постоял, холодно гладя на бушующую Олю, потом удалился к себе, захлопнул дверь. Оля покричала еще чуть-чуть, проклиная мир, потом ткнулась в недостроенную квартиру к Игорю, но там никого не было. И Юлька не отвечала даже после пяти звонков. Это был какой-то ад.

Ночью Настя Вторая пробралась в комнату Алешеньки. Тот не спал, у них уже давно были ночные разговоры обо всем, Алешенька несколько раз пытался нарисовать Настю, но получался всегда кот.

— Алешка, а где твоя Настя?

— Не знаю.

— Она ничего не сказала. Тебе говорила что-нибудь? Что уедет?

— Нет.

— Странно.

Настя Вторая помаялась, глядя в окно. Ну куда могло унести эту дуру? Напилась вчера, натянула самую короткую юбку… Где сейчас? Что с ней?

— Насть, а я стихотворение сочинил!

— Подожди, Леха… Сейчас…

Настя Вторая набрала Настю Первую. Конечно, не отвечает. Набрала еще и еще раз. Алешенька с тревогой наблюдал.

— Настя? Это Настя.

— Ну, чего тебе?

— Ты где?

— Я где? — Настя Первая как будто огляделась, слышно было, что она куда-то идет. — А где это я? А я в отдельной квартире! А только что была в постели с шикарным мужиком! А сейчас я сижу на его кухне за барной стойкой, допиваю ликер, и рядом со мной стоит кофеварка, которая стоит триста баксов! Настя Вторая помолчала, собираясь с мыслями. Было холодно.

— И что, хорошо тебе?

— Зашибись как хорошо!

— А мы туг волнуемся, между прочим!

— Можете больше не волноваться, я к вам не вернусь.

— То есть?

Алешенька подполз поближе, чтобы продемонстрировать очередной шедевр, но Настя Вторая его остановила:

— Ты это серьезно?

— Ага! Серьезнее не бывает!

Гудки.

— Ну, как она там? — прыгал Алешенька. — Скоро приедет? Привезет что-нибудь вкусное?

Игорь ночевал в милиции. Его подобрали во время объезда, долго ругались, поскольку Игорь был и тяжелый, и пьяный, и волосатый, и грязный. Оставили спать прямо на полу обезьянника. Никто ему не звонил. Никто его не искал.

Всю следующую неделю наступала весна. Вадим зависал на службе, отчаянно борясь с обстоятельствами. Обстоятельства были не в пользу, и компаньон начал потихоньку вывозить свои вещи. У него еще были планы, ему хотелось мести, но все не предоставлялся случай. Но компаньон знал — кто копит свою ненависть, не расплескивая ее по пустякам, тот получает в конце концов зеленый коридор.

Таня видела, что дела идут не ахти, и помогала как могла. Она изучала документацию, вгрызалась в законы и нормы, искала в Интернете новые справки и способы выхода из тупиковых ситуаций, в которые ситуация упрямо вела компанию Вадима. Каждый день ездила навещать девочку Дашу. И в салон красоты. И чем больше она навещала салон красоты, тем сильнее ей хотелось прижать к себе девочку Дашу и зажить нормальной жизнью, полной легитимной любви к ребенку. А чем больше она смотрела на девочку Дашу, тем больше ей хотелось быть красивой, сильной и успешной, чтобы обеспечить счастье этой крошечке и себе. Если никто не берется обеспечить твое счастье, значит, ты должен обеспечить его себе сам.

Светлана Марковна целыми днями лежала на белом диване и осознавала себя новую. С ней произошли удивительные перемены. Во-первых, ей еще отчаяннее захотелось жить она поняла, как много еще не успела, — вот, хотя бы пожить в аристократическом интерьере. Интерьер — это пустое, это совершенно несущественно в контексте происходящих с ней событий. Но это такой мощный катализатор новых слез. А слезы вели только к уплотнению характера. И к понимаю задачи: пожить еще, причем пожить сочно, компенсируя недополученное. А еще у Светланы Марковны вдруг осязаемо уменьшилась ее личная многолетняя опухоль, ее ощущение катастрофической нереализованности. Теперь на все вопросы совести, зачем она родилась актрисой, у нее появился ответ. Она еще и еще раз прокручивала свое сумбурное, нервное, горячее выступление перед камерой и терзалась уже другим: не то сказала, надо было вот это сказать, и вообще безобразие, почему не дали хороший, готовый текст… Но это были уже совсем другие проблемы, они злили и оживляли. И они давали ей право думать, что… не просто так она уйдет со сцены… Что-то останется… Горько уходить. Но уходить бесследно еще горше.

Ирина Павловна помогала Светлане Марковне по хозяйству, прибирала квартиру. Ей было приятно осознавать, что в этом распрекрасном уголке каждый сантиметр носит ее идеи. Откуда в пролетарском сознании Ирины Павловны могли взяться картинки белого рая, позже реализованные несчастными ремонтниками, не понятно. Но они взялись, и Ирина Павловна за этот свой проект была готова убить любого. Она и в своей скромной берлоге навела порядок, нисколько не ревнуя махровые белые ковры Светланы Марковны к своим дырявым. Там была сказка, а тут — жизнь. Это разные вещи. Иногда, правда, накатывало. Тогда Ирина Павловна уходила к себе и выпивала за свою несчастную судьбу, за свою недопетую песню и за свою неразумную Таньку, которая помогает кому угодно, только не себе…

Настя Вторая активно водила Лилию Степановну и Алешеньку на мероприятия и в театры, пытаясь всеми силами отвлечь от свадьбы. На второй день все заметили, что пропала невеста. Настя Вторая придумала отмазку, что Настя Первая поехала к родителям, вернется… А что было говорить? Что свадьба отменяется? Когда проведена колоссальная работа, приглашены родственники из черт знает каких деревень? Когда все заказано, оплачено — но это полбеды! Когда Алешенька сам верит в сказку, гладит белое платье, сиротливо висящее на шкафу, когда Лилия Степановна убедила себя, что нашла сыну будущее? И когда сама Настя Вторая не верит, что Настя Первая уже не вернется, и ждет ее?

Оля замкнулась в себе и посвятила эту неделю богемной терапии. Она плотно сошлась со светской львицей Аленой, дипломатической женой, позволила ей себя утешать, водить в салоны, кормить суши. Алена была нежна и внимательна. Благодаря ей Оля смогла вернуть утерянное ощущение покоя, уверенности в себе и крепких мышцах живота. Подумать только! За весь этот период любовной лихорадки Оля ни разу не сходила в солярий или на фитнес!

За три дня до свадьбы явилась Настя Первая.

— Всем привет! — сказала она, вваливаясь в квартиру. — Я ненадолго!

— Как это, ненадолго? — не поняла Лилия Степановна. — Настенька! У нас вон уже сибирские родственники приехали! Только они сейчас на рынке, подарки ищут!

— Я своим уже все сказала! Они не приедут!

— Что сказала?

Настя сбросила сапожки и прошла в девичью. Там весело, мурлыча под нос, собрала свои вещи.

— Настенька, да что же происходит? — Лилия Степановна взялась за сердце. — Что происходит, Настенька?

— Ничего. Просто я влюбилась и уезжаю!

Лилия Степановна закрыла глаза. Настя Первая подумала, что сейчас придется ее откачивать, тратить время, а это неправильно.

— Лилия Степановна! — она подошла ближе, похлопала Лилию Степановну по плечу. — Вы понимаете, у нас с Алешенькой ничего не получилось бы! Ну вы же все сами знаете! Вы же все прекрасно видели! Я вообще удивляюсь как вы терпели!

— Но… Но… А как же…

— Ой, только не плачьте! Все у вас будет хорошо! Без меня вашему Алешеньке будет гораздо лучше! Верите? Нет?

— Но он же вас любит!

— Да ладно вам! Он Настьку любит! А на меня ему смотреть нравится…

— А ребеночек ваш?

— Ну, а вы как думаете? — Настя уже даже улыбалась от нежности и жалости к бедной бабе. — Как вы думаете? Мог у меня быть ребенок от Алешеньки?

— Нет… Но…

— Нет никакого ребенка.

— Господи, Настя! Зачем?

— Затем, что мне жилье надо было… Ай, чего сейчас об этом говорить… Вы только не думайте, это не моя идея! Это парень один, бармен, козел… Но мы с ним расстались! Он позвонит еще, куда денется, но я его так пошлю! Я умею посылать!

Настя затолкала одежки, ссыпала в пакет журналы. Потом посмотрела на свадебное платье.

— Жалко, конечно, — сказала она честно. — Но мне уже не надо. Ладно. Не обижайтесь на меня!

И ушла.

Лилия Степановна могла только добраться до телефона и вызвать скорую.

Настя Вторая и Алешенька в это время сидели на квартирном концерте среди других таких же сумасшедших, которым нравилась странная музыка. Алешенька непосредственно в этой музыке ничего не понимал, но ему нравились звуки, ему было любопытно наблюдать за пальцами музыкантов, ему было страшно весело от того, что вокруг столько людей. В общем, Алешенька радовался жизни. Время от времени он хватал Настину руку и целовал. Настя как бы строго ему грозила, чтобы отстал, но не запрещала.

В паузу пошли курить на кухню. Алешенька, конечно, вместе со всеми.

— Э, как вы, снялись тогда в кинохе? — интересовались люди кругом.

— Ну, типа, да. Алешка, расскажи!

— Ой, — весело начинал Алешенька. — Было так весело! Сначала меня попросили бежать по улице. Потом прокатили на милицейской машине! А потом мы ели кашу!

— Кинокорм привезли! — поясняла Настя Вторая. Но людям вокруг ничего не надо было объяснять. Они все и сами снимали кино или снимались в нем, писали сценарии и песни. И при этом были толерантны к товарищам вроде Алешеньки. Вероятно, ощущали родство по ушербности или величию, это как посмотреть.

— А потом тетя Маша пудрила мне глаза!

— Чего? — удивлялись вокруг.

— Ну, грим накладывали! Синяки под глазами убирали! — поясняла Настя.

Она следила за Алешенькой с улыбкой, была горда за него и спокойна. Алешенька вполне гармонично вписался в ее тусовку, а тусовка приняла его с благодарностью.

— А чего у тебя синяки под глазами, Алешенька? Ты что, ночами не спишь? К свадьбе готовишься?

— Да! Я скоро женюсь!

— Ну, ты же потом к нам сюда принесешь бутылочку шампанского, чтобы мы выпили за твое здоровье!

— Принесу, конечно! А я сегодня ночью так жениться хотел, что не спал!

— Ну, мы тоже иногда из-за этого не спим… Ладно, сорри… И что ты делал?

— Я стихи пишу, читаю, рисую или мечтаю!

— Наш человек! И что ты сегодня нарисовал?

— Кота!

— Отлично! А что ты сейчас читаешь?

— Стихи Мандельштама! Мне мама дала!

— О! Ну-ка, выдай че-нить!

— Отлично, Алешенька! Дай пять! Только читать надо с выражением, мы же тебя учили! А как ты относишься к японской поэзии?

— Я? Не знаю.

— Все, завтра будем с тобой читать японцев, а то стыдно в твои годы не знать Басе! Вот слушай! Самое великое японское стихотворение! «Старый пруд. Прыгнула лягушка. Всплеск воды».

— Ой, какое красивое стихотворение!

— Вот за что мы любим Алешеньку! Он способен оценить красоту!

Настя Вторая слушала своих друзей, смотрела на счастливого Алешеньку и думала: «А что будет через три дня, когда окончательно прояснится позиция невесты? Что с ним будет через четыре дня, когда он решит, что его все бросили потому, что не любят? Что с ним будет через десять лет?»

Потом Насте позвонил Вадим.

— Настя?

— Что опять… Снова креативное решение требуется?

— Лилия Степановна в больнице.

Домой долетели мигом. Алешенька, впечатленный японской лягушкой, пошел рисовать новых котов, а Настя держала телефонный совет с Таней.

— А что врачи сказали?

— Сказали, что подержат несколько дней, понаблюдают.

— Так ведь свадьба в субботу!

— Свадьба? — Таня тоже уже была в курсе истории с Настей Первой. — А что, разве свадьба будет?

— Ну, да… Столько готовились… Народу тут всякого много будет, родственников. Моих тоже.

— Чьих?

— Нет, ничего. Так что, есть способы быстро поставить Лилию Степановну на ноги?

— Ну, не знаю, — Таня растерялась, — я не врач. Свою маму на ноги поставить не могу. Зато Светлана Марковна вон сколько времени держится. Хорошее отношение, больше ничего.

— Понятно.

Потом вернулись сибирские родственники, показали подарки, которые они преподнесут невесте-красавице. Они, в отличие от соседей по подъезду, еще ничего не знали о бегстве Насти Первой. Они вообще о ней ничего не знали. Даже не видели ни разу. Знали, что зовут Настей, и все… Настя Вторая не стала пугать их больницей, просто перепоручила им Алешеньку, а сама уехала. У нее было много дел.

Таня повесила трубку и крепко задумалась. Одно из двух: или Настя Вторая еще ничего не знает, или все знает, но настолько неадекватна, что не готова оценить всю сложность ситуации.

— Простите, а можно мы уже не будем меня массировать? — попросила она Наденьку. — Сегодня точно не тот день! Мне надо куда-нибудь уйти одетой, сесть и подумать!

— Вчера вы говорили то же самое! — напомнила Наденька. — И позавчера! Учтите: нам надо через месяц-другой сделать из вас фотомодель!

— Очень корректно с вашей стороны… Я так понимаю, месяц в моем случае — нереально короткий срок. Это при том, что я за месяц почти обучилась бухгалтерии на сложном предприятии!

— Ну, а чего? Мы же стараемся! Только и вы помогите!

— Да я и так трачу на эту авантюру два часа в день, а они у меня не лишние!

— Не волнуйтесь, скоро все закончится! А если поможете, закончится быстрее!

— Да что я еще должна делать? Лежать ровнее? Читать перед массажем «Космо»?

— Ну, не ешьте на ночь, высыпайтесь. Физических упражнений добавьте, чтобы мышцы появились. Витамины, масочки домашние. Овощи употребляйте, рыбу…

Таня почувствовала, что происходит что-то ужасное, что над ней сгущаются розовые тучи. Неужели призрак деградации уже здесь? Неужели она не сможет справиться с этой заразой?

— Я не буду тратить на это жизнь, Надя! — твердо заявила Таня и встала. — Понимаете? Я родилась и пережила все то, что пережила, не для того, чтобы бороться за мышцы живота! Я не люблю овощи и не собираюсь их любить!

— Зря, — пожала плечами массажистка. — Если овощи есть, здоровее будете! Онкологи вон советуют, кардиологи.

Ого?

Таня не то чтобы вняла. Но призадумалась.

Красота как синоним здоровья — это разумно. В этом есть зерно.

Да ладно с ними, с овощами! Срочно разбираться с Лилией Степановной и свадьбой!

Скорую увидели Тристан и Эрик. Рассказали Алие. Алия пошла узнавать, кому плохо. Помогла собрать Лилию Степановну, выслушала ее горький рассказ о Насте Первой. Позвонила Тане. Та как раз только пришла на массаж и, проклиная себя за дурь, уже бегом одевалась обратно, но тут позвонил Вадим, и оказалось, что у него есть знакомые врачи в больнице, и он быстро пробил тему с Лилией Степановной. Ну а дальше известно. Неизвестно только, что делать дальше.

— Вадим, надо что-то делать.

— Да отменять свадьбу и все! Что тут делать?

— Там родственники, стол заказан…

— Да какой стол? О чем ты, Тань! К черту стол!

— Там Алешенька. Он жениться хочет. Он свадебное платье из своей комнаты не отпускает!

— Ну так и что, что он жениться хочет?

— Ничего…

— Поедем сегодня на шашлыки? Знакомые приглашают.

— Шашлыки? Нет, мне теперь вечером только овощи можно…

— Вот новости… Ты решила вести здоровый образ жизни?

— Да. Я собираюсь удочерить одну маленькую девочку, а приемные родители обязательно проходят медкомиссию.

Пауза.

— Ладно, до вечера.

— До вечера.

— Как вы, Лилия Степановна? — Настя Вторая робко присела на краешек кровати. Соседки по палате посмотрели на нее недобро. Девушки с красным ежиком на голове всегда выглядят несколько подозрительно.

— Я вам апельсины принесла.

— Спасибо, Настенька! Только зачем вы тратились?

— Да ладно.

Настя огляделась. Соседки перешептывались. Курицы.

— Лилия Степановна, а когда вас отпустят?

— Ну, когда… Завтра и отпустят, тут Вадим кому-то звонил, договаривался. Вот Бог мне добрых соседей послал! Бог ведь помощь через людей посылает!

Настя Вторая рассматривала Лилию Степановну, пытаясь понять степень ее нездоровья. Степень явно высокая. И то, что Лилия Степановна спешит домой, вовсе не признак ее хорошего самочувствия. Просто ей за Алешеньку страшно.

— Лилия Степановна! Да вы не волнуйтесь! Если что, если вы еще не очень, я за Алешкой присмотрю!

— Я знаю, деточка! Просто надо ехать разбираться со столовой, уже и не знаю… Надо все отменять, родственниками заниматься… Может быть, это и к лучшему, что никакой свадьбы не будет. Зря я хотела заботу о мальчике на других переложить. Мой он. И мне за него отвечать.

— Не зря. Просто не ту… невесту… выбрали.

Соседки решили выйти, чтобы не сорваться и не наговорить грубостей девице. У нее, как оказалось, еще и бровь была проколота, и в носу железка, и сапоги мужские, и штаны солдатские! Ну что это такое? Куда смотрят институт и милиция?

— Лилия Степановна! — Настя Вторая встала, потом села. — Дорогая Лилия Степановна! Я прошу у вас руки вашего сына!

Соседки по палате не успели далеко уйти. И теперь уже, конечно, не могли. То, как они метнулись обратно в палату, порадовало бы не только врачей, но и тренеров-легкоатлетов. Они заняли места и превратились в одно большое ухо.

Лилия Степановна села, потом встала, потом села.

— Что, Настенька?

— То самое. Я хочу выйти замуж за вашего сына.

— Но…

Лилия Степановна оглянулась. Соседки ничего не могли ей подсказать. Соседок можно было сейчас оперировать без анестезии, они бы не почувствовали, настолько глубоко прониклись сюжетом.

— Вы не волнуйтесь, в загсе проблема уже решается. У нас с Настькой фамилии одинаковые, много переписывать не придется, — Настя Вторая грустно ухмыльнулась. — Просто меняете одну невесту на вторую, всего делов!

Лилия Степановна попыталась снова взяться за сердце, но Настя остановила ее.

— Я вам обещаю, — сказала она, — что буду заботиться об Алешеньке до конца дней своих!

— Ах, Господи…

— Вот только не плачьте, ладно? — Настя строго посмотрела на соседок. Те тоже терли пальцами глаза. — Не хватало еще плакать! Все у нас будет хорошо, слышите?

— Это главное, это главное. — Лилия Степановна улыбалась, и плакала, и смотрела на Настю Вторую со счастливым недоумением.

— Ну, вы согласны или…

— Мы согласны! Мы согласны!

— Ну и клево… — Настя Вторая кивнула. — Ну и круто.

В палате как будто запели ангелы. Насте Второй было неловко — все так смотрели, так рыдали, захлебываясь, и качали головами.

— В общем, к свадьбе вам уже надо… того… выздороветь…

— Ой, Настя, — Лилия Степановна терялась в эмоциях. — Я точно с ума сойду… Но это по-хорошему, от потрясения вами… вообще людьми… добрыми людьми… вы не думайте… Там все равно надо столовую отменять… Это пустое… О чем я… Просто моих родственников три человека… да мы с вами… а заказано на сотню…

— А что, это основная проблема? — Настя Вторая красиво достала мобильный. — Да вы даже не представляете себе, какая это будет веселая свадьба! Будет вам сотня!

В два часа дня в субботу в загсе толпилась вся богемная тусовка. Сибирские родственники обалдело пялились по сторонам, поражаясь нравам далекой столицы. Кого тут только не было, каких удивительных людей!

— Эй! Мендельсона при мне не включать! — орал Митя в желтом смокинге. — Я, как молодой муж, начну вести себя неадекватно!

Знойная женщина Алия, вся в парче, держала за уши двух юных джентльменов в бабочках, а те в свою очередь держали собачку с бантиком. Собачка только что сделала лужу прямо на коврике в зале записей актов гражданского состояния, и теперь Алия пыталась эту лужу размазать каблуком.

Таня дрожала на весеннем ветру — и от волнения, и от холода тоже. Попробуй-ка постой с голыми плечами? Все смотрят. Так странно, когда все смотрят и задерживают взгляд. Слишком голые плечи, да?

И ей так хотелось поразить Вадима! Хотелось, чтобы он сказал… что-нибудь сказал… Что-нибудь другое, не то, что говорил эту неделю, вытекшую из их последней стычки с Олей. Оля задела больное. Даже не задела, нет. Нанесла очень точный удар, один из самых результативных в своей жизни. После этого удара ни Таня, ни Вадим долго не могли собраться, понимая, что что-то не так. Именно потому, что что-то именно так и есть, как сказала Оля. Поэтому всю неделю говорили только о насущном, смотрели только вперед, а не друг на друга, прощались доброжелательно и быстро.

И вот сегодня Тане ужасно захотелось, чтобы блокада закончилась. Пусть Вадим скажет что-то неформальное! Пусть хотя бы скажет! Этого достаточно для возобновления сердечного кровообращения! А там снова можно пару лет жить, ужимая в себе разные мысли, обиды, недобитые надежды.

С опозданием, но появилась свадебная процессия. Впереди пафосно — байкеры, приятели Насти Второй, потом блестящее авто Вадима, все в цветах, потом еще какие-то удивительные экипажи, явно принадлежащие людям яркой душевной и профессиональной ориентации. Толпа у загса зашумела, загудела, Митя выбежал вперед, начал регулировать парковку. В свете многочисленных фар клубилась весна, силуэты людей были легки и стремительны, все смеялось, все двигалось, летали шары. В этом праздничном гаме Таня забыла о своих плечах, и была просто очень счастлива. Как будто весь тот восторг, который до сих пор откладывался под ее имя на черный день, вдруг был выдан без остатка. А может, это и есть — хорошо? Когда всем вокруг хорошо? И тогда ты в этой общей искрящейся массе насквозь пропитываешься этим чужим счастьем и уже не можешь себя от него отделить?

Да глупости это все!

Просто — радость.

Когда Алешенька и Настя Вторая вышли к людям, мир ахнул. Дамы блеснули слезой, мужчины, которые курили, закурили, а порядочные, некурящие, просто хмыкнули. А Алешенька гордо вел свою невестушку по ковровой дорожке и здоровался с каждым. А Настя Вторая, задрав подбородок, гордо несла на себе то самое свадебное платье, и оно ей было впору, и солдатские ботинки под кружевами смотрелись неожиданно гармонично. И все гвоздики и колечки на Насте Второй сверкали, и улыбка сверкала тоже.

— Ура! — шепнула Алия. — Ура!

И кричали все «ура», и приветствовали молодых.

Следом за Настей и Алешенькой Вадим вел ослабевшую Лилию Степановну. Всю церемонию в загсе Лилия Степановна провисела на руке Вадима. Нет, он не устал, но обогатился еще одной историей, еще слезами, еще какими-то словами не-терминами и еще пониманием глубины людской. Вадимово строгое начало и без того уже не форматно расширено тем, что раньше не допускалось — эмоциями. А тут еще такой контрольный стресс. И сейчас он шел уже почти ослепший, а отсвет фар ослепший вовсе. И не видел Таню.

Но она сейчас видела его.

И понимала, что нет дороже человека.

И только пуританское воспитание одиноким осенним двором мешало ей сейчас броситься навстречу и поддержать уже его. И просто молча идти рядом.

Она смотрела и ждала.

— О! Танек!

Компаньон?

— Здравствуйте.

— Привет, красавица. Дай-ка, посмотрю?

Компаньон был тоже очень нарядный, уже пьяный и довольный процессами. И вот он-то как раз оценил и Танины плечи, и все то, что в ней рвалось сейчас на свет.

— Хорошо выглядишь! Платье ж явно не на распродаже покупала, да?

— Это Светланы Марковны… премьерное…

— Винтаж? Одобряю… Мадам! Позвольте предложить вам компанию… Ну, и все, что вы захотите!

Таня подумала. Посмотрела в спину Вадима. И согласилась.

Сибирские родственники переживали только в первые пятнадцать минут, а потом выпили местной водки, подарили невесте подарки, которые уже успели ей когда-то показать, и с головой окунулись в чудо праздника. Лилия Степановна не пила, поскольку и не могла, и не хотела, но сама мысль, что ее Алешенька женился, и счастлив, и скачет сейчас в кругу друзей, и смеется, — опьяняла. А рядом сидели другие родители, Настины. Полдня Лилия Степановна боялась на них смотреть, все трепетала, но сейчас решилась.

— Вы нас простите, Рената Сергеевна, что мы…

Мама Насти Второй, дама, леди, такая яркая и энергичная, обернулась, смотрит с удивлением, но и с улыбкой… — Вы нас простите…

— За что?

— Ну, что вот мы… С Алешенькой… Так вторглись…

— Лилия Степановна! — дама кивнула, закурила, снова кивнула, улыбнулась. — Как бы это объяснить… Знаете Настя у нас — девочка самостоятельная. Она с детства была сама по себе, не такая, понимаете? Очень сама по себе. Я ее не ломала. У меня тоже было детство, и у меня тоже были решения, которые принимала только я, и за которые только я несу ответственность. В конечном итоге моя цель — чтобы ребенок счастливый был. А она с вами счастлива. Она спокойна, она перестала маяться, метаться. Это для меня важно. Ну, и с вами вот познакомилась. И понимаю — хорошие люди. Это редкость сегодня. А то, что вы своего сына не оставляете… Так и я свою дочь не оставлю. Вместе как-то разберемся.

— Спасибо вам! — сказала Лилия Степановна, прижимая беленький платочек к глазам. — Ой, тушь… Забыла, что ресницы накрасила… Вы не думайте, я еще долго протяну!

— Я тоже!

Дама была великолепна и сильна. И Лилия Степановна, осмелев, посмотрела на мужа, на папу Настиного, на шумного, бородатого, не по годам веселого… И что-то такое поняла… И стало легче.

Оля возвращалась домой грустная. Сегодня вечеринка была так себе. Все последнее время вечеринки были так себе. Она устала от этих вымученных тусовок, на которые ходила, чтобы не оставаться одной. Сегодня вот какая-то убогая презентация кафе, тоскливая и бессмысленная до чертиков. Ели пиццу. Смотрели, как повар месит тесто. И ни одного нормального мужчины. А если и есть, то под охраной бдительной жены с боттоксными губами.

Надо как-то определяться. Надо что-то делать.

Сегодня она так и не вызвонила дипломатическую Алену. Единственная приятельница, не считая виртуальной Юльки, и та пропала! Какое наказание, какая пытка — набирать подругу и слышать в трубке: «Абонент временно не доступен!»

Тогда к Игорю.

Игорь еще не отошел от побоев, в последний раз, когда его наблюдала Оля, выглядел плохо. Ну и правильно! Он, свинья, не заслуживает визита Оли, но пусть! Пусть хоть Игорь. Хоть кто-нибудь! Только бы не оставаться одной!

— Игорь! — сказала она, заглядывая в недостроенную квартиру. — У тебя что, лампочки перегорели? Ты что, поменять не можешь? Ку-ку! А я к тебе! Игорюняя!

Включился ночник, и стало видно, что на красном диване лежит Игорь. Голый, в синяках. И не один. С ним рядом — светская львица, великолепная дипломатическая жена, подруга дней суровых Алена.

— Привет! — сказала Алена, закуривая. — Как дела?

Была немая сцена. Алена потянулась, скрипя красным диваном:

— Я как чеширский кот! Как только вижу диван, сразу падаю!

Игорь сел, встряхнул волосами, постарался не видеть Олю. Алена протянула ему сигареты. Взял. Так и сидели, курили. А Оля стояла, не курила.

— Ах, скоты! — сказала Оля.

— Но-но! — Алена предостерегающе подняла ноготь. — Попрошу выбирать выражения!

— Ах, животные!

— Ты слышал, Гарик? — Алена обернулась к Игорю. — Она назвала нас животными?

— В точку! — Игорь нервно посмеялся, но на Олю он так и не взглянул.

— Какие же вы… — Оля искала слова и не находила. Как отрезало. Только восклицательные знаки вспыхивают, прожигая роговицу. И что? Разбить у них тут что-нибудь? Да у них тут и так все разбито!

— Сволочи! Животные! Свиньи!

— Дверь закрой! Не в сарае! — Алена сделала голос низким, оскалила клычок. — Нечего орать! У тебя с ним давно закончилось, сама говорила!

— Да мало ли, что я говорила! Как ты могла? Как ты мог? — Оля все еще разорялась, но у нее совершенно не было сил. Совершенно. Все эти провинциальные страсти так ее утомили, так утомили…

Игорь тяжко вздохнул, встал, на несколько секунд ослепив картинкой своего живота. Потом натянул штаны и ушел докуривать на кухню. Там надел наушники и погрузился в мир гитары. Разбирайтесь сами, девочки.

— Ну и что? — Алена тоже не унималась. — И что ты теперь сделаешь? Будешь орать на меня? Полезешь драться? Позвонишь моему мужу? Так я хочу тебя предупредить: мой муж давно не реагирует на истеричек, в крайнем случае, он их имеет не за дорого. Так что можешь не напрягаться.

Оля стояла и смотрела широко открытыми глазами. На голую Алену, на ее неторопливо извивающиеся губы, на сигарету в ее спокойных пальцах, на спину Игоря в дверном проеме, на измятые тряпки на красном диване. Слайды были медленными, плохо озвученными. В какой-то момент Оля даже увидела, как пепел с Алениной сигареты медленно упал и прожег на обшивке дивана черную дырочку. У дырочки плавились края, и она быстро увеличилась до размеров среднего бриллианта.

— Уходи, Оля! Езжай в Москву! — резюмировала Алена. — Пока тебе двадцать семь не исполнилось…

Вадим продолжал следить за состоянием Лилии Степановны, был рядом, что-то ей подавал, а сам пытался найти в толпе Таню. Тани не было. Не было, и все. Это тревожило, это сбивало все настройки. Вадим решил сегодня как-то объясниться с Таней. Дальше нельзя жить в полутонах. И пусть там когда-то было… какая разница? Сегодня делается сегодня. Надо поговорить, и даже если она скажет, что нет, что не готова, или еще как-то негативно отреагирует… ну, это будет результат. Это будет информация. Только где Таня? Не пришла? Невозможно.

И вдруг она появилась. И не одна, а с компаньоном. Вот это был удар, конечно.

Одну секунду Вадим и Таня смотрели друг на друга, и там, во взглядах, были только вопросы. Ответов не дождались, отвернулись. А через минуту надо было кому-то передать салатик, кому-то пожать руку, с кем-то поцеловаться… Появилась занятость, а заодно и время обдумать.

Митя сначала пил с Ириной Павловной, потом с невестой, потом со всеми подряд, и вдруг оказался рядом с отцом невесты. Знаково. Митя протянул руку, взмахнул челкой:

— Митрий. Сосед молодых. Соратник.

— Очень приятно. Папа Насти.

Митя кивнул — сегодня вечером такого объяснения вполне достаточно.

— Я тоже папа, — на всякий случай сообщил он. — Вон мои джигиты! Собачку мучают… А вы кто по профессии?

— Художник.

— Давайте с вами, художник, выпьем!

Выпили. Папа невесты определенно был свой парень.

— А вот… каково это? Ну… Быть отцом невесты? А то помру, так и не испытав такой радости. У меня же эти… мальчик… и мальчик…

— Да я уже третью замуж выдаю! И всегда одно и тоже.

— Что же? — Митя подошел поближе. Хотелось услышать какую-то тайну.

— Не понимаю, как я могу выдавать замуж дочерей, если сам еще чувствую себя ребенком. Вы меня понимаете?

— Понимаю.

Митя — ну правда — все понимал. Разум его был светел, как никогда. Они стояли сейчас на улице, курили, трепались, умничали. Светила луна, журчали ручьи. Благодать же!

— А вот скажите, художник, отец невесты… Для чего мы вообще живем?

Отец Насти почесал бороду, улыбнулся луне:

— Ну, чтобы что-то переживать и испытывать, я считаю. Зачем-то же нам дали возможность переживать? Не бояться, а волноваться, возбуждаться, ожидать, страдать, ревновать, мучиться, торжествовать, любить? Человек только тогда человек, когда переживает. А иначе он — функция. Бионикл. Надо переживать! Очень надо!

— Надо! — согласился Митя, морщась от счастья. — Ой, как надо… А вот вы… Когда в последний раз переживали?

— О, это я всегда… Хотя… Последнее мощное потрясение было, когда позвонила моя дочь младшая, Настя, и спросила, можно ли ей спасти человека…

Митя замолчал, пытаясь представить себе такую ситуацию. Светло в голове. Светло и пронзительно.

— А вы? Что вы? Что вы ей ответили?

— Я разрешил.

Митя улыбнулся своему. Ох, интересно жить-то как!

Потом компаньон пригласил Таню на танец. Таня вежливо улыбалась, кивала, компаньон шептал ей что-то на ухо. Это было неприятно. Вадим старался не смотреть, но все равно смотрелось.

Хорошо, что стандартно много забот. Завтра с утра надо развести сибирских гостей, потом успеть в офис, потом к адвокату, потом в мастерскую, потом еще куда-то, а потом куда-то еще. Надо сейчас сосредоточиться и вспомнить, куда еще.

Вадим обернулся за телефоном, за заметками, и тут — компаньон.

— Иваныч, ну мы, короче, все! Поехали!

— Вы?

— Ну, мы с Таней! Я конверт подарил, невесту поцеловал, рыбу-фиш попробовал… мы поедем, чего время терять?

— Уезжаете? — мир вокруг Вадима стал руинами. — Куда?

— Ну, там решим… Гостиничку снял на день… Ну, я ж тебе больше не нужен? А Танюська ждет, волнуется… В понедельник увидимся! Ну, все!

Вадим встал, чтобы видеть. И видел.

Вот компаньон подошел к Тане, обнял ее, уводит.

Вот Таня оборачивается. Смотрит на Вадима.

Вот компаньон прижимается губами к ее уху, отчего Таня уже не может смотреть на Вадима.

Вот они идут к выходу.

Вот компаньон кивает Вадиму, машет ему рукой — пока-пока.

Вот их уже нету.

И только в висках стучит рефреном — нувсе-нувсе-нувсе…

— Настя! Я тебя люблю! — крикнул Алешенька в диджейский микрофон. — Ты мой лучший друг!

— Горько! — крикнул кто-то из гостей. И Настя Вторая подбежала к своему смешному жениху, и обняла его круглую голову крепко-крепко, и поцеловала в макушку.

— Я сейчас! — Вадим кивнул Лилии Степановне. — Я скоро.

Он обежал столовку, присмотрелся к отъезжающим машинам. Нет, это не то. А вон кто-то за углом шуршит.

— Таня?

— Чего?

Из тени вынырнуло румяное Митино лицо:

— Какая я те Таня, чувак?

— Таню не видел?

— Не видел. Хочешь пыхнуть? Трава-мурава… Как завещал великий Боб Марли…

Но Вадим уже бежал дальше.

Куда они делись?

До Юльки удалось дозвониться не сразу. Оля все время забывала номер, все время путалась в пальцах.

— Юлька…

— Что случилось, Олька? Что с голосом?

— Юлька…

— Да что с тобой?

Оля замолчала, дыша в трубку. На том конце провода произошло шевеление, слышно было, что Юлька кому-то что-то кричит, причем на тему Оли.

— Олька? Але! Олька!

— Да…

— Что с тобой? Говори давай! Слышишь? Что случилось?

— Все очень плохо…

— Что плохо? Что конкретно?

— Все…

— Вот дура! А я тебя предупреждала! Я тебе говорила, что твои заскоки просто так не пройдут! Дура! Тупая лошадь! С тобой все нормально?

— Я не знаю…

— Хватит реветь! Раньше надо было думать! Где ты сейчас?

— Не знаю… Где-то…

— Встань, вымой морду, выпей кофе и собирай вещи! Все! Ты возвращаешься назад, в Москву!

— Юлька…

— В Москву! Господи, не хватало мне геморроя… В Москву, блин! Слышишь?

— Но у нас развод только через месяц!

— Приедешь через месяц и разведешься!

— А где я буду жить, Юлька? Как я буду жить?

— Ой, Господи, наказал подругой… Поживешь у меня, потом выдам тебя замуж, дуру! Вот тупая, а? Все имела и все потеряла!

— Юлька…

— Короче, чтоб первым же поездом! Или самолетом! Как хочешь, хоть на лыжах! И только попробуй мне еще раз взбрыкнуть и уйти от нормального мужа! Все люди как люди! Все живут, тихо трахаются на стороне, не путают личное с семейным! Одной ей, корове, романтики захотелось!

— Я больше не буду…

— Ясен пень, не будешь! Все! Конец связи! Кофе, ликер, ванна, комедию перед сном, пока будешь вещи собирать, — и в люлю! Утром звонишь, докладываешь!

— Хорошо, Юлька! Спасибо! Ты… Настоящий друг…

— Дура!

Вот и такси, быстро.

— Ну, все. — Таня обернулась к компаньону. — Можете не провожать, я сама. Спасибо.

— Эй, куда? Куда это мы собрались? — компаньон встал между такси и Таней. — Куда это моя Золушка сорок восьмого размера решила сбежать?

— Возвращайтесь в зал.

— Не понял? А как же ночь страсти? Мы договорились! Нехорошо обманывать старших!

— Возвращайся в зал! Я уезжаю!

Компаньон чуть-чуть пошел в атаку, хватая Таню за все, что попадалось. Таня чуть-чуть его отталкивала, особенной борьбы никто не предполагал, но было мерзко.

— Остынь, — сказал голос Вадима рядом, и компаньона сильно дернуло. — Иди прогуляйся!

— Ты чего, офигел, Иваныч? — компаньон потирал плечо. — Ты больной? Ты чего, поругаться хочешь? Так давай поругаемся! Давай! Только тебе хуже будет, не мне! Смотри, чтобы не очканул!

— Иди отсюда…

— И что, из-за нее, да? Ты из-за нее сейчас со мной так? А ты хорошо подумал? Нет? Да? Смотри, я могу обидеться, и все!

— Обижайся.

Вадим жестом показал Тане — садись. Таня, ничего не понимая (да нет, все понимая!..) нырнула внутрь.

— Иваныч! — бушевал компаньон. — Ты не понял, я смотрю! Если я обижаюсь, то со мной вместе обижаются налоговая и другие контролирующие органы!

— Давно хотел сказать, — Вадим уже и сам садился в такси. — Все как-то не успевал… Ты уволен.

Захлопнул дверцу. Машина тронулась.

Компаньон бежал еще за машиной, пинал воздух, показывал разные знаки. Потом исчез в весенней ночи, бесследно, растворился.

— Куда вас? — таксист посмотрел в зеркало заднего вида.

— Куда нас? — спросил Вадим.

Таня улыбнулась, покачала головой. Как же хорошо…

— Не знаю, — сказала. — Туда, где тихо…

— Куда-нибудь везите… — перевел Вадим.

Таксист вздохнул, включил счетчик. Ну, что? Повозим, поищем, где тихо, никаких проблем. А по ходу можно подсмотреть в зеркало, как на заднем сиденье целуются? Да, целуются. Точно, целуются! Ну, и хорошо.

Светлана Марковна проснулась рано, как обычно. Сны у нее были короткие, очень экспрессивные. В каждом — несколько сцен, все мелко нашинковано, плотно ужато, раз-два, быстрая перемотка, выпученные глаза, жесты, обрывки фраз — жизнь. В ужасе проснулась, полежала, поворочалась. Снова уснула, снова просмотрела кино.

Истории были о ней, хотя она сама в них главные роли почти никогда не играла. Но то, что тени и неопознанные монстры из прошлого перемалывали ее судьбу — стопроцентно. Отсматривали каждый эпизод, что-то урчали, как-то анализировали, а потом стирали, уничтожали, освобождая в пространстве место для чьих-то новых историй…

И за всем этим наблюдала Она. Не торопилась, но курировала. Давала себя почувствовать, привыкнуть.

Светлана Марковна открыла глаза и посмотрела в потолок. И ощутила какое-то такое невыносимое, почти физическое, присутствие рядом холода и пустоты, какую-то раздирающую мясо и кости тоску.

И почему-то спокойно. Светлана Марковна была уверена, что, почувствовав смерть, будет кричать, отбиваться, звать на помощь. Но сейчас молчала, просто дышала, как после марафонского забега, и очень хотела пить.

Смерть пряталась, не показывалась.

Светлана Марковна осторожно встала, цепляясь за мебель. Такие слабые ноги, все такое слабое. Все уже как будто ушло туда, в вечность, и Светлана Марковна арендует свое тело буквально еще считанные минуты, по старой дружбе.

— Где ты? — спросила Светлана Марковна. — Я уже устала тебя бояться! Давай, выходи!

Прекрасная женщина на фотографиях, умершая много лет назад, когда Светлана Марковна сама этого захотела, смотрела с сочувствием.

— Давай, выходи! — Светлана Марковна махнула рукой. — Давай! Хочу взглянуть! Ну? Давай!

Дикая тоска и покой, и еле-еле свет за окном. Окно на восход, горит розовое весеннее солнце.

Светлана Марковна медленно подошла к этому окну. И как в детской игре про горячо-холодно, получила подсказку. Горячо. То есть холодно. Неужели так от окна? Так холодно.

Отодвинула тяжелые портьеры, посмотрела сначала в темно-синее небо, только что вышедшее из цвета ночи.

Потом вниз.

И увидела смерть.

Настя Вторая спала крепким сном трезвой невесты. Рядом, как полагается, молодой муж. Алешенька всю ночь читал стихи, прыгал, танцевал, рисовал, а потом свернулся в углу, как кот, и даже не сопел.

Больше в квартире никого не было. Гости разъехались, родители, у которых здесь куча друзей, уехали кутить дальше, прихватив с собой Лилию Степановну и сибирских родственников. В общем, молодых оставили одних.

Но тут позвонили в дверь. Настя не сразу сообразила, не сразу вспомнила, кто она, где она. Потом еще пару минут малодушно надеялась, что Лилия Степановна откроет, это наверняка какие-нибудь недопившие гости. Потом вспомнила, что Лилия Степановна уехала с родителями в загул…

— Ну, кому там нечего делать?

Она что-то накинула, доползла до двери.

— Это Алия!

— Давай позже, а? Давай через час!

— Открой, Настя. Беда у нас…

Настя Вторая немедленно проснулась. Столько времени жила в ожидании этой новости, и вот вдруг.

— Сейчас!

Настя и спала в свадебном платье, так устала вчера. Открыть — одна секунда. Просто страшно. Собралась как-то с силами, прикрыла дверь в комнату, чтобы Алешеньку не разбудили.

Алия была строгая и усталая.

— Что? — Настя Вторая вышла к ней на лестницу, кружевами сметая праздничные окурки. — Светлана Марковна?..

— Нет… Митя…

Уже через пять минут под окном Светланы Марковны собрался весь цвет подъезда — Настя Вторая, Ирина Павловна. Игорь… Кто в чем, кто как. Ноги голые, тапки. Куртки поверх ночного. На асфальте под окном, прямо на обломках ступенек — Митя. В желтом смокинге.

— Может, он живой еще? — сказала Настя, сильно дрожа, и попыталась взять Митю за руку.

Какой-то был туман вокруг, какой-то полный абзац. Полная шиза. Лежит мертвый человек. Или живой? А сознание не работает ни одной секунды! Стоят тут… Как будто все вместе вышли на футбол посмотреть!

— Надо скорую! — мрачно предположил Игорь.

И никто никуда не побежал. Какое-то кинематографическое оцепенение, как всегда, когда герои смотрят на что-то ужасное, не разбегаются, поскольку именно оцепенели, а в это время к ним сзади подкрадывается чудовище.

Дальше тоже было, как в триллере.

Возле подъезда остановилась низкая спортивная машина, из нее выбежал молодой человек модной наружности, растолкал немую толпу, склонился над Митей.

— Что случилось? — спросил он строго. — С крыши сиганул?

Кивнули.

— Сколько времени лежит?

— Не знаем, — прошелестела толпа.

Молодой человек что-то потрогал, покрутил, повернул Митину голову.

— Лицо уже закоченело. Часа два. Вызывайте милицию!

Тут Ирина Павловна не выдержала и залилась горькими слезами. Она плакала и кричала что-то о том, какой Митя был хороший, как плохо он поступил и как же теперь всем дальше жить. Настя Вторая помчалась звонить. Игорь отошел и закурил, дрожа всем телом, даже волосами. А в окне бледным пятном торчало лицо Светланы Марковны. Никто не обращал на нее внимания. И она сама тоже.

Настя привела в первую квартиру сонных Эрика и Тристана.

— Светлана Марковна, пусть дета и Чапа здесь побудут, им лучше сейчас не ходить…

— Да-да, понимаю! — Светлана Марковна как могла шустро задернула шторы, разгладила одеяло и подушки:

— Сюда, мальчики! Сюда!

Дождалась, пока дети улягутся, и снова прокралась к окну.

Теперь уже так просто не посмотришь. Толпа народа, милиция, специальная серая машина без указания службы.

В такой увезут Митю.

Чапа жалась к тапкам. Тоже чувствовала.

Светлана Марковна взяла ее на руки и осталась стоять у окна, наблюдая с ужасом и недоумением за тем, что происходит. Митя умер. Она жива.

— Как же так? — спросила она у солнца. — Как же… так?

Солнце молчало. И это было как раз очень красноречиво. Зрачок солнца смотрел, не моргая. И в нем был ответ — да, жива. Жива! Здесь жива! Сейчас жива! Нет никакой тебя единственной обреченной! Тебя единственной на мрачной сцене бытия! Есть одно общее на всех течение могучей реки времени и событий, не пытайся остановиться против ее силы! Главный герой — она! Теки! Живи! Смотри вперед!

— Мама! — позвал Эрик.

— Мама скоро будет, мальчик! — ласково сообщила Светлана Марковна. — Давай, я тебе включу музыку? Хочешь Чайковского?

— Хочу воды! — сердито сообщил Эрик.

— Сейчас.

И Светлана Марковна пошла за водой. Солнце освещало ей путь.

Милиционеры переговаривались, зябко ежились, что-то измеряли. Игорь курил. Рядом — странный мужик из спортивной машины.

— Что, пил парень? — спросил мужик.

— Ну, как все…

— Явно не в себе был…

— Как все…

— Я тут слышал, наркота имелась… Да?

— Не знаю.

— А ты че, местный? — мужик посмотрел бодрячком, даже улыбнулся. — В этом доме живешь?

— Я? Нет…

— А, ну ладно. А то я тут квартиру купил. Правда, еще не заселился. Третья квартира на первом этаже, заходи. Только купил, а уже какие-то бакланы сверху залили. Хорошо хоть ремонт сделать не успел, а то бы влетели все сразу!

Игорь постарался исчезнуть. Просто пошел куда-то, оставляя за собой реверсивный след сигаретного дыма. Мужичок посмотрел вслед, пожал плечами и переключил внимание на милиционеров:

— Братишки! А где тут можно машинку прокачать? Не знаете? А то хочу окна затонировать, но чета не могу понять — можно уже или нельзя?

Игорь на ходу набрал Алену:

— Ну? — спросил сонный голос новой любимой женщины. — Чего тебе в семь утра?

— Алена, ты предлагала… уехать, помнишь?

— Ну, предлагала.

— Я еду, Алена! Забери меня отсюда, ладно? Я готов! Совсем готов! Только не оставляй меня здесь!

— Маленький, — улыбнулась сонная Алена. — Лапочка ты моя! Конечно, я тебя заберу! Конечно! И уж я точно не буду одевать тебя в черный гольф и черные кожаные брюки! Только светлые тона и натуральные ткани! И все у нас получится!

Оля постаралась выглядеть во время развода счастливой, отдохнувшей, устроенной. Хотя не исключено, что она именно такой и была. Поговорить не удалось. Разводились молча, корректно. После процедуры, которая заняла минут двадцать, Вадим передал Оле пакет с деньгами.

— Здесь не совсем то, что ты хотела, — честно признался Вадим. — Но этих денег тебе должно хватить надолго.

Оля отказалась выпить кофе перемирия, отказалась рассказать, как живет. Вадим повез ее на вокзал. По дороге молчали. Вадим предполагал, что Оле будут интересны новости, просто она не может снизойти до вопроса и сама себя сейчас ругает.

— Светлана Марковна сносно себя чувствует. Сказала, что намерена дожить до следующего Нового года. Присматривает за сыновьями Мити, очень увлеклась образованием. Пацаны при деле, все довольны. Ирина Павловна с перепугу после случая с Митей бросила пить. Врачи сказали, что Митя намешал всего сразу, покурил сверху, вот у него крышу и сорвало…

— Я не хочу это слушать.

Оля отвернулась к окну.

Ладно. Нет так нет. Вадим включил радио.

Минуте на десятой зазвонил телефон, как раз перебив единственную нормальную песню в местном эфире. На экране громкой связи имя «Танюша».

— Танюша? — Оля саркастично хмыкнула. — Танюша??

Вадим молча переключился в интимный режим, поднес телефон к уху.

— Да. Скоро буду. Да. И я. Пока.

И снова молчание, но в этот раз уже холодно-напряженное. Оля поискала, чем бы таким пригвоздить бывшего, открыто пошарила взглядом по его фигуре. А туфли-то потертые! А рубашка-то и брюки те же, из старых времен!

— Что, плохи дела, да? Одеться не на что?

— Нормальные дела.

— А я знаю, что ненормальные! Что твою компанию у тебя отобрали! Что сейчас там работают другие люди! Не так разве?

Но теперь уже Вадиму было неинтересно разговаривать. Поэтому он молча высадил Олю на вокзале, справедливо полагая, что с деньгами средь бела дня взрослая девочка сможет организовать себе досуг, не пропадет!

Игорь приехал разводиться несколькими днями позже. Договорились встретиться у суда на ступеньках. Ах, какое романтичное место!

— Привет! — сказал Игорь, оптимистично пожимая Тане руку. — Хорошо выглядишь!

— Ты тоже!

А просто Таня с утра завершала свою рекламную акцию высшей нотой — фотосессией. Гадкий утенок, по задумке организаторов, именно сегодня утром преобразился и стал совершенным лебедем. Ну, кстати, как-то так и получилось. Фотограф Таней остался доволен. Алина Сергеевна и Наденька тоже.

Конечно, на высшей фотоноте сегодня Таня была красивая!

— Собой занялась? — кивнул Игорь. — Молодец, давно надо было! С хорошим мужиком живешь, раз так стараешься! Со мной не старалась.

Игорь тоже сильно изменился. Остриг волосы, теперь с гордостью носил тоненькую бородку. Стал вальяжным, саркастичным. Сказать что-то об изменениях во внутреннем пространстве Игоря было сложно. Да и задачи такой не ставилось.

— Встаньте, истица! — сказала хорошенькая молоденькая судья, с которой вполне можно было бы расти в одном дворе или сталкиваться на остановках. — Расскажите, по каким причинам вы хотите расторгнуть брак со Щенниковым Игорем Владимировичем?

— По причине несовпадения жизненных целей и приоритетов.

Судья кивнула, секретарь — такая же молоденькая, миленькая, совсем не представительница Фемиды — записала. Вообще казалось, что девчонки сейчас засмеются и все закончится.

— Сядьте, истица. Ответчик!

— Я, ваша светлость!

— Встаньте! — наша светлость кокетливо игнорировала вольность. — По каким причинам вы разводитесь со Щенниковой Татьяной Ивановной?

— По причине моей глупости, несерьезности и еще потому, что я не умею зарабатывать деньги и бороться за жизнь!

Судья и секретарь посмотрели с большим интересом. Улыбается Игорь Владимирович, все в порядке с ним вроде. Такой красивый мужчина, такой стильный, такое чувство юмора, разводится…

— Имеете ли вы претензии друг к другу?

— Нет, не имеем.

— Какую фамилию будет носить после развода Татьяна Ивановна?

— Мне все равно, — пожала плечами Таня. Потом увидела, что на нее странно смотрят. — Просто осенью я выхожу замуж, все равно буду менять фамилию…

— Видите? — вздохнул Игорь. — Не успели развестись, она уже замуж выскакивает! Вот девушки пошли быстроходные! Нет, чтобы потосковать о муже! И что я теперь буду делать, одинокий?

Секретарь посмотрела на судью: что записывать? Судья показала: ничего.

— Если вы не имеете претензий, ваш брак считается аннулированным. Вы свободны.

— Ура! — Игорь вскочил, обнял Таню. — Наконец-то мы не муж и жена!

— Игорь!

— А повторите еще раз про «брак аннулирован»? Звучит прямо… как колокол…

— Игорь!

— Видите, какая у меня жена была тревожная? Сейчас отдохнет, успокоится.

— Извините! — робко заметила судья. — У нас тут следующее слушание скоро!

— Следующее? — Игорь посмотрел с удивлением. — А что, кроме нас еще кто-то разводится? Еще кого-то что-то не устраивает?

— Да, и много разводятся…

Игорь кивнул, открыл дверь, пропуская вперед Таню, сам задержался:

— Что ж вы так плохо работаете? Ладно я дурак, но вы!.. Красивые женщины, матери, подруги! Вам в такую погоду надо по улице гулять! А вы — разводите…

Таня выдернула Игоря в коридор.

— Ну ладно, извини! Просто давно с образованными людьми не разговаривал! Все супермодели да манекенщицы, фрики, тусовщики, миллионерши-нимфоманки…

— Игорь! Что за клоунада?

— А что? Не нравится? Ну, так я уже и не должен быть этим… предметом твоего стыда! Я тебе никто, штраф тебе за меня платить не придется!

— Игорь!

— Ладно, — Игорь закурил, потом дурашливо поклонился охраннику на улице. — Счастливо оставаться!

Дошли до перекрестка. Дальше можно выбрать любое автономное направление.

— Тебе куда?

— Мне? А все равно! Приглашаю выпить по стакану пива за свободу!

— Я не пью пиво, Игорь.

— Все еще не пьешь? Странно. Я думал, Вадим тебя уже всему научил! Краситься научил? Научил! Каблуки носить научил? Не совсем, но попытался!

— До свидания, Игорь.

— Нет, постой! У меня поезд только вечером, я в вашем городе проездом, мне нужна экскурсия!

— Перестань!

— Что значит перестань? Ты прожила со мной сколько-то там счастливых лет, а теперь — перестань?

В самых мерзких ситуациях на помощь чудесным образом приходит телефон. Зазвонил, умница. И Игорь, который уже приготовился глумиться громко, так, чтобы прохожие оборачивались, сник, присосался к сигарете и остался стоять.

А Таня с телефоном пошла вперед.

— Да, мама… Ну, подогрей ей молоко… Да, развелись уже… Нет, не скандалил… Нет, отмечать не будем… Я скоро буду дома, мама, держись там… — Оглянулась. Игорь не догонял. — Что ты говоришь, мам?.. Ну, можешь включить мультик, только недолго чтобы… Да… Ну все, скоро буду…

И еще раз оглянулась.

До свидания, Игорь.

Вадим примчался в офис, там его уже ждал некий продюсер. Продюсер — звучит гордо.

— Странный какой-то, — шепнула Настя Вторая. — Уверяет, что нашел нам хороших заказчиков. Что снимать рекламу умеют очень немногие, но вот мы умеем.

— А что тут странного?

— Ну, так… Обычно каждый орет, что круче всех разбирается, что надо все не так делать…

— Значит, в первый раз умный попался. Зови.

— Проходите, приехал наш директор!

Вошел смешной парень, смутно знакомый, сходу сунул визитку:

«Креативное агентство… Генеральный продюсер…»

— Вот, видел вашу социальную рекламу, — сказал продюсер. — Очень значительна работа! Актриса Соколинская играет бесподобно! Я ведь еще помню, когда она играла на сцене, я как раз только начинал искать контакты, работать с артистами, организовывал перформансы, разные частные праздники… Знаете, социальная реклама — вообще такой жанр не очень благодарный. Ну, кто в наше время умеет хорошо снять социальную рекламу?..

Настя Вторая жевала жвачку и внимательно рассматривала продюсера.

— А вы, пардон, зачем к нам пришли? — спросила она. — Нам с Вадимом Ивановичем, конечно, дико интересно ваше мнение о социальной рекламе, но у нас через час съемка…

Вадим, пользуясь паузой, протянул и свою визитку, раз такой серьезный разговор.

— Я пришел для того, чтобы оговорить с вами возможность партнерских отношений. Знаете, я уже вышел и на международный рынок. Есть люди, готовые заказывать хороший видеопродукт, рекламу, клипы, документальное кино, промофильмы, презентационное видео высокого уровня! И, что приятно, готовы платить за него! Когда в очередной раз встал вопрос о технической базе, о режиссерах и сценаристах, я сразу подумал о вас. Понимаете, эта ваша социалка про любовь с актрисой Соколинской в главной роли — это же шедевр! Ведь…

Он взглянул на визитку.

— …Вадим Иванович, директор компании «ПроВидео» в одиночку — это всего лишь директор хорошей видеокомпании! Вместе с нашим креативным агентством это уже почти медиахолдинг! В общем, я пришел дружить!

Вадим засмеялся:

— Слушайте, вы просто ретранслятор мечты! А вас не смущает, что нашей компании всего месяц? Что мы только начинаем свой путь, так сказать, в высокооплачиваемое искусство?

— Чуть больше, — напомнила Настя Вторая. — Больше, месяц и четыре дня, пока офис и монтажку подключали.

— Ну, так и я еще полтора месяца назад свадьбы организовывал! Но пора уже переходить на новый уровень развития! Страна идет вперед, хоть и не так быстро, как хотелось бы нам, креативным людям! А как вы Светлану Марковну в рекламу заманили? Мои пытались с ней договориться, она даже слушать не хотела?

— У нас с ней давняя дружба.

— Вот люблю людей, которые умеют! — кивнул продюсер. — Думаю, вы устроены так же, как и я! Получаете по голове обстоятельствами, но встаете, придумываете новую концепцию и идете дальше! А если мы будем делать это вместе — мы столько новых концепций осуществим! Согласны, Вадим?..

Он снова заглянул в визитку:

— Иванович?

И снова в визитку:

— Секундочку!

Поднес визитку ближе:

— А что вот это за номер телефона у вас указан?

— Где? Домашний. У нас дома портативная студия сейчас размещается, там моя жена работает, сценарии пытается писать в свободное от…

— Так ваша жена — Оля? — обрадовался продюсер. — Вот эта… роскошная женщина — ваша жена, да еще и сценаристка?

Настя Вторая покашляла, посмотрела на Вадима.

— Нет, — сказал Вадим. — Моя жена — Таня. Роскошная женщина и сценаристка…

— Ой, Бога ради, простите! — продюсер расстроился. — Я, скорее всего, перепутал… Да нет же! Именно с этого номера мне всегда звонила Оля! Что ж я номер не запомню?

— Вот именно потому, что она такая общительная, ей стало скучновато, — Настя Вторая ласково улыбнулась продюсеру. — И теперь она там больше не живет!

— А зачем вы ей звонили? — очень равнодушно поинтересовался Вадим. — Не подумайте, просто интересно, что происходило в мире и окрестностях?

— Ой, это вы ничего не подумайте! Она просто хотела пристроить одного своего знакомого, музыканта, Игоря Щенникова! Чудесный, кстати, музыкант, очень талантливый, самобытный, но абсолютно лишенный инстинкта передачи информации! Он меня сильно подвел на последней свадьбе, хотя я ему даже где-то благодарен. Ой, как вспомню эту свадьбу!.. Игорь там, конечно, устроил спектакль… Но! Знаете, если бы меня тогда не обломали так сильно, я бы до сих пор только вечеринками и занимался. А так пришлось шевелиться, вспоминать молодость, искать новые возможности…

— И гитариста Игоря этого мы знаем! — Настя Вторая ткнула джинсовой коленкой Вадимов стул. — Видал, как мир тесен?

— Постойте-постойте, — продюсер уже не мог остановить себя. — Вас я тоже узнал! Ну, конечно, вы тогда были совершенно без волос, лысая, так сказать… Мы встречались на хеллоуиновской вечеринке, которую Оля организовывала в своем подъезде! Было такое?

— Чего только Оля не организовывала…

— Ну, конечно! Точно-точно! Слушайте, как хорошо! Я уже давно ищу парня-дауна, который был на вечеринке вместе со всеми! Он еще котов рисовал! Знаете, я тогда взял у него несколько рисунков, показал их одному товарищу из Германии… Он — бывший доктор-психолог, очень состоятельный, теперь меценатствует. Верите, сразу захотел познакомиться с этим художником! Говорил, что делает выставки в Европе, все такое… Не знаете вы такого парня с котами?

Пауза. Вадим подумал, прикусил губу, чтобы не издать какой-нибудь неподобающий звук, зато Настю ткнул коленом от души. Так, что Настин стул отъехал в сторону. Так, что дернулась вода в вазе на столе. Так, что цветы, полученные неделю назад за победу в международном фестивале рекламы, огорченно уронили несколько скрюченных лепестков.

— Знаем мы этого парня, — спокойно и даже лениво сказала Настя Вторая. — Он сейчас сидит дома, рисует котов…

Открылась дверь, заглянула Алия в чем-то строгом.

— Кофе? Чай?

— И кофе, и чай! — Вадим уже набирал Таню, чтобы поделиться. — Все неси!

Вечером, уже после всего, задержались у подъезда.

— Ты когда диван уберешь?

— Чего?

— Диван когда уберешь, мачо? Соседи жалуются!

Красный диван, залитый слезами и дождями, прожженный сигаретами и отмеченный воробьями, смиренно гнил прямо у двери. Там же были горкой свалены мешки с битым кирпичом, гнутые останки старой сантехники, а венчал инсталляцию старинный, поживший унитаз.

— Совсем обнаглели соседи твои новые! — весело заметила Настя Вторая. — Смотрите, скоро Ирина Павловна не выдержит! Выйдет на тропу войны! Мало не покажется!

Пела птица, которую смело можно было назвать соловьем. Кусты старых городских районов могут похвастаться такой роскошью, как соловей в мае. Через полчаса начиналось лето.

— Все, пока! — в подъезде Настя ткнула Вадима кулаком в плечо. — Иди отсыпайся! Завтра работать!

— Не лечи леченого! — Вадим уже шел к себе на второй. — Алешке привет.

В преступной квартире номер семь, которую Вадим недавно продал, затевался ремонт. Строители днем уже привезли козлы, мешки со строительными смесями. Пол лестничной клетки снова был покрыт тонким слоем белого. Несмотря на то, что мусор принадлежал не Вадиму, а новым хозяевам, традиционно ответственность нес именно Вадим.

Значит, надо постараться осторожно пройти мимо квартиры Ирины Павловны.

И, конечно, не удалось.

— А! Вот он где! А я жду, жду! — Ирина Павловна распахнула дверь своей квартиры, стояла в луче света вся очень грозная. — А ну зайди!

— Ирина Павловна! Я устал! У меня голова взрывается! Давайте утром!

— Нет, ты зайди!

Пришлось зайти.

Вадим с тоской слушал, как Ирина Павловна поливает новых соседей из седьмой квартиры и мерзавца-спортсмена из квартиры номер три, который закончил свой ремонт всего неделю назад, но так, падла, и не убрал десять мешков мусора и свой унитаз! А про диван и вовсе отдельный разговор!

— Ну, а что я с ним сделаю? Я же не управдом, Ирина Павловна?

— А мне все равно, что ты с ним сделаешь! Я тебе теща — раз! Мужик ты или не мужик — два?

Под пытками Вадим дал согласие сделать что-нибудь со всеми соседями сразу. И со всем мусором.

Собрался уходить.

— Постой еще! — Ирина Павловна помялась, как будто не знала, как ей испросить денег на водку. Вадим напрягся. В отношении высокоградусных напитков для Ирины Павловны он был строг и не собирался менять позицию. Никакой водки, все.

— Если вы, Ирина Павловна, хотите попросить…

— Да не попросить я хочу! Смотри, чего нашла в халате своем! Старый халат, тыщу лет лежал…

Она пошарила в кармане и нашла очень мятый, очень старый конверт.

— На, читай…

Вадим взял и… чуть не рухнул, так перекрыло воздух… Рванул воротник, чтобы не задохнуться…

— Ну, не знаю я, как так получилось… Пьяная я была, что ли… Забыла ей отдать… Ну, забыла и все! Хорошо хоть не выбросила… Танька меня все гноила — выбрось, мама, старые свои халаты! А если б ее послушалась? Зато теперь — смотри — и по моде одеваюсь, и вещи нужные нахожу!.. Письмо вот твое старое…

«Дорогая Таня! Я думаю, это письмо покажется тебе очень странным. Я собираюсь поехать учиться в Москву. Мои родители хотят, чтобы я продолжил образование там, и я тоже согласен. Но я не могу уехать, пока не выясню один вопрос. Я хотел узнать, не хочешь ли ты поехать со мной. Еще я хотел узнать, как ты ко мне относишься. Мы никогда с тобой не разговаривали, но я знаю, что ты меня любишь, а я люблю тебя. Если ты не можешь уехать, я готов остаться с тобой. Ответь мне, пожалуйста, до обеда. Вадим».

— Ну, дура я, дура, — Ирина Павловна развела руками. — Ну, так я и сама пострадала! Она ж с ума сошла, как ты уехал! И вот только сейчас нормальной стала! Меня извела, сама извелась! Короче, конец военным действиям! Мирное сожительство! Согласен?

— Мир, — Вадим спрятал письмо, но не мог оторвать от него руку.

Только когда Таня открыла и показала жестами: «Тихо, ребенок спит!» — он отклеил ладонь. Обнял Таню. Сходил посмотрел на Дашу. Оказалось, что Таня еще не поставила чайник… Ну как же так? Мужик пришел с работы, а чайник не закипел?