Тим

Глава 11. База

И снова дорога: мерный гул двигателя, серое полотно трассы впереди, мои руки на руле, правая нога на педали газа, а лобовое стекло сплошь залеплено раздавленными букашками.

Тезка, одиннадцатилетний худенький пацан, копошился на соседнем сидении, что-то химичил с трубками, которыми я сливал бензин с других тачек. Когда он достал самодельный ножик из деревянных ножен на поясе и начал обрезать трубки, я было забеспокоился, но затем махнул рукой: Ремесленник не должен испортить мое “оборудование”.

И впрямь — не испортил, а проапгрейдил. Сделал мудреную штуку из двух трубок, втиснутых через притертую пробку в полуторалитровую баклажку. С ее помощью можно было слить бенз без риска наглотаться. Пару часов назад я и наглотался, когда заправлялся; Тимка, естественно, это заметил.

— Классно, — оценил я, когда мы остановились и опробовали эту новую приблуду. Втягиваешь воздух через трубку, а бенз стекает в баклажку, а не в твой рот. Правда, можно надышаться испарениями, но это лучше, чем хлебнуть. — Что еще умеешь?

Тимка зарумянился, замялся. Стянул перчатки и сунул их в мешочек на поясе. Пожал плечами.

— Не знаю… Я не Мастер, но кое-что умею. А что надо сделать?

Я пошарил вокруг глазами. Ничего подходящего для того, чтобы заценить способности Ремесленника, поблизости не нашлось. Мы остановились на трассе в чистом поле, далеко вдали виднелся лес и поблескивала огромная река. По синему небу плыли “многоэтажные” кучевые облака. Я заглянул в автодом, достал Расписную Биту, которая внезапно стала Оружием Палача.

— Да вот, сделай рукоять, чтобы в ладони не скользила.

Тимка оживился, вытащил из рюкзака тонкую веревку и принялся обматывать ее вокруг рукояти биты. Я сунул “высасыватель бензина” в салон, обошел машину и запрыгнул за руль. Тимка, не отвлекаясь от дела, уселся рядом. Мы поехали, а я подумал:

“Полезный пацан этот Ремесленник. Умеет строить… А не только ломать, как я”.

К вечеру слева от дороги неожиданно появилось море.

Я пропустил этот момент — много часов таращился на дорогу, глаз замылился. Тимка, который закемарил, шумно вздохнул, вытянулся на сидении, глядя куда-то налево. Я повернул голову — и обомлел.

За полосой земли до самого горизонта простиралась водная гладь. Лучи заходящего солнца разбивались на мириады искр на мелких волнах — в диапазоне от цвета расплавленного червонного золота до ослепительно-белого сияния.

— Море! — воскликнул Тимка.

А у меня перехватило дыхание. Не смог выдавить ни слова.

Вот и прибыли. Наконец-то. Долгое путешествие на юг закончено.

Было радостно и страшно. Что дальше?

И где Матерь Кира со своим выводком? Почему я ее не чувствую?

Когда дорога вплотную приблизилась к берегу, я затормозил, и мы выбрались из машины. Берег был пустынен, дул легкий ветер, воздух теплый, почти жаркий и влажный. В нескольких километрах к западу от нас среди деревьев белели дома и здания. Судя по всему, всякие пансионаты, санатории и зоны отдыха. Там берег был покатый и превращался в удобный пляж. А здесь, где мы остановились, был крутой и высокий глинистый обрыв, под которым тянулась широкая полоса каменистого берега.

Раскаленный красноватый диск солнца коснулся краешком моря и принялся в него погружаться.

— Искупаемся? — предложил я.

— Да! — восторженно завопил тезка.

Мы слезли с обрыва по размытой водой расщелине, разделись догола и, пробежав по колючим камням, нырнули в прохладную воду. Уже через несколько секунд вода показалась теплой. Легкая волна то поднимала, то опускала, тело потеряло вес, и из головы вылетели все тревоги…

— Завтра надо будет порыбачить! — сказал я, едва шевеля конечностями, чтобы держаться на плаву в соленой воде. — Крючки небось большие понадобятся!

— Не знаю! — радостно отозвался Тимка. — Я рыбачить не умею! У меня никогда не клюет. Я же не Охотник.

Я удивился:

— Охотник еще и рыбачит?

— Ну да. Охотник добывает еду. И зверя бьет, и рыбу ловит.

Я промычал что-то невразумительное, а сам подумал: не зря ли вырвал Тимку из Общины? Вдруг он не сумеет жить отдельно, даже с моей корявой помощью? Он ведь узкоспециализирован, как муравей.

Долго эта мысль не продержалась — уж слишком хорошо было бултыхаться в море, нагретом за длинный солнечный день. Будто сливаешься с ним. Рядом с морем все кажется мелочью. Море всегда меняется, но никогда не перестает быть собой.

Мы заночевали в автодоме, на двух койках в “спальном” отсеке в задней части машины. Мне было хорошо и не одиноко. Даже весело. Тимка не слишком разговорчивый, но и не немой, как Влада. Наверное, думал я засыпая, привяжусь к нему так же, как привязался к Зрячей. Любопытно, к Владе я прикипел, потому что больше никого не было рядом? Не было, так сказать, конкуренции?

Не придя ни к какому выводу, я заснул.

***

Приснилось, что я проснулся утром и увидел возле автодома припаркованные автобус и пикап. Вокруг полно народа, а среди них — Матерь Кира и Влада с Котейкой. Влада полностью поправилась и очень рада меня видеть. А я — ее.

Но потом я проснулся по-настоящему, а за окнами никого. Только море, равнина и ветер.

Настроение испортилось.

Я хмуро принялся умываться в тесной душевой кабинке. Тимка тоже проснулся и с настороженным ожиданием поглядел на меня, когда я вернулся в “спальню”. Видно, почуял мое хреновое настроение.

— Поедем вдоль берега, — заявил я после завтрака. — Я должен тут кое-кого встретить…

Поехали вдоль берега в сторону населенного пункта и через десяток километров наткнулись на обширную зону отдыха с отличным пляжем, которого сперва не было видно из-за мыса. От волн пляж защищал длинный мол из огромных камней, многие из которых умельцы прошлого разрисовали граффити, у причала было много моторных лодок.

— Ты какой-то мрачный, — наконец осторожно отметил Тимка.

— Я должен встретить здесь знакомых, но их нет.

— Каких знакомых? Если Детей Земли, то мы их почуем! А если обычных, то… — Он задумался. — Надо бы радиопередатчик сделать. Тогда можно будет посылать сигналы.

— В моем городе был один тип, — сказал я. — После конца света он регулярно по вечерам выступал по радио. Рассказывал о своих теориях по поводу Трех Волн. Ни разу не угадал… Начинал передачу всегда дурацкими словами: “Еще не сдохли, Бродяги?” — Я улыбнулся сам себе. — Слушать его было приятно. Было ощущение, что еще не все потеряно. А потом у меня сломалось радио. Я его починил через несколько дней, но этот тип исчез. Наверное, уехал.

— Или сам сдох! — радостно подхватил Тимка.

Я покосился на спутника. Вздохнул:

— Или сдох. Сейчас сдохнуть — раз высморкаться.

Повинуясь неожиданному импульсу, я включил радио и покрутил колесико. Белый шум на всех волнах. Я выключил прибор.

— Ты катался на моторной лодке? — поинтересовался Тимка.

— На море — нет.

— Давай покатаемся?

“А почему, собственно, нет?” — подумалось мне. Мы приехали на юг. Дальше ехать вроде бы некуда. Не плыть же по морю еще дальше на юг? Торопиться некуда, времени сколько хочешь — надо ждать Киру, а она еще не прибыла. Дети Земли не опасны, а Бродяг мало, и они не объединяются. Остерегаться, очевидно, некого.

Разве что Падшего и его слуг вроде Даши…

Думать о них не было желания.

— Давай! — сказал я и осторожно надавил на педаль тормоза.

Мы остановились на узкой улочке приморского поселка, дома по обе стороны были переоборудованы в магазинчики, где продавались надувные матрасы, шезлонги, полотенца, воздушные змеи, удочки, крема от загара и прочая фигня в том же духе.

Я проверил на себе привычное вооружение: два ножа — большой и маленький, пистолет в наплечной кобуре. Повесил на шею автомат. Мы заглянули в несколько магазинов, я прихватил флакон крема от загара, Тимка нашел отличный набор инструментов.

Спустились по улице круто вниз, потом по цементной лестнице на пляж с грибочками зонтов — многих из них были повалены, — перевернутыми и сломанными от зимних ветров шезлонгами и разных хламом. Несколько лодок было потоплено — под слоем прозрачной воды белели их обтекаемые корпуса. В мелкий гравий вросли гидроскутеры.

Я наклонился, зачерпнул мелкую гальку, присмотрелся. Среди камушков было много ракушек.

Тимка пробежался вдоль всего причала и нашел целый катер с запасом топлива — кажется, это был дизель. Катер даже имел название, написанное синей краской вдоль обоих бортов — “Поиск”. Кто-то, наверное, бывший хозяин, заботливо накрыл его брезентом, поэтому дожди и штормы не залили его водой. Аккумулятор, понятное дело, давно испустил дух, но мотор можно было завести вручную. Пока Тимка сосредоточенно решал эту проблему, нацепив рабочие перчатки и пользуясь новоприобретенными инструментами, я взялся снимать брезент и очищать сидения от грязи и пыли. Затем, чувствуя себя старым предусмотрительным пердуном, намазался кремом.

Ремесленник завел-таки двигатель — не с первого раза, но завел. Я вручил ему крем и уселся за руль.

Управлять судном оказалось сложнее, чем автомобилем. Катер постоянно несло куда-то не туда, а резко затормозить на воде нельзя. Все же я справился, и через несколько минут мы неслись на волнах вдоль берега.

Тимка заорал и засвистел от восторга, от скорости, волн и морского ветра, бьющего в лицо. Я тоже поддался настроению и, забыв об осторожности, вывернул прямо в открытое море.

Берег превратился в узкую пеструю полоску, прежде чем я остановился. Волна здесь была намного сильнее, катер болтался вверх-вниз, и я порадовался, что у нас нет морской болезни. Мы молчали и смотрели на бесконечное пространство вокруг, залитое солнечным светом.

Я прищурился, глядя на берег. Слева раскинулся город. Над его правой оконечностью поднималась белая струйка дыма.

Тело сразу напряглось, а пальцы потянулись к автомату, лежащему на сидении рядом. Я на секунду прикрыл глаза, вслушиваясь в собственные ощущения: нет, это не Матерь Кира. И не Дети Земли.

Это кто-то чужой.

***

Назад плыли — точнее, шли, по воде ведь ходят, а не плавают, — без криков и свиста. Мотор, казалось, гудел так, что все черноморское побережье слышит. Когда до берега оставалось совсем немного, глазастый Тимка заприметил в небе черную точку — дрон.

Итак, за нами уже наблюдали. Шустрые, однако… Кто это? Кто-то вроде Бори, который запускал дроны над электростанцией? Он еще говорил, что рощи Ушедших блокируют радиосигнал… Жаль, здесь нет рощ Полипов, нас бы не засекли…

Как только катер довольно чувствительно ударился левым бортом о бетонную набережную, обшитую, впрочем, старыми автомобильными покрышками, мы выскочили на твердую землю и бросились бегом к автодому. Дрон жужжал где-то наверху. Я надеялся, что это не боевой беспилотник, который может жахнуть нам по башке.

Добежали до автодома. К тому времени дрон куда-то пропал.

— Уедем отсюда, да? — запыхавшись, спросил Тимка. Востроносое лицо блестело от намазанного впопыхах крема.

Я заколебался. Уедем — а куда? Мы на месте, ждем Киру. Куда бежать? Зачем? От кого? Отныне здесь наша новая родина.

Долго раздумывать мне не дали. Выше по улице заурчал двигатель, и из-за поворота появился угловатый, камуфляжного цвета джип. Вроде бы “Вранглер”. Джип затормозил позади автодома, но не впритык — так, как если бы эти люди захотели ограничить нам маневр. Из джипа одновременно с разных сторон вылезли двое: высокий чугуномордый тип в военной форме без погон и прочих отличительных знаков и пухлый розовощекий парнишка, тоже в военной форме, тоже без погон, но форма эта ему явно не шла. Я про себя назвал чугунного Рико, по имени пингвина из Мадагаскара, а пухляша — Рядовым.

Кстати, Рико был вооружен автоматом “Вал”, а у Рядового на поясе висела кобура с пистолетом.

Впрочем, никто в нас не целился.

— Дмитрий, — представился Рико, сделав неловкое движение, будто хотел отдать честь. — Назовите себя, пожалуйста.

— Тим, — представился я, демонстративно положив одну руку на свой автомат. — И… э-э-э… Тим.

Рико выпучил глаза и еще пуще стал походить на придурковатого пингвина. Наверное, решил, что над ним издеваются.

— Мы тезки, — уточнил я поспешно.

Рико кивнул и отчеканил:

— Эта территория находится в зоне контроля Базы.

— Какой Базы? Военной? Какая-то организация осталась с прежнего мира?

— Наша База — последняя на Земле, судя по всему, — мрачно сообщил Рико. — Прошу вас проследовать за нами для разговора с нашим главным.

Мы с Тимкой переглянулись. Я не чуял в этих мадагаскарских пингвинах Детей Земли или Отцов Общин. Обычные Бродяги. Но кто ухитрился объединить Бродяг, которые сроду не объединялись? Сколько их на Базе? Кроме этих двух, явно есть еще.

— Скажите, — все же спросил я, — а вы обычные люди? Без сверхспособностей?

Рико заметно напрягся, хотя и пытался сохранить чугунное выражение хлеборезки.

— Мы обычные люди, — ответил он. — Но вооруженные и сплоченные. И мы заинтересованы принимать в свои ряды таких же, как мы.

Значит, произошло чудо и Бродяги скооперировались. Итак, что делать? Попробовать уйти мирно? Отпустят ли? Не начинать же перестрелку — этих двоих могут прикрывать свои поблизости. Поможет ли в этой стычке моя заколдованная Расписная Бита? Или она только на Падшего должна подействовать?

— А вы? — в свою очередь полюбопытствовал Рико-Дмитрий. — Обычные?

Я недолго раздумывал с ответом. Вроде бы понятно, что представляют из себя эти двое с неведомой Базы, раз так напрягаются при вопросе о сверхъестественных способностях. Мне выпало пообщаться с одним таким человеком, который ненавидит тех, кто не похож на него. При воспоминании о Яне у меня начинало болеть горло…

— Да, — твердо ответил я. — Простые Бродяги.

— Бродяги? — удивился Рико невесть от чего.

— Ну, те, кто выжил после Дня Икс. И при этом не обрел всякую паранормальщину.

Вдруг Рико расслабился, даже заулыбался — хотя впечатление было такое, словно заулыбался сливной бачок в туалете.

— Хорошо… Отлично. Бродягам наши двери всегда открыты. Приглашаем вас в гости.

— Мы пленники? — все же решил я уточнить. — Если мы откажемся, вы будете нас принуждать?

— Нет, ни в коем случае. Но в таком случае мы попросим вас покинуть нашу территорию. Мы ведь не знаем, кто вы такие и чего хотите.

— Ладно. Показывайте дорогу. Мы поедем за вами.

Никаких претензий по поводу моего предложения — дескать, вы поедете на нашей машине, а не на своей — не возникло. Рико и Рядовой, который ни разу не открыл рта, а только мялся и неловко улыбался, сели в машину, развернулись. Я запрыгнул за руль, Тимка — на свое место.

Минут пятнадцать мы лавировали по тесным улочкам южного городка вслед за внедорожником. Наконец дорога уперлась в мощные стальные противотаранные ворота, расположенные углом, с колючей проволокой наверху. Судя по грубо забитым в асфальт бетонным столбам, ворота установили здесь недавно. Высокую ограду — повыше, чем в противочумной станции — соорудили из разномастных цементных и металлических фрагментов.

Рико вылез из машины, поговорил с кем-то по другую сторону ворот. Ворота открылись, и мы с Тимкой увидели двух охранников в форме.

Мда, действительно военная база! И уже четыре Бродяги!

Вслед за джипом мы медленно проехали на территории Базы под пристальными взглядами охранников. И тут выяснилось, что “территория” раньше принадлежала зоне отдыха, так называемому “ресорту” — это слово было кое-где написано.

Удобные и аккуратные домишки с открытыми верандами, пустые бассейны, лежаки, чудом выжившие цветники и тенистые аллеи.

Территория довольно обширная, тянущаяся до самого моря, и вся огороженная высоким самодельным забором, который ужасно портил пейзаж. Рядом с воротами торчала сторожевая вышка, на которой маячила человеческая фигура. Вероятно, этот впередсмотрящий и спалил нас на море, а потом запустил дрон.

У каждого домика выстроились темные и блестящие прямоугольные модули солнечных батарей. Что ж, здесь юг, солнца много, глупо не воспользоваться дармовой энергией…

Итак, сколько тут человек?

Рико, Рядовой, два охранника, тип на вышке — уже пятеро. Есть еще их главный. Вряд ли он — один из охранников.

Кем бы ни был главный, человек это определенно экстраординарный, раз сумел собрать и дисциплинировать столько мужиков в одном месте.

Едва я подумал, что тут одни мужики, как из одного домика вразвалку вышла бабулька в переднике и с ведром. Мельком глянула на наш автодом и потопала к механической колонке, которую явно забили недавно.

Джип впереди остановился, и я выключил двигатель.

— А если нас не выпустят? — шепотом спросил Тимка.

— Выпустят, — сказал я как можно уверенней. — Не похожи они на психов.

— А если они узнают, что мы не обычные Бродяги? — не отставал шкет.

— Не узнают, если болтать не будешь, — раздраженно буркнул я, и Тимка замолк.

Мы выбрались из машины. Я огляделся внимательнее. Домики, выстроившиеся вдоль длинного двора с бассейнами, все были разного цвета. Наш автодом был припаркован возле розового, без признаков жизни. Были еще синие, голубые, лазоревые, красные и желтые. Из окна желтого, откуда вышла бабка с ведром, торчала коленчатая труба буржуйки; из этой трубы вырывался белый дым, который мы заметили с моря. Кухня это у них, что ли?

Между этим домом и соседним, лазоревым, была аллея, ведущая на широкую площадку — кажется, бывшее футбольное поле. За полем земля уходила вниз, к пляжу. Но на пляж я не смотрел, внимание приковало то, что стояло на поле. Пара громоздких бронетранспортеров, штук пять бронеавтомобилей, еще что-то большое было накрыто брезентом. Что там? Реактивная система залпового огня?

Это с кем они воевать собрались?

Двое парней, в шортах и майках, копошились возле всего этого вооружения.

Вот тебе и новости!

Да это же настоящая военная база, переделанная из санатория! С такими пушками можно завоевать весь оставшийся мир. И откуда они понатаскали столько барахла?

Рико невнятно забормотал в рацию. Рацию зашипела в ответ.

— Придется оставить оружие.

Я разоружился полностью, ожидая, что меня начнут шмонать, но ничего подобного не произошло. Тимка отцепил от пояса свой крохотный самодельный ножик, лезвие которого, впрочем, было сделано из закаленной стали.

Рико показал на лазоревый домик, и мы пошли туда.

У входа нас встретил вышедший из домика человек — крепко сбитый, практически квадратный, с бородкой, в камуфляжных штанах и совершенно несерьезной гавайке. На военного он похож не был — причем вовсе не из-за аляпистой рубашки.

— Еще не сдохли, Бродяги? — рявкнул он.

У меня отвалилась челюсть.

***

— Вы — тот самый радиолюбитель? Вы вели передачу после Дня Икс три месяца!

Мужик самодовольно улыбнулся.

— Меня зовут Антон, и да, я — радиолюбитель. Значит, мы с одного города? Три месяца я только у себя дома выступал.

Я взволнованно сказал:

— От вас я узнал о Трех Волнах… В смысле, о том, что Волны называются Волнами… И Буйных называю Буйными, потому что вы их так прозвали… И Ушедших под Дьявольскую Музыку…

— И Оборотней, ага, — подхватил Антон.

— Я думал, что вы уехали. Или сдо… то есть умерли.

— Я уехал. Потом вел передачи по две-три недели в каждом крупном населенном пункте по пути сюда. Собирал Бродяг. Вот, собрал пару десятков и осел в этом благословенном месте.

Пару десятков? Надо же!

Понятно теперь, почему Рико расслабился при упоминании Бродяг. Это у них профессиональный жаргон; кто им владеет, тот входит в общество “своих”.

— Вы собирали Бродяг? А почему не сказали об этом в нашем городе?

Антон удивился:

— Как не сказал? Сказал. Может, ты пропустил передачи? Я об этом несколько вечеров подряд трезвонил перед своим уходом. И это… давай на ты, а? Меня напрягает это “выканье”.

— У меня радио сломалось, — сказал я. — Наверное, поэтому я и пропустил эту ва… твою передачу.

— Тогда ясно. Заходите, поговорим.

Встреча с этим человеком, которого я лично никогда не знал, но слушал его веселые передачи после конца света, сильно подняла настроение. Я уже не думал, что мы в плену. Я будто старого доброго друга встретил…

Вместе с Тимкой мы прошли за Антоном в прохладную гостиную с высокими, от пола до потолка, окнами. В гостиной было уютно и светло. В середине стоял Г-образный диван, перед ним — два журнальных столика и два кресла. У стены напротив окна на длинном столе были полуразобранные колонки, радио, микрофон и аккумулятор.

Антон показал нам на диван, а сам бухнулся в одно из кресел.

— Расскажите о себе, — сказал он.

И я рассказал, как поехал на юг и по дороге встретил Тимку. С тех пор мы вдвоем. С другими Бродягами подружиться не получилось. Планируем здесь обосноваться.

В подробности своего полного приключений путешествия я не вдавался. Ни слова не сказал и об Общинах, своей роли Палача, Падшем и Праотцах.

Антон внимательно выслушал, не перебивая. Когда я закруглился, а это случилось очень быстро, сказал, показав на мое лицо:

— Вижу, не так уж гладко ехал. Шрамы.

— Всякое было, — не стал я отпираться.

— С кем?

— С другими Бродягами.

— А Мурашей… то есть паранормов встречал? Тех, кто в общинах живут и на касты делятся?

Мы с Тимкой переглянулись.

— С ними проблем не было. Только с Бродягами.

Антон задумался, почесал бородку.

— Да, Бродяги — они такие… Точнее, мы такие. Плохо работаем в команде. Каждый тянет одеяло на себя, у каждого свои наполеоновские планы, свое ви́дение мире и своя философия. Все же мне удалось наскрести команду с более-менее похожими целями по жизни. С помощью радиопередач сплотил людей. Оказалось, многие время от времени включали радио в тачках, надеялись хоть что-нибудь услышать. Многие не ужились в нашей компании, ушли. Но в тех, кто остался, я уверен. Дело мы сделаем.

— Какое дело?

Антон искренне удивился:

— Как какое? Восстановление цивилизации, конечно!

Он выпрямился в кресле, замахал руками, как политик за трибуной на заседании.

— Для начала наберем большую хорошую команду. Начало уже положено. Потом связь надо восстановить по всей стране и за ее пределами, по всему миру. Уверен, есть и другие коллективы помимо нашего, но мы друг о друге просто-напросто не знаем. Я всюду, где побывал, оставил надписи на зданиях, билбордах, на асфальте краской, что еду на море и буду здесь создавать коллектив.

О как, подумал я. Ни разу не встретились эти его надписи. Не повезло. Хотя какая разница? Все равно я здесь. Получается, мы проделали один и тот же путь, только он времени зря не терял, тянул за собой Бродяг, консолидировал их, а я занимался всякой фигней. В основном, убийствами…

Интересно, он в курсе всей этой байды с Праотцами? Про Общины он знает…

Между тем Антон продолжал вещать голосом политика с трибуны:

— Команда у нас хорошая, есть военные, спецы по технике, ученый-биолог, врач. Оставайтесь, нам лишние руки и головы не помешают.

— Ученый? — оживился я. — Биолог?

— Ага. Георгий Маркович. Изучает Три Волны. А что?

— У меня есть лабораторный журнал… — начал я и рассказал об Ирине Леоновне и ее работе.

— Круто. Отдай журнал Марковичу, он у нас умный. Знаешь, Тим, я не слишком заинтересован сейчас в том, что случилось. Раньше был. Сейчас — не особо. Вирус это или не вирус — какая разница? Надо смотреть в будущее. И трезво оценивать настоящее. А в настоящем мы видим, что часть человечества пошла по какой-то кривой дорожке. Все эти Матушки да Батюшки, и прочие ребятишки… Я их называю Мурашами. Они как в муравейнике живут. Не уверен, что там, куда ведет их эволюция, будет шибко хорошо. Люди — существа свободные, а не мураши, раскиданные по кастам, во главе с самой главной Маткой.

Я осторожно сказал:

— У них вроде нет самой главной Матки.

— Если ты не встречал, это не значит, что нет, — отмахнулся Антон. — У них четкая иерархия, и это фактейший факт. Причем иерархия неестественная. Если ты в обычном человеческом обществе, допустим, инженер, то это не значит, что не сможешь переделаться во врача. А у них это в принципе невозможно. Родился Пахарем, Пахарем и помрешь. Никогда не станешь начальником — теми же Матушками.

Я не удержался, быстро зыркнул на Тимку. Пацан сидел молча, слушал. Ремесленнику никогда не стать Балагуром, получается? Или даже Мастером?

Если Антон прав, то все это хреново. А еще выходит, что у всех Общин должен быть один руководитель. Самый главный Праотец. Кирилл-Вадхак об этом не упоминал. Но он многое мне не открыл, прикрываясь потерей памяти… А что если никакой реинкарнационной амнезии у него нет?

Все же я возразил:

— Мы не знаем, куда ведет их эволюция. Может быть, новый мир будет лучше старого?

Антон закатил глаза и фыркнул.

— Почему все ругают старый мир? А потому же, почему в девяностые ругали Совок, а при Совке — Царскую Россию. При Романовых — Смуту, при Смуте — Ивана Грозного и так далее, ад инфинитум. До бесконечности. Это результат работы пропаганды. Даже сейчас, когда во всем мире остались считанные нормальные люди, и то по привычке плюются на прошлое. А заодно утешают себя, что виноград зеленый. Слыхал такую басню? Лиса не смогла достать виноград и сказала, что он-де все равно зеленый и неспелый. Старый мир для нас, как виноград для крыловской лисицы. Кстати, в фильмах последних лет Римская империя тоже показывалась, как обитель порока и разврата. Что там все друг с другом как попало сношались…

Антон глянул на Тимку и закашлялся.

— А этого вовсе и не было, — продолжил он. — Повального греха то есть. Это церковь опорочила античность с его многобожием. В умах людей закрепилась максима: язычество — значит, разврат. Содом и Гоморра. Пропаганда мажет грязью не только прошлое, но и врагов системы, будь то церковь или государство. Или и то, и другое в одном флаконе. У нас в стране, помню, столько анекдотов ходило про жителей крайнего севера, с которыми славные покорители тайги и тундры в свое время жестоко воевали! И про южан, с которыми тоже были рамсы. Анекдоты, частушки… И вот в уме нашего человека закрепился образ северян, южан и прочих “врагов” как тупых, смешных и придурковатых недолюдей.

Радиолюбитель вздохнул.

— Это все манипуляция сознанием, Тим. Старый мир был не плох, а очень даже хорош. И мы должны его попытаться возродить, а не идти на поводу у Мурашей, которые сами не знают, куда идут.

— А… что вы собираетесь делать с Мурашами? В будущем?

— Надо их изучить как следует для начала. Узнать, кто они вообще такие в конце концов. И изучать надо всю Общину целиком, а не отдельных Мурашиков. Община у них — единый организм. Рой, улей или термитник. Отдельные мураши нам не нужны, нужен муравейник.

У меня вдоль хребта пробежала струйка холода. Тимка рядом напрягся.

— И с Матушкой бы поговорить, — добавил Антон, не заметив нашей реакции. — Нам пока не удавалось найти Общину поблизости — они быстро мигрируют, а мы были заняты обустройством Базы. Но в будущем, если окажется, что общины не опасны, глядишь, подружимся с ними и будем жить мирно и дружно. Словом, будет шанс изучить общину — изучим. Сначала надо научиться защищать себя. Ты, наверное, видал, что мы кое-какую военную технику сюда приволокли и привели в порядок. Дмитрий здорово помог, он раньше был старшим офицером, бывал в горячих точках. Хотели поначалу расположиться на военно-морской базе тут недалеко, но там столько Буйных — ты не поверишь! Ужас. Из-за них до сих пор не добыли себе, к примеру, оперативно-тактический ракетный комплекс и реактивную систему залпового огня. И корабли бы еще заиметь… Зато гаубиц хватает. И место здесь приятнее.

— С кем вы воевать хотите?

— Повезет, ни с кем воевать не придется. А не повезет — будем готовы на все сто. Бродяги — те, которые совсем асоциальны, — рано или поздно будут сбиваться в дикие стаи, вооружаться. Еда-то кончается! Начнутся грабежи и завоевательные походы. Вот ты весь в шрамах — значит, знаешь, на что способны люди. И от Мурашей не знаешь, чего ожидать. В любом случае, надо уметь защищаться.

Я кивнул. Не поспоришь.

Зашипела рация, Антон выхватил ее из накладного кармана на своих штанах. Выслушал сообщение, коротко и односложно ответил. Затем обратился к нам с Тимкой:

— Идите пока что к Георгию Марковичу. Отдайте журнал. Лаборатория в желтом домике. Вы — гости, можете оставаться, сколько захотите. Розовый домик у нас гостевой, там сейчас никого. Располагайтесь. Решите стать частью Базы, выдадим вам жилье постоянное. И работу найдем.

***

— Что будем делать? — тихонько спросил меня Тимка, когда мы вышли из дома Антона.

— Погостим здесь немного, пока Матерь Кира не появится, — прошептал я в ответ. — Нас же считают гостями и насильно не держат. Кира приедет, и мы уедем отсюда.

Если Антон нас не обманул и мы все-таки не пленники, подумал я мрачно. Антон — мужик ушлый, от такого можно ждать чего угодно.

— Про нас рассказывать не будем?

Я покосился на Тимку. “Про нас”… Так-то я тоже “мураш” в понимании обитателей Базы. Мураш-палач. Смешно.

— Естественно, не будем!

— У них оружия столько! — сказал Тимка. — А если пальнут по нашим?

— Предупредим Киру. И сделаем так, чтобы Община не приближалась близко к Базе. А потом надо будет думать, что делать и как поступить. Когда у соседа оружие чуть ли не из задницы торчит, спокойно не поживешь, мирным хозяйством не позанимаешься…

Тимка прыснул и замолк.

А я подумал, что Антон все-таки не знает про Падшего. Поможет ли обычное оружие против такого противника? На что вообще способен Падший?

Я заглянул в автодом, вытащил журнал. Наше оружие лежало на том месте, куда я его сложил, — на сидении у столика. Хороший знак.

Мы отправились к желтому домику. Оттуда уже вышел тип лет сорока или чуть старше. Невысокий, упитанный, с пузиком. Квадратное мягкое лицо, кудрявые короткие волосы с сединой и такая же бородка. Рассеянный взгляд прищуренных глаз в окружении мелких морщинок. Он совал в карман белого халата рацию, по которой только что беседовал. Видно, Антон успел сообщить о нас.

Мы поздоровались, и я вручил ему журнал. Георгий Маркович полистал его тут же, на улице.

— Вирус? — сказал он. — Это не вирус. Это генетически детерминированное явление в масштабах всего человечества… Но тут есть прелюбопытные выводы о микрофлоре организма Буйных… Полагаю, это будет полезно.

— Какие исследования вы проводите? — спросил я.

Глаза ученого забегали на секунду.

— Антон сказал, что вы гости и вам можно доверять… Проходите в лабораторию, я покажу вам свою текущую работу.

Мы прошли.

Внимание сразу привлекли решетки на окнах и в дверях, приделанные недавно. В санаторном домике решетки выглядели жутко неуместно. Мы вошли в короткий коридорчик, из которого в помещения вели четыре двери. Все зарешеченные.

Мы с Тимкой с любопытством заглянули в ближайшую комнату. Она была почти пустой, без мебели. Лишь в центре находился широкий каменный горшок, а в нем росло дерево, но не простое, а Полип. Он имел темный, почти бурый ствол, и в его фактуре сложно было увидеть части человеческих тел. Листья были шире, чем те, которые я видел у станции; их покрывали “стрекозиные глазки”. Ветки подрагивали сами собой, но не так энергично, как возле станции.

Ушедшие становились все больше похожими на настоящие деревья…

К стволу крепились датчики с проводками. Проводки сливались в толстый провод, который уходил куда-то в сторону.

— Вот здесь… хм… Ушедший, — пояснил Георгий Маркович то, что и так было ясно. — Мы его выкопали из рощи к северу… Поразительное дело: Ушедшие излучают что-то, что глушит радиосигналы в определенном диапазоне… Вся эта новая биота будто бы враждебна технологиям. Нас будто сознательно хотят отбросить в первобытные времена.

Хотят, подумал я. И уже отбросили…

Маркович тем временем оживился. Похоже, не часто у него появляются слушатели.

Мы перешли к другой зарешеченной двери. Оно было совсем пустым. Но кое-что странное здесь имелось.

Стена напротив двери вместе с обоями в цветочек выпятилась огромным бугорчатым наростом и — я заморгал — едва заметно пульсировала!

— Это что такое?

— Оборотень, — спокойно сказал Георгий Маркович.

Я аж подпрыгнул.

— Что?

Ученый кивнул, довольный моей реакцией.

— Полагаю, они перешли в стадию цисты. В режим ожидания, иными словами. Они ждут чего-то, организм функционирует на грани. Они и не живут по сути, но и умереть не могут…

У меня зашумело в ушах, и стало дурно. Мои родители тоже не живут, но и умереть не могут? Они тоже приклеились к стенам нашей квартиры и слились с обоями?

Георгий Маркович, не замечая моего состояния, разглагольствовал:

— Когда мы сюда приехали, здесь жили два Оборотня. К нашему приезду они уже потеряли возможность перекидываться днем в настоящих людей. Круглые сутки пребывали в одном состоянии, боялись света. Одного мы выволокли из помещения, чтобы посмотреть, что получиться. А он просто умер, превратился в мумию, которая рассыпалась в прах. Но до этого он ужасно кричал. Видимо, для Оборотня выйти из помещения равнозначно сильнейшему болевому эффекту.

Я посмотрел на короткую шею Георгия Марковича, который чуть ли не с восторгом рассказывал об экспериментах над Оборотнями. Воткнуть бы под кадык финку! Вот так, одним плавным и быстрым движением!

Но нет, это будет неправильно. И речь не о том, что нас с Тимкой схватят. Георгий Маркович вовсе не изверг, и движет им не злоба, а научное любопытство. Вера ученых в познаваемость мира, как сказала бы Ирина Леоновна.

Но все же между супругами с противочумной станции и этим типом чувствовалась разница… Хотя не исключено, что и нет никакой разницы. Супруги ведь тоже пытали Буйного в клетке…

— А второй, — вещал Георгий Маркович, не подозревая, что его самого жаждут завалить, — прилепился к стенке и покрылся этой мимикрирующей коростой. Точнее, цистой. Микроорганизмы используют этот механизм, чтобы пережить трудные времена.

Я знал, чего ждут Оборотни. Прихода Падшего, чтобы стать его Жрецами.

— Я пытался его вскрыть скальпелем. Но он быстро заживляет рану, ткань похожа на волокнистое растение… Поскольку он может погибнуть от моих манипуляций, а других Оборотней в нашем распоряжении сейчас нет, я не рискнул продолжить вскрытие. Нам бы еще Оборотней! И Буйных, и Мурашей!

Я закусил губу и бросил взгляд на Тимку. Тот слегка побелел.

Больше в “лаборатории” ничего особенного не было. Мы вышли на свежий воздух и перевели дух. Возле нашего автодома прогуливался пухляш Рядовой с каким-то подозрительно напряженным выражением лица. При виде нас развернулся и быстро ушел. Я проводил его взглядом, залез в машину и наскоро осмотрел пожитки. Все на месте, в том числе оружие.

Странно. Может, у Рядового всегда такая рожа, а у меня паранойя?

Когда мы отправились в розовый домик, выделенный специально для гостей Базы, Тимка сказал:

— Тим, я хочу уехать отсюда…

— Я тоже, — проворчал я. — Ты же видал, как этот потрошитель кайфует от своих экспериментов? Сегодня над Ушедшими и Оборотнями измывается, завтра — над любым, у кого хоть малейшая телепатия обнаружится. Надо потихоньку сваливать. Предупредим Общину Матери Анфисы… и Матери Киры. Антон вроде говорит о дружбе и жвачке, но говорит он как политик, а политики в прежнем мире всегда говорили всё наоборот. Если бы политик сказал, что не нападет на Общину, сто процентов напал бы.

— И они нападут на наших? — уточнил Тимка, широко раскрыв глаза.

Все-таки судьба Общины, которую он с такой легкостью покинул, ему небезразлична, подумалось мне.

— Рано или поздно — да. Не зря у них столько военной техники. Завтра с утра уедем.

— А нас выпустят?

— Антон сказал, что мы гости. Не пленники.

— Но он же политик!

— Мда… — Я почесал затылок. — Придется рискнуть… У них есть дрон, машины… наблюдательная вышка в конце концов. Попытаемся бежать — спалимся по-полной. И догонят нас быстро, если мы вообще сумеем перебраться за забор. А так честно скажем, что хотим объехать побережье, оглядеться.

Сам подумал: если предупредим Общину, это будет означать, что я сделал окончательный выбор в пользу “мурашей”, а не обычных людей. Правильно ли это?

Возможно, тридцать тысяч лет назад человечество победило всех других “хомо” не просто так? Многие из них, как я слышал, обладали магическими способностями.

Ну и что? — возразил я сам себе. К чему это привело? К экологической катастрофе и бесконечным бессмысленным войнам? Не пора ли развить другую линию эволюции? Пусть в ней будут касты, вдруг так лучше?

Ярко вспомнились горящие глаза Георгия Марковича. Нет, не смогу я быть на стороне таких, как он. Мои родители стали Оборотнями, и это определяет мой выбор. Не говоря уже о том, что меня угораздило стать Палачом.

***

Утром после завтрака консервами и рыбными котлетами с пресными лепешками, которые пекла местная повариха, мы с Тимкой, демонстративно никуда не спеша, помыли автодом, очистили лобовое стекло от трупов тысяч мошек и жуков, после чего я пошел к домику Антона.

Радиолюбитель на веранде разговаривал с Рико. При виде меня оба умолкли. Я поздоровался и осторожно сказал, что хотел бы с Тимкой покататься вдоль побережья. Раньше мы и моря-то толком не видали…

Антон рассмеялся:

— А чего отпрашиваться-то? Езжайте, куда вам надо. Двери открыты. Бродяга Бродяге должен быть братом и другом.

— А, ну ладно, — слегка растерялся я.

Повернулся и пошел к машине, где ждал меня Тимка.

— Тим! — окликнул Антон, и я остановился, напряженный. Оглянулся вопросительно. Неужели он что-то заподозрил? — Вы на сколько дней примерно уезжаете?

— Да на недельку максимум.

Антон кивнул с улыбкой.

— Отлично. Берегите себя.

Я пробормотал:

— Спасибо…

Мужики потеряли ко мне интерес, а я поскорей заскочил в кабину; Тимка уже сидел на своем месте. Я завел двигатель и с трудом развернулся. Ворота охранники уже открывали — видимо, их предупредили по рации.

Пока мы ехали узкими неровными улочками, напряжение не проходило. Каждую секунду я смотрел в зеркало заднего вида. В нем над деревьями маячила сторожевая вышка. Дрон за нами вроде не следовал.

Когда выехали в чистое поле, а вышка затерялась где-то вдали, я ударил по газам.

— Тимка, проверь канистры с бензом! — велел я.

Тезка без лишних разговоров развернулся в кресле, скользнул назад. Через минуту вернулся.

— Две канистры полные, одна наполовину пустая.

— Или наполовину полная… — пробормотал я.

Все было на месте. Неужели я зря подозреваю Антона и он мне реально доверяет?

Весь день мы гнали назад, прочь от моря и Базы. Слежки и погони не было заметно. Но я все же не сбавлял скорость, да и перекусывали мы чуть ли не на ходу.

Поздним вечером впереди показались знакомые широкая река и лес. Солнце скрывалось за лесом, небо над ним было кровавым, изрезанным тонкими полосами облаков, а лес выпирал из темной земли чернильной изрезанной глыбой. У реки над лесом поднимался дымок — Община была на месте.

Я сбавил скорость и глянул в зеркало. Померещился крохотный огонек далеко вдали, чуть ли не на горизонте. Я остановился довольно резко, выскочил из машины, уставился назад. Задница после целого дня езды окаменела, спина ныла. Дул легкий теплый ветерок, было очень тихо, только где-то вдали стрекотали сверчки. Нет, никого и ничего, никакого преследования. Показалось.

Размяв руки-ноги-спину, я вернулся за руль. Тимка ничего не спросил, сидел молча. Вероятно, понимал, что я на нервах.

Когда я немного успокоился, накатило ощущение близости Матери и Общины.

— Чуешь? — спросил я Тимку.

Тот кивнул, поняв, о чем речь, без уточнений.

Я свернул с трассы на колею в лесу. Фары освещали узкий проход в лесной чаще.

Впереди поблескивал свет костра.

Мы выскочили из машины. Навстречу уже спешила Анфиса — почуяла нас так же, как мы ее.

— Что такое? — услышали мы знакомый певучий голос. — Никак вернуться решили?

Я торопливо объяснил ситуацию, рассказал про Базу, забитую вооружением.

— Вам надо откочевать отсюда подальше. Рано или поздно они сюда явятся!

Анфиса вытаращила жгучие глаза, но вскоре ее лицо разгладилось. Она улыбнулась.

— Успокойся, милый. Пойдем, покушаете… А то вы весь день в пути.

Ее спокойствие передалось мне, и, хотя тревога оставалась, я послушно пошел за ней. Тимка не отходил от меня ни на шаг — ему было не по себе в этом месте, которое он как бы бросил совсем недавно.

Дети Земли были на месте, занимались кто чем. Мне улыбнулся Отец Даниил. Балагур Наталья поздоровалась, но как-то смущенно, и поспешила отойти.

Судя по всему, Община уже поужинала, но по незаметному знаку Матери детишки с Отцом шустро принялись накрывать на двоих.

— Что случилось? — спросила Матерь, жестом приглашая нас с Тимкой садиться.

— Они хотят делать на вас опыты… — начал я.

Поймал любопытный взгляд Лозоходца Сергея и кивком предложил Матери отойти. Втроем — Тимка словно прилепился ко мне — мы ушли к берегу реки, над которой вовсю сгущались сумерки.

— Бродяги… те, кто остался после Дня Икс, но не стал, как вы… как мы… они организовались, у них есть лидер. Насобирали оружия столько, что хоть сейчас на войну. Хотят восстановить прежнюю цивилизацию.

— Мы не мешаем им восстанавливать прежнюю цивилизацию, — перебила Матерь.

— Ага, — ядовито сказал я. — Большинство завоеванных стран тоже не мешали завоевателям.

Анфиса откинула гриву черных волос широким движением.

— Ну, не знаю…

Она еще что-то намеревалась добавить, но в этот миг в небе вспыхнул яркий свет, оглушительно засвистело и завыло, и мир взорвался. Я успел увидеть огненное облако в стороне леса, потом могучая волна оторвала меня от земли, я полетел куда-то, ударился об упругое и мокрое, и вот я под водой. На полном автопилоте, полуоглушенный, я выплыл на поверхность. Повезло: я поплыл к берегу — а может, инстинктивно меня потянуло на свет, там горел лес. На карачках выбрался на берег, кашляя и не слыша собственный кашель. В ушах будто пробки застряли, ни фига не слышно. Я тряс головой, в которой шумело, пытаясь вытряхнуть воду, но слух не возвращался — меня контузило.

В десяти метрах от воды на берегу, освещенный красным светом пожара, лежал Сергей-Лозоходец, у него была оторвана рука. Она лежала поодаль. Мальчишка смотрел широко открытыми глазами на небо и дергался, словно его било током.

Происходило что-то безумное.

Я поднял руки и посмотрел на них — они были в крови. Откуда кровь?

Повернулся к реке, плохо соображая, с гудящей головой, оглохший. Матерь выбиралась из воды, поддерживая Тимку. Ремесленник был жив и цел, просто здорово потрясен. Анфиса что-то кричала, ее рот раскрывался, но я слышал как сквозь вату.

По губам различил:

“Живой?!”

Да, живой.

К свету пожара присоединился свет фар военного джипа, который ехал по той же заросшей дороге, по которой прибыл и я. Угловатое уродливое чудовище с горящими глазами подползало к нам… Меня озарило: они следовали за нами на большом расстоянии, а сейчас пальнули из базуки ракетой, чтобы не рисковать… Как похоже на Антона, такого продуманного и расчетливого, ухитрившегося консолидировать Бродяг…

Но как они не боялись потерять нас? Я постоянно смотрел назад и ничего не видел. Значит, они следовали за нами на очень большой дистанции. На такой дистанции я мог бы свернуть куда-нибудь, и поминай как звали.

Не понимая, что делаю, я пошел к автодому, открыл дверь, достал Расписную Биту с аккуратно обвязанной веревкой рукоятью. Не автомат, а именно Биту — Оружие Палача. Повернулся и шагнул навстречу бронированной машине. Свет фар ослеплял. Что я собирался делать? Отлупить этих вооруженных психов деревяшкой?

Фары погасли, обе двери бронеавтомобиля одновременно открылись, из салона вылезли Антон и Рико. Антон улыбался — в свете пожара улыбка казалось хищной, зловещей. Он держал в руке трубу — переносной зенитно-ракетный комплекс. Коротко ПЗРК. Я видел такой по телеку до Первой Волны.

Антон что-то говорил, улыбаясь и обращаясь ко мне. Достал из ножен на ремне нож выживания, потрогал большим пальцем кончик рукояти.

Я вынул финку и, зажав биту подмышкой, отвинтил колпачок. Понял, на что Антон намекает. К крышечке был приклеена крохотная пластиковая коробочка с проводками. Ее тут оставил Рядовой, который залез в автодом, пока мы были в лаборатории.

Так они нас и выследили. Знали заранее, что я приведу их к Общине, догадались, что я не совсем Бродяга… Но не знали, на что способна Матерь. Да и остальные детишки тоже… Поэтому выстрелили из ПЗРК, причем не на сигнал жучка в моем ноже, а чуть в сторону, чтобы не убить, а деморализовать.

Впрочем, это не касалось Лозоходца и, возможно, других детишек, которым не повезло находиться возле воды, куда бы их зашвырнуло взрывной водой.

После взрыва Антон сотоварищи могут без помех схватить Детей Земли для экспериментов. Георгий Маркович будет доволен.

Правда, Сергей им уже не достанется. Так что еще неизвестно, кому повезло.

Я сглотнул, и до меня откуда-то далеко-далеко стал доноситься веселый голос:

— …Ты же свой, Бродяга! Зачем тебе эти уродцы-мутанты? Пойдем с нами, я тебе всё прощу!

Я замахнулся битой. Голова кружилась так, что мне стоило больших усилий не повалиться куда-то в траву. Антон слегка отступил, и я промазал. Радиолюбитель перестал улыбаться.

— Эй, ты чего? — как через плотное одеяло услышал я.

Рико очутился рядом со мной, взмахнул рукой. Перед глазами вспыхнуло, и я повалился на землю.

— Он такой же, как они, — прорычал Рико. — Завалить его надо.

Долгая пауза. Я пытался подняться, но это никак не удавалось. Я был как перевернутый на спину жук.

— Да и хрен с ним, — наконец отозвался Антон.

Я сфокусировал зрение на Рико, который вскинул “Вал” и прицелился в меня. В выражении его грубого лица не было ни капли жалости. Настоящий палач… Как и я.

Я закрыл глаза. Смотреть было больше не на что. Не хотелось умирать, глядя на эту чугунную морду. При этом почему-то я чуял Матерь Киру — только сейчас это дошло. Очень сильное, немного тревожное ощущение. Или мне это кажется после взрыва и удара в челюсть? Может, у меня мозги потекли? Что же, это хорошо. Все лучше, чем смотреть на Рико-Дмитрия.

Пришло мое время умирать.

И тут послышался совершенно отчетливый, ясный и холодный голос; он звучал так, словно включили тщательно очищенную запись в комнате со звуковой изоляцией.

— Я умирал бесчисленное количество раз в бесчисленные эпохи и знаю точно: нет ничего вечного — ни в жизни, ни в смерти. А тебе, мой заклятый друг Палач, еще не время уходить. У нас с тобой должен быть долгий разговор…

Я открыл глаза.

Было темно. Огонь погас, будто и не было пожара. Меня окружала тьма… Нет, не только меня — Антона и Рико тоже. Я видел их отчетливо, несмотря на окружающую темноту. Они озирались в страхе, и Рико больше не целился в меня.

— Эй, че это такое? — сказал Антон. Вот его голос я слышал по-прежнему неважно.

Надо мной возвышалась двухметровая фигура в белом саване, в кровавой острой короне.

Рико вздрогнул и попытался выстрелить в фигуру, но оружие дало осечку, потом еще одну. И еще одну. Рико жал на спусковой крючок, но автомат не желал стрелять.

Падший равнодушно приказал:

— На колени!

Антон и Рико в ту же секунду рухнули на колени, словно их кто-то ударил сзади под ноги. Лица вытянулись от страха.

— Умрите! — последовал новый приказ.

И они умерли. В корчах, в конвульсиях, разевая рты, но не издавая ни звука. Или я снова оглох? Потом они затихли. Из носа, рта и глаз у обоих стекала кровь, а штаны между ног промокли — они обоссались…

Было тихо и темно. Но я видел Падшего, стоящего надо мной. Он молча смотрел на меня, хотя под саваном я не видел ни глаз, ни лица. Я чувствовал его пристальный взгляд. И, кажется, в нем не было ни капли ненависти и злобы.

Я с трудом поднялся. Тело онемело, голова кружилась, но не слишком сильно. Встал перед Падшим, как маленький хоббит перед Сауроном. И тогда Падший шагнул мне навстречу, при этом каким-то необъяснимым образом опускаясь вниз. Он будто стоял на постаменте, а сейчас спускался ко мне. Но постамента не было. А Падший уменьшался в размерах.

Мне это мерещится? Это глюки от контузии? Что если я лежу без сознания и брежу?

Да, скорее всего, это бред… предсмертные видения. Наверняка меня разорвало, и я дергаюсь в агонии, как Лозоходец.

Корона растворилась, и оказалось, что Падший совсем не высокий.

— С тех пор, как Меня призвали во всем Моем величии, Я мог бы убить тебя множество раз, Палач, — сказал он. — Но Я не стал этого делать. Я устал сражаться с тобой в веках. Ты снова восстанешь в новом теле и с новой душой, а я восстану в новом теле со старой… Сейчас и здесь я хочу договориться с тобой — раз и навсегда.

— Договориться? — прошептал я. — Договор с дьяволом…

— Кто сказал тебе, что Я — дьявол? Я принес людям свет свободы.

— Я должен тебя казнить… на Спиральном Кургане…

— Ты ничего не должен.

— Из-за тебя столько людей погибло зря… Они должны быть не Буйные, а Мирные…

— Они погибли бы в любом случае.

— Из-за тебя мои родители стали Оборотнями… Из-за тебя Ольга погибла… Из-за тебя я стал сраным Палачом! А я просто жить хотел! Как обычный человек, а не маньяк какой-то! — Я заводился. — Из-за тебя все! Ненавижу тебя!

— Но Три Волны были запланированы не мной, Палач. Я никогда не знал твоих родителей и не знал твоих друзей. Мне жаль, мне искренне жаль, что так вышло. У тебя нет причин ненавидеть меня. Посмотри мне в глаза и повтори слова ненависти. Казни меня, раз уж должен, я не буду сопротивляться. Но не отводи взгляда.

Он поднял руку и начал стягивать с лица саван. Белая ткань соскальзывала с головы удивительно легко, будто вуаль…

За одно крохотное мгновение до того, как увидеть его лицо, я все понял.

Понял, что убивать — плохо и тяжело. Что это ужасное преступление против целой вселенной, против Матерей и Отцов, чьих детей ты отправляешь в небытие. Ненависть и страх — родные братья — застилают глаза и разум в момент убийства, и человек не замечает, что на самом деле убивает свою душу.

Но если ненависти нет, убийство по необходимости причиняет невообразимые страдания.

И я закричал.