Точка кипения

Глава 2

Депутат Моссовета Анастасия Леонидовна Черняева вела прием избирателей. Это была эффектная молодая женщина немного старше тридцати лет, с красивым выразительным лицом, роскошными пепельными волосами, среднего роста, с немного полноватой, очень аппетитной фигуркой. Она буквально излучала сексуальную энергию, и, хотя на службе пыталась это скрывать, мужчины заглядывали к ней под разными надуманными предлогами, лишь бы увидеть настоящую женщину, которая так отличалась от их опостылевших жен.

На избирательном участке Черняева не имела собственного кабинета и вела прием в комнате главного инженера ЖЭСа. Тем самым она подчеркивала личную скромность и стремление тратить бюджетные деньги исключительно на нужды избирателей. Хотя, надо признать, работать с избирателями Черняева не любила. Одни сексуально озабоченные мужики чего стоили. Но еще больше Черняевой досаждали старушки с их мелкими и бестолковыми просьбами. Доходило до анекдотов. Одна тронутая бабуленция потребовала убрать вывешенный напротив ее окон плакат с рекламой внедорожника. Старушка утверждала, что в машину на плакате вселился злой дух, по ночам она заводится с ужасным ревом и грохотом, лишая ее жалких остатков старческого сна. Черняева долго и нудно объясняла, что наружная реклама дает городу деньги, часть которых обеспечивает пенсионерам, в том числе и жалобщице, различные льготы, но старушка стояла на своем, резонно возражая, что один плакат в масштабах огромной Москвы погоды не делает. И тогда Черняева, раздраженная напрасной тратой времени, решила ответить маразмом на маразм:

– Хорошо, я передам авторам рекламы, и они уберут с фотографии двигатель. Без двигателя ведь машина не сможет завестись, правильно?

После чего бабушка ушла, искренне поблагодарив депутата за заботу о людях.

Сегодня пенсионеров оказалось слишком много, они шли друг за другом бесконечной чередой, и Анастасия Леонидовна облегченно вздохнула, увидев на пороге молодого мужчину, старше ее всего на несколько лет.

– Ну, этот будет только пялиться во все глаза, ему плевать на свои вопросы и мои ответы, – подумала Черняева, но ошиблась.

Ее ввело в заблуждение смущенно-виноватое выражение лица мужчины, но оно было вызвано совсем другими причинами. Мужчина робко положил на стол перед женщиной спичечную коробку и открыл ее. Черняева невольно бросила туда взгляд. В коробке на ватке лежали восемь маленьких камешков красного цвета, самый большой из них был с рисовое зернышко.

– Что это? – удивленно спросила Анастасия Леонидовна.

– Неопровержимые улики. Хочу вам рассказать банальную историю очередной человеческой ошибки, – грустно начал мужчина. – Видите ли, я геолог, уже пятнадцать лет работаю в геолого-разведывательном институте. Где-то в конце восьмидесятых из далекого приуральского колхоза к нам пришла заказная бандероль. В ней лежали эти камешки, фотография места, где их нашли, и сопроводительная записка.

– Обстоятельные колхозники попались, – невольно вставила Черняева.

– Да уж, – согласился геолог. – Только наивно думать, что вокруг их посылки тут же собрался консилиум из профессоров и академиков, знатоков драгоценных камней мирового масштаба. В наш институт до сих пор шлют тысячи посылок, а уж про советское время я вообще молчу. И на девять десятых драгоценности оказываются липовыми. Так вот, камни отдали недоучившемуся лаборанту, и тот определил, что это – шпинель.

Анастасия Леонидовна знала толк в драгоценных камнях, но произнесенное геологом название будило в ней только звуковые ассоциации – “шпинат”, “шпион”.

– Шинель.., или нет – шпи.., шип, – озадаченно повторила она.

– Шпинель, – мягко поправил ее геолог. – Тоже драгоценный камень, только гораздо дешевле алмазов или сапфиров. К тому же оказалось, что камни обнаружили на территории заказника. Институтское начальство обратилось в министерство, пытаясь выбить разрешение, ведь за каждый новый рудник институту капали денежки, но там им грубо отказали. Чтобы изменить статус хотя бы части заказника и начать промышленную добычу, требовалось исписать гору бумаги, поставить сотни печатей. И ради чего? Жалкой шпинели. Тем более она пользовалась, мягко говоря, умеренным спросом за границей.

– Слишком много хлопот для “невалютоносного” продукта – так сказал нашим академикам один большой начальник. – В общем, о шпинели забыли на много-много лет. А пару месяцев назад в институте началось очередное уплотнение.

– Уплотнение? – изумилась Черняева. – Это что-то новенькое для научных учреждений.

– Не совсем. Вы же знаете, наука финансируется из рук вон плохо, вот нам и приходится самим крутиться. Переводим сотрудников из одной комнаты по нескольким другим, а освободившиеся помещения сдаем фирмачам. И так каждый год, иногда по несколько раз. Скоро до того уплотнимся, что будем привешивать откидные места, как в плацкартных вагонах. Так вот, дошла очередь и до нашего музея. Он находился в просторном зале, а ему выделили маленькую комнатушку. Соответственно пришлось потесниться экспонатам, в том числе и шпинели из колхоза. Решили выкинуть фотографию и пояснительную записку, заменив их этикеткой. Взял я эти камни, и показалось мне, что они отличаются друг от друга. Обследовал я их на приборах – точно! – три шпинели, а остальные пять – рубины. Понимаете – рубины!

– Не понимаю, – ответила женщина. – Не понимаю, как мог специалист, пусть и начинающий, не отличить один драгоценный камень от другого. Это же азы вашей профессии.

– Ошибаетесь, уважаемая, – запальчиво возразил геолог. – Рубин и красная шпинель очень похожи друг на друга, и не нас первых ввело в заблуждение их сходство. Например, так называемый Рубин Черного принца считался одной из величайших драгоценностей Британской империи. Его история велась с 1367 года, а в семнадцатом веке он уже украшал первую корону Карла II. Он и сейчас находится в центре переднего креста Государственной имперской короны, но это, безусловно, просто дань традиции, поскольку Черный принц оказался шпинелью. Как и Рубин Тимура, являющийся еще более знаменитым историческим камнем. Он украшает ожерелье, тоже входящее в число сокровищ Британской короны, но сделанные на нем арабские письмена представляют большую ценность, чем сам камень. А ведь это ошибки ювелиров средних веков, куда больше нас полагавшихся на остроту зрения, а не на приборы.

– А вы что, тоже определяли камни на глаз? – ехидно спросила женщина.

– Нет, зачем же. Чтобы не углубляться в дебри научной терминологии, скажу одно: рубин обладает ярко выраженным дихроизмом, который начисто отсутствует у шпинели. Поэтому их легко отличить друг от друга с помощью обыкновенного дихроскопа.

– Но у вас по бедности нет этого самого ..скопа.

– Да нет! Этого добра хватает. Беда в том, что месторождения рубинов на территории России практически неизвестны, зато шпинели много и в основном на Урале. Поэтому незадачливый лаборант проверил только один камень, который по стечению обстоятельств оказался шпинелью. Естественно, он решил, что и остальные семь – такие же.

– Ну хорошо, он ошибся – и ладно. Шпинель, рубин – не вижу принципиальной разницы. Вон на Кремлевских башнях установлены огромные рубины. Если бы они имели такую большую ценность, их бы при Ельцине наверняка кто-нибудь украл. А раз остались, значит, не стоят хлопот.

– Да как вы не понимаете – это же синтезированные рубины! Их коммерческая цена ничтожна. Зато естественные, природные камни стоят бешеных денег. Хорошие рубины ценятся на уровне алмазов и несравненно, в десятки раз, дороже шпинели. Это же миллионы так полюбившихся нашим гражданам долларов.

– А вы не любите доллары? – неожиданно спросила женщина.

– Мне больше нравится рубль, когда на него можно что-то купить.

– Что ж, мне доставило удовольствие общение с таким увлеченным человеком, да еще патриотом. Но вы ошиблись дверью. Я не решаю подобные вопросы. Лучше всего вам обратиться к своему начальству.

– После того, как государство обрекло ученых на нищету и даже академики вынуждены зашибать копейку, разъезжая с лекциями по захолустным европейским вузам?! – воскликнул геолог. – Да, я пробовал. И знаете, что мне сказал директор института? Хочешь, чтобы рубины оказались в грязных лапах какого-нибудь мафиози?

– Но вы же сами говорили, что за открытие месторождения институту полагаются деньги. Почему директор от них отказывается?

– Для этого надо произвести разведывательные работы, то есть вторгнуться на территорию заказника. А кто нас туда пустит? Видите, опять все упирается в разрешительный документ.

– Ясно, институтское начальство вам отказало. Но почему вы обратились именно ко мне? Есть же соответствующее министерство, наш думский депутат, в конце концов. У него гораздо больше полномочий.

– Пытался я попасть к этому депутату, только у него есть дела поважнее нужд избирателей. Все ездит перенимать опыт развитого парламентаризма – то в Германию, то во Францию, то в Эмираты.

– Но в Эмиратах, по-моему, парламентаризм и вовсе отсутствует, – осторожно заметила Черняева.

– Зато присутствует теплое море и дешевый шопинг, – зло добавил геолог и уже гораздо мягче сказал:

– Только о вас, Анастасия Леонидовна, люди отзываются с огромным уважением. Вот я и пришел. А больше – не к кому.

Черняева прикинула, кто из ее знакомых располагает необходимыми полномочиями. Люди были, но каждый из них решит, что она имеет свой личный интерес, и обязательно намекнет о взаимной услуге. А намек в их среде подобен банковскому кредиту с огромными процентами. А ей это надо? Черняева хотела отказать визитеру, но тут вспомнила об одном человеке. Нет, он не поможет им решить вопрос, но его наверняка заинтересует история геолога.

– Хорошо. Я ничего не обещаю, но попробую уладить ваше дело, – сказала она.

– Просто замечательно, – обрадовался геолог и достал из портфеля тощую папку. – Здесь фотографии и детальное описание. А камни я, извините, заберу, они казенные.

Почти у каждого человека есть люди, к которым он может явиться без приглашения в любое время дня и ночи. Для Черняевой таким был ее сводный брат Григорий Коровин. Жил он на Сивцевом Вражке, в недавно купленной двухкомнатной квартире. Очень удобно – можно сказать, центр и в то же время дом стоит в глубине квартала, на приличном удалении от шумных магистралей. Раньше здесь обитал нижний слой советской элиты: партийные и государственные деятели малого калибра, военные, профессора, но многие из них оказались за бортом новой жизни и, чтобы хоть как-то уцелеть, переезжали из своих апартаментов в более скромные жилища, иные вкладывали полученные деньги в финансовые пустышки типа “Властелины” и окончательно прогорали.

Черняева набрала шифр кодового замка и поднялась на второй этаж. Григорий долго не открывал, а когда дверь распахнулась, он предстал перед ней в трусах и надетой шиворот-навыворот футболке.

"Господи, неужели кувыркается с очередной потаскушкой?” – подумала женщина и язвительно поприветствовала:

– Ну, здравствуй, братец.

– Привет, Настя, – ответил Коровин, смахивая со лба капли пота. – А я решил физкультурой заняться. А то оброс салом, как украинский хряк, скоро живот до самых яиц отвиснет.

– И то дело. А я уж подумала, что ты охмуряешь новую подружку. Здоровый образ жизни – это отлично! Интересно, на сколько тебя хватит? На один раз или продержишься целую неделю? – сказала Черняева, зная импульсивный характер Григория, который быстро загорался очередной идеей и еще быстрее остывал, если она требовала значительных усилий. – Ладно, иди прими душ, разговор есть. Может, тебя заинтересует одна информация.

Женщина зашла в комнату, которую брат почему-то упорно величал рабочим кабинетом. Только какой это кабинет – смех один. Угловой диван, несколько кресел, вычурный столик в стиле псевдоампир и книжная полка, где развлекательное чтиво соседствовало с никогда не раскрывавшимися томами, приобретенными из-за роскошных переплетов, – вот и вся обстановка. Хотя в этой жизни Григорий сумел подняться, владел шестью ларьками, недавно открыл магазин. Он бы до сих пор ходил на свой завод и сидел без работы, если бы не она, Черняева. Вообще-то лишь идеалист в розовых очках или плохо знающий Анастасию Леонидовну человек мог сказать, что она помнит сделанное ей добро. Красивые женщины, избалованные вниманием мужчин, считают это само собой разумеющимся и надолго хранят в памяти только обиды, но чувство благодарности к Григорию Настя, или Тоська, как он ее звал, отчитывая за какую-нибудь провинность, сохранила с детства.

Их мать, чью редкую красоту унаследовала Анастасия Леонидовна, совершила трагическую ошибку, выйдя за лихого парня Адама Коровина, который мог и морду любому набить и выпить за девять секунд бутылку портвейна из горла. С мужем она в конце концов развелась, но привитая им традиция по любому поводу устраивать застолья осталась. Женщина угомонилась, лишь снова выйдя замуж и родив дочь Настю. Но не было ей на роду написано жить долго и счастливо. Какой-то пьяный обалдуй, чем-то напоминавший Коровина, сбил ее второго мужа, безмятежно поджидавшего на остановке троллейбус. После смерти Черняева женщина стала прикладываться к бутылке. Денег в семье катастрофически не хватало, она начала водить мужиков, которые проставляли спиртное и закуску, получая взамен ласку все еще красивой женщины. Но она старела, а Настя росла, и мать заметила, что ее ухажеры бросают слишком откровенные взгляды в сторону дочери. Трудно сказать, какие это в ней пробудило чувства: извращенную ревность или бессильную злобу при одной мысли, что девочка может пройти ее жизненный путь, но она жестоко избила ребенка. Однажды во время побоища дома оказался брат Гриша, который схватил мать за горло, прижал к дверному косяку и выкрикнул:

– Если ты, пьянь старая, еще хоть пальцем ее тронешь, я тебя убью.

А потом заперся в ванной, где долго беззвучно рыдал, кляня свою злую судьбу.

Мать здорово перепугалась и больше не трогала дочь. Зато гости становились все назойливее, один из них, прощупывая реакцию матери, взял моду в разгар застолья повторять одну и ту же фразу:

– Сколько твоей? Уже двенадцать? И до сих пор девственница?! Это надо исправить!

Однажды мать бросила в ответ непристойную шутку, и мерзавец решил, что пора действовать. Зажав в руке заранее припасенную шоколадку, он распахнул дверь комнаты, где, как в засаде, сидели дети. Мужик, пошатываясь, шагнул к сжавшейся в комок Насте, но Григорий решительно встал у него на пути.

– Отойди, – забормотал пьяница, пытаясь отодвинуть Григория нетвердой рукой.

Юноша размахнулся и врезал алкашу сбоку в челюсть. Таким же ударом он уложил парня на год старше, обозвавшего его “чучелом” за изношенную школьную форму. Оказалось, что и взрослого мужика можно запросто свалить с ног, если как следует приложиться. Незадачливый любитель малолеток без чувств рухнул на пол. Григорий ухватил его за ноги и выволок из квартиры на лестничную площадку. Настя поняла, что брат спас ее от настоящей беды. Потом Григорий еще много раз выручал ее, но пришло время, и они поменялись местами. Теперь Настя помогала брату стать на ноги, ссужала деньги и обеспечивала поддержку влиятельных людей, хотя и понимала, что бизнесмен из Григория никудышный. То, что он ленив, еще ничего, почти все мужики такие. И с привычкой быстро терять интерес к начатому делу мириться можно. Ведь при этом он генерирует идеи, которые его сотрудники доводят до конца. Беда в том, что большинство его идей иллюзорны, несбыточны, как мечты ребенка. Григорий упорно не хочет этого понимать. Таков и его последний замысел, рожденный завистью к удачливому приятелю, сумевшему каким-то боком пристроиться к новому месторождению алмазов. На этот раз брат не только вынашивал планы, но и наметил конкретные действия, что Анастасие Леонидовне совсем не нравилось. Глупая разорительная затея. Как же вовремя подвернулся этот геолог.

– Ну, что Кацман? Скоро завалит всю Европу мурманскими алмазами? – спросила она вышедшего из ванной брата.

– Запомни наконец, они не мурманские, а архангельские, если, конечно, Зяма правду говорит. Не знаю насчет Европы, но то, что он завалит себя баксами с ног до головы, очень даже возможно. Только я его все равно сделаю. Погоди минутку, – Григорий выскочил из комнаты, загремел ключами, открыл сейф и вернулся с огромной картой Черного моря. – Смотри, здесь затонула римская галера, перевозившая жалованье воевавшим в Армении легионам, тут – корабль Тимура, с захваченными у султана Баязета сокровищами, а здесь…

– Надо утопить того проходимца, который всучил тебе дешевую карту с нарисованными собственной рукой закорючками, – оборвала его восторженную тираду Черняева.

– Дура ты, Тоська, – парировал Коровин.

– Ладно, дуру я тебе прощаю, а вот за “Тоську” извинись немедленно, иначе уйду вот с этим, и будешь всю жизнь локти себе кусать, – женщина махнула перед носом брата папочкой и спрятала ее за спину.

Григорий схватил сестру за руку, делая вид, что хочет забрать папку. Он боролся шутя, но по ее напрягшимся мускулам и отчаянным, злым рывкам понял, что сестра не на шутку разобиделась. Он тут же отпустил ее и сказал извиняющимся тоном:

– Прости меня, хама, пожалуйста! Ладно, Настя? Черняева смягчилась и сменила гнев на милость.

– Так и быть, живи. Теперь слушай меня внимательно.

Она изложила рассказ геолога, упустив некоторые детали, но взамен слегка приукрасив их собственными мыслями о ценности рубинов. После услышанного Григорий в сердцах смял карту и швырнул ее за неимением урны для бумаг в угол комнаты. Настя подумала, что, когда она уйдет, он ее разгладит и возвратит на прежнее место.

– Выпить хочешь? – внезапно охрипшим голосом спросил Коровин.

– Ты же знаешь, я не пью. Я и так вынуждена прикладываться к рюмке на бесконечных фуршетах.

– А я выпью, – сказал Григорий.

– Да-да, конечно, выпей, обмозгуй все как следует, а я исчезаю. Мавр сделал свое дело – мавр может уходить.

Настя поднялась. Коровин проводил ее до двери, затем взял бутылку коньяка, хрустальную стопку и углубился в бумаги, изредка опрокидывая в себя ароматный жгучий напиток. Дело казалось стоящим. Конечно, не корабли с затонувшими сокровищами, зато рубины существовали на самом деле. Григория охватил азарт шулера, всю ночь игравшего чужими картами, а под утро взявшего в руку свою крапленую колоду. На следующий день он отправился в библиотеку, где просмотрел литературу по рубинам и добыче драгоценных камней. Самые важные страницы Коровин отксерокопировал. Вялотекущие сборы в черноморскую экспедицию сменились лихорадочной поспешностью. Из всех участников охоты за сокровищами утонувших кораблей Григорий наметил лишь одного человека. Его бы хватило и для выполнения новой задачи. Невысокий крепыш, год назад пришедший из армии, с довольно редким именем Яков работал в новом магазине Коровина охранником-контролером, помогая заодно разгружать товары. Григорий решил, что пару-тройку дней водилы поразгружают сами, корона не упадет, а за сохранностью товара девочки последят, у них от этого зарплата зависит. Яша идеально подходил для задуманного мероприятия, удачно сочетая два ценнейших в данной ситуации качества – он был силен, как бык, и туп, как дерево. Конечно, у всякой глупости есть предел, и Коровин в случае успеха думал хорошо заплатить Яше за молчание. Хотя мог и не платить, так как Яша был надежен и прост в обращении, как чугунная гиря.

Закупив все необходимое, Коровин взял билеты на самолет. После нескольких часов полета и тряски в допотопной электричке он с Яковом вышли на вокзал районного центра. До желанной цели оставалось сорок километров, но уже вечерело и у новоиспеченных авантюристов не было автомобиля.

– Ладно, переночуем в гостинице, а утром разберемся. Ведь должен тут быть прокат автомобилей, – решил Коровин.

Без проблем взяв номер, гордо именовавшийся “люкс”, но больше смахивавший на пещеру неандертальцев, путешественники спустились в ресторан. Вспомнив мебель номера, которую, судя по виду, испытывали на прочность каменным топором, Григорий Адамович осторожно, будто скорпиона, взял карточку, опасаясь, что там будут указаны все три блюда: водка, чай и макароны по-флотски. Тут брови его поползли вверх, рот непроизвольно открылся, а глаза часто-часто заморгали, словно пытаясь избавиться от фантастических видений:

– Е, ой е.., перепела жареные, оленина порционная, налимья печенка, жаркое по-уральски, пироги с сомятиной. А цены, цены! В Москве за такую цену официантка разве что скатерть поменяет, – воскликнул он и, подумав, добавил:

– Все это очень подозрительно, не отравиться бы.

Осторожный Коровин заказал себе только перепелов, а вот беспечный Яков наелся от пуза. Поднявшись в номер, он улегся в постель и заснул, а Григорий Адамович просматривал купленные на вокзале рекламные газеты и чутко прислушивался к реакции своего организма на съеденное. Реакция была отрицательная – желудок урчал, требуя продолжения банкета. Коровин с завистью взглянул на тихо посапывающего Яшу и выключил свет.

За завтраком он лихорадочно наверстывал упущенное, отведав и печенки, и оленины, и пирогов, однако не забывая во время этого праздника чревоугодия о делах. В ожидании кофе он втолковывал компаньону:

– Здесь всего три фирмы, сдающие на прокат “тачки”, причем две строго для свадеб. Я дозвонился в третью, расспросил, как добраться, и выяснил, что у них есть джипы.

Однако реальность внесла свои коррективы в радужные ожидания Григория Адамовича.

– Ты че, мужик, за лохов нас держишь? – возмутились хозяева фирмы, повертев в руках московский паспорт Коровина. – Своих мы знаем, и они нас знают, побоятся кинуть, а как мы с вас потребуем по этой московской ксиве? Вдруг ты хочешь поменять вшивую бумажку на клевую тачку? Нет, давай чисто конкретный залог, не меньше десяти тысяч баксов.

– Да где ж я возьму такие деньги? – опешил Григорий Адамович.

Тогда хозяева предложили компромиссный вариант: забрать паспорта и для страховки отправить с путешественниками своего человека. Но это категорически не устраивало Коровина – зачем ему соглядатай, который будет знать, где лежат рубины. Он уже подумывал об аренде мотоцикла – тем более что на нем можно проскочить такие препятствия, которые и внедорожнику не по силам, но тут один из хозяев вспомнил:

– У предка моего кореша есть “козел”. Знаете, такая колымага, на которой раньше колхозные агрономы ездили. Будьте спокойны: он ее в порядке держит и в грязи она идет как нормальные джипы. Берите за полета баксов в сутки.

– Ты что, издеваешься, полтинник за “козла”! – возмутился Коровин. – Хватит и червонца.

Поторговавшись, сошлись на двадцатке, и лишь тогда Яша соизволил открыть рот:

– А че, нормальная тачка, я на такой же перед дембелем нашего “полкаша” возил. В армии бабок нет, а начальству ездить хочется. Ее давно списали, а она до сих пор бегает.

Конечно, человек просто обязан испытать шок, после “Форда” очутившись в неудобном, с намертво въевшимся запахом бензина салоне. Но Григорий Адамович, чувствуя приближение желанной цели, больше ни на что не обращал внимания. Он лишь ежеминутно подгонял сидевшего за рулем Якова, который в ответ причитал:

– Куда ж еще, это ж не “БМВуха”, а “козел”!

Если гнать быстрее – развалится к чертовой матери! Наконец показался мост через реку, а метрах в трехстах от шоссе, извиваясь, уходила грунтовая дорога.

– Поворачивай, – сказал Коровин и для верности указал направление рукой.

Вокруг расстилался луг, щедро усеянный коровьими лепешками, затем дорогу обступили кустарники, и наконец перед машиной вырос лес, причем специального назначения, о чем говорилось в строгом плакате:

"Междуреченский национальный парк. Въезд запрещен, кроме специального автотранспорта”. В лесу путь едва угадывался по колее, целиком скрытой под густой травой. Наверное, в последние годы сюда вообще никто не ездил.

Коровин занервничал. В документах говорилось о дороге вдоль берега реки, а они едут все лесом да лесом. Может, заблудились? Он достал заветную папочку, хотя выучил ее содержимое наизусть, но тут машина, надсадно кряхтя, взобралась на пригорок, и впереди блеснула водная гладь. Они выехали к реке, но примерно через километр Якову пришлось заглушить мотор. Дальше начинался обрыв, вплотную к которому подступал густой лес.

– Все точно, осталось минут десять ходьбы, – сказал довольный Коровин, но Яков не разделял его оптимизма.

– “Козла” бросать? А вдруг его угонят? Может, я останусь? – предложил он.

– Опомнись, Яша, ты же не в Москве, здесь ее не тронут, – усмехнулся Коровин.

– То-то, что не в Москве. В Москве бы на эту рухлядь не позарились, а здесь очень даже запросто.

– Ой, да перестань. Ты лучше оглянись! Вокруг – ни души. Разве что медведь твоего “козла” задрать решит, – сострил Григорий Адамович и сам рассмеялся от собственной шутки. – Хватит ныть, пошли.

Коровин вручил Якову ведра, лопату и мешок с набором сит, а сам взял лишь заветную папочку. Обрыв тянулся недолго, вскоре опять начался пологий берег, усыпанный мелкой галькой. Григорий Адамович замедлил шаг, высматривая знакомые предметы. Наконец он заметил остатки поваленного дерева. За многие годы оно почти сгнило, но остался могучий комель, под которым виднелся широкий ход в нору какого-то зверя.

– Копай здесь. Сыпь землю в ведро и относи ко мне на берег, – приказал Григорий Адамович.

– А вдруг это волчья нора? – опасливо спросил Яков.

– У тебя лопата в руке, и сам ты бугай здоровый. Дашь ему по башке – и все дела, – ощерился Коровин и, отходя, прошептал:

– Достал меня своим нытьем. Кто бы мог подумать.., косая сажень в плечах, а трус.

Зато работал Яша за двоих. Он так быстро наполнял и приносил ведра, что Коровин не успевал просеивать землю. Даже течение не помогало. Тогда Григорий Адамович заставил Яшу отсеивать на крупном сите все камни больше вишни и заодно разбивать комки земли. Дело пошло быстрее. Только приходилось ждать, когда его помощник уйдет к норе, если вдруг сверкало что-то красное. Но это случалось очень редко. За несколько часов он намыл всего лишь пять маленьких камешков. От непрерывной работы у Коровина онемели руки и стало ломить спину. Перерыв был бы очень кстати, и тут, как по заказу, из лесу вышел мужчина лет пятидесяти, небрежно держа в одной руке винтовку. Но это была небрежность профессионала, знающего, что в случае необходимости он успеет применить оружие. Каким-то непостижимым образом мужчина определил в Коровине главного и подошел к реке:

– Егерь Междуреченского национального парка Илья Петрович Чащин, – представился он. – Ваши документы.

– Отрываете от работы, – усмехнулся Коровин. – Но я понимаю, служба у вас такая.

Он вышел на берег и достал из папочки фирменный бланк с внушительными печатями, заверяющими отпечатанный на струйном принтере текст, из которого следовало, что он, Григорий Адамович Коровин, является доктором наук и руководителем геолого-разведывательной экспедиции, а Яша – его ассистентом, младшим научным сотрудником. Эта филькина грамота была одним из нескольких документов-прикрытий, сделанных по его просьбе сестрой. Егерь, ожидавший увидеть человеческий документ вроде паспорта, настороженно взял бланк, а прочтя, обронил загадочную фразу:

– Ясно. Только что же вы так поздно спохватились? Ведь столько лет уже прошло.

Разъяснять, что он имеет в виду, егерь не стал, а у Григория Адамовича язык не повернулся расспрашивать. Выглядел хранитель лесных богатств так, словно подавлен личными проблемами и выполняет свои обязанности по инерции. Коровину, глядя на него, сразу вспомнилось знаменитое выражение “рыцарь печального образа”. Впрочем, егерь мало походил на рыцаря, а его хмурый и помятый вид объяснялся скорее всего суровым похмельем. Хотя, даже стоя рядом, Коровин не унюхал запаха перегара.

Егерь ушел, а Коровин с Яшей продолжали свое трудное дело. Когда начали сгущаться сумерки, Григорий Адамович, едва волоча ночи, выбрался на берег и, обессиленный, рухнул на гальку.

– Кончай работу. Перекур десять минут – и домой.

– Хорошо, я только инструмент соберу, – засуетился Яша.

– Оставь, на фиг он теперь нужен, – воскликнул Коровин, но, пораскинув мозгами, изменил свое решение:

– Ладно, собери, избавимся от него где-нибудь подальше отсюда.

Большую часть обратной дороги ехали молча. Григорий Адамович так устал, что, казалось, даже языком шевелить не было сил, а Яша долго боролся с любопытством и все-таки спросил:

– Ну как, много золотишка намыли? Коровин усмехнулся, негнущимися пальцами достал сигарету, щелкнул зажигалкой:

– Сколько намыл – все мое. А будешь, Яша, хорошо себя вести и держать язык за зубами, тебе тоже кое-что обломится.

Ему так хотелось взглянуть на камни, но он дождался утра, отослал своего помощника сдавать машину и лишь тогда вытряс из коробочки на белый лист бумаги драгоценный улов. Два десятка маленьких камешков выглядели очень скромно, при всем желании в них трудно было узреть богатство, но Коровин знал, что дневной труд двух человек ничтожен по сравнению с месяцами, а то и годами работы механизированного прииска. А значит, и рубинов будет в десятки, сотни тысяч раз больше.

У Коровина жутко болело все тело, ему никуда не хотелось идти, но в этом городе ему надо было решить еще одну проблему. Он облачился в дорогой костюм, взял один ценный подарок, приготовленный сестрой, и вышел из номера. Такси он поймал на месте, у гостиницы, но шофер, услыхав его слова, заглушил мотор:

– Сразу видно – приезжий. Вот пройдешь двести метров по этой улице и выйдешь на площадь. Там в бывшем Строгановском дворце все начальство и заседает. Только паспорт возьми, а то менты у двери не пустят.

– Надо же, – то ли восхищенно, то ли презрительно выдохнул Коровин. – Наши бы часа два возили по разным закоулкам, а этот даже за информацию бабок не стряс.

Как и предсказал таксист, путь во дворец Коровину преградил заспанный дядечка в форме. Тут же на свет появилось удостоверение – подлинное, поскольку с властями такого уровня шутки плохи.

– Помощник депутата Московской городской думы, – прочел милиционер и уважительно спросил:

– Вы к кому, товарищ?

– Вообще-то я здесь проездом, собираю информацию для встречи моего начальства с вашим губернатором по совместному развитию высоких технологий. Обычно такого рода вопросы я обсуждаю с главой района.

– Алексей Алексеевич на месте. Идите на второй этаж, там увидите.

В приемной секретарша говорила по телефону. Точнее, выслушивала чьи-то указания, коротко отвечая “да”, “ясно” и кивая головой. Увидев Коровина, она кивнула в последний раз, положила трубку и, мило улыбаясь, сказала:

– Заходите. Вообще-то у Алексея Алексеевича намечена встреча с местными предпринимателями, но раз вы проездом…

Тем самым она дала понять, что гостя принимают без очереди вовсе не потому, что главе района больше делать нечего. Напротив, он очень занят, но сделал исключение для приезжего.

Коровин разработал несколько вариантов околпачивания местного руководства. Зная, что многие свежеизбранные начальники являются также и бизнесменами, заинтересованными в контактах с московскими чиновниками, он назвался крупным предпринимателем, а сестру щедро наделил полномочиями главного финансиста в Московской думе. Алексей Алексеевич задумчиво пососал наживку, но клевать не стал – выплюнул. Он уже имел горький опыт общения с москвичами, которые ловкими маневрами оттяпали у него девяносто процентов прибыли от сделки.

Тогда Коровин плавно направил разговор в административно-управленческие воды, однако и здесь пришлось долго искать нужный курс. Оживился глава администрации только при упоминании о том, что одно время Коровин якобы занимался внешнеэкономическими связями, но оставил их ради бизнеса.

– Так одно без другого невозможно, – воскликнул Алексей Алексеевич, однако через минуту добавил:

– У вас, наверное, другие правила игры.

Он мечтал напрямую торговать с западными производителями, избавившись как от своих, так и от чужих посредников, и Коровин нащупал наконец ключик, открывающий дверь к рубиновой сокровищнице. Увы, единственная достойная внимания реплика главы района бесследно растворилась во множестве других пустых фраз. Правда, Григорий Адамович произвел должное впечатление на хозяина кабинета и так искренне расхваливал искусство местных кулинаров, что глава района пообещал в следующий приезд сводить гостя в лучший ресторан. Однако, выйдя из дворца, Коровин так и не узнал, как охмурить Алексея Алексеевича и получить свободный доступ в заказник. А ведь дорваться до рубинов – только полдела. Надо еще наладить сбыт и защитить свое, в общем-то, незаконное предприятие от наглых вымогателей. Он понял, что надо искать покровительство авторитетного человека. И такого человека Коровин знал.