Точка кипения

Глава 34

Когда Райхлин понял, что победа останется за неизвестными, штурмующими лагерь, он, игнорируя опасность, бросился к дому и влетел в свою комнату.

Там в углу стоял небольшой сейф. Инженер торопливо открыл его. Тускло блеснули стальные коробочки с надписями “рубины”, “шпинель”, “топаз”, “гранат”, “хризоберилл”, “циркон”, “лунный камень” и “д/р”. “Д/р” означало “для разбора”, то есть это была вчерашняя добыча старателей, которую инженер еще не успел рассортировать.

У Райхлина был уникальный нюх на халяву. Инженер почувствовал, что ему может здорово подфартить, надо только действовать с умом. Огромный рубин лишил его покоя. Ему даже приснилось, как он у себя дома демонстрирует бесценный камень знакомым ювелирам, а те восхищенно цокают языками и дружно раскрывают чековые книжки.

Теперь сон мог стать явью, надо только сделать так, чтобы никто не заподозрил Райхлина в краже, ведь незаконной добычей могут заинтересоваться соответствующие органы. Конечно, это маловероятно при нынешнем бардаке, но мало ли. Вдруг допросят Никонова, он все расскажет, и тогда сразу же возникнет вопрос: где уникальный рубин? Выяснится, что у того, кто хранил все добытые камни. Значит, самоцветы должны оказаться у рабочих, тогда след рубина затеряется, а Райхлин окажется лишь одним из многих подозреваемых.

Инженер вышел из дома. Стрельба уже закончилась, он увидел, как двое незнакомцев повели к лесу временного начальника охраны Левшу. Райхлин остановился, обдумывая фразу, которая подтолкнет людей к грабежу. Вдруг из толпы вырвалось несколько человек, бросившихся догонять уходящих. Инженер подошел к рабочим.

– Чего они носятся как ошпаренные? – спросил он.

– Так это самое, мы ж посреди голого леса, кругом, мля, на сто верст одни деревья. А эти знают, как к жилью выйти. Так пусть, мля, и нас заодно выведут.

– Правильно, мужики. Только неужели мы уйдем отсюда с пустыми руками? Если государство рудник заграбастает, нам за работу ломаного гроша не заплатят.

– Верно.., дадут ногой под задницу, еще в тюрьму упекут, – раздались голоса. А что ты предлагаешь?

– У меня есть камни, добыча за три дня работы, собирайтесь в большой комнате, разделим их по-честному.

Через минуту Райхлин снова был у сейфа. Он достал рубин, лихорадочно сунул его в футляр электробритвы, которую затолкал на дно чемодана, а остальные самоцветы отнес в коробках рабочим. Те встретили появление инженера радостным гулом.

– Молодец начальник! Вот это я понимаю – наш человек! Ох и гульнем, братва!

Сначала дележ шел благопристойно, даже откладывали долю Никонова и приводящих его в чувство людей – три отдельные маленькие кучки. Но камни попадались разные – поменьше и побольше, чистой воды и замутненные, с обесценивающими их вкраплениями инородных тел. Когда речь шла о шпинели, лунном камне и других сравнительно дешевых самоцветах, рабочие держали в узде свои эмоции. Но вот пришла очередь коробки с рубинами. Райхлин умышленно приберегал ее к финалу, когда у одних накопятся обиды на несправедливый дележ, а у других – опасения, что их могут кинуть в самом главном, и каждый будет готов защищать свои права любыми способами. Так оно и вышло.

– Вы че мне втюхали, твари? Вон у Генки рубин где-то на два карата, а у меня раз в десять меньше.

– Зато у тебя топаз замечательный – с крупную сливу.

– Можете забрать его себе и засунуть в задницу, а мне дайте рубин не хуже Генкиного.

– Молчи в тряпочку, козел!

Тут словесные оскорбления гармонично дополнились действиями. Мордобой вспыхнул нешуточный. Одни рабочие самозабвенно лупили друг друга по физиономиям, а более рассудительные теснили их от стола, чтобы они не опрокинули его, рассыпав драгоценности, временами получая за это незаслуженные зуботычины.

– Ну хватит, угомонитесь, нас ведь ждут, – перекрывая шум драки, крикнул Райхлин.

Забияк растащили, после чего инженер лично стал руководить дележом. Закончилось время сумятицы и неразберихи, теперь надо было поскорее выйти из лесу и затеряться среди людей.

Незнакомцы заметили разбитые физиономии некоторых рабочих, однако выяснять ничего не стали. Отряд двинулся по лесу. Райхлин снова развил бурную деятельность. Он оказывался то в голове, то в хвосте колонны и везде убеждал людей, что им надо исчезнуть, как только они окажутся в каком-нибудь населенном пункте. Впрочем, особо уговаривать рабочих не требовалось, они сами понимали, чем им грозит контакт с местной властью.

Отряд двигался медленно, так как Никонов периодически жалобно стонал и его все время поддерживали два человека, помогая идти. Эх, знал бы инженер, что этот гаденыш больше притворяется, накапливая силы и вынашивая свои коварные замыслы! Но все мысли Райхлина были заняты рубином, и он проморгал надвигающуюся опасность.

Оказавшись в деревне, инженер первым высмотрел за деревянным забором некое подобие гаража.

– Эй, хозяева! – замолотил он в синюю с облупившейся краской дверь.

Сначала его призыв был услышан лишь кудлатой дворнягой, залившейся остервенелым лаем. Собака успела охрипнуть, пока раскрылась дверь избы и на крыльцо вышла древняя старуха.

– Бабуля, у вас в гараже машина есть? – заорал во всю мочь Райхлин.

– Не кричи так, сынок, я хорошо слышу. Вот хожу плохо, а слышу хорошо. Тебе зачем про машину знать?

– Срочно надо в город, даю пятьдесят долларов. Даже в самых глухих уголках России слово “доллар” превратилось в некое магическое заклинание типа “Сезам, открой дверь!”, а его курс знали, кажется, даже младенцы. Бабка постояла минуту, видимо умножая в уме, и сказала:

– Есть машина у моего сына. Он сейчас ячмень убирает, но я пошлю за ним внучка.

Крепкий мужчина в задубевшей от пота рубашке появился минут через сорок. За это время к инженеру успел присоединиться Никонов и двое его сопровождающих. Владелец машины, очевидно, почувствовал, что странной компании позарез нужно убраться отсюда, и нахально заявил:

– Мы же договаривались с одним, а за четверых расчет совсем другой.

Остановились на ста долларах, причем Райхлин, упирая на то, что хозяева рудника обещали платить ему проценты от дохода и ре выплатили аванса, дал только двадцать. Хозяин, получив деньги, выкатил из гаража сверкающую “Ниву”, и беглецы спешно забрались в салон. Отпрыгав свое на ухабах, машина выехала на асфальт и резко ускорилась. Райхлин, устроившийся на переднем сиденье, затылком ощущал чей-то сверлящий взгляд, и тут в его душу закралась тревога.

Они благополучно добрались до города, счастливый обладатель нежданно привалившей сотки высадил их у неказистого здания вокзала и помчался обратно разбираться с ячменем.

– Так, мужики, для надежности лучше разбежаться, – сказал Райхлин, изучив расписание и поняв, что единственный вариант, – доехать электричкой до областного центра и дальше прямым ходом домой.

Двое по дороге так и сделали, а вот Никонов… Выйдя из электрички, инженер столкнулся с ним нос к носу. Игнорируя бывшую жертву Левши, Райхлин двинулся к выходу. Навстречу ему шел милицейский наряд. Инженер невольно опустил голову, боясь встретиться глазами со стражами порядка. Тут Никонов преградил ему дорогу.

– Покажи камень, – возбужденно зашептал он. – Покажи камень, или я позову ментов.

– Какой камень? – сделал большие глаза Райхлин.

– Мой рубин. Я хочу убедиться, что он у тебя. Я, конечно, знаю об этом, в противном случае люди только о нем и говорили бы, но я должен увидеть его своими глазами и договориться, как мы будем его делить. Ну, показывай, иначе заложу ментам, что ты похитил у государства сокровища.

– Тогда я заявлю, что и ты тоже.

– Слишком разные весовые категории. У перекупщиков мои камешки потянут на три-четыре тысячи баксов, а рубин.., сам знаешь его цену. Ну, будешь колоться? Менты, видишь, рядом, не знают, чем заняться.

Никонов был взвинчен до предела. Сказывалась внезапно привалившая возможность быстро разбогатеть и, главное, две ночи, проведенные на дереве. В таком состоянии он мог решиться на любые отчаянные действия. Райхлин понял это и примирительным жестом тронул его за руку.

– Ладно, твоя взяла. Вот тебе награда за сообразительность и живучесть. На, полюбуйся одним глазком.

Покопавшись в чемодане, он достал электробритву и приоткрыл футляр. Бархатное мерцание успокоило рабочего.

– Отлично. Теперь обсудим, как мы будем его делить.

Райхлина такое предложение категорически не устраивало. Затевать яростный торг среди движущейся толпы, рядом с милиционерами было верхом неосмотрительности. Кажется, рабочий повредился-таки умом, вися на дереве.

– Давай купим билеты, устроимся и тогда все обдумаем.

– Ты собираешься делить рубин в летящем самолете, окруженный другими пассажирами? – язвительно спросил Никонов.

– Забудь о самолете! – воскликнул Райхлин. – Там просвечивают багаж, заставляют проходить через дурацкий металлоискатель.

– Ой, брось ты, рубин можно сунуть в карман. Он же не железный, чтобы сработал звонок. Если так боишься, я сам его пронесу. А на поезде отсюда до Москвы тащиться трое суток.

Инженер настороженно посмотрел на рабочего. Он в самом деле идиот или притворяется? Если людям, арестовавшим Левшу, они тоже нужны, хотя бы как свидетели, их уже ищут. Разумеется, не так тщательно, как особо опасных рецидивистов, но аэропорты перекроют обязательно, это проще всего. А поскольку милицейская сеть вряд ли окажется настолько густой, чтобы охватить и железнодорожные линии, поезд – самый реальный путь домой и на свободу.

Все это Райхлин терпеливо объяснил Никонову и добавил:

– Кроме того, у меня денег осталось в обрез, на плацкартный билет. О самолете и говорить не приходится.

Они подошли к билетным кассам. Московский поезд отправлялся через час.

– Видишь, как все складывается. Как раз успеем перекусить в ресторане, если угостишь.

Никонов расщедрился: оплатил за двоих, купил билеты в спальный вагон. Странное они представляли зрелище: хорошо одетый Райхлин и Никонов, прихвативший с собой в Междуреченск шмотки для работы на все времена года и не подумавший о парадно-выходном костюме. Но именно бомжеватого вида рабочий платил деньги и диктовал свои условия. Когда поезд, издав визг смертельно раненного животного, тронулся с места, а проводница собрала билеты, он запер дверь и сказал:

– Ну, как будем делить рубин? Распилим поровну или честно разделим вырученные за него деньги?

– У меня дома есть шестьдесят тысяч долларов. Я тебе их отдам сразу как приедем. Ты станешь богатым человеком.

– Да, стану, – радостно подтвердил Никонов, – только не с жалкими шестьюдесятью тысячами. Хочешь, гад, кинуть мне подачку, а сам заграбастать настоящие бабки? Не выйдет! Это я нашел рубин, и я провисел почти двое суток на дереве, между прочим из-за твоего болтливого языка. Тебя когда-нибудь привязывали голым к дереву? Знаешь ли ты, какие муки испытывает при этом человек? Днем жарит солнце, оно печет час за часом, и даже загоревшая кожа покрывается волдырями. Тебя бросает в жар, потом начинает бить озноб, и тут на лес опускается ночной мрак. Ты висишь, и у тебя зуб на зуб не попадает от холода! А всякая мерзкая живность, которую человек обычно не замечает! Днем свирепствуют кусачие мухи, вечером налетают комары, даже ночью в тело впиваются какие-то твари. А ворона! Почему ни один из вас не осмелился прогнать ворону? Левшу боялись! Эта дрянь спикировала мне на голову и нацелилась выклевать глаз. Видишь – шрам на брови. Хорошо, что охранник сердобольный попался, швырнул в гадину камнем. Да, он угодил мне в лоб, зато спугнул мерзавку. И ты мои муки оцениваешь в жалкие шестьдесят тысяч! Пиши расписку.

– Какую расписку?

– Я, фамилия, имя, отчество, похитил у государства рубин ценой шестьдесят.., тьфу ты! шестьсот тысяч долларов с целью его продажи и незаконного получения денег. Подпись. Эта бумажка будет мне железной гарантией. А то продашь рубин и кинешь меня, как последнего лоха. Я отдам ее тебе, как только получу взамен деньги, триста тысяч.

– Я не буду этого писать, – сказал Райхлин. – Тем более что в лучшем случае я выручу за рубин пятьсот.

– Прибедняешься. Но если даже пятьсот, тебе останется хорошая сумма. А насчет расписки я бы на твоем месте не упрямился.

Рабочий цепко ухватил инженера за лацкан пиджака. Рука у него была сильная, мускулистая, как у любого, занимающегося тяжелым физическим трудом на свежем воздухе. Райхлин подумал, что в любое мгновение эта рука может нанести ему сокрушительный удар.

– Ладно, – покорно сказал Райхлин. – Я напишу все, что ты скажешь, лишь бы сохранить нашу дружбу.

– Дружбу?! Да ею здесь и не пахнет! Временный союз на корыстной основе…

Их сгубило то, что у Никонова не было приличной домашней библиотеки.

Он жил на окраине Москвы в двухкомнатной квартире вместе с женой и ребенком. Они занимали большую комнату, а дочке отвели маленькую. Когда жена вернулась с работы и увидела лежащего на диване мужа, она всплеснула руками:

– Господи! Тебя снова надурили!

– С чего ты взяла? Может, это я всех надурил, – слегка заплетающимся языком ответил Никонов.

Он уже отметил в гордом одиночестве свое возвращение, но первым делом спрятал расписку. Да, жаль, что у них не было роскошной домашней библиотеки, длинных стеллажей во всю стену, плотно уставленных бесчисленными томами собраний сочинений классиков, простенькими книжечками с истрепанными переплетами и роскошными фолиантами, которые некоторые поклонники библиодизайна раскрывают раз в год, надев чистые перчатки.

Когда в квартиру Никоновых нагрянула опергруппа, предъявив ордер на обыск, кто-то из оперов заметил, что нервозность хозяина усиливается, стоит подойти к большой импортной “стенке”. Ее обыск начали с двух книжных полок, где свободно разместилась вся библиотека хозяев: детские книжки, детективы, несколько сентиментальных романов и красочное издание “Холодное и огнестрельное индивидуальное оружие”. Именно из него выпал заклеенный конверт, в котором лежала расписка Райхлина. После этого Никонов рассказал все от начала до конца, естественно отведя себе роль безвинной жертвы.

– Можете еще что-нибудь добавить в свое оправдание? – спросил старший опергруппы.

Развинтив плафон люстры, рабочий добавил еще пакетик с маленькими разноцветными камешками.

– Ладно уж, ты за свои грехи авансом отмучился, – сказали ему на прощание.

А вот с Райхлиным разговор был суровый. Он как раз нашел покупателя и держал камень у себя дома. Рубин конфисковали, до приговора суда изъяли и те самые шестьдесят тысяч, а инженера отправили в камеру. Оба они, и рабочий, и инженер, терялись в догадках, кто же мог навести милицию. А виной всему была одна-единственная фраза, которую обронил в лесу Левша, оправдывая перед Комбатом учиненную над Никоновым расправу…

Когда, услыхав звонок и открыв дверь, изумленный Рублев увидел перед собой Бахрушина, он с трудом удержался от радостного восклицания: “О, какие люди! И без охраны!”, тем более что это во всех смыслах было правдой.

Но полковник мало напоминал человека, обрадованного встречей с другом. По его лицу скользнула вымученная улыбка и тут же погасла, сменившись грустным и усталым выражением лица. Рублев моментально оценил ситуацию и, протянув руку, сдержанно сказал:

– Очень рад, Леонид Васильевич! Проходите, будьте как дома.

– Здравствуй, Борис! Уже столько времени обещал распить с тобой бутылку, теперь решил сдержать слово.

Щелкнул замок портфеля из натуральной кожи, и в руках у Комбата оказалась литровая бутылка водки “Абсолют”. Он провел гостя в комнату, а сам шепнул несколько слов Даше. Она ответила фразой в духе медико-воспитательных брошюр о вреде пьянства, но тут же скрылась на кухне.

– Та самая девочка, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Бахрушин.

– Ага, – на всякий случай подтвердил Комбат.

– Я говорил с людьми. Трудную вы мне задали задачу. Тем более что ваш егерь не простого человека зарезал, а главу района. Номенклатурного работника – так мне сказали в одном кабинете. Представляешь, советская власть еще в прошлом веке приказала долго жить, а они, как раньше, величают себя номенклатурными работниками, мыслят совковыми категориями. Ну и остальные убийства все еще висят на твоем егере. Ты должен, как обещал, найти настоящего исполнителя. Тогда, учитывая обстоятельства, может быть, удастся скостить срок твоему Чащину лет до пяти. А пока ему грозит пожизненное заключение.

– Хорошо, будет вам убийца, – заявил Комбат.

– Да не мне! Я здесь вообще сбоку припека, просто напоминаю о старых грехах людям в отдельных кабинетах, которые некогда имели неосторожность засветиться по моей линии. Ты ведь тоже времени даром не теряешь.

– Скорее Даша. Поставила в ружье всех моих друзей, чуть ли не на Верховный Суд хочет выйти. И меня спутала по рукам и ногам. Ну как ей сказать, что такие дела невозможно решить только легальным путем.

– Кстати, насчет твоих дел. Ты смотрел вчера по НТВ программу “Криминал”?

– Зачем? У меня в жизни криминала выше крыши.

– Счастливый человек! Сделал дело – и плевать ему на медные трубы, пусть они трубят во славу других, подоспевших, чтобы снять сливки. А между прочим, телевидение сообщило, что в результате долгой и кропотливой оперативной разработки сотрудникам департамента экономической безопасности удалось предотвратить хищение драгоценных камней на сумму более миллиона долларов.

– Надо же, в результате долгой и кропотливой разработки, – хмыкнул Комбат. – А почему драгоценностей? Я ведь сообщил про один рубин?

– Да так, обнаружили еще кое-что по мелочам. Но главное, безусловно, твой камень. Со слов экспертов, после огранки его цена может составить миллион двести тысяч долларов.

– Ото! Один камешек стоит дороже нескольких пудов золота. Это какая-то запредельная цена.

– Ну, до запредельной ему как до звезд! Некоторые алмазы оцениваются в десятки миллионов, но в практике департамента случай действительно уникальный. Благодаря тебе подсластили ребятам горькую пилюлю.

– Я что-то не понимаю, – честно сказал Комбат.

– Помнишь, Борис, я рассказывал тебе о команде Матроса, из-за которой тебе пришлось оставить Москву. Я обещал, что вскоре она будет разгромлена и ты окажешься в полной безопасности. Знаешь, я тогда сам верил своему обещанию. Почти год сотрудники вели разработку команды. Они вычислили трех звеньевых, самого Матроса, взяли с поличным рядовых членов банды. Но ее деятельность была налажена таким образом, что раздобыть улики против ключевых фигур оказалось невозможно. В ФСБ решили сменить тактику, и в это время сначала ты сообщил о работающем на бригаду киллере, а затем добрая треть ее исполнителей вышла из игры. Момент казался чрезвычайно благоприятным, и в команду внедрили нашего человека. Он поработал несколько дней, передал кое-что по мелочам и вдруг исчез. Честно говоря, тут виновато обычное разгильдяйство. Наш человек служил в Чечне, как выяснилось задним числом, один из членов банды тоже, и их пути неожиданно пересеклись. После нескольких дней тишины отпали всякие сомнения в том, что наш человек убит.

– Надо срочно взять их “чеченца” и допросить с пристрастием.

– Его убрали еще раньше. Хитрые, гады.

– А тот мокрушник, которого я описал? Через него можно запросто выйти на главаря.

– Мокрушник по-прежнему неуловим. Знаешь, даже ФСБ с ее штатами и средствами не может позволить себе вести круглосуточное наблюдение за третьестепенной фигурой преступного мира.

– Ну и ну. Если такое вытворяет третьестепенная фигура, что уж говорить о лидерах уголовников. Кстати, вы же арестовали инженера, Левшу! Они тоже могут дать ниточку к банде и самому Матросу.

– Увы, Левша мертв. Якобы во сне упал с верхних нар и свернул шею, ударившись о цементный пол. После этого инженер боится даже словом обмолвиться о бандитах. Наверное, кто-то из сокамерников рассказал ему об участи Левши и пригрозил сделать то же самое.

– Какой-то замкнутый круг получается! Скажи, Леонид Васильевич, при советской власти было легче работать?

– Мне сложнее. Ты ведь знаешь, чем я занимаюсь всю жизнь.

– Ну тогда милиции, судам, прокуратуре. Думаю, им уже поперек горла стала демократия, рыночные отношения.

– Но при чем здесь демократия, Борис? Разве с Большой Медведицы прилетели к нам Матрос, Левша, разные солоники, быковы, япончики? Или их заслало ЦРУ? Нет, они родились и выросли здесь, при советской власти. Как подумаешь, сколько мрази породил этот строй высшей социальной справедливости – оторопь берет. Даже когда главный разбойник – партия держала мертвой хваткой весь народ, наша преступность могла дать фору большинству европейских стран. И естественно, как только народ получил свободу, началась дикая вакханалия, которую предвидели только самые умные, а они у нас к руководящим должностям допускаются исключительно редко. Знаешь, уголовники всегда начинают первыми, но, к сожалению, и последнее слово все реже остается за нами.

– Выходит, людям надо переходить на самооборону?

– Золотые слова, Борис! Я, разумеется, имею в виду не всех россиян, а наш конкретный случай. Я говорил со своим другом из ФСБ, он гарантирует официальное прикрытие, если следователи начнут дотошно изучать твои будущие художества. Ведь у тебя свой счет к банде Матроса, да и Чащина могут выручить только их показания.

– С недавних пор не у меня к ним счет, а у них ко мне, – не без самодовольства обронил Рублев. – А насчет Петровича вы, безусловно, правы. Я вытрясу из этих гадов все до последнего слова.

– И припомни им смерть нашего товарища, Борис.