Тогда, в Багио

ГЛАВА II

Понятие «молодой» растянулось в наши дни неожиданно и загадочно, как резиновый жгут на поясе будто нечаянно сорвавшегося с трапеции акробата.

Молодым принято считать (и называть!) пловца двенадцати лет, артиста двадцати четырех лет, писателя сорока восьми лет. Не слишком перенапрягая фантазию, можно продолжить эту геометрическую прогрессию. Знаком с одним симпатичным певцом девяноста шести лет, по великому кавказскому блату принятым в ансамбль долгожителей «Нам за сто…»; его называют «бичико» — малыш, он выполняет в оркестре самую черную работу. 109-летний руководитель ансамбля, сохранивший все, что сохраняют обычно герои геронтологических очерков, а именно: «юношескую фигуру, ясный взгляд и почти все зубы», а вдобавок к тому довольно привередливый характер, считает, что «молодых надо держать и воспитывать в строгости», а потому помыкает «малышом» как только может.

На пути молодого таланта к признанию (увы! а может быть, ура?) фортуна расставляет препятствия, которые не снились в самых кошмарных снах чемпионам стипль-чеза. Жизнь мудро придумала аттестационные, конкурсные, приемные и прочие отборочные испытания. В том числе — шахматы. Сколько таких отборов прошел Карпов, добиваясь права оспаривать звание чемпиона мира!

В Багио он отвечал за каждый из 1525 ходов, которые еще суждено сделать в матче, не только перед собой. Перед страной.

Перед современниками. И потомками тоже.

Древнейшую из игр отличает способность хранить долгие времена память о каждом поединке. Сравним с другой популярной игрой — футболом. На стадионе смотрят тысяч сто, по телевизору — миллионов сто; если это был очень интересный и важный матч, его, в лучшем случае, покажут в записи на следующий день… и все. Или еще один пример — баскетбол с его хитроумной системой стенографирования матча. Заглянув в простыню — протокол встречи, можно без труда определить, кто сколько времени провел на площадке, кто сколько заработал предупреждений, кто сколько забросил мячей и так далее. Но эта стенограмма доступна воображению лишь немногих знатоков баскетбола, и никто не станет тиражировать подобную запись.

Любой шахматной партии на звание чемпиона мира суждено бессмертие. Она тотчас размножается по всему миру на миллионах телеэкранов, на страницах больших и маленьких газет. Земля с интересом следит за тем, как отстаивает свое звание чемпион, а говоря точнее — сильнейший из тех четырех миллиардов граждан, которые населяют ее в последней четверти XX века.

Предыдущим чемпионам мира было легче: они отбирались «только» среди двух, среди трех миллиардов. Что касается грядущих чемпионов, то им, несомненно, будет сложнее: все больше жителей на планете Земля и все больше людей учится играть в шахматы. И перед ними тоже ответственен современный шахматный чемпион.

Утверждают, что на свете живут три миллиона эсперантистов. Они гордятся тем, что понимают друг друга с полуслова — француз и японец, баск и индус, турок и швед. Устраивают конгрессы, издают журналы и книги… благородное дело, служащее общению в наш напряженный век.

Но есть международная организация, своей численностью во много раз превосходящая «Объединение эсперантистов мира», члены которой понимают друг друга не то что с полуслова, а с одной буковки.

Каждая буковка шахматной нотации несет такую информативную нагрузку, которая и не снилась ее сестрам из привычного письма.

В самом деле…

Читаем: 2. f2—f4.

И сразу понимаем, что играющий белыми избрал старинный романтический королевский гамбит, связанный с жертвами и головоломными осложнениями.

Как белые будут играть дальше? Можно ждать, что они отдадут коня за две пешки и переведут партию в начало, исследованное еще четыре века назад итальянцем Полерио? Или пожертвуют слона на том поле, которое видело на своем веку столько жертв, сколько ни одно из других шестидесяти трех полей, а именно на поле f7, и последуют рекомендациям теоретического гамбита восемнадцатого столетия. Никто не знает, что будет дальше. Известно одно: черным следует принимать дары осмотрительно и защищаться сверхбдительно и не забывать, что «гамбит» происходит от «даре иль гамбетто» — «дать подножку».

Весной 1965 года в Мадриде я играл в шахматы с переводчиком Висенте Фернандесом.

Он спросил, не без труда подбирая русские слова (он изучал русский по книжкам и очень просил меня не торопиться: «Почему русские говорят так быстро?.. Испанцы говорят быстро? Что вы?.. Что вы?.. Мы говорим очень медленно, во всяком случае, хорошо понимаем друг друга. Это как бы шутка. Я по-русски читаю хорошо, а когда мне говорят, понимаю плохо». Я принял пожелание к сведению, и беседа, как могло показаться, потекла содержательнее):

— Скажите, пожалуйста, сколько надо платить рублей и, это самое, копейков, чтобы заниматься один час с хорошим шахматным маэстро?

— Ни рублей, ни копеек.

— Хорошо, за один час — ни-че-гошеньки. Может быть. А если я хочу, чтобы мой сын, предположим, я советский гражданин, если я хочу, чтобы мой сын занимался у маэстро три года? Тогда сколько?

— И тогда ничего.

— Вы знали это… заранее, какие вопросы вам будут говорить, и готовили ответы в Москве? — не совсем дружелюбно, почему-то глядя в сторону, спросил Фернандес.

— Приезжайте сами, поглядите. А пока ваш ход.

— Хорошо, тогда я вам буду говорить маленький секрет. Я капитан. На испанская армия. И я учу одна небольшая группа младших и средних офицеров говорить по-русски. И мне за это платят деньги. Если мне не будут платить деньги, я не буду никого учить. У меня есть один сборник на русский поговорки, там написано: «За спасибо сыт не будешь». Тот ваш маэстро, который учит бесплатно, умеет не есть? У него нет семьи? Он работает, чтобы услышать это самое «спасибо», и все?

— Висенте, ему платит государство. Как и другим учителям, которые воспитывают будущих певцов, художников, токарей, фрезеровщиков, бегунов, танцоров.

— Вы говорите нарочно быстро, чтобы я мало понял? — спросил он в миттельшпиле.

— Висенте, вы задаете вопросы, которые мне странно слышать.

— А мне странно слышать ответы.

Сколько миллионов ребят и в Москве, и на самых далеких окраинах страны — пока безвестных, неименитых — топают после уроков на шахматные занятия. Учатся не только ходам на доске. Учатся не вешать носа при неудаче. Ставить перед собой далекую цель. Находить требующие глубокого расчета и солидной подготовки пути к ней. Утверждать себя, свое «я» и при всем том понимать, как возвышает человека коллективизм. И еще: иметь убеждения — шахматные и жизненные.

Дорогие товарищи акселераты, так мало похожие на своих сверстников, живших давным-давно… в середине XX века!

Что такое акселерация, теперь хорошо знают все, но чем вызвана она и откуда пришла, вряд ли кто ответит точно. Люди стали расти быстрее. В Европе и Австралии, на острове Сахалине и острове Мадагаскар. В городе и в деревне. В долинах и селах, приклеившихся к заоблачным вершинам.

— Это потому, что люди стали по-другому питаться, — говорят одни и ссылаются на Японию, где испокон веков ели пищу морского происхождения, в которой много фосфора и мало чего-то такого, что стимулирует рост. Теперь же в Японии школьники на специальном витаминизированном питании, и вот извольте — в кинотеатрах и концертных залах расширяют расстояния между рядами, и владельцы их воют от досады, а ослушаться не могут, так как есть на этот счет постановление (знаменитый зал «Будокан» раньше вмещал 18 тысяч, а теперь 16).

— Это потому, что солнце стало активнее, оно ускоряет процессы жизнедеятельности, — говорят другие. — Там, где чист воздух, там на землю проникает больше живительных солнечных лучей, а следовательно… — И ссылаются на обследование, проведенное в Кахетии, которое показало, что юные граждане, выросшие в сельской местности, имеют к десяти годам на полсантиметра больше, чем их сверстники, выросшие совсем недалеко, в молодом промышленном городе Рустави.

— Это потому, что в воздухе стало больше отработанных газов, дыма, гари и прочей нечисти, говорят третьи, «всем хорошим» мы обязаны быстро развивающейся промышленности. Легкие вынуждены приспосабливаться, работать энергичнее. Они становятся шире, и грудная клетка шире, а человеку, чтобы носить такую грудную клетку, надо иметь и соответствующие пропорции… — И ссылаются на обследования, проведенные в штате Огайо, которые показали, что дети, выросшие в городе, к одиннадцати годам на полтора сантиметра выше сверстников, живущих в сельской местности.

Из прессы:

«Сложные проблемы взаимоотношений с окружающим миром для юношей нашего поколения теперь возникают гораздо раньше, чем это было сто лет назад. Следовательно, акселерация выдвигает ряд проблем и перед психологами, педагогами, юристами. Ныне дети созревают быстрее. Но в школе и дома мы продолжаем относиться к этому рано созревающему поколению по метрике — как к малым детям».

Этот упрек может быть обращен во множество адресов.

Только не к спорту.

Спорт помог современному подростку показать, как много в нем сил и как безгранично его стремление проявить эти силы, утвердить свое «я». При всем том выяснилось, что раны спортивных поражений, которые в ином, более зрелом возрасте долго напоминают о себе, легко и быстро затягиваются в отрочестве.

Доверившись выносливости, быстрому уму, смелому сердцу и тому, что издавна называлось детской непосредственностью и детской привязанностью, спорт протянул подростку руку. И тот не просто пожал ее. Крепко ухватился за нее обеими руками.

Еженедельник «64» писал об одном молодом человеке шести лет от роду, «единственном представителе детского сада», решившем более 500 шашечных задач и этюдов и занявшем шестое место в общемосковском чемпионате (да, да, чемпионате) школьников младшего возраста. Теперь у этого молодого человека «появилось четыре последователя, младшему из которых пять лет».

Примерам подобного рода нет числа.

Я знаком с врачом и педагогом, которые не очень все это одобряют, ибо «неизвестно, чем это кончится… вот если бы можно было заглядывать вперед…». Знаком с родителями, не знающими, как им быть с рано повзрослевшими детьми. Симпатичны современные папы и мамы, которые видят в спорте не только отдых и развлечение, но и средство подготовки детей к жизненным столкновениям. Чем раньше узнает молодой человек не из книжек, из собственного цыплячьего опыта, что такое проигрыш и что такое выигрыш, что такое точный пас товарища и ловкий удар, что такое одобрение тренера и замечание за нерасторопность, тем лучше.

Нет сомнения, что через пять, через восемь лет появится больше одаренных шахматных мастеров в той области, в том городе, где сегодня учитывают новые возможности подрастающего поколения и используют их толково и бережно в тренировочном процессе.

Нам надо учиться искусству по-новому воспитывать будущего мастера и по-новому его искать.

Сколько же юных талантов надо было высветить, сколько шахматных надежд должно было пройти перед глазами наших организаторов и тренеров, сколько мальчиков надо было испытать в изначальных боях на приз «Белой ладьи», множестве всевозможных шахматных турниров, которые проводят спортивные, пионерские, комсомольские организации, чтобы нашелся такой, как Толя Карпов!

Легко ли со всей определенностью сказать о том или ином молодом шахматисте: вот юноша, в котором зреет талант? Ведь не всякий талант на виду. Сколько печальных примеров знает история, сколько людей не раскрыло свои дарования только потому, что кто-то неверно произносил приговор: не способен, не талантлив, не подходит.

Вспомним, что говорил Чарлзу Дарвину его отец, человек серьезный, убежденный в том, что сын пошел «не по тому пути»: «У тебя только и есть интерес, что к возне с собаками и ловле крыс. Ты будешь позором для себя и своей семьи». Кто слышал о правильном человеке — отце Чарлза Дарвина? Кто не слышал о самом Чарлзе Дарвине, детское увлечение которого стало смыслом жизни?

Вспомним, что говорили о способностях Исаака Ньютона: «Физика и математика не для тебя, найди себе более подходящее занятие».

Вспомним, что говорил достопочтенный профессор университета, в котором учился Вальтер Скотт, о будущем авторе «Айвенго»: «Он глуп и останется глупым».

Вспомним Джонатана Свифта, провалившегося с треском на вступительных экзаменах в университет и получившего нелестный отзыв экзаменаторов… Шведского естествоиспытателя Карла Линнея, который «из-за лености и ограниченности» не был допущен в университет и отдан в обучение к сапожнику. Петра Чайковского, у которого не обнаруживали слуха до четырнадцати лет. Федора Шаляпина, которого «из-за отсутствия слуха» не брали даже в хор.

А вот и более близкие нам примеры. Певца, ставшего народным артистом СССР, в свое время исключали «по причине неспособности» из музыкального училища. О будущей олимпийской чемпионке написали: «К спорту не подходит».

Они нашли в себе силы переломить унижающее, угнетающее «общественное мнение», которое складывалось вокруг них, научили себя работать упорнее тех, кого величали вундеркиндами, так, как работал композитор Пабло Сарасате. Услышав однажды, что его назвали гением, он обиделся и сказал: «Я тридцать семь лет по двенадцать часов в день играл на скрипке, а они объясняют все так просто: гений по рождению».

Как рассмотреть талант, обнаружить его? Трудная и неисследованная эта работа. Многими выгодами для человека, для государства оборачивается каждое точное попадание. А во что обходится каждое попадание неточное или каждый промах? Дано ли нам это сосчитать?

Анатолия Карпова мы нашли потому, что у нас есть целая система раннего выявления шахматных талантов.

Но только и у него было на первых порах немало поводов для раздумий: кто я есть на самом деле? Что могу? На что способен?

В двенадцать лет Анатолий попал на учебу к Михаилу Ботвиннику, бывшему чемпиону мира.

Ботвинник многое ему «дал, научил пониманию шахмат и серьезному к ним отношению, привил уважение к стратегии». А как это содружество начиналось?

Вот что рассказывает Карпов:

— Когда я был включен в шахматную школу юношей добровольного спортивного общества «Труд», которой руководил Михаил Ботвинник, экс-чемпион мира, он, познакомившись с моими знаниями, воскликнул: «Он ничего не понимает в шахматах!» Понятно же, что Михаил Моисеевич, не желая обижать меня, не сказал мне это в лицо. Это были первые слова, которые он сказал о моей игре.

О первой встрече с Карповым Михаил Ботвинник говорил:

— Игра его не произвела большого впечатления, но не следует этому удивляться. Спасский в таком же возрасте играл со мной в массовом сеансе в Ленинграде, и тогда его игра тоже не произвела большого впечатления. Однако это не помешало Спасскому через двадцать лет завоевать звание чемпиона мира. Карпов добился этого за одиннадцать лет.

Теперь комментарий гроссмейстера А. Котова: «Вот так и получилось, что и наставник, теоретик, неповторимый шахматный специалист в анализе позиций, шахматный академик высшего ранга не рассмотрел в юном Анатолии Карпове его природных дарований, давших возможность уже в скором будущем со стремительной скоростью и настойчивостью штурмовать шахматный олимп».

Мне всегда казалось, что одно дело — разглядеть в молодом человеке божью искорку, а другое дело — разгадать его способность напрягать духовные силы. Ведь это не меньший талант — напрягать духовные силы… Заглянем в розовый конверт, который поступил в рукописный отдел Государственного Литературного музея Л. Н. Толстого. Случилось это сравнительно недавно. Письмо было обнаружено между страниц сборника толстовских статей. Оно датировано 23 февраля 1894 года. В письме к И. А. Бунину Лев Толстой размышляет о силе духа, которая становится и силой творчества человека. Говоря о «форме жизни», Толстой утверждает, что «лучше только та, в которой требуется наибольшее напряжение духовных сил, а я думаю, что это напряжение духовной, любовной силы очень нужно… чтобы… не переставая, в мыслях и теле идти вперед…».

Как не вспомнить тут первое из напечатанных стихотворений А. С. Пушкина:

Я думаю, у Карпова было достаточно возможностей выбрать спокойную жизнь. Только была бы она лучше? Помогла бы она ему открыть все, на что он способен?

Конечно же на формирование гроссмейстера Карпова и многих других талантливых представителей нового шахматного поколения повлияла кровная заинтересованность общества в развитии шахмат как одного из элементов социалистической культуры. Анатолий не мог не чувствовать великой благожелательности, которая окружала его с самых ранних лет. Она заставляла будущего гроссмейстера учиться, работать, искать с таким прилежанием и упорством, какие редко встречаются в человеке в столь юные годы.