Токийский декаданс

6

— Возможно, вы подумаете, что за навязчивая девушка, раз говорит такое, но я все это время ждала вашего звонка.

Казалось, этот голос и слова одно за одним, словно капли, просачиваются через телефонную трубку и проникают из уха прямо в мозг, обволакивая каждый нерв.

И почему только я послушал Ёсикаву и делал вид, что могу продержаться целых две недели? Эта девушка все время ждала моего звонка.

У Аоямы онемела спина. Он чувствовал, как по телу разливается нечто сладостное, как это бывает, когда пьешь по-настоящему вкусное вино или коньяк. Перед глазами у него возник образ Асами, глубокой ночью сидящей, обхватив колени, в полном одиночестве в ожидании его звонка. В груди защемило.

— Я был занят и никак не мог позвонить. Аояма говорил, стараясь извлекать слова из своего горла, так чтобы голосовые связки не дрожали.

— Я все понимаю. Я так и думала, что вы, наверное, очень заняты. Я ведь плохо себе представляю вашу работу.

Аояма никак не мог подобрать нужные слова. Будь сейчас перед его глазами Асами, он наверняка обнял бы ее за плечи.

— Ну, так у вас все хорошо? — спросил Аояма и сам про себя подумал: что за бестолковая фраза…

— Да, все нормально.

— Простите, я виноват, что не мог позвонить.

— Нет, ну что вы. Мне достаточно уже того, что мы смогли вот так поговорить с вами.

Асами ненадолго замолчала, и в трубке послышался печальный вздох.

— Если сможете, позвоните мне снова, пожалуйста.

— Я ведь дал вам свою визитку? Вы могли бы позвонить мне на работу.

— Правда можно?

— Правда можно! А что, если нам снова пообедать или поужинать вместе?

— Ух ты, я с радостью!

— Когда у вас свободный вечер?

— В понедельник, среду, пятницу и воскресенье я не работаю вечером.

— Тогда как насчет среды на следующей неделе?

— Я не возражаю. С нетерпением буду ждать нашей встречи.

Повесив трубку, Аояма сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Он почувствовал, что мышцы его лица растянуты в улыбке. Голос и слова Асами десятки раз снова и снова звучали в его голове.

— Отец, что с тобой происходит в последнее время? — спросил Сигэ, когда они сели ужинать и смотреть игры НБА по телевизору.

Дело было накануне второго свидания с Асами Ямасаки. На ужин Риэ-сан приготовила клецки сюмай из креветок, жаркое никудзяга и овощной суп. Из НБА играли «Чикаго Буллз» и «Орландо Мэджик».

— О чем это ты?

В левой руке Аояма держал бокал с пивом, в правой — палочки хаси, а глаза уставились в телевизор. Однако за минуту пива в бокале не уменьшилось даже на сантиметр, сюмай на кончиках хаси совсем остыл и, казалось, вот-вот упадет, а взгляд, хоть и был устремлен на телеэкран, но отнюдь не следил за движениями Майкла Джордана и Анферни Хардуэя. Иными словами, Аояма пребывал в полной прострации и думал только об Асами.

— Ты еще спрашиваешь, о чем это я? Ты даже баскетбол не смотришь. Витаешь где-то в облаках!

— Неужели?

Что-то не лезет ничего, подумал Аояма и положил в рот сюмай.

— Странный ты какой-то! Не ешь толком, глаза в одну точку. Может, тебе сходить в больницу?

— Нет, я не болен! Не волнуйся.

— Взрослый человек может говорить так и даже не понимать, что болен. Я видел такое в кино. «Пробуждение» с Робертом Де Ниро или «Человек дождя» с Дастином Хоффманом. Человек словно находится в рассеянном состоянии. Но это несомненно болезнь! Иногда мозг разрушается, становится как губка. В общем, бывает по-разному…

— Губка?

— Ведь это еще, кажется, называют старческим слабоумием. Есть такой вирус, который пожирает человеческий мозг, и тогда он становится похожим на губку или пемзу. Похоже, это очень страшно.

— Я смотрю, ты в этом разбираешься.

— Я ж тебе говорил раньше, что мне очень нравилась биология. Ты все-таки сходи в больницу.

— Интересно, а это самое старческое слабоумие можно вылечить, если пойти в больницу?

— Наверное, современная медицина пока бессильна.

— Выходит, к врачам обращаться бесполезно, не так ли?

— Я не согласен! Я пока еще только в первом классе старшей школы, и если мой отец превратится в Человека дождя, мне будет некогда постоянно и всюду сопровождать его.

Сигэ говорил это с таким серьезным видом, что Аояма не смог сдержать улыбки. Сделав глоток пива, он задумался, стоит ли обо всем рассказать Сигэ или нет. В любом случае рано или поздно ему придется это сделать. На телеэкране «Буллз» наращивали свое преимущество. Дэннис Родман, волосы которого были выкрашены в зеленый цвет, подобрал мяч. Майкл Джордан красивым проходом проник в чужую зону и, блокированный тремя защитниками, отдал пас. Скотти Пиппен блестящим броском завершил атаку.

Возможно, за этим столом совсем скоро будет сидеть и Асами Ямасаки. Нужно сообщить об этом Сигэ, и вопрос только в том, как скоро. Кто знает, быть может, именно сейчас подходящий для этого момент. К тому же если не рассказать сейчас, то потом придется лгать Сигэ по поводу свидания.

Так, поразмыслив, Аояма решил начать разговор:

— Я хочу признаться тебе. Та встреча была не по поводу кинопробы. Я солгал, что это по работе.

Сигэ перестал есть и с напряженным видом слушал.

— Сколько ей лет? — спросил он после того, как Аояма в целом завершил свой рассказ.

— Двадцать четыре, кажется.

— Такая молодая?

— Да, молодая.

— По возрасту она больше подходит мне, чем тебе. Это нормально? Она ведь наверняка красивая.

— Что значит «нормально»?

— Она тебя не обманывает?

— Мы с ней только познакомились. Завтра вместе ужинаем, но это будет пока наша третья встреча.

— Нынешние девушки опасные. За некоторыми стоит якудза, например. С моими одноклассницами совершенно невозможно общаться. Сегодня молодые девчонки лет пятнадцати разбираются во всем. Они совсем не те, что были во времена твоей юности.

— Ты считаешь, я никому не могу понравиться?

— Нет, я так не считаю! Просто ты сейчас не в себе. Посмотришь на моих одноклассниц — какие-то хитрые и коварные. Может, дело в сумасшедшем объеме информации, но порой даже я их не понимаю. Тут одну девчонку, на год старше меня, выгнали из школы, так как узнали, что она работала в садомазо-клубе. Представляешь? Я даже, несмотря на языковую проблему, всерьез подумываю найти себе взрослую красивую девушку из какой-нибудь страны типа Казахстана.

— Казахстана?

— Почему нет? Там много красоток, и по складу характера они, кажется, очень хорошие.

— И ты тоже задумываешься о всех этих вещах?

— Я тебе как-то говорил, что у меня в классе практически нет симпатичных девчонок. И ты еще тогда сравнил красивых девушек с жуками-оленями, помнишь?

— Ну да.

— Так вот красотки с хорошим характером встречаются в природе в сотни раз реже, чем жуки-олени. Они скорее как ириомотская кошка, или японская исполинская саламандра, или красноногий ибис.

По телевизору начиналась ответная атака «Орландо Мэджик». Хардуэй принес своей команде три очка.

— В любом случае я хочу и тебя с ней познакомить, — сказал Аояма.

— Уж я-то ее проверю! — все с тем же серьезным видом заявил Сигэ. — Думаю, мне лучше удастся разглядеть истинную сущность этой девушки. И не только потому, что мы ближе друг к другу по возрасту. Просто ты сейчас совершенно потерял голову.

Местом встречи был тот же кафетерий в отеле, что и в прошлый раз. Условились на шесть часов вечера. Аояма прибыл на двадцать минут раньше, Асами Ямасаки пришла за пять минут. Волосы гладко зачесаны назад, мягкий свитер, кожаный жакет перекинут через левое предплечье, свободные расклешенные брюки. Продуманный и совершенно безупречный стиль для вечера, подумал Аояма. Как и прежде, Аояма был без ума от этой девушки, но он несколько раз прокрутил в голове то, что надумал после разговора с Сигэ. Ему необходимо понемногу разведать что-либо о личной жизни Асами Ямасаки. За ужином подадут алкоголь, и потому Аояма решил расспросить ее до этого. Он вовсе не считал, что за ней стоит якудза. А если и так, то у него имеется несколько влиятельных друзей, начиная с Ёсикавы. Просто Аояма осознал, что он, как верно заметил Сигэ, уже далеко не молод.

Это видят и другие, и понимаю я сам. Без сомнения, я влюблен в нее. Она так обрадовалась моему звонку, каждый раз наряжается для нашей встречи, с губ не сходит улыбка. Не думаю, чтобы она меня обманывала, но вполне возможно, что у нее совсем иные намерения. Короче говоря, что, если во мне она видит скорее не мужчину, а советчика, на которого можно положиться?

Так, немного успокоившись, размышлял Аояма накануне их встречи.

— Я выпью пива, а что будете вы, Ямасаки-сан?

Оказавшись за столом, Асами смущенно опускала глаза и застенчиво улыбалась. Ее мимика говорит о том, что она никак не может совладать со своей радостью и стыдится этого. Если это игра, то эта девушка — гениальная актриса, решил Аояма.

— Я тоже пиво.

Ответив, она вновь опустила глаза и, слегка покачав головой, рассмеялась.

— Что такое? Что вас рассмешило? — спросил Аояма, подумав при этом: надо же, какой приятный смех.

— Я и не думала, что мы снова вот так встретимся. Не могу скрыть свою радость. Простите, что я так развеселилась.

Принесли пиво, и в тот момент, когда они слегка чокнулись бокалами, Аояма решил озвучить то, что не давало ему покоя все это время.

— Для ужина сегодня я выбрал итальянский ресторан, но это очень популярное место и почти всегда забито посетителями. Я забронировал столик на половину восьмого. Как ваш желудок? Потерпит до этого времени?

— Да, конечно.

— Ямасаки-сан, с вашими родными все в порядке?

Когда Аояма спросил об этом, с лица Асами исчезла улыбка и губы ее напряглись. Аояма тут же вспомнил слова Ёсикавы: «…Кто знает, возможно, все так, как ты думаешь, и в смерти этого директора Сибаты и в таинственном переезде ее семьи нет ничего особенного. Наверняка так и есть. И все же я беспокоюсь. Знаешь, из-за чего? Прежде всего потому, что нет ни одного человека, кто бы знал девушку по имени Асами Ямасаки…»

Неужели ложь столь желанной мною женщины, которую я еще и не целовал, да что там, до которой еще даже не дотронулся, открылась на такой ранней стадии отношений? Если она так напряглась при одном лишь упоминании об ее родных, выходит, меня и впрямь водили за нос?

— Я не хочу иметь секретов от вас и потому расскажу все как есть.

Асами Ямасаки изменилась в лице, и Аояма сконцентрировал все свое внимание на ней. Его сердце так учащенно билось, что казалось, это заметно даже через костюм. Ничего вокруг он не видел.

— Своего детства я совсем не помню. После того как мои родители развелись, я жила в доме маминого старшего брата. Помню только, что надо мной там по-настоящему страшно издевались. Жена моего дяди была жестокой женщиной. Если я расскажу об этом, то боюсь, что наверняка испорчу вам настроение. Ужасно печальная и мрачная история. Но это правда, и я прошу вас терпеливо выслушать меня. Зимой меня заставляли принимать холодные ванны, и я заболела пневмонией. Однажды она ударила меня головой об оконное стекло, и я порезала шею. Еще как-то раз она столкнула меня с лестницы, и я сломала ключицу. В детстве у меня постоянно где-нибудь были раны или ушибы. А когда пошла в школу, доктор очень волновался, что я совсем погибну, и я переехала жить к матери. Мама повторно вышла замуж. Ее новый муж… Он вроде как стал мне отцом, но я и сейчас не считаю его отцом, только одно название.

Асами Ямасаки ненадолго замолчала. Она словно собиралась с силами, чтобы продолжить рассказ. Все, о чем она говорила, было столь неожиданно, что сердце Аоямы билось все сильнее.

— У меня больше не было ран и ушибов, но мамин новый муж откровенно заявил мне: «Я тебя ненавижу. Когда вижу твое лицо, мне кусок в горло не лезет. Когда смотрю на тебя, меня просто колотит и хочется тебя убить. От тебя исходит противный запах. Поэтому ты будешь сидеть в своей комнате. И есть будешь там же». Вернувшись из школы, я сразу же шла к себе в комнату. Там проводила весь день и спала тоже там. Мне не было все равно, однако я помню, о чем думала тогда. Мне казалось, что такова и есть жизнь. Мать не пыталась меня защитить и даже не извинялась за него. Это покажется странным, но, если подумать сейчас, тот факт, что мать не просила у меня прощения, был для меня спасением. Благодаря этому, как бы это сказать, я стала сильнее, что ли. Мне пришлось стать сильной. Я думаю, если бы мама повторяла мне «прости», наверное, я страдала бы еще больше. Даже не знаю почему, но это так. С мамой мы и сейчас иногда встречаемся за чашкой чая, но когда-то моя мать — а она у меня пьющая — предлагала мне выпить вместе с ней. Дело в том, что мамина мама, то есть моя бабушка, очень любила алкоголь. Она разводилась раз семь. Мама говорила, что мечтала прожить совсем иную жизнь, но не смогла.

Увидев, как глаза Асами Ямасаки наполняются слезами, Аояма почувствовал давящую боль в груди. Ему казалось, словно его сжимает невидимый корсет. Девушка с силой прикусила губу, смахнула слезы и возобновила рассказ:

— Как говорила мама, она представляла, что ее собственная жизнь будет отличаться от жизни ее матери, но ей не хватило сил. «Делать людям добро — в этом и есть сила. Поэтому, Асами, ты должна во что бы то ни стало обрести эту силу, — наказывала она мне. — Вот только, как обретают эту силу, я не знаю. Среди всех, кого я встречала за свою жизнь, по-настоящему сильными, способными приносить добро другим были те люди, у которых есть профессия, какое-нибудь занятие в жизни». У ее второго мужа были больные ноги, а я по какой-то причине всегда была очень шустрой. С самого детства. И мама как-то сказала мне: «Возможно, именно поэтому он тебя ненавидел».

Ее исповедь неожиданно прервалась. Аояма украдкой, так чтобы не заметила Асами, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.

Так вот в чем дело…

Он заметил, что испытал некоторое облегчение.

В той квартире в Сугинами наверняка жила ее мать со своим вторым мужем, и в посемейной записи, наверное, они числились ее родителями. Но ведь она с ними совершенно не общалась. А посему, возможно, даже не знала об их переезде. Должно быть, ей было все равно, как и где живут эти люди…

— И еще во время нашей прошлой встречи я солгала вам. То, что мы с семьей бывали только в собая и семейных ресторанах, — это неправда. Мы вообще никогда и никуда не ходили, чтобы пообедать или поужинать вместе. У маминого нового мужа, как я уже говорила, были больные ноги, и он не мог так просто выходить из дома. Я же, как бы там ни было, никогда не ела вместе с ними. А… ну разве что несколько раз вместе с мамой. Вы так добры ко мне, а я солгала вам при первой же встрече. Это непростительно. Если мне лучше уйти, вы так и скажите.

Асами взглянула на Аояму глазами, полными слез, сдерживаемых силой воли. Аояма отчаянно искал подходящие слова.

— Если вы уйдете, мне будет очень плохо. — Он решил честно рассказать ей о своих чувствах, ничего не приукрашивая. — Я очень ждал сегодняшнего свидания. И то, что я услышал сейчас, ничего не изменит!

Когда Аояма произнес эти слова, девушка, низко опустив голову, тихонько заплакала.

— Я только одного не понимаю… — сказал Аояма, когда они ехали на такси в ресторан в Нисиадзабу, прежде дождавшись в кафетерии отеля, пока Асами успокоится.

— Спрашивайте о чем угодно. Умру, но вам больше никогда не солгу.

Видимо, испытав облегчение после признания, Асами сидела, немного подавшись телом к Аояме. Аояма тоже, как ни странно, освободился от прежнего напряжения. Наверное, это потому, что теперь у нас на двоих есть какое-то важное общее, решил он.

— Как бы это лучше сказать?.. Возможно, это безответственные слова, однако мне кажется, что ваш случай — это типичный пример того, что в народе называют насилием над детьми. Насколько мне известно, люди с таким ужасно несчастным прошлым испытывают некоторые сложности в общении с другими. Не знаю, как удачнее это выразить, но, видимо, у них развивается множество разных комплексов, в силу которых они становятся неприятными людьми. По-моему, подобных случаев очень много. В какой-то книге я читал, что один такой человек, с которым ужасно обращались в детстве, став взрослым, бессознательно вел себя так, что окружающие его ненавидели. И эта ненависть окружающих, напротив, успокаивает таких людей. Все это отчасти мне понятно. Однако в вас совершенно нет ничего подобного. Как бы это сказать?.. На вас нигде нет ни тени ужасного обращения!

После этих слов Аоямы Асами, слегка кивая, придвинулась к нему и еле слышным голосом вымолвила: «Я рада». У него перед глазами застыли опущенные длинные ресницы девушки, и Аояма почувствовал дрожь в позвоночнике.

— Думаю, это балет, — выпив глоток «Кам-пари» с апельсиновым соком, сказала Асами Ямасаки, когда они сидели за столом в ресторане.

На мгновение Аояма не понял, о чем идет речь. Это был известный ресторан тосканской кухни, расположенный на относительно тихой улочке недалеко от перекрестка Нисиадзабу в сторону Роппонги. Несмотря на свою популярность, он не значился в городских путеводителях и в специальных справочниках для молодежи. Внутреннее убранство и сервис были безупречными, нежелательных клиентов не было. Одни только гобелены с изображением Флоренции XVII века, являющиеся гордостью владельца заведения, а также великолепие орнамента на матовом стекле перегородок, разделяющих столики, наверняка вызывали чувство приятного волнения у тех, кто приходил сюда впервые. Кроме того, этот ресторан был не очень большим, и поэтому новые клиенты без рекомендации знакомых не могли бронировать места. Асами с нескрываемым блеском в глазах села за столик. На вопрос официанта: «Что желаете выпить?» — она посмотрела на Аояму с таким выражением лица, будто бы спрашивая: «Я должна заказать аперитив, верно же?», после чего милым голоском сделала заказ: ««Кам-пари» с апельсиновым соком, пожалуйста». Аояма попросил у официанта фирменное карпаччо, маленькие порции трех видов пасты, Т-бон стейк и сухое вино «Барбареско» урожая 1989 года. После этого Асами возобновила рассказ:

— Я была очень рада услышать от вас, что на мне нет тени того жестокого обращения, которому я подверглась в детстве. Я и сама всю дорогу в такси думала о том, как так случилось, и не находила ответа. А потом вошла в этот ресторан, и он оказался настолько прекрасным, что я в одно мгновение забыла об этом.

Тут девушка ненадолго замолчала и улыбнулась. Совершенная улыбка, берущая в плен своего очарования того, кто взглянет на нее, решил Аояма.

— Я думала о том, что помогло мне легко забыть обо всех кошмарах и не стать угрюмым человеком с ужасным характером. И тут я села за этот стол и увидела эту скатерть, подсвечники, салфетки и еще вот это. Этот милый орнамент на шлифованном стекле, этот виноград и птичек, изящный изгиб линий музыкальных инструментов… Все это, элемент за элементом, вырезано вручную. И на стеклах других перегородок уже совершенно другой орнамент…

— Что вам сказать?.. Возможно, это и впрямь ручная работа.

— Безусловно, так оно и есть! От всего этого исходит какое-то тепло. И тут меня осенило. Я нашла ответ на забытый вопрос. Я поняла, что это был балет.

— Вот как. Это то, что сбросило с вас тень ужасного детства.

— Именно. Я тогда училась в четвертом классе начальной школы, и мы жили в тесной квартирке в Сугинами, но рядом была маленькая-маленькая балетная студия, в которой преподавали очень пожилая женщина и ее дочь. Плата за занятия была довольно низкой, и тогда мама сказала: «Может, тебе попробовать поучиться?» Я не очень-то разбиралась в этом, но была сравнительно сильной для своего хрупкого телосложения, и через год пожилая преподавательница написала рекомендательное письмо, чтобы меня перевели в более профессиональную школу. Я стала кем-то вроде стипендиата и поступила в одну из самых больших балетных студий в Японии, расположенных в Минами-Аояма. Мне трудно это объяснить, но когда я обливалась потом, мне казалось, словно я своими глазами вижу, как вместе с этим потом выходят все проблемы и неприятные мысли. В студиях же есть зеркала, да? Когда, отражаясь в этих зеркалах, я делала какое-нибудь па… А, возможно, вы знаете, что па — это движение ног в балете. Так вот, когда ты видишь, что тебе удается действительно красиво выразить в танце движение, ты чувствуешь новый прилив бодрости. Возникает интересный образ, и ты вроде как сливаешься с ним, становишься единым целым, понимаете? Пожалуй, именно так я и избавлялась от всех дурных мыслей и переживаний.

Пробка, вынутая из бутылки «Барбареско», источала характерный аромат. Дегустируя вино по совету сомелье, Аояма изо всех сил старался сдерживать слезы. По окончании дегустации сомелье ушел. На столе появилась первая тарелка карпаччо. И когда они вновь остались одни, Аояма не знал, что сказать.

— Вот уж поистине, — наконец произнес он, — вы прекрасны!

С этими словами Аояма выпил, после чего положил свою ладонь, в которой не было бокала, поверх руки Асами.

— Простите, неужели вы смогли понять меня? Я по-настоящему счастлива. Я все свое время отдавала балету, но мне так и не встретился человек, кому я могла бы открыться. А потом я получила травму, и были люди, которые просто находились рядом, но никто и никогда не окружал меня теплом. Боюсь показаться навязчивой, но вы первый человек, кто так добр ко мне. И кому я смогла рассказать все это. О своей матери и ее втором муже. Аояма-сан, вы первый…