Токийский декаданс

10

Асами Ямасаки стянула с Аоямы свитер и тонкими пальцами расстегнула одну за другой пуговицы на рубашке. Аояма, ошеломленный, молча наблюдал за этим. В комнате становилось все темнее, но на ногтях Асами, накрашенных розовым лаком, слегка отражался зимний закат. Аояма в какой-то момент приподнялся. Они долгое время просидели вдвоем на кровати, но он не ощущал собственного тела. У него перед глазами стояло лицо Асами, склонившей голову. Лицо это что-то напоминало, но он не мог вспомнить, что именно. Щеки слегка покраснели. Когда несколькими минутами раньше она медленно поднялась на кровати, форма ее груди, прежде неясная, приняла четко очерченные контуры. Стройность ее бедер, величина и форма груди — все в ней было настолько совершенным, что казалось попросту нереальным. Она подобна творению незнакомого скульптора из неизвестной страны, которое при этом наделено мягкостью, влагой, теплотой тела и способностью двигаться, подумал Аояма. Казалось, что время то бежит в несколько раз быстрее обычного, то вовсе стоит на месте. Дрожащие кончики пальцев Асами под расстегнутой рубашкой коснулись груди Аоямы и поползли по коже нежно и трепетно, подобно тому как лишенный зрения человек калькирует важное письмо, написанное шрифтом Брайля. Возникло такое чувство, словно кончики ее пальцев, превратившись в серебристый скальпель, рассекают грудь, и в то же самое время казалось, словно они ласково исцеляют поверхность легких, внутри которых распространились раковые клетки, вызывающие страшную боль. Аояма не чувствовал собственного тела и его внешних границ. Он мог ощущать только, как ее пальцы касаются его кожи и как в тех точках, до которых они дотронулись, вспыхивает сильнейшее возбуждение, какое прежде он и не мог себе представить. Кончики пальцев Асами Ямасаки были словно лед и одновременно словно раскаленный докрасна металл. В какой-то момент Аояма встал между двумя кроватями и снял свитер. Когда именно он это сделал, он не помнил. Все пуговицы на его рубашке были расстегнуты, так что грудь и живот оказались обнаженными. Асами расстегнула ремень его брюк и, ухватившись за молнию, медленно потянула ее вниз. Как будто делают операцию, подумал Аояма. Она села на край кровати, подобрав ноги. Казалось, словно зеленое бархатное покрывало накрыло собой целиком всю комнату, и в самом центре нагое тело Асами Ямасаки превратилось в белоснежную фарфоровую лампу. Такие ощущения, сопровождаемые головокружением, охватили Аояму. Все это время он по-прежнему не осязал силуэт собственного тела и не мог понять, холодными или горячими были ее пальцы. Когда молнию брюк полностью расстегнули, Асами неожиданно подняла лицо, и Аояма почувствовал пульсирующую кровь в висках. Она, не отрывая взгляда от Аоямы, улыбнулась. Потом, протянув руку, с силой надавила розовым ногтем в самый центр его груди и на одном дыхании проскользила пальцем вниз. Аояма изо всех сил сдерживался, чтобы не закричать. Какой-то неприличный звук — то ли плач, то ли стон, то ли глубокий вздох — застрял у него в горле и едва не вырвался наружу. Почему даже не пытаюсь немедленно завалить эту женщину на постель и взобраться на нее? — недоумевал Аояма. Безжизненно свесив руки, он лишь изредка вздрагивал в ответ на импульс, посылаемый кончиками пальцев Асами. Эта девушка, где она обучилась такому мастерству? Современные девицы двадцати четырех лет, наверное, куда зауряднее в подобных делах? А может, ее лицо и тело настолько прекрасны, что мне просто кажется, словно она делает что-то невероятное? Асами сняла с него брюки и трусы. Выражение лица ее изменилось. Рот открылся, и оттуда показался острый язык. Казалось, будто из лица ее вырос розовый шип. Кончик языка скользнул от пупка Аоямы до бедер и вскоре снова поднялся вверх к груди. Упираясь коленями в покрывало кровати, она приблизила к нему свое лицо. Аояма, слегка приподнявшись, коснулся своими губами кончика ее острого языка. Облизав по кругу его губы, она взяла левую руку Аоямы и поднесла ее к своей груди. Дотронувшись до ее груди, Аояма закрыл глаза и осознал, что пальцы его осязают не совершенную по форме фарфоровую статуэтку, а живую женскую плоть, в которой бежит кровь. «Женщина», — очень тихо, так чтобы не услышала Асами Ямасаки, пробормотал он и коснулся рукой ее лона. Оно было влажным и горячим. Из уст ее вырвался металлический голос, который он прежде никогда не слышал. Это был жесткий, низкий голос, напоминающий звук ржавой шестеренки, вдруг начавшей вращение.

Во время неглубокого сна Аояме приснилось, что его истязает какой-то неизвестный человек. Когда во сне к его лицу поднесли раскаленное железо, он с криком проснулся и, ослепленный ярким светом, тут же снова закрыл глаза. Что это было сейчас? — подумал Аояма. Он попытался пошевелить губами, чтобы пробормотать «Что произошло?», но слизистая его горла слиплась, и он не мог говорить. В комнате все лампы были включены. Даже закрыв глаза, Аояма ощущал их свет сквозь веки. Все было окрашено оранжевым цветом, и глазной нерв дергался от боли. Он не мог открыть глаза, но не только потому, что они болели из-за слепящего света. Все его тело было совершенно обессилено, и ни один мускул на лице не шевелился.

Да что вообще произошло?.. Где я?

Аояма наконец заметил, что сам он лежит в постели совершенно голый. Правая рука на уровне пояса, левая — на животе. Все его чувства и ощущения были парализованы, но он сознавал собственную наготу.

Где я?

Свет ламп на потолке и прикроватных тумбочках отличался от того, что он обычно привык видеть. Может, я еще сплю и все это сон? — подумал Аояма. Но онемение в висках и боль в глазах заявляли о том, что это не сон. Неожиданно Аояма с ужасом вспомнил, что он находится в номере отеля, куда приехал вместе с женщиной. Левой рукой он пошарил по кровати, но рядом с ним никого не было. Превозмогая боль, Аояма открыл глаза. На сетчатку тут же хлынул поток света, и рефлекторно он снова зажмурился. Одновременно он ощутил боль в области сердца. Аояма выждал долгую паузу, после чего решил потихоньку открыть глаза. Первым делом расслабил веки и сквозь ресницы стал понемногу различать предметы. Из-за сильной боли автоматически выступили слезы, так что вид, открывавшийся за ними, превратился в размытое пятно. Мокрые от слез ресницы дрожали мелкой дрожью. Пока Аояма медленно разнимал веки, он обратил внимание на ужасную сердечную слабость. Сердцебиение было нерегулярным и слабым. По мере того как действительность прояснилась, ослабленное сердце застучало быстрее.

Этой женщины нет…

В номере было светло как в магазинчике, открытом в ночное время. Стояла полнейшая тишина, без признаков человеческого присутствия. Аояма был абсолютно голым. Его член съежился и повис, запутавшись в загрубевших лобковых волосах с засохшими каплями спермы. Не было слышно даже шума воды в душе. Возможно, она решила оставить меня одного, так как я выдохся и крепко уснул, а сама ушла куда-нибудь в бар, решил Аояма, но тут же понял, что это не так. Нигде не было видно ее сумки. Асами Ямасаки исчезла.

Почему я весь настолько разбит, словно после наркоза?..

Правая рука наткнулась на что-то твердое. Это были наручные часы Аоямы, застрявшие в складках покрывала на краю кровати. Стрелки на них слегка перевалили за три часа, число сменилось. На металлический браслет намотался женский волосок.

Эта женщина несомненно была в этой комнате…

Так подумал Аояма, накрутив этот волос на палец. Его сознание воскресило два воспоминания. Одно было яркой и очень короткой вспышкой, словно флешбек. Вспотевшее женское лицо. Розовый язык. Волосы, прилипшие к мокрым от пота щекам и лбу. Твердые заостренные соски. И, наконец, влажная вагина Асами Ямасаки, блестящая от спермы и истекающая белыми мутными соками после гостившего в ней мужского члена. Вместе с картинкой память воскресила и звуки. Пыхтение и вздохи. Шепот и крики. Еще одно воспоминание всплывало постепенно и урывками. Аояма припомнил, что рассказал о Сигэ. То ли прежде, чем заняться сексом, то ли во время него, то ли перед тем, как Асами Ямасаки испытала первый оргазм, то ли после того, как она очередной раз, вцепившись в тело Аоямы, закричала… Он не помнил, когда именно, но точно рассказал.

Какой была ее реакция? Не помню. Что же все-таки произошло? Собственно, как и куда я кончил?..

Аояма потрогал свой член. Он весь был покрыт засохшей спермой и женскими выделениями.

Она терла его рукой и, что-то приговаривая, касалась языком. Да, так и есть. Правой рукой она держала мой член, а левой легонько возбуждала его ногтями. Облизывала и брала его в рот. Это было до того, как я сообщил ей о Сигэ, или после?

Аояма повернулся на бок, уперся правой рукой в зеленое покрывало и попытался встать. Виски и сердце пронзила сильная боль, и он тут же отказался от этой затеи. Лежа ничком на кровати, он терпеливо ждал, пока боль отступит. Дыхание сбилось, сердце бешено колотилось. Тело было тяжелым, словно камень. Оно онемело.

Она что-то со мной сделала.

Аояму пугала неизвестность случившегося, но он понимал, что гораздо сильнее его ужасало, печалило и удивляло исчезновение Асами. Осознав это, он уловил слабый аромат, оставшийся на бархатном покрывале. Это им благоухали ее волосы. Запахи ее духов, косметики, пота, вагинальных выделений, волос, перемешавшись, пропитали собой зеленую лоснящуюся материю. Эта дурманящая смесь подчинила себе все чувства и ощущения почти недееспособного Аоямы, словно ничего другого в этом мире не существовало. В памяти, подобно вспышкам, хаотично возникали сцены секса с Асами Ямасаки. В этих образах не было запахов и тактильных ощущений. Чувство пустоты нарастало, и с каждой минутой ему все сильнее ее не хватало. Промежутки между вспышками воспоминаний постепенно становились короче, и из образов осталось только два: ее лицо и ее вагина. Каждый раз, когда член Аоямы глубоко проникал в нее, лицо Асами искажалось. Однако, несмотря на то что на лбу появлялись морщинки, глаза были широко распахнуты, а из открытого от бессилия рта выглядывал язык, лицо это отнюдь не становилось безобразным. Оно неизменно оставалось прекрасным. Аояма впервые обратил внимание на тот факт, что, какую бы позу он ни принимал во время секса, невозможно было одновременно охватить взглядом и лицо, и лоно своей партнерши. Занимаясь любовью с Асами Ямасаки, он суетливо переводил глаза, продолжая попеременно смотреть то на ее лицо, то на ее вагину. Мучительные воспоминания об этом реалистичными картинками возникали и угасали в мозгу Аоямы. Вагина со всех сторон была покрыта слизью женских выделений, словно в этом мире не существовало ничего более непристойного вида. Все новые порции слизи выливались наружу и, стекая между ягодицами, капали на бархатное покрывало. Время от времени, желая подразнить тяжело дышащую Асами, Аояма нарочно вынимал свой член, когда она была на грани оргазма. В такие моменты она издавала крик, близкий к плачу. После извлечения члена ее вагина открывала взгляду свою розоватую плоть, откуда, подобно простейшему живому существу, вытекали мутные беловатые выделения. Даже в такие мгновения лицо Асами сохраняло красоту, презреть и унизить которую было невозможно ничем. Дисбаланс между этой чистой красотой и истекающей вожделением вагиной все сильнее и сильнее возбуждал Аояму. Он не помнил, сколько по времени продолжался их секс. Он длился так долго, что казалось, вовеки не закончится. Бесконечная эрекция вызывала у Аоямы чувство боли и ощущение, что натянутая тонкая кожа члена вот-вот лопнет. Нежно-розовые губы влагалища указывали на то, что это вход в недра женской плоти, и Аояма смог испытать дикую радость от этого безграничного эротизма. В голове, лишенной физической чувствительности, вспыхивали, короткими интервалами сменяя друг друга, образы вагины и лица. Осознание того, какая пропасть отделяет его сейчас от этого возбуждения и наслаждения, причинило Аояме мучительную боль. Он ощутил реальный озноб, и все его тело покрылось мурашками. Подобный рвотной массе, к горлу подступил ком, грозящий вырваться из груди всхлипами рыдания. Предчувствуя, словно что-то закончится, если он даст волю слезам, Аояма терпел изо всех сил, отчаянно прикусив губы. В это самое время неожиданно раздался звонок. Аояма рефлекторно приподнялся и ползком добрался до телефонной трубки.

— Господин Аояма?

Услыхав мужской голос, Аояма рухнул без сил.

— Алло-алло, господин Аояма?

Аояма был почти уверен, что звонит Асами Ямасаки. Он надеялся услышать в трубке привычный голос:

«Алло, это я. Ах, как хорошо, что ты на месте. Я так испугалась, что могла не застать тебя…»

— Алло, господин Аояма, это вы? Вас беспокоит портье.

— Да, — наконец смог вымолвить Аояма. В горле все слиплось, и голос был ужасен. Говорю, как будто у меня кляп во рту, подумал он. — Да, это Аояма.

— Простите, пожалуйста. Вы, наверное, спали? Дело в том, что я несколько раз звонил вам, но никто не отвечал. Понимаю, что звоню в неподходящее время, и прошу извинить за допущенную вольность. Ваша супруга уехала, и нам необходимо было удостовериться, что вы еще остаетесь. Еще раз примите мои извинения за беспокойство.

— Время не уточните?

— Сейчас чуть больше половины четвертого ночи.

— Нет. Время, когда уехала жена.

— Вот как?!

— Я себя неважно чувствовал и выпил лекарство от простуды. Прилег и, видимо, заснул.

— Припоминаю, что ваша супруга поужинала одна и около восьми часов вечера заказала машину из проката. Сказала, что у нее какое-то срочное дело в Токио.

— Верно, — ответил Аояма, превозмогая учащенное сердцебиение и чувство тошноты, — у жены возникло срочное дело.

— Если вам нужен отельный доктор, я все организую.

— Нет, все нормально.

— Вы будете выезжать, как и запланировали, завтра?

— Да. Думаю, что отлежусь, и мне станет лучше.

— Приношу самые искренние извинения за причиненное беспокойство. Спокойной вам ночи.

Когда телефонный разговор закончился, Аояма почувствовал, как на лбу и под мышками выступил холодный пот. Ему стало очень плохо. Пот со лба и висков стекал по щекам и с подбородка капал на покрывало и подушку, но Аояма не ощущал, что эти капли выделяет его собственное тело. Казалось, просто откуда-то льется вода, попадая ему на лицо. Он приложил ладони к вискам, стряхнул пот и попытался проверить пульс. Пульс был прерывистым, ужасно слабым и медленным. Из желудка к горлу продвинулось что-то кислое, и, стараясь удержать эту массу, Аояма с силой сдавил себе глотку. Снотворное, подумал Аояма. Я выпил довольно большую дозу снотворного и отрубился, а проснулся потому, что взбунтовались нервы. Он поразмыслил над тем, чтобы вызвать рвоту, но решил, что это бессмысленно. По времени все уже переварилось и с кровью разнеслось по всему организму.

Она напоила меня снотворным…

Во время секса Асами Ямасаки несколько раз вставала в туалет. Если долго продолжать стимулировать клитор, то женщина может захотеть в туалет, так что в этом нет ничего странного. Я неоднократно большими глотками выпивал пиво, виски и колу из холодильника в комнате. Иногда Асами поила меня. Набрав в рот жидкость, она садилась на меня верхом и, двигая бедрами, изо рта в рот поила меня виски и пивом. Будь там даже не снотворное, а серная кислота, я бы, наверное, не обращая внимания, продолжал массировать ее белоснежные, круглые, безупречные ягодицы.

На прикроватной тумбочке напротив телефона лежала бумага для заметок. Аояма заметил, что на самом верхнем листе было что-то написано.

Это был незрелый женский почерк. Лжи? Аояма немного успокоился. Он решил, что Асами что-то неправильно поняла из того, что он ей рассказывал. Аояма тут же набрал ее номер. Трубку никто не брал. Он звонил снова и снова десятки раз, после чего прекратил. И все же ему стало гораздо легче. Она чистая и темпераментная девочка и потому наверняка сделала какие-то ошибочные выводы, рассердилась и решила вернуться домой. Чтобы избежать ссоры и выяснения отношений, дала мне выпить приготовленное для себя снотворное. А снотворное она захватила с собой, так как, наверное, переживала, что в нашем первом совместном путешествии будет сильно напрягаться, волноваться и не сможет уснуть, так рассудил Аояма. Позвоню ей завтра во второй половине дня, и все разрешится. Думаю, она простит. Проснусь перед самой выпиской из отеля, а пока мне нужно как следует выспаться этой ночью… Он дотянулся до прикроватной тумбочки, выключил комнатный свет и как был, голый, залез под покрывало. Когда в номере стало темно, волна сна накрыла его с головой, словно со страшной силой куда-то утаскивая за собой. Перед тем как окончательно провалиться в сон, иными словами, на границе между сознательным и бессознательным Аояме привиделась странная картина. В ужасно убогой, тесной комнатенке в японском стиле пожилой мужчина в нижнем белье сидит лицом к летнему негреющему источнику тепла котацу и пьет дешевый алкоголь. Поставив на колени большую бутылку низкосортного виски, он наливает его в залапанный жирными пальцами стакан и, покуривая сигарету, неспешно пьет. На обеих ногах мужчины нет ступней. Торчащие из-под семейных трусов конечности закруглены, подобно краям сосиски. Мужчина что-то орет громким голосом, словно сильно пьян. Но он никого не зовет. Это комната в старом многоквартирном доме, из маленького окна которой видна только стена соседнего здания. Вокруг люминесцентной лампы роем кружат насекомые, одно из которых падает в стакан с виски. По этому поводу мужчина выкрикивает что-то непонятное. Из-за того, что у него нет ступней, он не может встать и разогнать насекомых. Рядом с той комнатой, где он находится, есть еще одна, совсем крошечная, без окон. Ее отделяет разорванная перегородка фусума. Там одна девочка пытается натянуть балетные туфли на свои босые ножки. Это сильно поношенные туфли, кожаный верх которых в нескольких местах облупился и протерся. Изначально они были розовыми, но теперь их цвет превратился в закопченный телесный. Девочка натягивает эти туфли и в конце концов встает. Если хоть немного не отодвинуть перегородку, то становится невыносимо жарко. На ее лице уже выступил пот. Когда же перегородка открыта, то неприятно пахнет табаком. Это запах мужчины. Кроме того, откуда-то воняет гнилыми овощами. Когда приотодвигается фусума, пожилой мужчина слегка меняется в лице. Прежде это лицо было перекошено злостью, и вдруг на нем возникают признаки стыда. С лицом преступника, молящего о спасении, мужчина выпускает из рук стакан и, лишившись покоя, суетливо переводит взгляд с одного угла комнаты на другой и вскоре через щель в перегородке пытается заглянуть в соседнюю комнатенку. Темный просвет пересекает тень девочки. Маленькие тонкие ручки, пока еще плоские груди и ягодицы, покрытые потом гибкие ножки. Девочка знает о том, что пожилой мужчина смотрит на нее, но отнюдь не старается выставить себя напоказ. Она всего лишь мелькает в просвете перегородки, сквозь который едва виднеются ее руки и ноги. Пристально взглянув на свои обрезанные конечности, напоминающие края сосиски, пожилой мужчина засовывает правую руку себе в трусы. Выразительно, как тому ее учат в балетной школе, то есть с наклоном головы под нужным углом, что делает образ наиболее красивым, девочка упражняется в шагах. Ей известно, что делает мужчина своей правой рукой. Сотни раз он орал, что не желает видеть ее лица. Сотни раз приказывал сидеть в своей комнате. Однако на протяжении нескольких последних месяцев в это самое время мужчина стал меняться в лице. Он не пытается заговорить с девочкой, но когда, выпивший, он смотрит, как она репетирует, его поведение и мимика меняются. Он выглядит так, словно вот-вот заплачет. Девочка несколько раз видела и то, что сжимает пожилой мужчина своей правой рукой. Когда она почувствовала, что он двигает правой рукой с таким лицом, словно молит о прощении перед чем-то невидимым, из тела девочки что-то вышло и что-то вошло взамен. Это что-то она никогда и ни за что не забудет. В темной комнате девочка продолжает репетировать до тех пор, пока пожилой мужчина не остановит свою правую руку…

— Я сдаюсь! Наша телефонная связь прервалась, и, если подумать, я даже не знаю ее адреса.

Единственным человеком, с кем можно было посоветоваться, был Ёсикава. Аояма кое-как продолжал работать, кое-как проводил время с Сигэ. Прошло две недели, как он вернулся из Идзу. Из телефона-автомата он позвонил Ёсикаве.

— Она не подходит к телефону?

— Нет, на том конце провода говорят, что этот номер больше не обслуживается. В первое время, когда я только приехал из Идзу, в трубке еще раздавались гудки, но через два дня связь оборвалась.

— Что произошло в Идзу?

— Я тебе уже все рассказывал!

— Обычно из-за такого не исчезают внезапно.

— Я думаю, это просто какое-то недоразумение. Хочу поскорее все прояснить! Но мне никак с ней не связаться.

Есикава некоторое время помолчал, а потом тихо произнес:

— С этой девушкой тебе лучше уже покончить.

Аояме тут же захотелось долбануть трубкой по стеклу телефонной будки. От злости на Ёсикаву и от отчаяния он задрожал. И без того, с тех пор как исчезла Асами Ямасаки, он потерял аппетит и нервы его ослабли. Теперь он раскаивался, что решил обратиться за советом к Ёсикаве.

— Пожалуй, тебе сейчас бесполезно что-либо говорить. Я тоже чувствую свою ответственность, но считаю, что ты должен забыть эту девушку!

— Это не так. Она неправильно меня поняла! Как мне ее найти, я тебя спрашиваю. Она говорила, что живет в Накамэгуро. Может, ты знаешь ее адрес?

— Разве я тебе не говорил, что в своей анкете в колонке с адресом она указала Сугинами, но сейчас там проживают совершенно посторонние люди. По-моему, я когда-то говорил тебе об этом. Про Накамэгуро мне ничего не известно! И вообще, эти самые анкеты уже все уничтожены. Эй, ты меня слушаешь?!

— Я еще позвоню, — с этими словами Аояма повесил трубку.