Толстый мальчишка Глеб

КАК ГЛЕБ ХОДИЛ ЗА ГРИБАМИ

Не вытерпел Аккуратист, пришел-таки мириться, не желая иметь такого могущественного неприятеля, как Мишаня.

Мишане в это время не до него было: у мельничков вывелись птенцы!

Пошел Мишаня, как всегда, к смородине проведать, продолжают ли торчать из гнезда нос и хвост, но ни хвоста, ни носа уже не торчало, а в гнезде слабо копошились птенчики. Маленькие, чуть побольше горошины, прозрачные до того, что каждая жилка просвечивала, такие слабые, что и голова еще не держалась на дрожащей шее, но уже разевали громадные рты и пищали тоньше комара, еды просили!

Даже загоревал Мишаня: если сами они с горошину, то какие же должны быть мушки и комары для еды им? Но, оказывается, не стоило горевать: большие мельнички свое дело знали.

Один уже прилетел и дожидался, когда уйдет Мишаня, с какой-то чуть видной мошкарой в клюве, а другой, пристроившись на сучке над самой головой соседской кошки, мирно поедавшей длинную травинку, ругался на нее:

— Чи! Чи! Чи!

В кошку Мишаня запустил камнем и преследовал ее до самого забора, чтоб нагнать побольше страху.

А тут и Аккуратист заявился и начал свистеть, вызывая Мишаню.

Мишаня встретил его с презрением:

— Чего заявился?

— Мишань, — зашептал Аккуратист, воровато оглядываясь по сторонам. — Слушай, только тихо: в лесу грибы пошли — ужасно прямо какие! Так и торчат на каждом шагу, здоровые, как прямо сковородки! Сыроежек и в помине нету, а всё одни белые да подосинники!.. Аида со мной, оберем их все до единого, покуда никто не прознал!.. Я об тебе сразу вспомнил, чтоб и тебе попользоваться…

— Ты б один все захапал! — разоблачил его Мишаня. — Только боишься, что тебя волки съедят, которых у нас не водится! Ладно, подождем Глеба — вон он! — и пойдем…..

Аккуратист засуетился:

— Да на кой он нужен, Мишань… Да одни, что ль, не сходим?.. Чего нам лишнего человека…

— Кому — лишнего, а кому — не лишнего, — непреклонно ответил Мишаня. — А раз мы теперь друзья с ним, то у нас все напополам, и грибы считая… Не желаешь с нами — вали один, а мы тоже дорогу знаем!

И нечего было делать Аккуратисту, кроме как согласиться.

— Пускай! — воскликнул он, стараясь быть веселым и простым. — Пускай уж и он наших грибочков попробует! Не обедняем небось! И нам останется!..

Однако нахмурился при виде корзинки, которую приволок обрадованный Глеб: не корзинка, а целая кошелка — не грибы, а тыквы собирать.

— Побольше не мог найти?

— Сойдет и эта… — ответил недогадливый Глеб. — Хоть бы эту полную насобирать… Я думаю, насобираю. У меня глаз таежный!

— Как начнем бузовать! — подхватил Мишаня, и Аккуратист совсем опечалился.

Глеб шел, размахивая своей несуразной кошелкой, и громко рассказывал, какие у них бывают необыкновенные грибы: ножку не обхватить двумя ладонями, а как примешься есть, то в один день ни за что не съешь, приходится откладывать до завтра.

— Порядочно пройдет времени, пока доешь такой гриб! — хвалился он, а Мишаня сказал:

— Те грибы, каких мы сейчас насобираем, хоть и поменьше будут, зато сладкие, как курятина! Это оттого они сладкие, что земля тут такая особенная — жирная, аж черная! И блестит, как крем сапожный!

Посреди улицы в окружении мелкой детворы стоял Колюнька и давал всем по очереди смотреть сквозь красное стеклышко. Каждый малыш, приставив это волшебное стеклышко к глазу и увидев все вокруг чудесно окрашенным в красный цвет, издавал восторженный возглас и становился опять в очередь.

Колюнька это необыкновенное стеклышко очень берег и несмышленой малышне не доверял, а давал смотреть из своих рук.

— Мишаня! — крикнул он, потрясая стеклышком. — А у меня вот что есть! Глянешь, а там так всё и красное!

Все трое не удержались, и приставили стеклышко к глазам, чтобы увидеть всё красным. Потом Глеб сказал Колюньке:

— А мы — за грибами! Пошли с нами?

— Да на кой он еще нуж-жен… — зашипел Аккуратист, толкая Глеба в бок. — Всё набираем, и набираем, и набираем… Пошли скорей!

— Пускай! — отмахнулся Глеб. — Пускай и Колюнька сходит. Он маленький, пусть привыкает! Знаешь, как будет рад, когда полную корзинку притащит!..

Корзинку Колюнька вынес чуть поменьше Глебовой да еще и спросил:

— А Маринку возьмем?

— Как-кую еще Маринку-у… — мучился Аккуратист, корчась, будто у него болел живот.

— Маринка мала, еще потеряется, — сказал Мишаня, и они пошли вчетвером.

Мучения Аккуратиста сделались совсем нестерпимыми, когда грибников увидал Гусь.

Он возле своего двора, засучив выше колен штаны, месил ногами глину для обмазки сарая и по корзинкам тотчас догадался, куда ребята идут.

— Эй, вы! — загорланил он. — Почему без меня? Что за беспорядок!

Он вылез из глины и присоединился к грибникам, как был, в засученных штанах, вышагивая своими длинными ногами, облепленными глиной, как настоящий гусь.

— Что же ты корзинку не взял? — спросил Мишаня.

— А зачем она мне? Я в рубашку наберу, было бы что! А за корзинкой пойди, там скажут: «Глину домесил, ах ты, лоддырь, дубина!» Надоела она мне, лучше я грибов принесу!.. Отец за грибы сильно ругаться не будет, он их уважает! А глина никуда не денется… Правда, высохнуть может, да ее размочить — что за важность!..

Аккуратист молча шел сзади, только раз неожиданно пробормотал себе под нос:

— Наплевать…

— Ты чего? — обернулся Гусь.

— Так…

Разговор по дороге шел интересный: про волков — могут ли они постепенно развестись в гусиновском лесу? Для запугивания Аккуратиста Мишаня начал говорить, что, по слухам, в лесопосадку уже перебрались волки из других лесов, но все испортил Гусь, ляпнув про медведей, которых будто бы уже поселилось около двадцати четырех штук, а такой небылице кто поверит?

Аккуратист в этом интересном разговоре никакого участия не принимал, а когда перебрели речку и вступили в лес, сказал сам себе:

— В рубашку много не наберешь…

— Это он боится, что мы все его грибы порвем! — догадался Мишаня.

— Нуждался я… — буркнул Аккуратист.

Это место только приезжие да кто ничего не понимает звали лесопосадкой, а гусиновцы называли не иначе, как лес!

Хоть он и не сам вырос, а был лет тридцать назад посажен, но почти ничем не отличался от дикого или даже от тайги! И чаща там была, и бурелом, и пни (правда, небольшие), а в некоторых местах верхушки деревьев так сплелись, что и неба не увидишь, — тайга и тайга!..

Огурец прошлым летом ездил гостить к своей бабке, живущей в самом настоящем лесу, и рассказал, что тамошний лес, хоть он и дикий, по сравнению с гусиновским никуда не годится: деревья кривые, редкие; травы почти никакой, один мох; птиц мало, да и те какие-то дохлые, поют плохо…

А тут трава — это трава: вся в цветах разных, а по ним шмели, пчелы, бабочки, козявки всевозможные ползают, летают и кишат!

Птицы возятся и порхают в чаще, перекликаются и поют на разные голоса!

Деревья — высоченные, здоровенные, листья густые — дунет ветер, там они и зашумят!

Не хватало только волков, леших и медведей, но зато уж и свои разбойники завелись, у которых Гусь атаманом.

Колюнька, зайдя за первый куст, воскликнул:

— Гриб!!

Гриб был высокий, на толстой, как колбаса, ножке, с большой красной шляпкой, весь твердый, как костяной.

Колюнька держал его над головой и повертывал во все стороны.

— Да-а… Везет кому не надо… — проговорил Аккуратист и вдруг озлел: — Чего ты их с корнями дергаешь, порядков не знаешь? Резать у него нечем… Не умеют грибы брать, а в лес прутся!..

А сам шарил глазами по кустам, надеясь увидеть еще такой же, не увидел и скомандовал:

— Расходись по сторонам, чтоб друг другу не мешать!..

Мишаня с Глебом пошли вместе. Колюнька, боясь потеряться, держался поблизости от них. Если кто находил гриб, кричал на весь лес:

— Еще один! Огромадный!..

Гусь первым летел смотреть, ломясь сквозь кусты, будто медведь:

— Где? А ну? Ого-го-го какой! А у меня что-то не клеится… В чем дело — не пойму…

Прибегал Аккуратист и, взглянув на гриб, начинал рыскать по кустам вокруг этого места, но сам помалкивал, если находил.

Остальные перекликались:

— Есть!

— Какой?

— Красный! Молодой!..

Красные подосиновики считались ценнее коричневых подберезовиков благодаря красоте, стройности и толщине ножки. На такай гриб взглянуть и то радостно. Совсем уж ноги не идут и домой хочется, а увидишь гриб, как он своей красной шапкой из травы торчит, куда и усталость делась, и спять можно идти хоть сто километров. Жалко, попадаются они редко…

И все-таки Мишаня нашел три молодых подосиновика и один подберезовик, большущий, старый, но годный.

Аккуратист насобирал чуть больше.

Глеб не нашел ни одного.

Гусь — один, зато такой громадный, что можно на голову надеть вместо шляпы. Не имея куда положить, он носил его в руке, держа за ножку.

— Если б я заранее догадался его на башку себе надеть, — жалел он, когда все сели отдохнуть, — не так досталось бы мне сучком по макушке! Вижу, наверху сучок сухой завис… дай сшибу другим сучком! Сшиб, а убечь не успел!.. Вон какая шишка вскочила, на, трогай, не бойся!.. Да у меня чугунок крепкий, не то видал! Он у меня все равно как вот пенек, на котором дрова рубят, — весь в рубцах! Привычка имеется!..

Колюнька нашел два больших и один маленький, совсем крошечный. Если ему попадались мухоморы, он затаптывал их ногой, пока Глеб не сказал:

— Мухоморы не трогай, ими лоси лечатся!..

Колюнька сильно удивился и стал ходить за Глебом, беспрерывно спрашивая:

— А как они лечатся?..

— А почему они не отравляются?..

— А откуда они знают?..

Он так над этим задумался, что пропустил великолепный гриб, который проворно схватил и засовал в свою корзину зоркий Аккуратист.

Но Колюнька теперь больше переживал за мухоморы и восклицал:

— А вот еще один! Я его не тронул, Глеб, а Глеб!.. Пускай лосям будет!..

— Молодец! — отзывался Глеб.

— Лось увидит и съест, правда?

— Правда…

— И выздоровеет, правда?

— Правда…

Наконец Глебу повезло, как и местным жителям редко везет: он нашел сразу три подосиновика, выросших из одного корня, такие могучие да красивые, что и есть жалко, а поставить бы куда на выставку, чтоб все любовались и завидовали.

Даже Гусь растрогался:

— Вот тебе и сибирский кот! А мне чтой-то все червивые попадаются, чтоб они провалились!..

Аккуратист глянул и сразу отвернулся, не желая, видно, расстраиваться:

— Здорово тебе везет… Только мама говорит, что кому сильно везет, тот скоро помирает…

— Я, значит, долго проживу! — обрадовался Гусь, но и Глеб не испугался:

— Пу-ускай! Только бы побольше таких попадалось!..

— Привел вас на свое место, а сам остался ни причем, — бубнил Аккуратист и вдруг дернул Колюньку за чуб: — Ты еще тут под ногами путаешься!..

Колюнька строго взглянул на него, надулся, но не заплакал и ничего не сказал.

И вот лес кончился, грибники тронулись в обратный путь, намереваясь ещё раз обыскать все кусты: вдруг какой гриб не заметили?

Однако ни одного незамеченного гриба не увидел даже Колюнька, который от усталости начал отставать, спотыкаться и цеплялся за деревья. Свои силы он подкреплял только тем, что спрашивал:

— Мишань, ты уморился?

— Ага…

— И я…

— Глеб, ты уморился?

— Еще как…

— И я!

Когда становилось совсем тяжело, он доставал из корзинки самый симпатичный грибок, любовался им и начинал шагать заметно быстрее. Потом и это уже не действовало, и Колюнька стал капризничать.

— Кто сверчи-и-ит? — спрашивал он дребезжащим голосом, подозрительно косясь на куст.

— Кузнечик… — терпеливо объяснял Глеб.

— Пач-чиму-у?..

— Он так поет…

— Пач-чиму-у так поет?..

Отдыхали часто и подолгу, потому что на пути все время оказывались уютные тенистые полянки с такой мягкой сочной травкой, что никак нельзя было пройти мимо и не поваляться. Почему-то, когда искали грибы, ни одной такой полянки никто не видал, а теперь они попадались на каждом шагу.

— Вот хорошее местечко! — восклицал Гусь и бухался в траву. Остальные с удовольствием следовали его примеру.

Последний привал был сделан на лугу под самыми гусиновскими огородами. Можно было и до дома дотянуть, да уж очень травка хороша!

Там же рос одинокий шиповниковый куст, который неизвестно как вырос в этом неудобней месте.

Куст этот чем-то понравился Глебу: он все разглядывал его, трогал зеленые шишечки, пробовал пальцем колючки, наконец, опросил:

— А это какое растение?..

— Обыкновенный шиповник! — ответил Мишаня. — Разве у вас в Сибири таких не растет?..

— У нас другие… — сказал Глеб. — И зачем он, глупый, тут вырос?.. Скучно ему, наверно, одному… Рос бы в лесу с другими кустами вместе… А этот какой-то сирота, жалко даже…

Потом Глеб спросил у Колюньки:

— Колюнька, ты куда свои грибы денешь?

— Съем, — коротко ответил Колюнька, потом уточнил: — Один, самый маленький, дам Маринке, вот этот, большой, бабушке, остальные съем сам!..

Он совсем выбился из сил, валялся на траве, и даже глаза у него закрывались, как у ослабевшего цыпленка.

— Колюнька — молодец! — похвалил его Глеб. — Самый маленький, а сколько насобирал!..

— Маленькие, они такие… — согласился Гусь. — Враз все заметят, у них глаз молодой!..

— Да, грибочки… — умильно говорил Аккуратист. — Только, как моя мама выражаемся, хороша кашка, да мала чашка…

— Мало ли что она у тебя там говорит! — с пренебрежением отмахнулся Гусь… — А моя скажет: буду я из-за одного гриба сковородку марать!..

Аккуратист заволновался и привстал:

— Ребята, знаете что? Хорошо бы… у кого мало, отдать тому, у кого много, чтоб…

— Верно! — сказал Глеб. — Знаете кому? Колюньке! У него хоть и немного, а пускай много будет!.. Вот удивятся все, когда маленький такую корзинку приволокет!

И он положил свой великолепный тройник в Колюнькину корзинку.

— Я тоже свои отдаю! — сказал Мишаня, ясно представив, какой переполох поднимется в Колюнькином доме, когда тот явится из леса с такой кучей грибов. Кроме того, он сразу понял хитрость Аккуратиста, который набрал больше всех.

— Пускай уж и мои берет, раз большинство постановило! — сказал Гусь, кладя сверху свою громадину, и обратился к Аккуратисту: — А ты чего? Давай и ты сыпь!

— Почему Ко… ему? — заикаясь, сказал Аккуратист, и лицо у него покрылось красными пятнами. — Не ему надо бы, а…

— Тебе, что ль? — усмехнулся Гусь, не любящий возражений. — Хите-ер, кулак! Сыпь, не разволновывай меня! А то я как вспомню, что глина моя там, разинувши рот, стоит, а уж отец теперь вытворяет — просто уму непостижимо… так и расшибу вдребезги!..

Вырвав у Аккуратиста корзинку, он высыпал все грибы Колюньке, пустую корзинку нахлобучил Аккуратисту на голову и, довольный, воскликнул:

— Порядочная куча образовалась! Имеет вид! Прибавится теперь Колюнькиной бабке работы — чистить их да жарить!..

Колюнька, не веря своему счастью, взглядывал то на Глеба, то на Гуся, то на Мишаню, то на грибы, и одного Аккуратиста вроде бы не замечал…

Аккуратист заморгал глазами, зашмыгал носом, пустил одну слезу, другую… и зарыдал, как девчонка, даже хуже:

— Я им… место показал, — всхлипывал он. — А они… меня…

— Ишь, захлюпал! — ухмыльнулся Гусь. — Москва слезам не верит! Раз постановлено, переменить никак невозможно!..

— Я их повел… как добрых… На мое место!..

— Мы тебе коровы, что ль, — водить нас? А место еще и брат мой знал, и отец, и дед, и дедов дед, и…

— Чего клеи-ишь… Недавно лес посажен… «Дед»…

— Не туда, так в другое место ходил — что за важность!.. — вывернулся Гусь и рассвирепел: — Удались с моих глаз, чтоб я тебя не видел, не разволновывай меня, кому сказано!..

Зная Гусеву вспыльчивость, Аккуратист подхватил пустую корзинку и, спотыкаясь, побежал к домам.

Там он остановился и яростно прокричал, очевидно, имея в виду Глеба:

— Жирный! Мыло! Я тебе покажу!

— Ишь, как разволновался! — покачал головой Гусь. — Ловко мы его раскулачили. Давно я такой потехи не видал, даже про глину забыл…

Потрогал свою шишку и печально добавил:

— Чую, еще достанется моему черепку сегодня!.. Ну да ладно… Он у меня привычный!.. Не то видал!..

Проводив Колюньку с грибами до его дома, сами ребята по домам не сразу пошли, а некоторое время посидели еще на уличной мураве, поручив Глебу посмотреть в щелочку, что будет делать Колюнькина бабушка, когда к ней явится Колюнька с такой огромной добычей.

Вернувшись, Глеб рассказал, что бабушка бегает по двору с ведрами и тазами — воду готовит грибы мыть, а все грибы аккуратненько разложены на ступеньках, как выставка. Сам Колюнька берет гриб за грибом и показывает явившейся откуда-то Маринке и дает бабушке всякие указания, как приготовлять к жарке эти прекрасные грибы.

Порадовавшись за Колюньку, ребята стали придумывать, что теперь сделает Аккуратист.

Мишаня высказал предположение, что он побежал к реке топиться с горя, как черт, виденный теткой Федотьевной.

Эта мысль привела всех в восторг и особенно Гуся, который пошел домой в самом веселом настроении, хоть там ожидала его засохшая глина и разъяренный отец.