— Я по телефону Светке свой сон рассказывала, дней десять назад это было, а снилось мне, что я беременная, но от кого — не знаю. Вечером было дело, я в приёмной Кима одна была, вахтерша разрешила позвонить, но мне тогда показалось, что дверь скрипнула — кто-то явно подслушивал! А ты откуда знаешь?
— Подслушивали и папе твоему сообщили! А со Светкой ты общаешься, что ли? Или ты не про Аюкасову? А узнал — откуда надо узнал.
— Папа меня пришибёт! — вопит соседка как потерпевшая, не забывая при этом лапать фарфоровый подарок, осматривая его со всех сторон.
Попутно она ещё хрумкает печеньку. Бейбут оставил на тумбочке, гад, — разводит тараканов!
Меня, кстати, эта её многозадачность всегда удивляла.
— Будёновец это, полонский фарфор, — нет у меня такого! Спасибо! Аюкасова — да, и вчера с ней разговаривала тоже, она, кстати, все твои бои видела, радовалась очень. Ой, папа себя накрутил, наверное! Точно пришибёт!
Опять не спорю, может и пришибёт, но я раньше, если она не расскажет, причем тут моя бывшая подружка? Расстались ведь мы с ней.
— Я не видел её в зале, — озадачиваюсь я.
— Она от тебя пряталась, ей стыдно, — хихикнула Ленка, вспоминая.
— А этот на зубиле, который её возил, куда делся? — спросил я.
— А! Не буду сплетничать! — сказала соседка и тут же в своем духе раскололась: — Нет его, расстались. Он, кобель, изменял ей. А зубило — это восьмёрка, да?
— Лен, короче, посиди тут пару минут, я в туалет, — вру я и быстро сваливаю, но не в туалет, а в кабинет Кима.
— Ну что? Узнал? — завидев меня, вскочил Ленкин батя.
— Она не беременна, — сразу говорю я, чтобы проще было пояснить дальнейшие нюансы.
Хрен там, не проще.
— Выкидыш? Аборт делала? — взбудоражился ещё больше Лукарь.
— Не было НИ ЧЕ ГО! По слогам и громко произнес я. — Она свой сон Светке Аюкасовой рассказывала по телефону, а кто-то из ваших информаторов подслушал, да? Выбирайте контингент получше.
— Чего? Да какие информаторы…, — начал было Валерий Ильич, но, махнув рукой, замолчал.
— Ладно, Толь, давай, иди, учись, — отпускает меня Ким.
— Анатолий, ты уж не говори дочке, что я с Ильёй разговаривал, неудобно как-то, — попросил в спину Лукарь.
Кивнул головой и иду в комнату, а сам размышляю — ведь вполне возможно это не Ленку подслушивали, а Светкин телефон прослушивают. Ещё я недоволен Светкой, которая не встретилась со мной в Москве, ведь могли бы,…хотя у меня там и без неё было с кем.
— Папу твоего видел, приехал, попу тебе бить будет, — злорадно сказал я соседке, копающейся в моей сумке. — Что ты там у меня ищешь? Пошла по наклонной дорожке? Стырить у меня на продажу чё-нидь хочешь?
— Да когда такое было?! С ума сошёл?! — Ленкины глазки заблестели слезкой. — Я шоколадки посчитала, сколько ты привез. А то этот Чингисхан, недоделанный, к себе утащит.
Обида на меня сильнее, чем страх наказания от папы.
— Ну, не украсть, так, выпросить, один хрен — я в убытке! — прокомментировал я. — Да бери парочку, тебе же привез. Одна ты у меня маленькая тут. Сашке вон опять чулки купил.
— Я к папе!
Ленка ушла, и мир вокруг стал приходить в порядок. Так, ещё два урока географии. Мы её последний год изучаем, в следующем году не будет уже. А может мне экстерном сдать все предметы? Ещё год торчать в школе …
«Как раз восемнадцать исполнится — и сразу в армию летом», — добавила ехидная старая сволочь в голове.
В классе меня встретили радостно, поздравили с победой. Соседка Ленки по комнате, Синицкая, даже обняла меня в порыве благодарности. Что? Да, вот Ленка такая, одну из двух своих выцыганенных шоколадок отдала Синицкой, якобы от меня. Вот мне и перепали обнимашки. Синицкая, кстати, за почти два года нашего знакомства заметно похорошела, вытянулась и ноги такие длиннющие стали!
— Я ещё вчера знала, что ты чемпион, — сказала она, поймав мой оценивающий мужской взгляд. Это твоя бывшая Ленке по телефону рассказала.
— А я уже на треньки хожу, — перетянул одеяло внимания Бейбут на себя. — А ещё наша Лизавета, походу, беременная.
— Географичка? Ты откуда знаешь? — удивился я, ибо друг обычно не сплетничал.
— Утром слышал, как она сказала, мол, ей пить нельзя — в положении. У неё сегодня же днюха, двадцать пять лет. От комитета комсомола школы Аркадий ей духи иностранные подарил.
— От себя он подарил, — хмыкнул я. — Она же его кумир. Откуда в комитете комсомола школы деньги на духи импортные?
Елизавета Андреевна на беременную пока не походила, была в облегающем черном платье и туфельках на шпильках. Ещё бы ей чулочки на ноги! А это мысль, подарю, у меня много.
«И Оле Синицкой, пожалуй, тоже», — подумал я, глядя, как возвращается на место та после ответа у доски.
Не один я смотрел, кстати.
— Толя, спасибо за поздравления, но такой подарок взять не могу, я и духи-то взяла только потому, что они от школы. Муж, мне кажется, будет против, уж очень личный подарок это, — решительно отказалась географичка после урока от подарка.
— А вы скажите, что купили в школе с рук, — предложил опытный я.
— Это обманом будет тоже, — неуверенно сказала молодая, но замужняя учительница.
— С чего обман! Рубль есть? Давайте его мне! Всё честно. И в самом деле — купили в школе, — предложил я.
— Но они же доро-о-оже стоят, — протянула Елизавета Андреевна, задумчиво крутя в руках импортную упаковку.
— Моя вещь, сам решаю, сколько она стоит! Я же не спекулянт какой. — Привел ещё довод я.
Чулки она купила. Пыталась дать треху, но у меня нашлась сдача. Вот ещё — наживаться на училке с зарплатой в сто сорок рублей. Меня поблагодарили, хотя я бы предпочел словам благодарности поцелуй, но это немыслимо.
А вот Синицкая и не думала отказываться, и сразу поцеловала меня!
— Спасибо, Толя! Ты на обед идёшь? Место занять на тебя? — сказал она, обнимая меня одной рукой и рассматривая подарок в другой руке.
Впрочем, через секунду мы, не сговариваясь, прыснули в разные стороны друг от друга! Ленка показалась из приёмной Кима. Что может в голову прийти нашей взбалмошной, и, чего греха таить, избалованной соседке мы знать не хотели. Сашки дома не было.
После уроков еду в горком. И сразу натыкаюсь на дочку Комлева.
— Толя, такой подарок чепатый, — схватила она меня за рукав.
— Чепатый это …? — растерялся я.
— Ну, клевый, классный, — пояснила Соня. — Особенно про скворца мне нравится песня, постоянно напеваю.
— Бэнгер, — соглашаюсь я и понимаю, что слово это из будущего!
— Бэнгер. Это от английского фейерверк? — поняла правильно Соня.
— Да, значит популярный хит, — подтверждаю я.
— Это в Москве так говорят? — спросила девушка.
— Скорее за границей, — отмазываюсь я.
— А, ты же в Венгрии был, папа рассказывал. А ещё? — закусив пухлую губу, спросила моя новая знакомая.
— Ещё вот в Данию мог поехать в начале лета. А из сленга — хейтить, изи, … — с трудом вспоминаю я.
— Хейтить — ругать, изи — легко. Я поняла! Уф, … я так хочу за границу поехать, но папа пока не может мне устроить путевку, — печально сказала Соня.
Попрощались и направились в разные стороны, я, кстати, не знаю, чем она занимается, и вообще, что в Москве делала? Овечкина я застал уже на выходе из кабинета, но ради меня он вернулся назад.
— Молодец, хорошо выступил, — пожал он мне руку. Завтра у меня день рожденья, тут, конечно, чаю попьём, но и узким кругом в ресторане «Красноярск» посидим. Я тебя к семи приглашаю, можешь девушку взять. Алкоголя не обещаю, время сейчас — сам знаешь какое.
— Спасибо, приду, а узкий круг — это сколько? — заинтересовался я.
— Будут наши горкомовские, в основном. Да я вообще три раза отмечаю — с комсомольцами, с родственниками и в воскресенье ещё раз, уже с друзьями. А что делать, юбилей же — сорок лет. Федирко бы успел, обещался быть, но съезд заканчивается девятого марта, а это как раз воскресенье, — пояснил подоплеку своего будущего праздника Овечкин. — Подарок необязателен, тем более, ты студент, даже школьник, и у нас в бюро на общественных началах.
— Да мне стипендию в сборной дадут за два месяца сразу, — похвастался богатый я. — Анекдот хотите?
Дождавшись кивка, рассказываю:
«У тренера футбольной команды юбилей. Перед матчем его подопечные спрашивают:
— Мы вас поздравляем и хотим подарить подарок от команды.
— Лучший подарок, ребята, — это ваши победы, — растроганно говорит тренер.
— Поздно, мы вам уже галстук купили, — сказал капитан команды».
— Ну, насмешил, — смеётся Овечкин. — Мне можно и галстук!
Попрощался, иду вниз и вижу уходящего из здания Комлева с дочкой.
— Почему не смогу? Изи! И хватить меня постоянно хейтить, — что-то втолковывала отцу девушка, показывая свой расширенный словарный запас.
Научил на свою голову. А быстро схватывает девица. И кого взять с собой? Сашку? Да как-то неудобно воспитателя общежития в качестве своей девушки обозначать. Чревато, знаете ли. Ленку вообще глупо — Илья обидится. Синицкую? Вариант. В чулочках тех. И подарок ещё надо придумать, может и в самом деле галстук? Или зайти к Аркадию? Парень он умный — посоветует.
В общаге стучусь к соседкам, открывается дверь и за ней несчастная Синицкая, может даже и плакала.
— Ленки нет, — сказал соседка сразу.
— Что-то случилось? — насторожился я. — Вообще, я к тебе. Хотел завтра в ресторан тебя позвать, на день рожденья к одному старшему товарищу.
— Нет, Толя, и не проси! — печально шмыгнула носом Синицкая. — Видишь, какой прыщ на носу вылез, сглазил меня кто-то!
— Может замазать? — сказал я.
Прыщ действительно поражал своими размерами и просто неземной расцветкой. Утром он был, но маленький, а тут, ишь ты.
— Но за приглашение спасибо! Будешь оладушек?
— Я буду, — кричит Бейбут из нашей комнаты.
Двери открыты, моему другу любопытно и пахнет так вкусно из соседней комнаты.
Оладушки оказались отличные, а уж со сгущёнкой — м-м-м … А я-то думал, Синицкая готовить не умеет.
— Черт, кого же позвать завтра с собой в ресторан? — задумался вслух я.
— Тоже мне, задача … — хмыкнула оттаявшая немного Оля.