Только с тобой

Глава 8

На дворе стояла середина марта, весна в этом году выдалась холодной. Еще держались морозы до шести градусов. Владимир позвонил Лизе вечером и попросил спуститься вниз к подъезду. Она взволнованная накинула шубку, надела платок и выскочила быстро.

— Привет, что-то случилось?

— Мне нужно ехать в командировку и завтра же. Комсомольская организация Днепрогэс обратилась за помощью, пока решали организационные вопросы, затянулось все, а теперь вот такая срочность.

— Это же Украина — далеко так. — Она смотрела на него с испугом. — Надолго?

— На месяц, я буду тебе звонить часто, а ты мне пиши письма и обо всем подробно. Время быстро пролетит. Они постояли около получаса и, попрощавшись, разошлись. Ни он, ни она не представляли пока, как будут коротать свое время друг без друга.

Ночным поездом Владимир уехал в Запорожье.

Днепрогэс в октябре 1932 года начала официально свою работу. Семьдесят процентов строителей Днепрогэс была молодежь, а, следовательно, комсомольцы. Строители ушли и на смену им пришли инженеры — энергетики, электромеханики, электрики, релейщики, обслуживающий персонал электростанции.

По приезду Владимир вместе с комсоргом ГЭС пошли знакомиться с этим грандиозным сооружением. Что такое ГЭС — это огромная плотина, сдерживающая миллионы кубометров воды, накопленные в водохранилище, которые, падая вниз, заставляют вращаться огромные железные турбины с невероятной скоростью и с помощью генераторов превращать механическую энергию воды в электрическую. Турбинный зал находится внизу, там шумно и страшновато. За широким пультом управления этой самой энергией сидят инженеры, читают что-то в книгах и листах, то и дело подходя к панели и переключая ручки. Датчики на панели мигают разными огоньками — дают понять, что все в порядке и электроэнергия по гудящим проводам поступает к потребителю — так называют всех нас, пользующихся электричеством, энергетики. ГЭС — это и стратегический объект на котором должны работать не только самые умные, но и самые надежные работники.

Владимир, пройдясь по станции, восхитившись человеческим умом и талантом, понимая какой это благородный и непростой труд инженера-энергетика, приступил с комсоргом ГЭС к работе, делясь богатым опытом работы комсомольских организаций крупных заводов и фабрик Москвы и области. Лизе он звонил через день, заказывал Москву и часами ждал пока его соединят, справлялся о ее делах, говорил о том, что скучает и потом еще долго слышал отголосок ее негромкого «я жду тебя».

Лиза училась, читала книжки, изучала языки и ждала возвращения Владимира, представляя, как она выбежит к нему, бросится на шею, как когда-то к отцу, когда тот приезжал из поездок. «Возможно, я даже поцелую его и пусть не думает, что я легкомысленная, ведь я же не скрываю, что жду его».

Она написала ему два письма, описав в подробностях погоду в Москве, чем занимается, о чем думает, какие произошли события и происшествия в ее окружении. Каждый раз хотела написать в конце «Я так люблю тебя», но не решалась. Как-то, еще на первом курсе, она нашла в учебнике литературы любовную записку. Явно женский почерк спрашивал: «Почему ты бегаешь от меня?», а другой, мужской, отвечал: «Я боюсь твоей любви». Она с получаса смотрела на эти строки — они ее поразили. И теперь она ведь точно не знала, не напугает ли ее большая любовь Владимира, ведь он ей не сказал, что любит. Она написала вместо «до свидания» — «я жду тебя» и, влюбленная по уши, побежала на почту отправить его адресату в Запорожье с отметкой «До востребования».

Владимира не было больше месяца, уже была середина апреля, Лиза скучала, последние дни не отходила от телефона: «Ну позвони, позвони» — просила она. Одним из вечеров сидела дома одна, мачеха с Артемом уехали в гости на дачу к друзьям, грустила, начинала читать одну и ту же главу уже двадцать раз, но не понимала, что читает — мысли были о другом, о нем, конечно. Лиза понимала, что влюблена по уши, до сумасшествия. Он овладел всем ее сознанием, даже всеми будущими мыслями. На занятиях она еще как-то отвлекалась от мыслей о нем, слушала лекции, внимательно записывала, общалась с друзьями, но дома она изнемогла от тоски. Скажи он сейчас умри — она умерла бы не раздумывая.

В дверь позвонили. «Соседка, наверное, что ей нужно, ведь мачехи нет дома», — раздраженно подумала Лиза и неохотно пошла к двери. Открыла — стоит Владимир с цветами, улыбается.

— Ах! Ну где же ты был? — жалобно спросила она. — Заходи, никого нет.

— Здравствуй, только вот приехал. Он зашел в прихожую.

Лиза обняла его, им мешал букет, он все еще держал его в руке. Она со смехом взяла цветы и положила на столик возле телефона. Лиза была ослепительно хороша: глаза сверкали, нежные розовые губы что-то шептали. «Я хочу поцеловать его, — подумала она, — но, девушка не должна так настойчиво вешаться на парня, да и дома никого нет…», — останавливала она себя.

Владимир, не сдержавшись, поцеловал ее несмело, нежно и она тут же забыла все свои убеждения. Она неумело ответила на его поцелуй, прижавшись к нему согнутыми в локтях руками, по телу бежала дрожь, электрические импульсы били внутри, в ушах шумело, она задыхалась то ли от волнения, то ли от волшебного запаха любимого, то ли от нехватки кислорода. Они целовались долго, наконец Лиза опомнилась: «Все, все, соседи будут сплетничать всякое мачехе. Иди домой отдыхай. Завтра встретимся?» — еле ворочая языком негромко спросила Лиза, с усилием отстраняясь от Владимира.

— Конечно встретимся. Тогда до завтра, — бормотал Владимир, медленно приходя в себя.

— Лиза смотрела ему вслед, пока он не вышел из парадной. Взволнованная пошла в комнату. «А это я его первая начала целовать или он меня?» — спрашивала она себя и пыталась вспомнить. «Хочу еще», — ответила, наконец, она себе на свой вопрос.

Владимир, опьяненный любовью, был просто восхищен Лизой — она чудо какое-то. На работе знали о его любви и всячески поддерживали — друзья были у него преданные. Он от Лизы пошел в горком, все еще были на работе, рассказал о своей поездке, о проблемах, говорили о войне. Первый секретарь вернулся из армии, рассказывал, что началось перевооружение. Обсуждали, что гитлеровская армия вооружена до зубов новейшей техникой, с сильнейшей дисциплиной. Разошлись поздно ночью.

На следующий день наконец немного потеплело, начал таять снег. Лиза выскочила из института, как бешенная, огляделась быстро. Володи не было. «Что это я, в самом деле, с ума сошла совсем, он же работает», — пристыдила она себя. Но стало грустно, заныло внутри.

— Девушка, вы моя любимая? — услышала она вопрос за спиной.

— Я, — радостно ответила она, повернувшись к Владимиру.

Пошли вперед, улыбаясь, счастливые.

— Ну рассказывай, что там было на той ГЭС? Интересно?

— Обычно, я все время про другое думал, не до работы было. Засмеялись.

Она стала рассказывать какие изменения произошли за это время в Москве, всех волновала тема войны, старшее поколение вообще только об этом и говорило, они ведь уже пережили одну войну и знали какие война несет беды и страдания. Часа два ходили по парку Горького, уже вечерело, побежали на трамвай, народу в трамвае было мало. Они стояли на ступеньке у задней двери, целовались, думали их никто не видит, но водитель лукаво на них поглядывала в зеркало.

Вышли на улице Горького смеясь, пошли вперед, взявшись за руки. Они подходили к очень модному в Москве заведению — бару «Коктейль-холл». Занимал бар два этажа в доме номер шесть по улице Горького. На крыше светящаяся вывеска: конусообразный бокал с разноцветными слоями коктейля и надписью вокруг изящной ножки «Коктейль-Холл с торчащей светящейся трубочкой — соломинкой привлекала посетителей.

— Ты здесь бывала? Пошли, — предложил Владимир.

— Я не бывала здесь, но тут такая очередь, — засомневалась Лиза.

— Мы так пройдем, — засмеялся он.

У входа стояла очередь из модно одетой молодежи. Владимир подошел к швейцару, показал ему свое удостоверение, их сразу пропустили.

Коктейль-холл воспринимался, как мужской клуб, женщины тут бывали нечасто и всегда в сопровождении. Шикарное заведение: с могучими колонами, лаковым паркетом, хрустальными люстрами, ковровыми дорожками, пальмами в кадках. Посетители сидели за длинными барными стойками. На втором этаже играл джаз-оркестр красивое танго. Поднялись по величественной, с резными перилами лестнице на второй этаж, заказали кофе с ликером и со сливками и маленькие ароматные булочки с корицей. Здесь сегодня выступал инструментальный ансамбль под управлением Александра Цфасмана. Послушали музыку около часа. Вышли, на улице было свежо, морозно, приятно было выйти из шумного, наполненного сигаретным дымом бара.

— Понравилось? — спросил Владимир.

— Так, — ответила Лиза, взяла Владимира за руку, как маленькая девочка и пошла в сторону своего дома.

Владимир ехал домой, думал, что больше не может без Лизы ни минуты, сделаю ей предложение при первой же встрече — решил он уверенно и немного успокоился.

Лиза забежал домой веселая, счастливая, мачеха смотрит косо.

— Что с тобой, ты чего порхаешь? — зло спросила она.

— Просто порхаю, лето скоро, — тихо ответила Лиза и пошла в свою комнату.

Неделя еле как дотянулась до пятницы, знала бы она, как два сердца скучают друг без друга — поторопилась бы точно.

В пятницу зазвонил телефон, мачеха сняла трубку.

— Тебя, — бросила сквозь зубы.

— Привет

— Привет.

— В субботу встречаемся в парке Горького в пять вечера?

— Встречаемся, конечно, — ответила Лиза негромко.

Мачеха подслушивала разговор, она вся извелась в думках, как бы разлучить Лизу с ее кавалером. Узнав, какой он серьезный, работает в горкоме комсомола, она побоялась предпринять что-то в открытую, она по сути дела простая баба, правда, наглая и напористая, но с таким молодчиком она бы не справилась. Тут нужно брать хитростью. И придумала подлое, унизительное. Она не считала, что делает то-то плохое, ведь она защищает свое, пусть Лизка съезжает от нее и делает, что хочет.

Владимиру сказали, что его разыскивают. Высокая женщина ждала его в фойе.

— Мне нужно с Вам поговорить. Не знаю даже с чего начать. Я мать Лизы, вы ведь ее знакомый?

— Что с ней? — испугано спросил Владимир.

— Нет, нет, с ней все хорошо, — она замялась. — Ну, как Вам сказать…, ну в общем, она просила вам передать, так как побоялась сама с Вами объясниться, что ей очень приятно, конечно, что такой молодой человек обратил на нее внимание, — начала она говорить неуверенно, негромко. — Но как сказать? Вы человек не нашего круга, — она изменила тон и начала громко, чеканя каждое слово, бросать их в лицо Владимиру. — Она ведь профессорская дочь, начитанная, знает языки, привыкла к роскоши. А Вы что можете ей дать? А где она с Вами будет жить? Она не сможет жить в нужде, в тесноте. Да и в институте Вы, наверное, не учились. Здесь одной миловидностью не отделаешься, а дети пойдут… Ой, нет — это не для нее все. В общем, она собирается построить отношения с ровней. Она еще при жизни Александра Петровича помолвлена с сыном его друга и коллеги, профессора — будет свадьба летом. Уж извините меня за прямоту, — закончила она и скрылась быстро.

Владимир униженный и высмеянный пошел обратно в здание. Он решил не думал об этом разговоре — это было слишком больно. Он еще в детстве научился не думать о горестных вещах, как-то мог переключать свои мысли в другую сторону. Доработав до конца дня кое как, пошел быстро домой, ему казалось, что прохожие сочувственно смотрят на него. «Как же быть — то теперь дальше?» — задавал он себе один и тот же вопрос. Не мог заснуть, тоскливо было, плакать хотелось. «Я буду просто ее любить, она прекрасная девушка, умная и красивая, ведь у многих так, разве каждый, кто любит всегда вместе с любимым человеком.» — это в голове зрели успокоительные мысли.

Лиза еле как дождалась субботы, прибежала в парк Горького к половине пятого, Владимира еще не было. «Пока не пришел», — села на лавку, стала смотреть по сторонам со счастливой улыбкой. Так и просидела до самого вечера, ничего не понимая. «Не пришел, не смог прийти — конечно, не случилось ли чего, ведь у него работа какая?» Было тревожно. Уже стемнело, встала, пошла медленно домой.

— Мне никто не звонил? — спросила она у мачехи, зайдя в квартиру.

— Нет, а кто должен был звонить? — спросила равнодушно та.

— Да так, может знакомые.

Прошел день, второй, Владимир не появлялся и не звонил. «Послали в командировку, а там нет телефонов, это какая-нибудь глушь, наверное. Конечно, уверена, что все хорошо, просто уверена», — успокаивала себя Лиза. Она заставляла себя не нервничать, не плакать, не пугаться, не волноваться. Но не получалось, ее сердце замирало от волнения, она плакала по ночам. «Если ты не придешь, я умру», — вдруг поймала она себя на мысли и испугалась их.

На третий день Лиза решительно поехала в Колпачный переулок к горкому комсомола. Подходя к зданию, еще издали увидела у входа группу людей, весело беседующих, по-видимому, ожидающих автомобиль. Владимир живой и здоровый стоял среди них, улыбаясь на шутки друзей. Лиза остановилась у забора, испугалась лишь бы ее не заметили, пошла быстро обратно. «Все нормально, а я так волновалась, боялась, — обрадовалась она. — Вернулся, наверное, только сегодня». Она прождала его звонка весь вечер и всю ночь. На следующий день выскочила из института, стала искать его глазами, стояла посреди двора долго, растерянно озираясь вокруг. Он не пришел.

И она поняла: «Он бросил меня, просто бросил, бросил без объяснений. Так что он не придет, вот так».

Шли дни, а тоска от разлуки только усиливалась, никакие успокоительные мысли не помогали, ноги сами несли Владимира к дому Лизы — хоть издали взглянуть на нее. Она приходила из института всегда в одно и тоже время в сопровождении молодого щеголя. Он весело болтал с ней, а она всегда была печальна и тиха почему-то. Иногда он стоял ночами у их дома, не мог уйти, смотрел на окна и от этого ему было не так тоскливо, да и дома он не мог находиться, его душу разрывали обида, тоска, он скучал, скучал так, что, согнувшись клубком лежал и выл, как одинокий волк.

«Вот как это, когда бросают, сколько читала в книгах — это горестно, боль в душе нестерпимая», — рассуждала Лиза и все время думала о нем, ничего не мола с собой поделать. Начались экзамены, сдавала, ходила с подругами в город, те что-то рассказывали, но она их не слушала. Мачеха поглядывала на нее зло: «Что с тобой происходит?». Лиза ничего никому не объясняла, она еще не решила, что делать.