Мне было тогда семь лет, и мне очень хотелось иметь собаку. Точнее — это нам хотелось иметь собаку: мне и моему братцу Володьке. Он был старше меня и уже ходил в школу. Однако жили мы небогато, и мать не позволила бы нам завести животное. Мы это понимали. Но в глубине своих душ мы мечтали о собаке. Пусть она будет небольшая. Главное — чтоб умела бегать и лаять.
И вот мне стала сниться одна подходящая собака. Она приснилась мне раза четыре подряд, и все на одном месте. Будто я иду по Среднему проспекту, сворачиваю на Одиннадцатую линию — и навстречу бежит пес. Я подбегаю к нему, но он от меня отбегает. Отбежит — и остановится. Я опять подбегаю — а он опять отбегает, не дается в руки. Будто дразнит. И каждый раз я просыпался от огорчения и будил Володьку.
— Мне опять собака приснилась, — сообщал я. — И опять убежала.
— Все та же? — спрашивал Володька.
— Все та же самая. Такая небольшая, ушки короткие, глаза умные.
— Дуракам — счастье, — сердито говорил Володька. — Мне хоть бы раз что-нибудь хорошее приснилось. Мне все снится, будто я стою у доски и чего-то там не знаю... И в каникулы покою нет!
Когда собака приснилась мне в пятый раз, разбуженный мною Володька сказал:
— Тут, значит, что-то не так просто. Может, она к нам в дом просится?
— Но ведь мы не во сне, а собака — во сне, — возразил я. — Если бы мы жили во сне, и наш дом стоял бы во сне, и все кругом было бы во сне, то тогда и собаку, которая во сне, можно было бы привести во сне домой. Но собака — во сне, а мы не во сне, и все кругом не во сне...
— Ну, затараторил! — оборвал меня Володька. — Лучше скажи, что на собаку тебе наплевать. А я хочу, чтоб у меня была собака!
— И я хочу, — ответил я. — Но что же нам делать?
— Об этом деле нам надо посоветоваться с кем-то таким, кто еще умнее нас и кто понимает в снах.
— Но с кем именно?
— Ясно с кем: с Лешей Миногой, — ответил мой брат. — Леша Минога в снах понимает, он ведь часто сны видит. И потом, он умный. Он всегда о чем-то думает, из-за этого он уже на третий год остался.
Лешу Миногу мы нашли на заднем дворе. Он сидел на штабеле дров и о чем-то думал.
— Здравствуй, Леша, — почтительно поздоровался Володька. — О чем это ты сейчас думаешь?
— Я сижу и думаю о дровах, на которых сижу, — неторопливо ответил Леша Минога. — Я думаю, что каждое полено стоит денег, а когда начнется зима, то люди эти дрова положат в печку и сожгут. Прав я или не прав?
— Прав ты, Леша, — подтвердил Володька.
— Значит, если я незаметно возьму несколько полешек, свяжу их веревочкой, снесу их на рынок и там продам их и куплю ирисок — плохо это или нет?.. Нет. Кража это?.. Нет! Ведь все равно дрова сгорят, только в другой печке. А за перенос дров, за работу, имею я право поесть ирисок? Имею!
Мы слушали Лешу Миногу, удивляясь его беспощадной логике и остроте ума. Затем братец мой сказал:
— Леша, ты нам совет подай. Вот он (Володька ткнул в меня пальцем) все собаку во сне видит. А нам очень собаку хочется завести.
— Сколько раз видел? Где видел? — деловито спросил меня Леша Минога.
Я начал рассказывать.
— Какая она из себя? — перебил меня Леша.
— Такая небольшая, ушки короткие, глаза умные.
— Белого пятна на лбу нет?
— Нет, — ответил я.
— Ну, так я и знал... — как бы про себя сказал Леша Минога. — И на левую заднюю лапу она не хромает? Прав я или не прав?
— Не хромает, — ответил я. — Но откуда ты это знаешь?
— Я эту собаку раз двадцать уже во сне видел, — равнодушно промолвил Леша Минога. — Собака хорошая, но маленькая. Я жду, когда большая во сне попадется. Ту я сманю. Нам собака большая нужна, чтобы соседи по квартире ее уважали.
— А эту ты для нас, Леша, смани, — попросил Володька. — Нам как раз такую и надо.
— Ладно, так и быть, помогу вам, — смилостивился Леша Минога. — Только на сахар она не пойдет, я ее знаю. И на хлеб с повидлом не пойдет. Тут колбаса нужна.
— У нас дома нет колбасы, — сказал я.
— Это ничего, были бы деньги. Будут деньги — будет и колбаса, а будет колбаса — будет и собака. А денег я вам помогу достать. Сейчас мы пойдем к вам и поищем, что можно продать.
Мы поднялись в нашу квартиру, вошли в комнаты. Леша сперва осмотрел мамину комнату, потом нашу, где находился шкаф с книгами.
— Вещей мы продавать не станем, это нечестно, — объявил Леша Минога. — А книги продавать можно. Здесь они давно у вас лежат, пусть теперь их почитают другие люди... Клопов у вас ведь нет, вот мы и снесем в магазин эти книги — они называются циклопедия. Тут разные советы, как клопов выводить.
— А может быть, это нехорошо? — спросил я.
— Конечно, если бы мы всю эту циклопедию взяли, это, может быть, и нехорошо было бы, — рассудительно молвил Леша Минога. — Но мы ее по-честному разделим. Мы будем через книгу брать.
...Вскоре мы вышли из квартиры по черной лестнице. Впереди шел Леша Минога с самой большой связкой книг, за ним со связкой поменьше — Володька, а позади — я, с самой маленькой.
Когда мы поравнялись с книжным магазином, Леша Минога сказал, что это государственный магазин, сюда заходить не стоит, здесь к нам могут придраться. Мы пошли дальше. В те годы был нэп и существовала частная торговля. Наконец мы вошли в частный книжный магазинчик. Букинист посмотрел на корешки и сказал:
— Эта энциклопедия неполная. Тут половины книг не хватает. А остальные где?
— Пожар был у нас, — объяснил Леша Минога. — Только эти и спасли.
— Какой странный пожар! — удивился букинист. — Все четные тома сгорели, а все нечетные уцелели.
Пришлось нам забрать свои пачки с прилавка и идти восвояси. Книги мы продали на рынке. Деньги получил на руки Леша Минога.
— Теперь помогу вам колбасы купить, — милостиво сказал он. — В кооперативе брать не будем. Нам нужна «собачья радость», а ее только частники продают. — Он повел нас в ту часть рынка, где торговали всякой едой. Здесь с лотка купил он круг колбасы и попросил торговку разрезать этот круг на две части. Одну половину он дал нам, а вторую взял себе. Он сказал, что этот кусок он берет для проверки. Затем он честно сказал, что осталось еще немного денег, но нам они не нужны. Зато теперь мы с собакой будем.
Весь день я побаивался, что пропажа книг будет обнаружена. Но пока все шло хорошо. А когда я лег спать, то положил колбасу под подушку, чтобы сразу ее вытащить и приманить собаку. Но за день было столько треволнений и я так умаялся, что заснул очень крепко и никаких снов не видел. Утром Володька стал меня упрекать, почему это я не привел собаку. Но я сказал, что я тут не виноват: это от собаки зависит, а не от меня.
В этот день было воскресенье, и мы побывали в зоосаде. А когда настал вечер и стали мы укладываться спать, Володька строго-настрого приказал мне увидеть в эту ночь собаку.
— Колбаса уже портиться начинает, — сказал он. — Скоро она протухнет, и никакая собака на нее не пойдет.
— Может быть, отломим по кусманчику? — предложил я. — Собака не очень большая, ей хватит.
— Ты что! Хочешь жить за счет моей собаки? — возмутился Володька.
— Почему это она уже твоей стала?
— Ладно, пусть она будет и моя и твоя, — миролюбиво ответил мой братец. — Только уж не зевай в эту ночь.
— Постараюсь уж, — успокоил я его.
Я уснул и начал смотреть сон. Вначале все шло нормально. Я шагал по Среднему проспекту, как в прошлые разы. Вот и Одиннадцатая линия. Я свернул за угол — и навстречу мне выбежал лев. Это был тот самый, которого днем я видел в зоосаде, но здесь он был на свободе и бежал прямо на меня, разевая пасть.
Признаться, я очень испугался. Хорошо, что я умел летать, — это меня спасло. Я полетал-полетал, успокоился и крепко уснул.
— Опять собаку не привел? — спросил утром Володька.
— Собаки не видел, — сознался я. — Видел льва.
— Нужны мне твои львы! — рассердился Володька. — Если завтра утром собаку не приведешь, кулаков не пожалею!
Я пообещал, что в следующую ночь обязательно увижу во сне собаку и приведу ее к нам. Затем я вынул из-под подушки колбасу, и мы с Володькой спрятали ее до вечера в книжный шкаф. Колбаса уже позеленела, и от нее попахивало.
Весь день я думал о том, что мне будет плохо, если не приведу собаку. Володька был сильнее меня. Случалось, он меня поколачивал. И когда настал вечер и пришла пора ложиться спать, я все медлил и сидел в маминой комнате. Наконец она приказала мне идти укладываться: уже поздно. Я нехотя поплелся в нашу комнатку. Володька уже лежал в постели, но не спал. Он ворочал головой, следя за каждым моим движением, и зловеще молчал.
Я разделся, лег, положил под подушку колбасу. Но мне не спалось. Я вздыхал и ворочался.
— Нарочно не засыпаешь! Саботаж разводишь! — прошептал вдруг Володька. — Спи!
Когда я наконец уснул, мне приснился Володька. Он размахивал кулаками и лез драться. Я еле улетел от него.
— Опять собаки не видел? — грозно спросил меня поутру мой братец. — Где собака?
— Видел я ее, — соврал я. — Только я ее теперь лучше разглядел. Собака плохая. Может, она даже бешеная. Никуда не годится она.
— Врешь! Собака хорошая! Это ты никуда не годишься! — воскликнул Володька и ударил меня по уху. Из-под моей подушки вылетел кусок позеленевшей колбасы и шмякнулся об пол. Вид этой понапрасну испорченной «собачьей радости» привел Володьку в еще большую ярость. Он довольно крепко побил меня в то утро, и никуда улететь от него я не смог, так как все это происходило не во сне.
В тот же день наша мама обнаружила пропажу половины энциклопедии. День этот был тяжелый.