Том 6

Когда мы подъехали с двумя леди, Марго и Адой, нашими друзьями, к снятой на неделю белоснежной двухэтажке да разгрузились, ей-богу, никому из нас не хотелось заходить в гостеприимные стены. Открылась мне вдруг с огромной высотищи такая бескрайне синяя, сливающаяся с небесами водная гладь, волнуемая едва заметной рябью все тех же белых барашков (поистине их образ не случайно вездесущ в пределах гигантского острова!), что душа замерла, а дух, как говорят, захватило со страшной силой. При этом и он, и согласная с ним душа вновь оба дали почувствовать, что их абсолютно суверенное нахождение в моем отдельном теле не подлежит никакому сомнению и что над подобной суверенностью не властен ни горделивый разум со всеми его комичными автократическими замашками, ни даже могущественное сознание. Отдельное мое тело, послушное согласной воле духа и души, вскочило на деревенскую скамейку и приподняло свою башку заодно с глазами над зарослью невиданно громадных лопухов, над куствой листвы цветущих рододендронов. И тогда всей моей, как бы то ни было, цельной личности открылся безоглядный, лишь горизонтом сдерживаемый, холмистый, волнообразно мягкий рельеф земли, словно бы навек в чертах своих запечатлевший недвижные черты своенравных океанических стихий. Этот рельеф, казалось, выражал ритмы дыхания всей местности – ритмы вечной войны, вечного примирения непокорных вод с земною твердью – и одновременно пластично сглаживал вострые углы своеобразной кардиограммы сердцебиения всего пространства. Я – невежественный, но обожающий музыку меломан – был счастлив за какие-то мгновенья пропутешествовать в непроницаемо далекое прошлое и, на мгновение же, припасть словно бы к первоистокам музыкального звучания вообще, пробудившим в ряде первобытных вундеркиндов слух, а потом уж собственно вокальные, инструментальные, композиторские способности. Поверьте, я впитал в себя некое животворное ощущение единоутробной близости таких разновозрастных и вроде бы неродственных творений, как рельеф местности и музЫка сфер.