Она была маруха центровая,
подкатывал я к ней и так и сяк;
чего не заливал ей, подливая! -
чтоб оказалась, падла, на сносях.
Я гнул с подходцем и дышал на ушко:
«Давай, давай! Пора уже рожать!», -
но Муза – прежде страстная подружка -
зевала и пыталась возражать.
Она твердила: вновь «творить кумира»,
мол, не с руки, мол, всем давно дала…
На свет с тобой произвела Шекспира,
Иосифа тебе я родила!
Ты не подумай – я всегда готова,
когда зовут, тем более – нальют,
цветасто матерятся через слово -
так, что бледнеет праздничный салют.
Дружок, скажу по чести: ты не годен!
До черта было у меня других имен:
Уолкотт, Фрост, Верлен и даже
Оден… Был и талант-в-законе всех времен.
Ах, как он мог! Так вряд ли кто-то сможет,
всем до него – что пехом до луны.
Марлон с Брандо при нем не вышли рожей,
калибром – африканские слоны.