Том 6. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть вторая

ГЛАВА II. УСТАНОВЛЕНИЕ АВСТРО-ВЕНГЕРСКОГО ДУАЛИЗМА 1859–1871

Усиленный рейхсрат. Злейшими врагами министра Баха[58] были венгерские магнаты так называемой староконсервативной партии. Они презирали в нем выскочку и ненавидели революционера, т. е. упорного защитника освобождения крестьян. Не раз уже общественное мнение ожидало, что правительство пожертвует Бахом в угоду его врагам. После поражения Австрии при Сольферино их час пришел: портфель министра внутренних дел был прежде всего предложен их единомышленнику, барону Иошику; но, как венгерец, сторонник дуализма и противник централизации, он не мог его принять. За его отказом на этот пост был призван граф Голуховский, губернатор Галиции. В манифесте, с которым император после Виллафранкского договора обратился ко всем подвластным ему народам, он официально признал несостоятельной политику предшествовавшего десятилетия. Скандальные процессы раскрыли перед обществом взяточничество военного интендантства и мошенничества его поставщиков. Заем в 200 миллионов, выпущенный в марте 1860 года, был покрыт подпиской всего лишь на 75 миллионов. Сохранение старого режима становилось невозможным, особенно в силу финансовых затруднений. Брук давно уже настаивал на коренной реформе: полумеры не помогали. Но у Брука всегда было много врагов, и теперь они удвоили свои нападки. Вследствие недосмотра со стороны министерства финансов стало известно, что национальный заем, разрешенный в сумме 500 миллионов, был на самом деле выпущен на сумму 611 миллионов. Это превышение займа было одобрено императором, однако оно подало повод врагам Брука говорить о злоупотреблениях и аферах. Им удалось запутать его в качестве свидетеля в процесс о военных подрядах, и император предложил Бруку подать в отставку. Тот ни в чем не мог упрекнуть себя, как это вскоре и было доказано официальным расследованием; тем не менее, растерявшись, он покончил с собой (23 апреля 1860 г.).

Старый порядок завещал новому одно из своих учреждений — рейхсрат (имперский совет), функции которого приблизительно соответствовали законодательным функциям французского Государственного совета. Раньше в рейхсрате было человек двенадцать постоянных членов; теперь состав его был усилен чрезвычайными членами, из которых десять назначались императором пожизненно, а тридцать восемь должны были избираться областными представительными учреждениями; но так как последние еще не существовали, то на первый раз и эти тридцать восемь членов были назначены императором по собственному его выбору. В таком составе усиленный рейхсрат был призван высказать свое мнение относительно общего политического положения. Большинство в нем составляли крупные собственники и знать — князья и графы; кроме них, в рейхсрат входили немногие разночинцы, купцы, промышленники, адвокаты и некоторое количество бывших чиновников. Чтобы добиться от венгерских членов рейхсрата согласия просто присутствовать на заседаниях, правительство вынуждено было патентом 19 апреля пообещать им восстановление комитатов и венгерского сейма и обязалось не предоставлять рейхсрату законодательной власти. Рейхсрату был предоставлен лишь совещательный голос в финансовых делах; он был совершенно лишен инициативы, но имел право обращать внимание монарха на те пробелы в законодательстве, которые усмотрит в течение своих работ. Через несколько недель после созыва рейхсрата император даровал ему права в сфере финансов, которыми, впрочем, рейхсрату не пришлось воспользоваться.

В течение своей единственной сессии (май — сентябрь 1860 г.) усиленный рейхсрат занимался рассмотрением государственного бюджета и принципов управления. Венгры с графами Сеченьи и Аппоньи и Георгом Майлатом во главе не допускали обсуждения других вопросов, чтобы не позволить рейхсрату присвоить себе законодательные функции, которые в венгерских делах принадлежали, по их мнению, исключительно венгерскому конституционному сейму. В первом же заседании они изложили свою точку зрения в резолюции, прочитанной Аппоньи: «Учреждение центрального представительного собрания в империи изменяет установившееся отношение Венгрии к монархии; мы согласились присутствовать в этом собрании лишь для того, чтобы засвидетельствовать нашу готовность к соглашению и доказать другим областям, входящим в состав монархии, что наши притязания ни в чем не противоречат их правам и интересам, как не противоречат и правам и интересам короны и монархии».

Руководство прениями с первого же дня перешло к венгерским членам рейхсрата; у них одних была определенная программа и навык к парламентским дебатам. Они увлекли за собой консерваторов-феодалов всех областей, которые рассчитывали, в случае торжества «исторического права», вернуть себе некоторые утраченные привилегии[59]. Оппозицию же составляли, кроме бывших австрийских чиновников — сторонников централизации в силу привычки, — немецкие бюргеры — централисты ради собственных выгод. Когда один из них, Маагер, осмелился высказаться за конституцию с представительным образом правления, его партия отреклась от него. Обе стороны не желали раскрывать своих карт. Все были согласны, что для восстановления доверия необходимы реформы, но не были согласны относительно самих реформ. Две непримиримых тенденции были единственным результатом долгой политической дискуссии, которой закончилась сессия: одна из них, феодальная, во имя «исторического права» требовала признания притязаний — Венгрии, добивалась законодательной и административной автономии для каждой области как особой «историко-политической индивидуальности» и желала основать могущество государства на его внутреннем духовном единении, на довольстве населяющих его народов; другая, бюрократическая, во имя исконных прав государственной власти желала продолжать систему Баха, перенеся ее только из абсолютизма в конституционный образ правления. В конце концов федералистский порядок дня прошел значительным большинством; император обещал всесторонне обсудить постановления рейхсрата и в скором времени сообщить свое решение.

Октябрьский диплом. Решение императора было обнародовано в дипломе 20 октября 1860 года. Этот «постоянный и неотменяемый» основной государственный закон находился в непосредственной связи с Прагматической санкцией и был вызван необходимостью внести изменения в политические учреждения ввиду перемен, которые произошли в политическом и социальном состоянии страны со времени издания Прагматической санкции. Император заявил о своей готовности делить впредь законодательную власть с собраниями представителей, избранных его подданными, именно: с рейхсратом — по вопросам, кратко перечисленным, касающимся всей монархии, с провинциальными сеймами — по вопросам касающимся остальных областей, и, наконец, в случае надобности с рейхсратом в неполном составе, без венгерских членов, — по таким делам, которые, согласно установленной традиции, считались общими для всех провинций, кроме Венгрии. Число выборных членов рейхсрата было доведено до ста; император выбирал их из списка, составленного провинциальными сеймами в количестве трех кандидатов на каждое депутатское место. В тот же день императорскими указами были упразднены общие министерства внутренних дел, вероисповедания, просвещения и юстиции. Голуховский был назначен государственным министром, т. е., в сущности, министром внутренних дел для Цислейтании; барон Вай, служивший в 1848 году легальному венгерскому правительству, был назначен канцлером Венгрии, т. е. министром внутренних дел для Транслейтании, а Сеченьи — министром без портфеля.

Староконсерваторы, однако, заблуждались относительно своего влияния в Венгрии. Народная масса прежде всего, до заключения любого соглашения, требовала признания законов 1848 года. Когда Деак, ставший главой умеренной либеральной партии, получил предложение занять пост Judex curiae[60] —высшую судебную должность в стране, он ответил: «Это невозможно: еще не принята и не подписана официально моя отставка от должности министра юстиции в 1848 году». Он справедливо полагал, что дозволить нарушить хотя бы один из. правильно проведенных и санкционированных законов, каковы были законы 1848 года, значило открыть путь беспрестанным нарушениям конституции. Для староконсерваторов, напротив, история Венгрии заканчивалась 1847 годом, и «революционных» законов 1848 года они не желали признавать. Но комитаты, в которых преобладало мелкое дворянство, собравшись на основании патента 19 апреля, прогнали чиновников, поставленных Бахом, сорвали с общественных зданий имперские гербы, приостановили действие австрийских законов и избрали на муниципальные должности лиц, занимавших их в 1848 году. Вопреки инструкциям барона Вая во всей стране был принят лозунг: не платить налогов и не давать солдат до тех пор, пока на это не последует согласия конституционного парламента, созванного в силу законов 1848 года. Таким образом, десятилетие 1849–1859 годов было как бы вычеркнуто из истории Венгрии.

Голуховский со своей стороны, казалось, хотел вычеркнуть, из истории Австрии 1848 год, — до того устарелыми и отжившими казались вырабатываемые им статуты. Областные сеймы должны были распадаться на курии; городские и сельские депутаты избирались путем двух- или трехстепенных выборов; депутаты дворянства носили старинный имперский мундир. Вот в чем видели действительное средство для восстановления утраченного общественного доверия! В первых рядах недовольных оказалась немецкая буржуазия: ее материальные интересы, национальная гордость и политическое честолюбие были задеты в одинаковой степени. В знак протеста муниципальные советы нескольких больших городов вышли в отставку. Между тем внешние обстоятельства складывались в это время так, что оппозиция немцев становилась опасной для монархии. Реставрация герцога Моденского и великого герцога Тосканского[61], предусмотренная Цюрихским трактатом, оказывалась невозможной вследствие аннексий, произведенных Пьемонтом, которым Австрия за недостатком сил, а главное — денег, не могла помешать. Быстрые успехи итальянского объединения в корне разрушали надежду на восстановление в Италии австрийского влияния. Венеция перестала быть оперативной базой, а представляла лишь передовой пост, удержание которого являлось только лишь вопросом чести. Династия должна была как-нибудь вознаградить себя за потери, и этого вознаграждения негде было искать, кроме Германии. Таким образом, цель внешней политики отныне должна заключаться в укреплении уз, связывавших Австрию с Германией, и в подготовке пути к более тесному союзу между ними. Достижение этой цели было бы немыслимым, если бы Австрия ничего не могла предложить Германии, кроме своей внутренней слабости и недовольства, возбужденного ею в своих немецких подданных. 13 декабря 1860 года Голуховский был смещен, и на его место назначен Шмерлинг.

Система Шмерлинга. Февральская конституция. В результате ошибок Голуховского назначение Шмерлинга было благосклонно встречено даже славянами и венграми, которые, однако, вскоре сделались непримиримыми врагами нового министра. Одним он казался защитником порядка и твердой власти: так, староконсерваторы прямо указывали на него императору как на единственного человека, способного положить конец анархии, господствовавшей в стране после издания октябрьского диплома. Либералы всех национальностей вспоминали, что, будучи министром юстиции при Шварценберге, Шмерлинг подал в отставку, чтобы не подписывать отмены конституции. Немцы, в свою очередь, с благодарностью вспоминали его поведение во Франкфурте в 1848–1849 годах, где он доказал свою преданность идее объединения Германии, но при помощи и при господстве над ней Австрии. Такое отношение к Шмерлингу было плодом недоразумения, продолжавшегося в течение всего его управления министерством. Двор призвал его лишь для того, чтобы при новых конституционных формах продолжать политику Баха. Проникнутый духом иозефинизма, господствовавшего все еще в австрийской бюрократии, Шмерлинг стремился только к государственному единству, либеральные же учреждения были для него лишь средством к достижению этой цели. Система его неизбежно должна была вскоре вызвать оппозицию со стороны всех не немецких национальностей, а среди немцев возбудить недовольство тех из них, которые серьезно поверили обещанию истинно конституционного режима.

«Патент 26 февраля 1861 года занял место октябрьского диплома. Официально отношение между этими двумя государственными актами было представлено иначе; неудобно было просто-напросто отменить столь торжественно провозглашенный основной закон через несколько месяцев после его» обнародования». Дело было представлено так, будто патент являлся дополнением диплома. На самом же деле он во всем ему противоречил: на первый план вместо областей он выдвигал государство; он создавал компетенцию рейхсрата взамен компетенции сеймов; узкий рейхсрат, который согласно диплому должен был созываться лишь в особых случаях, патент превращал в постоянное учреждение, и к нему переходила большая часть функций областных сеймов; наконец, он сообщал рейхсрату новую организацию, а отсюда и новое значение. Рейхсрат делился на две палаты, из которых верхняя, палата господ, вся находилась в распоряжении императора. Кроме наследственных членов ее, к которым принадлежали эрцгерцоги и те из архиепископов и епископов, которые носили княжеский титул, все остальные члены верхней палаты назначались императором или из высшей аристократии (в таком случае звание передавалось по наследству), или из остальных подданных, отличившихся какими-либо заслугами, причем последние оставались членами верхней палаты пожизненно. Нижняя палата, или палата депутатов, состояла из членов, избираемых областными сеймами: 203 депутата от Цислейтании составляли так называемый узкий рейхсрат, и 120 депутатов от Транслейтании — 85 венгров, 9 хорватов и 20 трансильванцев — в соединении с 20 депутатами от Венеции превращали узкий рейхсрат в полный рейхсрат.

Указами 26 февраля 1861 года областные сеймы Цислейтании реорганизовывались на началах представительства интересов населения. Избиратели, удовлетворявшие требованиям ценза или правоспособности, делились на две коллегии: городских и сельских жителей; кроме того, особую коллегию в каждой области составляли крупные землевладельцы, и, наконец, правом посылать в сейм одного или нескольких депутатов пользовались также некоторые торговые палаты. Эти четыре избирательные коллегии, или курии, избирали своих депутатов в сейм порознь; сейм же в свою очередь выбирал из среды депутатов каждой курии определенное число представителей в рейхсрат. Ценз в областях был различный, города были в более выгодном положении по сравнению с сельскими местностями; число депутатов было пропорционально не столько количеству населения, сколько богатству края.

Этой сложной системой рассчитывали искусственным образом обеспечить преобладание немцев в куриях торговых палат, в городах и в селах, так как немцы, представляя меньшинство среди цислейтанских народов, были, однако, самыми богатыми и образованными из них. Действительно, в первом же собрании рейхсрата из 203 депутатов от Цислейтании 130 оказались сторонниками министерства, несмотря на то, что немцы в то время составляли не более трети всего населения Австрии. С другой стороны, учреждением курии крупных землевладельцев, среди которых преобладала верноподданная австрийская аристократия, имели в виду обеспечить в нижней палате господство придворных влияний и династической политики. Сверх того, на случай какой-нибудь неожиданности, которой, впрочем, трудно было опасаться, патент заключал в себе особую статью 13, которая уполномочивала министерство в отсутствие рейхсрата управлять страной при помощи указов, с тем только, чтобы «в ближайшем собрании рейхсрата довести до его сведения мотивировку и результаты произведенных мероприятий». Одной этой статьи было достаточно, чтобы свести к нулю все остальные положения конституции.

Вина во всех недостатках этой конституции падает не на одного только составителя ее, Шмерлинга: при решении самых важных вопросов он часто находился под непосредственным влиянием двора; если бы его предоставили самому себе, он, вероятно, выработал бы более либеральные законы. Как бы то ни было, но в том виде, в каком февральский патент был предложен народам Австрии, он вполне заслужил брошенные ему вскоре упреки в «лицемерии и безнравственности» и мошенническом предоставлении меньшинству прав, отнятых им у большинства.

Немецкая политика. Шмерлинг и Рехберг. Программа Шмерлинга заключала в себе две неразрывно связанные между собой части: план организации Австрии и план политической кампании в Германии. Вывший министр Германской империи 1848 года и наиболее выдающийся представитель «великогерманской» политики, он продолжал верить в свой прежний идеал. Преобразование Австрии — по крайней мере с внешней стороны — в конституционное государство и благосклонное отношение к немцам были в его политике лишь средствами, целью же его было вновь попытаться провести в Германии широкие реформы, ослепить Пруссию блеском нового конституционализма, вновь пробудить в мелких германских государствах никогда не исчезавшие симпатии к Австрии, привлечь на свою сторону национальное чувство немцев перспективой законодательного и торгового единства и, в довершение всего, немецким парламентом. Таким образом, ради выгод Австрии Шмерлинг не останавливался в Германии даже перед обращением к революционной силе, к силе общественного мнения. Но дело в том, что внешняя немецкая политика Австрии зависела не только от него; как государственный секретарь, он в силу этого заведывал и иностранными делами, правда, лишь отчасти. Призванный к власти, он застал министром иностранных дел графа Рехберга, сменившего на этом посту в 1859 году Вуоля. Между Рехбергом и Шмер-лингом было такое же различие, как между хорошим дипломатом-профессионалом и государственным человеком. Шмерлинг считался с национальным чувством немцев и опирался на него, между тем как Рехберг знал только дворы. Рехберг придерживался строго консервативной программы и следовал чисто меттерниховским приемам. Он считал, что Австрия, занятая итальянскими и венгерскими делами, не в силах затевать борьбу с Пруссией в Германии, и поэтому предпочел бы, оставив в стороне немецкий вопрос, притти к соглашению с Пруссией, чтобы Австрия имела по крайней мере в ней союзника в европейских делах. Возможно, что расчет этот был неверен, тогда как план Шмерлинга, с другой стороны, слишком рискован; но наихудшей политикой, во всяком случае, была бы политика колебаний, а такой именно она и была.

Сначала победа оставалась за Шмерлингом. Нота 2 февраля 1862 года и проект съезда государей во Франкфурте в 1863 году были результатом его политики, которую поддерживали даже в министерстве иностранных дел наиболее влиятельные из подчиненных Рехберга. Но для проведения этой политики в жизнь император обратился к Рехбергу. Последний один сопровождал Франца-Иосифа во Франкфурт. Шмерлинга император не любил за его чопорность и высокомерие. Как и следовало ожидать, Рехберг не был особенно огорчен неудачей съезда. В свою очередь, он получил теперь возможность проводить свои идеи; это привело к тому, что Австрия вместе с Пруссией пустилась в авантюру с герцогствами. Мнение рейхсрата было явно враждебно этой политике. Правительство Бисмарка, переживавшее в это время самый разгар конфликта с прусским ландтагом, не внушало ему ни симпатии, ни доверия. Шмерлингу несколько раз приходилось выступать на защиту сотоварища, взглядов которого он не разделял. Но в конце концов сотрудничество их сделалось невозможным, и Рехберг 27 октября 1864 года вышел в отставку. Его сменил генерал граф Менсдорф-Пульи, не имевший других прав на этот пост, кроме знатного происхождения и родства с несколькими владетельными домами, и другой программы, кроме пассивного повиновения приказаниям своего государя. Мепсдорф скорее сочувствовал политике Шмерлинга, но был лишь орудием в руках графа Морица Эстергази, министра бэз портфеля и самого влиятельного из советников императора. «Я ничего не понимал в политике, — говорил впоследствии Мепсдорф, — и прямо сказал об этом императору. Но я был кавалерийский генерал, государь приказал мне занять пост министра, и мне волей-неволей пришлось опереться на профессионального дипломата, у которого нехватало смелости взять на себя всю ответственность». Между тем Эстергази вступил в министерство с прямой целью низвергнуть Шмерлинга. И неудача германской политики Шмерлинга, равно как его ошибки в венгерских делах значительно облегчили задачу Эстергази.

Венгрия и февральская конституция. Патент 26 февраля 1861 года указывал на решимость правительства не считаться с сопротивлением венгров и сломить его силой. Тщетно пытался Бай отвратить этот удар, стараясь восстановить хоть некоторый порядок в стране. Рескриптом 16 января он призвал комитаты к уважению существующих законов; но политическая конференция, состоявшаяся 14 февраля под его председательством в Пеште, не дала никаких результатов. Эта неудача открыла простор чистым централистам во главе с Сеченьи, реакционное влияние которого боролось в совете с влиянием Вая, и патент был обнародован. Под ним была подпись Сеченьи, — Вай отказался его подписать. Вскоре, однако, обоим пришлось покинуть министерство. Шмерлинг, лишенный поддержки Венгрии, слишком большой бюрократ, чтобы поладить со староконсерваторами, и слишком ярый сторонник централизма, чтобы пойти на соглашение с либералами, вследствие своей гордости и упрямства положил начало в Венгрии политике бесплодного сопротивления. Может быть, он был осужден на это своей системой, так как если бы венгры заняли свои места в рейхсрате, они могли бы, соединившись с австрийской федералистской оппозицией, оставить правительство в меньшинстве. Эта опасность казалась устраненной с той минуты, когда 6 апреля 1861 года венгерский сейм собрался в первый раз после подавления революции.

Едва был прочитан декрет о назначении председателя палаты депутатов, как один из членов палаты заявил протест по поводу отсутствия подписи ответственного венгерского министра. Таким образом, с первого же шага собрание становилось на почву законов 1848 года. Открывая заседание, Апионьи в своей речи едва осмелился упомянуть о февральском патенте, между тем как председательствующий по старшинству лет превозносил первого президента венгерского совета и одну из жертв Гайнау — Людвига Ватьяни, как мученика и как образец венгерского патриотизма. Магнаты староконсервативной партии, наученные опытом предыдущего года, сознавали, что у них только в том случае может быть хоть какая-нибудь надежда на восстановление их влияния в стране, если они будут соперничать в требованиях с либеральной партией; двор между тем продолжал считаться с их советами и смотреть на них как на силу. На самом же деле в палате депутатов господствовала крайняя партия, и лишь благодаря тому, что она воздерживалась от голосования, Деаку удалось провести в палате, адрес королю. Крайние, руководимые Гличи и Тиссой, желали вынести простую резолюцию с изложением прав, нужд и положения страны, без обращения к Францу-Иосифу, которого они считали незаконным королем, так как он не был коронован. Сам адрес не заключал в себе королевского титула, и фактический монарх был назван в нем лишь «светлейшим государем». Однако Франц-Иосиф отказался принять адрес, пока обе палаты не согласятся обратиться к нему как к королю. Адрес устанавливал в сущности тот факт, что Венгрия стоит на почве своей конституции, часть которой составляет Прагматическая санкция; что она готова по некоторым пунктам пойти даже дальше принятых па себя обязательств и руководиться главным образом принципами справедливости и интересами политики; но что во всяком случае ничто не может заставить ее принимать законы от центрального парламента и делить свои законодательные права с какой-либо другой властью, кроме венгерского короля; королем же Венгрии может быть только коронованный король, а необходимым условием коронования является принятие конституции во всех ее частях. В ответ на это король предложил сейму послать своих представителей в рейхсрат, чтобы осуществлять там законное влияние Венгрии на общие дела; всякое же соглашение с венгерским народом король отложил до того времени, когда в результате пересмотра законы 1848 года будут согласованы с интересами монархии. Сейм отвечал на это отказом избрать депутатов в рейхсрат, отрицая за последним всякую компетенцию по отношению к Венгрии, признавая в полной силе законы 1848 года и объявив дальнейшие переговоры бесполезными ввиду того, что «его величество устраняет всякую возможность соглашения». 21 августа 1861 года сейм был распущен.

Рейхсрат, побуждаемый Шмерлингом, выступил с адресом против венгров и, выражая свое сожаление по поводу перерыва в конституционной жизни Венгрии, признал тем не менее роспуск сейма «основанным на праве и предписанным необходимостью». В то же время он объявил, что отказ одного из народов империи воспользоваться своими правами не может лишить пользования ими остальные народы, и узкий рейхсрат, не обращая внимания на протест венгерского сейма, после нескольких чисто формальных оговорок вотировал бюджет, обязательный и для Венгрии. Но венгры снова прибегли к своей тактике «финансовой стачки»; правительство напрасно расходовало средства, принуждая их к уплате податей с помощью военной силы. Сопротивление венгров было единодушным и приняло опасные формы; 5 ноября 1861 года в Венгрии снова были введены военное управление и осадное положение. Страна, согласно официальному взгляду, вступив на революционный путь, «нарушила» свою конституцию; император мог согласиться на частичное ее восстановление, но имел право поставить при этом некоторые условия, как то: признание патента и участие в рейхсрате. Каждый год во время обсуждения бюджета в Вене группа немецких либеральных депутатов, из наиболее передовых и проницательных, делала запрос правительству по поводу его венгерской политики и тех опасностей, которыми она грозила Австрии. Шмерлинг презрительно отвечал на это: «Мы можем ждать». Однако общественное мнение вскоре утомилось этой игрой, среди немцев оппозиция против этой пассивной политики усиливалась, а в совете молчаливый граф Мориц Эстергази выжидал момента, чтобы дать восторжествовать политике староконсерваторов.

Шмерлинг не мог, подобно Баху, выдвинуть против венгров славянские народности. Приглашение в рейхсрат хорватов и сербов подорвало бы в нем немецкое большинство. Поэтому Шмерлинг ограничился тем, что призвал в Вену трансильванских депутатов. Представители саксонцев в силу немецкого национализма, а представители румын из ненависти к мадьярам дали ему желаемое большинство на Германштадтском сейме, который и приступил затем к выборам в рейхсрат. Появление 20 октября 1863 года в рейхсрате трансильванских депутатов было встречено рукоплесканиями большинства. Председатель палаты в торжественной речи прославлял победу конституции. Пополненный группой представителей Транс лей-тании, несмотря на всю ее малочисленность, рейхсрат превращался в полный рейхсрат, и, действительно, правительство вскоре признало его таковым. Новые депутаты в несколько приемов наладили дело: они красноречиво говорили о верности трансильванцев империи и конституции, а особенно о пожеланиях своего народа относительно податей и железных дорог. В итоге эта победа, доставленная Шмерлингом двору, была не особенно блестяща, зато венгерские магнаты, представителем которых в министерстве явился Эстергази, торжествовали гораздо более важную победу. Деак, узнав о растущем влиянии Эстергази, опубликовал на пасхе 1865 года в газете Naplo программу австро-венгерского соглашения: отказываясь от личной унии, она признавала существование общих дел, которые Австрии и Венгрии надлежало решать с общего согласия. В июне Эстергази, который но особому распоряжению императора и без ведома Шмерлинга получал сведения обо всех правительственных действиях в Венгрии, убедил императора совершить поездку в Пешт. Восторженный прием, оказанный ему дворянством и народом, уже знавшими о близком повороте в политике, произвел впечатление на императора: в произнесенной им речи он заявил о своем намерении дать народам Венгерского королевства возможное удовлетворение. 26 июня министры, одновременно с населением, узнали о назначении Георга Мандата верховным канцлером Венгрии; это было формальным осуждением политики австрийских министров; министры ответили на это выходом в отставку.

Рейхсрат в период с 1861 по 1865 год. Чехи, поляки, словены и хорваты протестовали на своих сеймах против февральского патента как противного духу и букве октябрьского диплома. Тем не менее они явились в рейхсрат, но явились, возобновляя свои оговорки. Когда стало ясно, что венгерских депутатов нельзя туда заманить, чехи также удалились из рейхсрата. Чешские политические партии в это время преобразовывались. Родовитое дворянство с одной стороны и буржуазия с другой, враждовавшие между собой со времени революции, когда Ригер в Кремзире предложил отмену дворянских титулов, склонялись теперь к миру. В первые дни 1861 года граф Клам-Мартиниц и Ригер заключили соглашение: буржуазия обязалась принять программу исторических прав, а дворянство, не принадлежавшее в сущности ни к немецкой, ни к чешской национальностям, обещало поддерживать требования чехов относительно их языка. Но последствием этого соглашения был раскол в среде самих чехов. Младочехи, руководимые Сладковским, упрекали Ригера в том, что он изменил демократическому и гуситскому духу нации, примкнув к феодальному и клерикальному дворянству. Дело дошло до того, что они помышляли было уже о сближении с немцами. Между тем поляки и южные славяне, лишенные в рейхсрате поддержки чешских голосов, с трудом отстаивали права национальностей от покушений на них со стороны правительства: всякий раз при обсуждении бюджета и при каждом удобном случае они перечисляли все жалобы на режим Шмерлинга, стремившегося совершенно так же, как это было при Бахе, онемечивать их не во имя превосходства немцев, а просто в интересах государства. Жалобам на насилия, причиняемые славянскому населению в области народного просвещения, правосудия и администрации, не было конца.

Немецкое большинство защищало в этом деле правительство; в других случаях оно расходилось с ним, не будучи в состоянии добиться от него действительно либеральных законов, в особенности по вопросу об ответственности министров и об отношениях различных исповеданий между собой и к государству— как первого шага на пути к отмене конкордата. Двор и слышать не хотел об этом; Шмерлинг постоянно находился между двух огней, так как с одной стороны было собрание, ревниво оберегавшее свои права, с другой — император, столь же ревниво державшийся за свою власть. В третью сессию рейхсрата (1864–1865) положение дел окончательно испортилось. Палата приняла предложение депутата Бергера, клонившееся к изменению статьи 13 патента, несмотря на решительные заявления Шмерлинга о том, что статья эта никогда не будет «ребенком, убивающим мать». Шмерлинг и его коллега по министерству финансов, Пленер, подвергаясь все более и более резким нападкам, стали обнаруживать раздражение, на что депутаты отвечали им тем же. Дефицит между тем увеличивался. Несмотря на протесты кабинета, палата вычеркнула несколько миллионов из ассигнований на армию и флот, предъявила — неслыханное в Австрии — требование о представлении ей министром иностранных дел ежегодного отчета о дипломатической деятельности кабинета и отсрочила свое согласие на заем до того времени, когда ей будет дана уверенность в проведении реформ. Это было отказом от исходной точки системы Шмерлинга, желавшего на мнимом большинстве основать мнимый конституционализм. Министры фактически уже с месяц были в отставке, и кризис был ясен всем. 24 июля 1865 года сессия рейхсрата неожиданно была закрыта. «Я не был подготовлен к этому внезапному сообщению», — сказал по этому поводу председатель Гаснер, а депутат барон Пратобевера, выразив, согласно обычаю, благодарность от лица собрания президиуму, прибавил: «Встретимся ли мы снова в этой палате и при каких обстоятельствах — это в настоящее время остается для нас загадкой». Все знали о готовившейся перемене в системе управления.

«Министерство трех графов». Приостановка конституции. Как и при падении министерства Баха, в первых рядах победителей находились снова венгерские магнаты. Но их представитель в совете, Эстергази, был слишком нерешителен и ленив, чтобы захватить власть; кроме того, может быть, нежелательно было придать делу такой оборот, будто Венгрия диктует империи законы. Первым министром был назначен цислейтанский сановник, немец по происхождению, но с феодальными симпатиями и считавшийся поэтому расположенным к славянам, граф Рихард Белькреди. Выделяясь среди своего сословия умом и образованием, он, к сожалению, разделял его предрассудки: под государством он понимал двор и знать. В момент падения министерства Шмерлинга Мориц Эстергази был должен казне значительную пошлину с наследства, которую он упорно отказывался уплатить. Пленер распорядился возбудить против него судебное преследование, но новый министр финансов граф Лариш стал действовать в ином духе, чем его незнатный предшественник: значительная часть долга Эстергази, владевшего огромным состоянием, была списана, а уплата остальной части была отсрочена. Факт этот, ставший известным лишь впоследствии, показывает, как понимали феодалы равенство перед законом. Впрочем, все управление финансами Лариша было направлено к тому, чтобы разными законодательными и административными мерами оказывать покровительство крупной земельной собственности и крупной сельскохозяйственной культуре, которые повсюду находились в руках помещиков-дворян. Будучи сам богатым человеком, Лариш, отлично управлявший своим состоянием, столь свободно распоряжался общественными финансами, что лаж при обмене бумажных денег на металлические с двух процентов, которым он равнялся при Плейере, быстро возрос до пятидесяти.

Программа министерства трех графов — прозвище, данное ему за сотрудничество в нем графов Белькреди, Лариша и Менсдорфа, — была программой феодалов: в иностранных делах — абсолютизм, т. е. предоставление армии, финансовых и дипломатических сношений в бесконтрольное ведение монарха; во внутренних делах — областная автономия, выгодная особенно для аристократии. В Венгрии Эстергазп желал восстановить режим 1847 года; новшества 1848 года были ему ненавистны, так как они вводили демократический и парламентарный строй. Белькреди отрицал само существование Цислейтании; этому порождению централистской бюрократии он противополагал области с их историческими правами. Таким образом, дело шло не о восстановлении дуализма, а о введении своего рода феодального федерализма, в котором неизбежно преобладающее влияние должно было принадлежать Венгрии. 1 сентября 1865 года трансильванский сейм, избравший депутатов в рейхсрат, был распущен. Новый сейм, созванный в венгерском городе Колошваре, вотировал под давлением народа полное слияние Трансильванского великого герцогства с Венгрией, что было одним из завоеваний 1848 года… 20 сентября февральская конституция вопреки всем заключавшимся в ней гарантиям была «приостановлена», и временно снова был водворен абсолютизм. Разрыв с централистским правлением был полный. Патент 20 сентября обещал цислейтанским областям по утверждении проекта соглашения с Венгрией отдать этот проект на рассмотрение их законных представителей, т. е. сеймов. Славяне восторженно приветствовали приостановку конституции, немцы же резко протестовали против нее. Без сомнения, было весьма трудно соблюдать конституцию в одной половине империи, в то время как она пересматривалась в другой. Во всяком случае хаос был полный; централистская конституция, фактически приостановленная, юридически продолжала существовать, между тем как безусловно противоречившая ей венгерская конституция была признана «в принципе» подлежащей пересмотру; цислейтанские сеймы, выбранные согласно постановлениям февральского патента, должны были высказаться по поводу этого пересмотра; в то же время правительство в силу сентябрьского патента пользовалось неограниченной властью.

Венгерский сейм 1865 года. Садова. Австро-венгерский компромисс. Выборы в венгерский сейм дали партии Деака большинство в сто голосов. Староконсерваторы, единственные приверженцы министерства, были представлены в сейме ничтожным числом; слева же, напротив, приверженцы «непримиримой политики» резолюционисты 1861 года и партия независимых представляли силу. Присутствие их давало в руки Деаку оружие против министерства, если бы последнее оказалось слишком неподатливым или слишком требовательным. Тронная речь и ответный адрес сейма ясно показали, насколько обе стороны были еще далеки от взаимного понимания. Правительство признавало, что законы 1848 года, вотированные и утвержденные законным порядком, составляли часть конституции; но оно требовало, чтобы сейм предварительно пересмотрел их с целью согласования их с правами королевской власти и необходимым единством монархии: коронование могло совершиться лишь после этого. Сейм, напротив, вслед за Деаком требовал предварительного назначения ответственного венгерского министерства, признания не только на словах, но и на деле законов 1848 года посредством издания соответствующего акта; затем должен был последовать пересмотр, и наконец коронование завершило бы соглашение. Деак упорно отказывался сойти с почвы права и не поддавался попыткам двора увлечь его на путь оппортунизма. СноЕа пустили в ход адреса и рескрипты, как в 1861 году; это тянулось бы долго, если бы не открылся «общеизвестный источник австрийских конституций», как его называет историк Шприигер. Этот источник — поражения на войне.

Перспектива угрожающего конфликта с Пруссией замедляла ход переговоров, вместо того чтобы ускорять его. Правительство рассчитывало на победу, которая значительно увеличила бы шансы абсолютизма; деакисты ждали поражения Австрии, которое сделало бы их господами положения. Революционная пропаганда, как и в 1859 году, успешно распространялась в стране, и между венграми было немало людей, готовых воспользоваться случаем и снова взяться за план Кошута — покончить раз навсегда с Габсбургами. Чтобы приготовиться ко всем случайностям, Деак поспешно составил проект закона, регулирующего отношения между Австрией и Венгрией, который и был принят в принципе сеймовой комиссией. Если бы победа осталась за абсолютизмом, проект этот мог лечь в основу дальнейших переговоров, которые должны были возобновиться в лучшие времена; а если бы, напротив, Австрия была побеждена, проект должен был бы явиться ультиматумом со стороны Венгрии. Деак имел основание спешить: 24 июня 1866 года южная армия разбила итальянцев при Кустоцце; 27-го министерство, ободренное победой, отложило заседания сейма. Но за победой при Кустоцце очень скоро последовало поражение при Садовой. Венедек, который неохотно принял командование армией и, встревоженный плохим состоянием войск и неспособностью своих помощников, до последней минуты не советовал рисковать сражением, — 3 июля был разбит пруссаками. 17 июля Деак был вызван в Вену, а 19-го император принял решение. Принимая планы Деака и его проект, император решил дождаться заключения мира и тогда, в случае отказа Деака, поручить составление первого венгерского парламентского министерства графу Андраши, который, как сообщник Кошута, был в 1849 году присужден к смерти.

Феодалы готовились к сопротивлению, но им пришлось уступить более сильным влияниям. Дело в том, что война 1866 года окончательно заставила Австрию уйти не только из Италии, от которой она в сущности отказалась с 1860 года, но также и из Германии. Внешняя политика Австрии была приведена в замешательство. Однако слишком много нитей связывало еще династию Габсбургов с Германией, чтобы эта династия с первого же раза согласилась уступить поле битвы Гогенцоллернам. Назначение министром иностранных дел барона Бейста, бывшего до 1866 года первым министром саксонского короля, знаменовало, напротив, начало политики реванша. Но этот реванш был немыслим до тех пор, пока Австрия не выйдет из своего переходного, предконституционного состояния. Эстергази, к великому его удивлению, было предложено подать в отставку, а между Вейстом и вождями либеральной партии состоялось соглашение. Либералы обязались окончательно принять в сеймовой комиссии проект Деака, слегка исправленный в интересах единства монархии. Как только они выполнили это обязательство, немедленно, 18 февраля 1867 года, было составлено министерство Андраши. 8 июня того же года Франц-Иосиф после принесения присяги на верность конституции был с соблюдением традиционных форм коронован венгерским королем. Таким образом, программа Деака была выполнена: исконные права Венгрии восторжествовали.

Бейсту труднее было справиться с Белькреди, чем с Эстергази, так как император благосклонно относился к попытке, от которой ждал примирения постоянно враждовавших между собой цислейтанских национальностей. Белькреди не решился представить компромисс на рассмотрение сеймов, так как отказ одного из них мог поколебать с таким трудом достигнутое соглашение. Патентом 2 января 1867 года был созван узкий рейхсрат, но под видом чрезвычайного-, это значило, что сеймы, обновившие свой состав в течение предшествовавшего промежутка, могли избирать делегатов в этот рейхсрат, не считаясь с системой курий. Этим приемом были опрокинуты все расчеты Шмерлинга, и когда министерство открыто употребило свое влияние в пользу феодалов, — антинемецкое большинство было обеспечено. Принятие австро-венгерского компромисса рейхсратом развязало бы руки правительству. Но Деак и его друзья не допустили этого, опасаясь, чтобы победа австрийских славян над немцами не возбудила венгерских славян против мадьяр (венгров). Вейст указал на то обстоятельство, что немецкая политика во внешних делах несовместима с внутренней славянской политикой. Белькреди 7 февраля был отставлен, а на его место назначен Бейст, который созвал очередной рейхсрат. Таким образом, в Цислейтании победа осталась за немцами.

Австро-венгерский компромисс. Австро-венгерский компромисс 1867 года установил взамен прежней Австрийской империи Австро-Венгерскую монархию. Компромисс этот является хартией дуализма, если не создавшей, то во всяком случае заново организовавшей его[62]. Уже при старом строе, невзирая на неразрывность унии, провозглашенной Прагматической санкцией, дуализм существовал между конституционной Венгрией и наследственными государствами, подчиненными абсолютной власти. Начиная же с 1867 года мы видим рядом два конституционных государства с равными правами. История трех веков и опыт за время с 1848 по 1866 год показали Деаку и его сторонникам, что венгерская конституция не может быть в безопасности до тех пор, пока ненасытный в своих притязаниях абсолютизм еще царит в Вене; и статья 12 1867 года (венгерский закон о «компромиссе») оговаривает в особых выражениях, что Венгрия заключает договор с другими странами, подвластными его величеству, в тех только случаях и на то лишь время, когда в них будет введено конституционное правление. Но именно вследствие этого необходимо было придать дуализму новую форму.

Австрия и Венгрия — Цислейтания и Транслейтания — не две части одного и того же государства, а два отдельных государства. Двуединая монархия не обладает теми правами верховной власти, которых лишены они; по полномочию этих двух государств она пользуется лишь теми правами, которые стали у них «общими» и которые исключительно относятся к внешней политике. Только иностранные государства имеют дело с Австро-Венгрией; что касается граждан, то они — или австрийцы или венгры. Руководство внешней политикой, дипломатия, внешние торговые сношения, армия, флот — общие у обоих государств. Во внутренних делах государства сохранили свою полную самостоятельность, обязавшись лишь руководствоваться одинаковыми принципами в некоторых вопросах экономического характера: поддержание таможенного и торгового договора, заключенного в 1850 году, обусловливало необходимость единообразия в системе косвенных налогов, по крайней мере в ее главных чертах. Общие издержки по статьям, обусловленным их союзом, покрываются из доходов таможенного ведомства, а в тех случаях, когда последние оказываются недостаточными, общая касса пополняется прямыми налогами. Политическая уния, в силу Прагматической санкции, должна продолжаться, пока будет существовать династия Габсбургов[63]. Торговые и таможенные договоры заключаются на десять лет; финансовый договор, определяющий долю участия каждого государства в общих расходах, устанавливается также на этот срок. Если оба парламента не приходят к соглашению по вопросу о его возобновлении, император является посредником между ними; его решение имеет силу лишь в течение года; но по истечении этого срока оно может быть возобновлено.

Император — представитель монархии перед иностранными державами; он начальствует над армией и направляет внешнюю политику. Ему помогают три министра по общим делам: министр иностранных дел, военный министр и министр общих финансов (ведающий одними расходами). Парламентский контроль над министрами принадлежит делегациям. Ежегодно каждый парламент избирает из своей среды комиссию, состоящую из 60 членов, причем 20 избираются от верхней палаты и 40—от нижней. Это — делегации: они заседают попеременно то в Вене, то в Пеште, не сливаясь, и, согласно закону, сносятся между собой только письменно. Компетенция их распространяется исключительно на бюджет: монархия как таковая не имеет законодательной власти. Делегации вотируют общие расходы; из принятой цифры вычитается сумма таможенных доходов; затем выясняется сумма, которая должна быть внесена обоими государствами, и распределяется между ними согласно устанавливаемой каждые десять лет пропорции: с 1867 по 1897 год 70 процентов для Австрии и 30 процентов для Венгрии, а с 1897 года 66 и 34 процента. Эти повинности являются для обоих парламентов обязательным расходом, который им не приходится даже обсуждать, а просто только внести. Итак, равенство прав и неравенство обязанностей — вот принцип дуализма. Венгрия в момент урегулирования взаимоотношений в 1867 году была менее населена, менее развита экономически, находилась в менее цветущем состоянии, чем Австрия. С большим или меньшим правом и искренностью она возлагала всю ответственность за низкую ступень своего развития на тот гнет, который тяготел над нею в течение восемнадцати лет, по ее словам — к выгоде Австрии, но не без участия, во всяком случае — без оппозиции с ее стороны. Пусть Австрия страдала столько же от этого строя: Венгрия могла сослаться на своя права, Австрия — только на фактическое положение дела. В этом заключалось огромное различие, которое обнаружилось, когда обоим государствам пришлось обсудить вопрос о государственном долге. Венгры заявили решительно, что все займы, заключенные без ведома их сеймов, в отношении Венгрии были недействительны, как несогласные с конституцией, и что они делают огромную уступку, соглашаясь принять на себя часть этих займов. Австрийцы напрасно доказывали, что большая часть займов была заключена на предмет общей обороны и что, в частности, издержки на борьбу с революцией в 1849 году были возложены на монархию одними венграми. Но разве только что состоявшийся компромисс почти не узаконял революцию? Приходилось покориться желанию венгров: они согласились уплачивать лишь определенную сумму — приблизительно в 30 миллионов флоринов процентных денег; погашение же, сведение бесчисленных займов в одну общую сумму государственного долга и ежегодный «перевес» при уплате в 25 миллионов флоринов достались Австрии. Она давно уже привыкла к дефицитам, и ее конституционная эра могла вполне примириться с этим наследием абсолютизма. Венгры же, наоборот, не скрывали нежелания начинать свое самостоятельное финансовое управление с дефицита. Для великих планов их национального подъема им нужен был нетронутый кредит.

Компромисс был заключен имперским правительством под давлением необходимости. Венгры были господами положения, они могли диктовать свою волю; мудрая умеренность Деака облегчила им торжество, нисколько его не умаляя. После соглашения, состоявшегося между двором и венгерским парламентом, и после того, как это соглашение было скреплено решительным актом — назначением ответственного министерства, — цислейтанскому рейхсрату было предложено его одобрить. Не могло быть и речи о внесении в него каких-либо изменений. Упреки неисправимых централистов, жалобы немецких автономистов, боровшихся при Шмерлинге за установление австро-венгерского компромисса, условия которого были бы тогда несомненно менее тяжкими, теперь оправдались, но не могли иметь значения. Несомненно, Австрия приносилась в жертву Венгрии; она могла бы избегнуть этой участи, если бы сумела во-время показать такую же энергию, такое же терпение и разумное упорство, как мадьяры. К несчастью, она давно уже была занята бесполезной борьбой и, раздробленная, должна была покориться противнику, сильному своим единством. Подобно тому как при заключении компромисса мадьяры (венгры) заняли господствующее положение и делали вид, что идут на уступки, тогда как на самом деле сами принимали их, — точно так же и по тем же причинам эта роль осталась за ними и впоследствии: компромисс 1867 года неизбежно привел к их преобладанию в монархии, и история последнего тридцатилетия только и делала, что заносила на свои страницы их успехи.

Декабрьская конституция. «Министерство бюргеров». Борьба против конкордата. Если бы австрийский рейхсрат имел право свободного выбора, то компромисс был бы им, по всей вероятности, отвергнут. Но все знали, что если он не будет принят добровольно, его навяжут силой, и Вейст в виде награды за его принятие обещал восстановить конституцию в Австрии. К законам, вводившим дуализм, рейхсрат по собственной инициативе, присоединил еще законы, устанавливавшие в Цислейтании (Австрии) настоящий конституционный порядок, и представил их все вместе на санкцию императора. Эта санкция последовала 21 декабря 1867 года, и дополненный таким образом февральский патент превратился в Декабрьскую конституцию. Знаменитая 13-я статья, преобразованная теперь в 14-ю, была редактирована так, чтобы, повидимому, помешать впредь всякой приостановке конституции; устанавливалась ответственность министров, которой тщетно добивались при Шмерлинге; гражданам обеспечивались основные свободы, судьям — независимость, парламенту — права. Австрия могла бы получить с этого момента конституционный режим, если бы у нее был парламент, представлявший всю страну. Немецкое большинство не смело коснуться избирательных законов Шмерлинга, которым оно обязано было своим существованием. Оно не видело или не хотело видеть того противоречия, которое заключается в понятиях: фальсифицированное большинство и искреннее конституционное правление.

Вскоре новое цислейтанское государство получило парламентское министерство. Буржуазия праздновала победу, которую считала окончательной, ибо коллегами князя Карла Ауэрсперга, «первого дворянина империи», были большей частью представители бюргерства, адвокаты и профессора. За «министерством трех графов» следовало «министерство бюргеров». Брестель, министр финансов, Гискра, министр внутренних дел, Бергер, министр без портфеля, в некотором роде выразитель общественного мнения, — были парламентскими деятелями 1848 года. Брестель внес порядок в финансы, запутанные Ларишем; но ему пришлось прибегнуть к насильственной конверсии, имевшей вид частичного банкротства. Гискра и Гербст, министр юстиции, преобразовали администрацию и судебное ведомство, отделив их на всех ступенях-друг от друга. Печать опять стала подсудна суду присяжных. Военный закон, выработанный совместно с венгерским правительством, установил на десять лет контингент солдат и обязательность военной службы. Гаспер, министр просвещения и вероисповеданий, законом 14 мая 1868 года доставил торжество принципу обязательного обучения. Но заслуга «министерства бюргеров» связана главным образом с майскими законами 1868 года, нанесшими первый удар конкордату уничтожением тех уступок, которые были сделаны церкви в вопросе о браке и в вопросах обучения, и восстановлением прав гражданской власти. Папа в своей знаменитой речи объявил эти законы недействительными и не имеющими силы; наоборот, министерство и суды заявляли, что конкордат недействителен во всех случаях, когда он противоречит конституции. Общественное мнение требовало безусловного расторжения конкордата. Но лица, посланные Бейстом для переговоров в Рим, были сторонниками скорее папской курии, нежели министра. Они чувствовали за собой более сильную поддержку. Епископ Линц, ярый поборник господства церкви, был приговорен судом присяжных к двенадцати дням тюремного заключения за нарушение общественного мира пастырским посланием; не дожидаясь просьбы с его стороны, не посоветовавшись с министрами, император его помиловал со снятием последствий наказания.

Император не без неудовольствия примирился с необходимостью «министерства бюргеров». Борьба против конкордата не могла настроить его лучше. Яростная клерикальная агитация присоединилась к уже и без того сильной федералистской агитации. Чехи, низведенные с высоты своих надежд падением министерства Белькреди, 22 августа 1868 года опубликовали свою декларацию, отрицавшую у Цислейтании всякую историческую или законную почву, всякое право на существование: корона Богемии (Чехии) имеет те же привилегии, что и корона Венгрии, и отношения между этой страной и другими государствами могут быть установлены лишь путем соглашение императора с политически правомочной нацией Чехии. Вручив декларацию, чехи устроили род парламентской стачки: вплоть до 1870 года они не показывались ни в сейме, ни в рейхсрате; по истечении срока их мандатов они были избраны вновь. Народ принимал их сторону с таким жаром, что в Праге сочли нужным ввести осадное положение. Во ЛьвоЕе демократическая фракция, руководимая Смолкой, приняла аналогичную программу; поддерживаемая также народом, она одержала верх над колебаниями дворянства, над сопротивлением правительственной группы, руководимой 3амялковским, и добилась признания сентябрьской резолюции 1868 года; последняя требовала ограничения компетенции рейхсрата одними лишь общими делами, учреждения в Галиции автономного судопроизводства и ответственного правительства. Словены волновались в свою очередь, итальянцы в Триесте подняли мятеж, а сербы, жившие близ устьев Каттаро, во избежание применения к ним нового военного закона, начали вооруженное восстание. Движение национальностей было направлено именно против Цислейтании и было довольно сильно, чтобы заставить призадуматься правительство и его сторонников. «Спасем из централистической системы все, что можно еще спасти», сказал Гискра. Полякам сделали уступку, разрешив им официальное употребление их языка в Галиции и расширив законодательную компетенцию их сейма; они приняли это и продолжали требовать остального. Приблизительно то же самое было предоставлено чехам (за исключением языка), и, кроме того, им был предложен один портфель; чехи не соблаговолили даже ответить. Министерство разделилось: Бейст искал втихомолку соглашения с чехами, результатом чего уже явилась отставка Ауэрсперга. Меньшинство кабинета — Бергер, Тааффе, министр-президент,

Потоцкий, мипистр земледелия, — представили императору программу примирения; но большинство составило контрдоклад, настаивавший на сопротивлении; император решил в пользу последнего, и меньшинство подало в отставку. Гаснер 1 февраля 1870 года был назначен председателем совета министров. Но победители не доверяли своему торжеству. Гискра, потерпев неудачу в своих попытках переговоров с чехами, 22 марта подал в отставку. Рейхсрат в начале новой эры своего существования вотировал закон, предоставлявший правительству производить прямые выборы в тех областях, где сеймы отказывались избирать в рейхсрат депутатов. Кабинет внес закон, разрешавший прямые выборы не только в целой области, но и в каждом округе, где депутат отказывался занять свое место в рейхсрате. Удар, направленный против составителей декларации, в то же время грозил и полякам, резолюция которых была только что отвергнута комиссией рейхсрата. Ответом на это был общий уход славян из парламента. Парламент свелся к какой-нибудь сотне членои-немцев. Не имея за собой значительного большинства, принужденное в то же время сноситься с далматскими повстанцами, которых оно не могло усмирить, министерство находилось в невыносимом положении. 4 апреля оно подало в отставку, чтобы уступить место меньшинству под председательством Потоцкого.

Венгрия в эпоху министерства Андраши. Признание дуализма в его новом виде возлагало на Венгрию задачу национального и политического преобразования. В силу компромисса Трапсильвания и Хорватия были окончательно присоединены к короне св. Стефана; но надо было определить их положение в венгерском государстве. Трансильвания была безусловно присоединена к Венгрии; в ней насчитывалось до полумиллиона мадьяр (Бенгров), которых соотечественники не хотели отдать во власть румынского большинства. Великое герцогство потеряло свою былую автономию; саксонцы утратили свои старинные муниципальные вольности; Трапсильвания стала лишь географическим названием. Воспоминание о 1848 годе заставляло государственных людей в Пеште быть осторожными по отношению к Хорватии: недовольная Хорватия могла стать опасной, если бы двор когда-нибудь, путем всегда возможного поворота, сделал попытку вернуться к централизации или к абсолютизму. К тому же среди почти сплошь славянского населения Хорватии мадьяр было немного. Компромисс был заключен в 1868 году. Во внутренних делах своих Хорватия должна была пользоваться полной самостоятельностью, получая свои законы лишь от сейма в Аграмо (Загребе); исполнительная власть была предоставлена бану, ответственному перед сеймом и назначаемому королем по представлению венгерского министерства; в состав кабинета в Пеште должен был входить всегда один министр хорват, на которого возлагались исключительно дела Хорватии. Вопросы военные, финансовые и коммерческие были единственными общими вопросами для Венгрии и Хорватии: они подлежали компетенции венгерского парламента, усиленного специально в этих случаях делегатами хорватского сейма в количестве 29 членов для нижней палаты и 2 для верхней палаты (40 и 3 со времени включения Военной границы); четверо из числа первых и один из числа вторых должны были входить в венгерскую делегацию; 45 процентов с доходов Хорватии (с обеспечением минимальной суммы в 2 200 000 флоринов) назначались на покрытие ее внутренних расходов. Большая часть населения была против всякого союза с Венгрией; потребовалось немало давления, произвола и несправедливостей, чтобы добиться вотума этого соглашения; ближайший сейм, избранный в 1871 году, состоял большей частью из ярых «националистов», потребовавших отмены соглашения. И даже тот сейм, который его вотировал, несколько раз принимался протестовать против неправильной системы его применения; в Аграме (Загребе) произошли антивенгерские манифестации, носившие довольно серьезный характер. Народное возбуждение в Хорватии перешло в восстание, впрочем довольно быстро подавленное, в области Военной границы, которая в то время была в состоянии полной дезорганизации. Кордон, учрежденный против заноса чумы и против турок, утратил теперь всякий смысл существования: между 1870 и 1872 годами военная администрация была мало-помалу заменена гражданской, и часть области была присоединена к Венгрии, другая — к Хорватии; взамен этого увеличения своей территории Транслейтания согласилась на прибавку приблизительно двух процентов к доле, вносимой ею на общие расходы монархии. Закон о национальностях (1868) установил окончательное преобладание мадьярского языка, единственного правительственного языка Венгрии (за исключением Хорватии); остальным языкам приходилось довольствоваться тем, что они были допущены в общественной жизни. Мадьяры считают свои порядки либеральными; между тем подвластные им национальности уже тридцать лет беспрерывно жалуются на тиранию мадьяр[64].

Окончательное установление парламентарного режима вызывало необходимость крупных органических реформ, которые должны были обеспечить государству большее единство, а его органам — большую власть: в частности предстояло сузить почти беспредельную свободу комитатов, дававшую повод для больших злоупотреблений в ущерб порядку и законности. Но, с другой стороны, мелкое дворянство, составлявшее большинство в собраниях комитатов и извлекавшее пользу из этих злоупотреблений, решило их защищать; оно всеми способами покровительствовало кандидатам левой, противившимся реформам не столько из любви к прежним учреждениям, сколько из ненависти к правой и к правительству. Деакистское большинство после выборов 1869 года уменьшилось, но было еще достаточно сильно, чтобы дать победу своей программе. Оно приняло проекты реформ министра юстиции и министра внутренних дел. Первые отнимали у комитатов власть выбирать судей и учреждали магистратуру по назначению, члены которой, доказавшие свои юридические способности, получали все возможные гарантии независимости; вторые, преобразовывали управление комитатов, расширяли несколько компетенцию представителей исполнительной власти, ограничивали право возражений, которым так неумеренно пользовались при старом порядке. По нескольким пунктам министерство отступило перед оппозицией магнатов, и с этой минуты начал выдвигаться вопрос о реформе верхней палаты., Но еще не наступило время поднимать его: у правительства, было достаточно других забот. Левая по каждому поводу нападала на компромисс: она старалась противопоставить ему память о 1848 годе, а против влияния Деака выдвигала влияние Кошута. Но старые приверженцы «правителя» взяли на себя защиту Деака. Перце ль, К лапка и другие вожди революции были в союзе с правительством: они приняли командование в территориальной армии гонведов, которая в силу компромисса зависела лишь от правительства и от венгерского парламента. Двор, впрочем, облегчил Андраши защиту. Франц-Иосиф и его жена афишировали свои симпатии к Венгрии так, что оскорбляли этим иногда австрийцев. 1848 год был, по видимому, забыт, и даже более того — министры присутствовали в церкви при службе в память Людвига Батьяни, жертвы Гайнау. Несколько столкновений возникло на первых порах между австрийскими генералами и венгерскими властями; перевес остался за последними. Для Венгрии дул положительно попутный ветер: это видно из того оборота, который приняли дела Австро-Венгерской монархии.

Дуализм в эпоху 1867–1871 годов. Внешняя политика Бейста. Склоняя императора к введению дуализма, Вейст прежде всего думал обеспечить себе этим полную свободу действий в Германии. Он мечтал о реванше над Бисмарком. Когда его назначили канцлером, он был полон идей и проектировал союз с Францией, сотрудничество с Италией, примирение — по крайней мере внешнее — с Россией, покровительство христианам на Востоке. Полный переворот в традициях австрийской иностранной политики не был в его глазах слишком дорогой ценой, если давал возможность или одержать победу над Пруссией и восстановить Германию в том виде, какой она была до 1866 года, или же, по меньшей мере, образовать союз между Австрией и тремя южными государствами, — союз, который мог бы составить противовес Северной конфедерации. Бейст повез своего государя в Зальцбург, чтобы попытаться заключить союз между Австрией и Францией; он вел переговоры с Флоренцией[65], чтобы на случай войны обеспечить себя от всякой неожиданности со стороны Италии; он предлагал России свободный выход из Черного моря, но тщетно, так как Россия надеялась скоро получить его с гораздо меньшими уступками благодаря соглашению с Пруссией; он склонил Порту на эвакуацию крепости Белграда и выставил себя благодетелем Сербии. В Германии он принимал почти вызывающее положение по отношению к Пруссии. Он терпел интриги ганноверского двора, нашедшего убежище в Гитцинге, близ Вены, и рассылавшего оттуда, при благосклонном покровительстве австрийской полиции, шпионов и памфлеты. Отношения между Веной и Берлином минутами бывали весьма натянутые; между официозами с обеих сторон война не прекращалась. Было ясно, что Бейст рассчитывал на предстоявший франко-прусский конфликт и готовился к борьбе. Но Венгрия, далеко не заинтересованная в его планах германской политики, втихомолку боролась против них. Ей не было дела до воспоминаний, привлекавших Габсбургов к Германии. Она заботилась лишь о своей выгоде, ради которой, наоборот, надо было порвать узы, соединяющие еще австрийский дом с его бывшей империей. Победа, одержанная в Германии, могла бы чересчур легко вскружить голову «черным и желтым» (австрийским патриотам) и угрожать опасностью молодой независимости Венгрии. Если даже предположить, что у двора не было этих задних мыслей, то для Венгрии уя^е достаточно было того, что политика Вейста устремлялась на запад, в то время как венгерские интересы были сосредоточены на востоке. Но дуализм давал ей средства защиты. Андраши умел провести венгерскую делегацию и прятаться за ее мнимые требования, продиктованные им самим. Избрание делегаций предоставляет большое преимущество Венгрии: сорок делегатов трансильванской нижней палаты (за исключением четырех хорватов) избираются по одному списку всей палатой и образуют однородное большинство. С австрийской стороны, наоборот, делегаты избираются порознь депутатами каждой провинции. Таким образом, делегация заключает в себе непременно противников не только на политической почЕе, но и на почве национальной, и этим самым находится в мало выгодном положении. В тех случаях, когда обе делегации не могут придти к соглашению, они обязаны в силу австро-венгерского компромисса собраться на общее заседание, чтобы вотировать, без всякого обсуждения, предложенные цифры бюджета. В то время как венгерская делегация остается сплоченной, от австрийской делегации двор всегда моисет отделить нескольких крупных землевладельцев или нескольких славян, нуждающихся в его благосклонности, и таким образом составить большинство. Опыт подобного рода был сделан в 1869 году. Вопреки воле большинства австрийских делегатов, военный бюджет был вотирован в том виде, как того требовало министерство. Венгры, таким образом, приписывали себе честь самых лояльных действий; они заполняли во имя равенства своими соотечественниками органы общей администрации, в то же время противились воинственным намерениям канцлера и мало-помалу накладывали свою руку на иностранную политику монархии. События 1870 года обеспечили им победу. Сбитый с толку слишком быстрым нападением Пруссии па Францию, удерживаемый на расстоянии угрозами России, Бейст после Седана уже не мог надеяться на успех в Германии. Когда германский вопрос окончательно был решен в пользу Пруссии, Австрии оставалось только обратиться на Восток: Пруссии было чрезвычайно выгодно поддерживать ее впредь в этом направлении. Венгрия сразу сделалась главным двигателем внешней австрийской политики, и внутренний кризис Австрии в 1871 году только ускорил неизбежную развязку.

Министерство Гогенварта. Торжество дуализма. Министерство Потоцкого было не более как переходным кабинетом, предназначенным подготовить путь для более полного опыта федералистской политики. Потоцкий не знал в точности, чего хотел: мечтал, по видимому, о попытке примирения национальностей на основе честного применения конституции. Выли начаты переговоры с партией немецких автономистов — единственной фракцией левой, которая была искренно либеральна. Переговоры происходили между Потоцким и чешскими вожаками; но последние предъявили чересчур высокие притязания; родовитое дворянство как раз в эту минуту составляло декларацию, которая таким образом становилась в Чехии программой для всего, что не было немецким. Император благосклонно принял адрес чешского сейма. Депутации, представившей ему адрес, он выразил пожелание, чтобы сейм избрал депутатов в рейхсрат; федералисты имели бы там большинство и могли бы на законном основании изменить конституцию; только, заявил он, «я не хочу больше ничего даровать». Но «историческое» дворянство не хотело и слышать о рейхсрате: нужно было, в интересах его господства, чтобы Чехия была обязана удовлетворением своих пожеланий не парламенту, а исключительно двору и аристократии. Великий маршал сейма, граф Ностиц, склонил депутатов покинуть Вену, не вступая в переговоры с правительством. Потоцкий в качестве последнего средства попытался распустить все сеймы; выборы оказались благоприятными в Чехии — для сторонников декларации, в Галиции — для резолюционистов. Из 203 мест рейхсрата 75 — места чехов и некоторых других славян — остались пустыми. 7 февраля 1871 года Потоцкий уступил место графу Карлу Гогенварту. Министерство последнего не оставило бы совсем следа в истории Австрии, если бы случай не связал его имени с большим событием: с отменой конкордата. Поводом к этому послужили декреты собора в Ватикане. Под тем предлогом, что провозглашение папской непогрешимости изменяло положение одного из договаривающихся, превращая его в другое лицо по сравнению с тем, с которым договор был заключен, император, выслушав отчет министра вероисповеданий Стремайера, 30 июля распорядился объявить расторгнутым конкордат с Римом. Последний тяготел над Австрией пятнадцать лет.

Граф Гогенварт, губернатор Верхней Австрии, был, подобно Белькреди, превосходным чиновником и, по отзыву Гискры, «образцовым губернатором», но, как и Белькреди, он находился во власти сословных предрассудков. Он был немец по происхождению, но его министерство получило от венского населения прозвище министерства чехов, вследствие того что портфели народного образования и юстиции были предоставлены в нем двум чехам — Иречеку и Габитинеку; немецкие газеты метали громы против неслыханной дерзости поставить в Австрии во главе управления просвещением чеха, словно этот пост в силу «божественного закона» принадлежал немцу, и Иречек посреди торжественной университетской обстановки был освистан студентами. Идейным представителем кабинета был министр торговли Шеффле, тюбингенский профессор, лишившийся кафедры в Вюртемберге из-за своего антипрусского рвения, но вскоре вознагражденный за это кафедрой в Вене. В течение короткого времени, что оп был министром, он явился вдохновителем политики, к которой с тех пор не раз прибегали с успехом. Либеральная немецкая партия опирается на буржуазию, на средние классы; чтобы справиться с нею, нужно открыть доступ в число избирателей мелкой буржуазии, ремесленникам, послушным демагогическому руководству, которое не брезгают ей давать дворянство и духовенство. Дворянство и духовенство должны были воспользоваться всеми выгодами новой системы, так же как и выгодами системы Белькреди; роль славянских народностей сводилась лишь к маскированию их честолюбивых притязаний.

Рейхсрат, состоявший в большинстве из немцев, выразил открыто недоверие новому кабинету. Шмерлинг, занимая председательское кресло в верхней палате, обрушился на пего; в палате депутатов кабинету предсказывали крушение его попытки или гибель Австрии. Кабинет внес законопроект, расширявший компетенцию сеймов; в ответ было заявлено, что вопрос этот обсуждению не подлежит. По другому проекту Галиция получала бблыпую часть тех уступок, которых она требовала в своей резолюции: все законодательство, касавшееся внутренних дел, должно было принадлежать сейму; в австрийском кабинете должен был всегда заседать один галицийский министр; делегаты сейма в рейхсрате должны были иметь право голоса во всех делах, даже не касавшихся провинций. Это последнее постановление возбудило критику, особенно со стороны немцев: им казалось, что министерство таким путем хочет обеспечить себе всегда преданное большинство. В ответ па запрос Гогенварт изъявил готовность даровать те же уступки Чехии, если она ими удовольствуется. Палата в адресе, поданном императору, указала на вредную политику его министров; император принял их сторону. Левая не хотела вотировать бюджет, но крупные собственники из верноподданнической робости отказались присоединиться к столь революционному поступку. Как только бюджет прошел, министерство отложило заседания рейхсрата. Теперь у него были развязаны руки. План соглашения с Чехией был установлен: хотели удовлетворить чехов, чтобы оградить сеьерную окраину от пропаганды Пруссии, которой все еще боялись. 10 августа рейхсрат был распущен, как и сеймы немецких областей, Моравии и Силезии; не были распущены только федеральные сеймы. Выборы, как всегда, дали большинство правительству; теперь правительство было уверено, что на его стороне в рейхсрате будет две трети голосов и что при таких условиях оно сможет пересмотреть конституцию по-СБоему. Немецкое меньшинство заявило протест и удалилось. Весь интерес сессии сосредоточился на Чехии. Рескрипт императора, прочитанный при открытии сейма, заключал в себе признание прав короны св. Вацлава и обещание подтвердить это признание актом коронования. Но у императора были уже обязательства, принятые им на себя по отношению к другим областям, — компромисс и конституция; поэтому он просил сейм о принятии таких мер, которые облегчили бы это ему. Чешское большинство, оставшееся в одиночестве после ухода немцев, приняло по предложению Клам-Мартипица адрес императору, который должен был сопровождать основные статьи. Последпие требовали для Чехии такого же положения, каким пользовалась Венгрия; их представители в цислейтапской делегации должны были избираться сеймом, а не рейхсратом; собрание делегатов от цислейтанских сеймов должно было издавать законы в области торговли и путей сообщения; сенат, назначенный императором, должен был выполнять роль хранителя п толкователя новой конституции. Особый закон должен был обеспечить одинаковые права за национальностями, а избирательный закон чешского сейма должен был быть пересмотрен в смысле обеспечения национальностям полного равенства. Моравия присоединилась к «основным статьям». Но Бейст в записке, поданной императору, заявил, что политика Гогепварта потрясает основы австро-венгерский монархии и снова поднимает вопрос о компромиссе 1887 года. Уже в течение нескольких месяцев немецкие либералы прилагали все усилия, чтобы заручиться посредничеством венгров. Андраши, приглашенный в Вену императором, подтвердил, что Венгрия не захочет, чтобы компромисс был представлен, хотя бы ради простой формальности регистрации, на рассмотрение чешского сейма: ведя переговоры с Цислейтанией, она не хочет знать никого, кроме Цислейтании. Государственные деятели Венгрии особенно опасались, что победа, одержанная австрийскими славянами, отразится на венгерских славянах. 20 октября 1871 года был созван имперский совет, в котором присутствовали три министра «общих» дел и два председателя совета; в результате его чехи должны были прежде всего признать декабрьскую конституцию. Клам-Мартиниц и Ригер, приглашенные в Вену, отказались приехать; 30 октября министерство подало в отставку. Бейст одержал верх. Неделю спустя император заставил его подать в отставку; его торжество было слишком полным. 14 ноября министром иностранных дел был назначен Андраши: Венгрия становилась во главе иностранной политики монархии. Переходная эпоха и период опытов миновали; в Австрии был окончательно установлен и признан дуализм со всеми. вытекавшими из него последствиями.