Том I. Стихи, рассказы, сказки - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Сергей Алексеевич Баруздин (Человеки) #6

Человеки

Что за люди Человеки?

Мать собралась топить печь.

— А ну-ка, Человеки, быстро за дровами! — сказал отец. — И лучинки не забудьте прихватить. Для растопки.

— Знаем! Сами стругали! — сказали Человеки.

Сорвались Человеки с места, побежали в сарай.

Когда у вас четыре руки и четыре ноги, любое дело быстро делается.

Минуты не прошло, как Человеки в избу вернулись, две охапки дров принесли и лучину.

— Вот и хорошо, — сказала мать. — Скоро, Человеки, ужинать будем.

Пока то да се, сели Человеки радио слушать. А ведь у них не только четыре руки и четыре ноги. Еще четыре уха.

И еще два курносых носа, четыре серых глаза, два рта, а на двух круглых, как подсолнухи в поле, мордахах много-много веснушек. Только веснушек никто у них не считал…

В общем, все у Человеков было поровну и лет — всего четырнадцать: по семь на брата!

Все, да не все!

Фамилия у Человеков одна: Прохоровы. Ее никак поровну не разделишь.

Пока говорило радио

Слушали Человеки радио.

«В семье Ивановых, — сказало радио, — родилось трое близнецов: две девочки и один мальчик. Мать чувствует себя хорошо. Близнецы здоровы…»

Человеки притихли. Человеки задумались…

Потом спросили:

— А про нас радио передавало?.. A-а? Передавало? Ведь мы тоже близнецы!

— Про вас не передавало, — сказал отец.

— Чего не было, того не было, — подтвердила мать.

Помолчали Человеки.

— Я знаю, почему! — вдруг сказал один. — Потому, что все близнецы маленькими бывают, а мы не маленькие.

— И еще, наверно, потому, — добавил второй, — что у нас девочкой никто не родился. Это только про девчонок по радио передают!

Вани-Сани

— Человеки! — звал их отец.

И мать звала их:

— Человеки!

Но все-таки дома как-то разбирались, кто из них кто. Кто — Ваня, а кто — Саня.

Зато в деревне никто не разбирался.

— Как жизнь, Ваня? — спросят.

— Жизнь ничего! Только я не Ваня, а Саня, — отвечает Саня.

— Здравствуй, Саня! Как дела идут? — поинтересуются.

— Дела идут! Но я Ваня, а не Саня, — скажет Ваня.

Надоело людям путаться, впросак попадать.

Стали говорить проще:

— Привет!

— Как жизнь, ребятки?

— Что нового, подрастающее поколение?

А самые находчивые — конюх дядя Митя и комбайнер дядя Коля — другое придумали:

— Здравия желаю, Вани-Сани!

— Товарищам Ваням-Саням нижайший поклон!

Чудеса в решете

Жили Человеки в обычном деревенском доме. Изба как изба, хоть и новая. Комната большая, печка, рядом закуток, где Человеки спали, а перед комнатой сени. Из сеней в комнату дверь, обитая войлоком. Чтоб зимой не холодно было.

Рассуждали Человеки:

— Космонавты по небу летают?

— Летают!

— Машины по земле ходят?

— Ходят!

— Говорят, что такие есть, которые за людей думают.

— Говорят!

— А дверь у нас скрипит?

— Скрипит!

— Когда надо, не открывается, а когда не надо, сама открывается?

— Верно!

Решили Человеки привязать к ручке веревку, самим за печку спрятаться; как отец или мать войдут в сени — дерг веревку, дверь сама и откроется!

Решили — сделали. Веревку привязали. За печку спрятались. Ждут! Интересно, кто первым придет?

Скрипнула половица на крыльце, потом в сенях заскрипело.

— Кто-то идет, — прошептали Человеки. — Давай!

Дернули они веревку, распахнулась дверь.

— Есть здесь кто-нибудь? — удивленно спросил старческий голос.

Это бабушка Дарья Павловна, что рядом живет, вошла осторожно в избу, на дверь подозрительно покосилась да вдруг как вскрикнет:

— Ой, кто это здесь?

Огляделась. Не увидела никого и бегом из дому.

Сидят Человеки в засаде — смеются.

Вдруг:

— Тихо!

Опять кто-то идет. Сейчас уж, наверно, или отец, или мать.

Скрип на крыльце, скрип в сенях.

Распахнули Человеки дверь.

— Можно?

Это другая соседка — Мария Никитична.

Вошла в избу, увидела, что никого нет, покосилась на дверь и тоже как припустит назад!

Когда мать домой вернулась, вроде удивилась.

Но сказала просто:

— Ну и чудеса в решете!

Отец пришел, и перед ним распахнули Человеки дверь.

Посмотрел отец по сторонам, веревку на двери потрогал, сказал:

— А что, мать! Так и должно быть! Век кибернетики! Техника!

Красные уши

Пошли Человеки играть в футбол.

Ваня — команда. И Саня — команда. Каждый — и вратарь, и защитник, и нападающий, и даже судья.

Два часа играли. Голов забили видимо-невидимо.

Но вот мяч полетел к соседке Дарье Павловне. Прямо в окно.

Зазвенело, вылетело стекло. За ним и Дарья Павловна выбежала на улицу:

— Кто из вас окно разбил?

Молчали Человеки.

— Это не я! Это он! — наконец сказал Ваня.

Тут уже Саня не выдержал.

— Вовсе и не я, а он!

— Кто из вас он, а кто не он, не поймешь! — бушевала Дарья Павловна. — И надо ж такими одинаковыми уродиться!

А Человекам только этого и надо было. Побежали они домой.

Вечером пришел с работы отец:

— Кто из вас окно разбил у Дарьи Павловны?

И откуда только он узнал?!

Человеки заскучали.

— Так кто? — повторил отец. Показал на Ваню: — Вижу, ты?

— Почему я? — возмутился Ваня.

— Потому что у тебя уши покраснели, — сказал отец.

— У него тоже красные, — не согласился Ваня. — Посмотри, папа, внимательно.

А у Сани, и верно, тоже уши покраснели.

— Ну ладно, Человеки, — сказал отец. — Спорить не буду. Наказывать тоже. А вот стекло взамен разбитого пошли-ка вставлять вместе!

Ничего не поделаешь. Пошли.

Отец стекло Дарье Павловне вставил, а Человеки замазкой стекло замазали. Получилось! Не хуже старого, разбитого.

Дарья Павловна хлопотала вокруг и все радовалась.

— Вот уж спасибо, вам, родные! Не оставили в беде — выручили! Премного вам благодарна!

Кто первым сказал «во-первых»

С вечера мать спросила:

— Что завтра на обед приготовить? Праздник все же. А то у нас все картошка да суп, суп да картошка.

— Мне все равно, — сказал отец. — Делай что попроще.

— Мы по грибы пойдем!.. Грибов знаете как много!.. Можно и без картошки жарить! — сказали Человеки.

Поутру встали они рано-рано. Отправились по грибы.

В лесу еще роса не сошла с земли. Папоротники и трава — мокрые. Осока и колокольчики — в водяных каплях. Туман висит над лесом. Птицы еле-еле голоса подают. Видно, не проснулись еще или тумана боятся.

А лес стоит тихий, присмиревший, будто замер. И паутинки, что на ветвях деревьев висят, замерли, не колышутся. Там, где расступаются деревья, солнце на поляны проглядывает. Блестят в его скупых утренних лучах паутинки с каплями росы, и трава, и цветы, и мхи-лишайники, и поникшие к осени листья ландыша, и разросшаяся крапива, и сбитые на землю белками веточки хвои, и обструганные шишки — все блестит.

И грибы… Их много в лесу. Белые, правда, реже. Подосиновики, подберезовики, лисички, маслята — чаще.

Человеки собирали грибы. Друг перед дружкой не хвалились. Шли по лесу почти рядом, а кто какой гриб в корзинку положил — его дело.

Набрали по корзинке полной.

— У тебя с верхом?

— А у тебя?

— И у меня с верхом! Пошли?

Дома мать приготовила обед. Нажарила грибов. Без картошки. Со сметаной. Подала на стол.

Все сидят — грибы едят.

— Молодцы, Человеки! — сказал отец. — Вкусно!

Тут один из Человеков оторвался от своей тарелки.

— Во-первых, ясно, что белые грибы вкуснее всех. А я белых больше всего набрал, — сказал он.

Это был Ваня.

Саня продолжал есть, но не выдержал:

— Почему это ты сказал «во-первых»?

Уплетая грибы, он пояснил:

— Я белых не меньше тебя собрал. А потом, все грибы вкусные, не только белые.

Тут Ваня не выдержал. Отложил ложку в сторону, начал:

— Во-первых, я больше тебя белых собрал. И первый белый тоже я нашел. А еще не спорь, я первым сказал «во-первых»!..

Саня в это время отодвинул тарелку.

— Спасибо! — сказал Саня.

А Ваня продолжал:

— У тебя одни лисички были да сыроежки… Я видел!..

Но отец перебил Ваню, не дал ему договорить:

— По-моему, первым «во-первых» сказал он. — И отец показал на Саню.

— Почему? — удивился Ваня.

— А потому, что он уже поел, а ты все копаешься, — пояснил отец. — Это во-первых. И вообще во-первых — дела, а уже во-вторых — слова. Как ты считаешь? Согласен?

Невеселая жизнь кошачья

Отец на работе. Мать на работе.

Сидели Человеки на лавочке возле дома. Просто так сидели. Скучали? Нет, не скучали! Сидели, и все!

Бабочка пролетела рядом. Опустилась на траву. Крылышки сложила. Отдохнула и полетела.

Пчела прожужжала над лавочкой, посмотрела на Человеков и в сторону подалась — видно, у нее тоже дела есть.

На ветку клена сел скворец. Почистил крылья и опять в воздух пустился.

И ласточки, и воробьи, и галки, и сороки, и синицы, и вороны, и дрозды, и сойки — все занимались какими-то своими важными делами.

А на земле копошились жуки, и жучки, и муравьишки — все торопились по своим делам.

Одни коты, лениво жмурясь, сидели в открытых окнах изб. И еще на лавочках. Грелись на солнышке. Потягивались, вздыхали. По своим хозяйкам, которые на работу ушли.

Есть не хочется, а все же покормили бы! Вкусненьким! Готовеньким!

Сытые, довольные, видно, мучались коты от нечего делать.

— Пошли дров напилим-наколем, — сказал один Человек другому Человеку. Ваня — Сане. — Утром отец говорил…

И правда, утром отец сказал матери:

— Вечером приду, займусь дровами!..

Пила большая, неудобная, а все же пилить можно. Пилят Человеки. Напилили. Колоть стали. Топор большой, неудобный, а все же колоть можно. Накололи дров.

«А все же невеселая жизнь кошачья!» — почему-то подумали Человеки.

Откуда солнышко видней?

День выдался пасмурный, хмурый. В сером небе солнышка не видно. Серое небо дождем моросит.

Да только в поле все равно люди работают. Вся деревня в поле. И тракторы шумят. И комбайны. И машины. В летнюю пору всегда так. Летом каждый день, каждый час дорог. А тут рожь поспела!

Специальная машина солому в скирду собирает. Машина маленькая, а огромную охапку соломы подхватывает и на скирду подает.

Женщины с вилами в руках принимают солому. Раскидывают ее, укладывают, чтобы ровной была скирда.

Человеки тоже на скирду забрались. Руками берут золотые колючие охапки соломы — кладут аккуратным слоем.

— Помощники! — говорят женщины.

— Не пропадем с Ванями-Санями, — говорят женщины.

Опять подходит машина с охапкой соломы к скирде. Все выше и выше растет скирда. Все выше поднимает машина солому наверх, а Человеки тут как тут. Принимают солому — укладывают. Вновь принимают — укладывают…

Выросла скирда почти до самого неба.

— Смотрите! Смотрите! — закричали Человеки. — Солнышко выглянуло! И дождя уже нет!

И верно, солнце пробилось сквозь серую дымку. Дождь прошел, а над ближним лесом радуга выкинула свою яркую дугу.

— Отсюда и солнышко видней! — сказала одна из женщин. — Солнце-то, оно к людям тянется, а люди — к солнцу!

Историческая лошадь

Обычно Человеки все больше у машин крутились. Много машин было в деревне: грузовые, ну и, конечно, тракторы, комбайны, жатки, сеялки, веялки.

А тут под вечер Человеки вдруг в конюшню забрели. Как это случилось, сами не знали. Шли, шли и забрели.

— Здравия желаю, Вани-Сани! — встретил их конюх дядя Митя. — Милости прошу к нашему шалашу!

— Вы с нами, как с генералами, разговариваете! — сказали Человеки. — Почему?

— А вы и есть генералы, — объяснил дядя Митя. — Так сказать, генералы будущего!..

Стал им конюх лошадей показывать. Не раз Человеки лошадей этих видели. А вот, оказывается, ничего о них Человеки не знали. У каждой лошади — своя родословная, свой нрав и характер. Одна, дядя Митя говорит, запаха махорки не выносит, другая в лесу любит пастись, третья, как машину увидит, балует…

А в самом дальнем углу конюшни дядя Митя торжественно произнес:

— А вот, уважаемые Вани-Сани, наша историческая гордость — Резедой зовут.

В загоне стояла обычная, сероватого цвета лошадка. Трясла головой и седой гривой. Смотрела равнодушными глазами на Человеков.

— Историческая? — в один голос спросили Человеки.

— Историческая, в самом деле, — пояснил конюх. — Родители ее знаменитые: отец в войну у самого генерала Доватора служил, в тылах фашистских, а мать — у партизан.

Удивились Человеки:

— А как вы узнали, дядя Митя?

— Как узнал? — усмехнулся конюх. — Небось сам с Доватором всю осень сорок первого года провоевал.

— Значит, вы — герой? — воскликнули Человеки.

— Чего ж это я герой? Как все. Вот отец ваш герой, это точно. Он при Доваторе был до минуты его гибели. А как воевал!

Отец? Оказывается, ничего-то о нем Человеки не знали. Примчались они домой, пристали к отцу:

— Расскажи! Расскажи! Ты же — герой!

— Почему ж я герой? — не понял отец. — Как все. Вот вы маму попросите, она расскажет. Историческая лошадь — это верно. А мама ваша на исторической корове воевала. Запряжет буренку в оглобли — и к партизанам. Через немецкие посты пробивается. Продукты, одежду, оружие везет. Вот это герой! А когда немцев от Москвы отогнали, пахала она на этой буренке…

Человеки к матери:

— Расскажи! Расскажи! Ты же — герой!..

— Какой я герой? — растерялась мать. — Как все. Вот…

И верно, самого главного не знали Человеки. Сколько лет на свете прожили, а самого главного об отце и матери ничего не знали!

Дубки

Ни одного дубка в деревне, где жили Человеки, не было. И в лесах окрестных редко когда дуб встретишь. Березы были, сосны, ели, ясени, липы, осины, вербы, ивы — пожалуйста! А дубки… Раз-два — и обчелся!

Но все-таки деревня называлась Дубками.

Дубки стояли в стороне от шоссейки. С большой дороги в деревню по проселку надо добираться.

Человеки часто бегали на шоссейку. Стояли — смотрели на большую жизнь.

Бегут машины по асфальту в разные стороны — и влево и вправо. И маши́ны разные — грузовые всех марок — с прицепами и без прицепов. Легковые всех марок и даже такси. Много машин. Интересно!

Иногда машины останавливались.

— На Дубки как проехать? — спрашивали шоферы.

— Сюда сворачивайте! Сюда! — объясняли Человеки. Так не раз было.

— А как же, когда нас тут нет? — спросил Саня.

— Что как? — спросил Ваня.

— Как они в Дубки проезжают? Спрашивают у кого?

— Верно! — наконец понял Ваня. — У кого?

Пока Человеки от шоссейки до дома дошли — придумали. Кусок фанеры достали, палку приготовили, гвоздь раздобыли. На фанере красным карандашом написали большие буквы «ДУПКИ СУДА».

Вернулись к шоссейке, поставили указатель:

— Здорово!

На следующий день пришли к своему указателю, видят: кто-то чернильным карандашом исправил.

«Дубки сюда» — получилось.

А еще через неделю пришли Человеки к большой дороге — нет их указателя.

Вместо самодельного настоящий стоит — большой голубой столб, на нем голубая табличка и белые крупные буквы:

«Д. ДУБКИ 2 КЛМ».

Когда полезно спорить

По полю ходил комбайн. Снимал ровными рядами пшеницу.

Человеки смотрели на комбайн и, конечно, на дядю Колю. Хорошо стоять вот так у штурвала могучей машины! Как хочешь штурвал крути — машина куда хочешь пойдет! Хоть в Москву!

Но дядя Коля крутил штурвал осторожно. Полоса за полосой ложилась солома на поле, а зерно тонкой струйкой лилось в кузов машины, что шла рядом. Одна машина сменилась другой, другая — третьей, третья — четвертой.

Вдруг комбайн остановился. И машина — тоже.

«Заело!» — решили Человеки.

Побежали они поближе к комбайну, видят: соскочил комбайнер с машины, о чем-то с шофером разговаривает.

— Товарищам Ваням-Саням нижайший поклон! — сказал дядя Коля. — Интересуетесь?

— Заело? — поинтересовались с видом знатоков Человеки.

— Не заело, а горючее кончилось. Обещали подвезти — не везут, черти! А вот у него тоже в обрез…

— Может, мы сбегаем? — предложили Человеки. — Мы мигом!..

— Зачем сбегаем? — сказал дядя Коля. — Тогда уж с шофером поезжайте.

Сели они в кабину грузовика, а когда в деревню вернулись, шофер разгрузил машину и на нефтебазу отправился — спорить, требовать, чтобы горючее подвезли: работа, мол, стоит!

А тем временем Человеки уже в правлении колхоза были. До тех пор были, пока председатель колхоза вместе с Человеками на нефтебазу не пошел…

Вернулись Человеки через полчаса на поле.

Шумит, работает комбайн. Сидит за штурвалом дядя Коля. Полоса и еще полоса пшеницы. И опять новая полоса. Аккуратно ложится солома за комбайном, а зерно тонкой струйкой льется в кузов машины.

Увидел комбайнер Человеков:

— Товарищам Ваням-Саням нижайший поклон! Хорошо все! Работаем!

Петрушка

— Вы сегодня петрушку на огороде не рвали? — спросила мать.

— Петрушку?

Удивились Человеки. Морковь они не раз рвали. Это верно. Вкусна свежая морковка! Лук зеленый рвали. С солью да с черным хлебом — одно объеденье! А петрушка…

Она только для супа годится, а так кто ее есть станет!

— Не рвали, — сказали Человеки.

На следующий день опять про петрушку разговор зашел.

— Вы петрушку на огороде и сегодня не рвали? — спросила мать.

— Не рвали.

И так три дня подряд.

Наконец отец не выдержал.

— Пойду, — говорит, — проверю, кто нашей петрушкой балуется.

Был уже вечер. Отец взял карманный фонарик, пошел на огород. Долго отца не было. Мать успела Человеков в постель загнать, в комнате прибрать, печь вычистить.

— А папа чего не идет? — робко спросили Человеки из своего закутка.

— И верно, долго чего-то, — согласилась мать.

Только сказала, как отец входит.

— Что это? — вскрикнула мать.

— Что? Что это у тебя? — Человеки с постели повскакали.

— Вот она, ваша петрушка!

В одной руке отец держал за уши большую серовато-бурую зайчиху, в другой — крохотного зайчонка.

— Беда, — сказал отец. — Зайчиха слепая. Видно, и на огород забрела сослепу, родила сынишку, а уйти назад не смогла…

— А сынишка? — завопили Человеки.

— Этот зрячий, — сказал отец. — Боевой парень, хоть и три дня ему от роду, не больше. Еле поймал!

Пустил отец зайчиху и зайчишку на пол.

Зайчиха фыркнула носом, посмотрела незрячими глазами и, оттолкнувшись задними ногами, побрела под стол. Ударилась носом в ножку — и в сторону к печке. У печки замерла — дрожит.

А зайчишка посмотрел на необычную обстановку, перепугался и быстро-быстро под лавку забрался. Сидит — тоже дрожит.

— Никак не пойму, — сказала мать, — при чем тут петрушка? Ну, капусту они ели бы — понимаю, морковь…

— Петрушка — самое их любимое лакомство! — объяснил отец. — Может, из-за этой петрушки они и попались.

С этого дня так и поселились новые жильцы в доме Прохоровых. Слепая зайчиха охотно ела, пила, даже по комнате изредка передвигалась, но всего пугалась и к зайчонку не подходила. И он не подходил к матери.

Зато когда появлялись Человеки, зайчонок сам бежал к ним, охотно давался в руки, барабанил передними лапами и издавал какие-то звуки, вроде хриплого ворчания.

— Ешь, ешь! — говорили Человеки и совали ему в рот молочную бутылку с соской на конце. — Ешь, Петрушка! Лопай, Петрушечка!

Петрушка и по сей день живет у Человеков. Петрушка, кажется, доволен. Человеки тоже довольны.

Как отец вспомнил молодость

Несколько дней Человеки к рыбалке готовились. Удочки пригоняли, лески, поплавки, грузила. Червей накопали.

— Кого ж вы ловить собираетесь? — спрашивал отец.

— А кто попадется, — говорили Человеки. — Окуней можно, пескарей, ершей, голавлей, а вдруг и щуку поймаем!

— Ну давайте, давайте! — соглашался отец. — Да вряд ли только в реке какая рыба осталась…

— Говорят, есть…

— Раз говорят, попробуйте!

Отправились Человеки на рыбалку. Через березовую рощу. За ней луг, потом — осинник, ельник, а там и до реки рукой подать. С крутого бережка — вниз. Вот уже ели расступаться стали. В просветах другой берег виден.

— Смотри, — сказал Саня.

— Что?

— Окоп старый… — почему-то прошептал Саня. — Помнишь, папка рассказывал?

— Правда окоп, — согласился Ваня.

Поросший травой, засыпанный хвоей и листьями, обмытый дождями, был перед ними старый окоп.

— Давай посмотрим! — предложил Саня. — Вдруг что найдем…

— Давай!

Спустились Человеки в окоп. Так вроде ничего в нем нет. Трава и хвоя. Листья и трава. Обычная ложбинка.

Стал Саня копаться в земле.

— Смотри! — кричит. — Осколок!

Ваня тоже в земле копается.

— Смотри! — кричит. — Гильза медная, стреляная.

Еще осколок от снаряда, и еще, и еще, и еще… Еще стреляная гильза и еще гильза, а тут и разъеденный временем кожаный подсумок с пулями.

— Смотри! — кричит Саня.

— У меня смотри! — кричит Ваня.

У Вани действительно находка — маленькая звездочка с серпом и молотом.

— Да-а! — говорит Саня.

Сколько времени Человеки провозились в старом окопе — неизвестно. Увидели: солнышко уже через ельник перевалило и к земле клонится.

— Домой, наверное, пора, — сказал Саня.

— Пошли, — согласился Ваня.

Так они до рыбалки и не дошли.

Вернулись домой. Разложили свои находки на столе: тридцать семь осколков от снарядов и мин, подсумок с пулями, двадцать три стреляные гильзы, кусок шинели с не тронутым временем красным кубиком, пробитый и помятый котелок и маленькую ободранную звездочку, на которой серп и молот хорошо видны.

Мать домой вернулась.

— Как улов, Человеки?

— Вот! — сказали Человеки.

Промолчала мать, ничего не ответила, только долго у стола стояла, смотрела на находки Человеков.

Отец пришел — сразу к столу. Сел, долго в руках перебирал и осколки, и гильзы, и котелок крутил, и звездочку. Ни слова не произнес!

Потом молча переложил все на подоконник, еще раз посмотрел.

Сели ужинать.

— Ты что-то грустный сегодня, — сказала мать.

— Просто молодость вспомнил, — произнес отец. Добавил: — Нашу с тобой. И тех, кто в сорок первом погиб…

Человеки молчали. Может, потому, что о своей молодости они пока не думали. А может быть, просто потому, что сейчас не надо было говорить.

Давняя мечта — «Ява»

Отец купил мотоцикл. И не просто мотоцикл, а мотоцикл с коляской. И еще с красивым, далеким, как южный остров, где растут пальмы и плещется теплое море, названием — «Ява».

Пальм не было. Обезьян не было. Горячего моря не было.

А мотоцикл — аккуратный, красного цвета, весь какой-то уютный и блестящий — был.

— Чехи умеют делать настоящие вещи! — сказал отец.

— Почему чехи? Мы узнавали, Ява — это Индонезия, — сказали Человеки.

И правда, сколько лет они слышали от отца: «Хочу мотоцикл „Ява“». Мотоцикл — это было понятно. Про Яву пришлось узнавать. Узнали все. Мечтали о Яве. Во сне звали Яву к себе… Там слоны, попугаи, обезьяны…

— «Ява» — название, — объяснил отец. — А делают этот мотоцикл чехи. Отличные мастера!

Ладно! Важно, что есть мотоцикл!

— Ну вот и сбылась твоя давняя мечта, — сказала мать.

— И наша мечта сбылась, — сказали Человеки. — А что? Ты же нас покатаешь?

— Сколько еще покатаю! — пообещал отец. — Вот лишь опробую.

Сел отец на мотоцикл. Человеки стоят рядом — смотрят. Потрогал отец руль, слева и справа осмотрел мотоцикл: Человеки уже готовы.

— Можно? — спрашивают. — Садиться можно?

— Минутку, Человеки! Минутку! — говорит отец. — Сейчас…

Что-то покрутил отец, повертел, ногой дернул какую-то штуку — затрещал мотоцикл и… поехал! Прямо от дома по деревенской улице!

— А мы?! А мы?! — закричали Человеки и вдогонку бросились.

Отцу, видно, не до них. Сидит он на мотоцикле растерянный, что-то сделать пытается, чтобы остановить его, а мотоцикл так и едет вперед. Бегут за ним Человеки, отстают, догнать не могут.

— Еще вернусь! — кричит им отец. — Покатаю! Не беспокойтесь!

Человеки, конечно, беспокоились. Мало ли что может быть: уедет так отец на своей «Яве»…

И мать беспокоилась. Тоже на дорогу выбежала.

Вернулся отец через десять минут. На мотоцикле вернулся. Жив-здоров, улыбается.

Мать обрадовалась. Человеки еще больше.

— Разобрался, — сказал отец. — Оказывается, все довольно просто. А теперь садитесь, Человеки! С ветерком провезу! Отменно!

Хороший разговор

Мать с огорода вернулась. Принесла укропу.

А спросила совсем о другом:

— Как вы, Человеки, крапиву любите?

— Не-е! Не любим! — в один голос ответили Человеки.

— А лебеду?

— Не-е! Она же невкусная! — бодро сказали Человеки.

— То-то! — вроде бы обрадовалась мать. — Всю зиму будете есть крапиву и лебеду.

— Почему всю зиму?

— Потому, что все лето баклуши били и огород не пололи.

— Мы пололи!

— Когда?

— Ну, когда лето началось, пололи…

— Лето началось! Так после вас я десять раз полола. Руки до всего не доходят. Некогда было, так за две недели весь огород крапивой и лебедой порос!

— Печальный разговор, — сказал отец.

— А мы… А мы… — сказали Человеки, — пойдем сейчас.

И всю крапиву с лебедой повыдергаем!

И пошли. За час половину огорода от сорняков очистили. Еще за час — вторую половину.

Приплелись усталые.

— Все, — сказали мрачно.

Мать улыбнулась. Отец улыбнулся:

— Вот теперь хороший разговор.

Далеко ли до Москвы

Прежде Человеки не раз просили:

— Поехали в Москву! В зоопарк в Москве сходим! Поехали!

— A-а, чего захотели! — говорила мать. — До Москвы далеко. Да и добираться как?

— Верно, — соглашался отец. — Сто километров — не шутка.

Прежде до Москвы ехали так: из Дубков до шоссейки шли, ждали автобуса, на автобусе — до города, там от автобуса на станцию пешком, потом ждали поезда, а там уже чепуха: два часа езды — и в Москве.

— Какой тут зоопарк, — говорила мать. — Пока доедем, все магазины закроют, не только зоопарк.

Теперь отец сам предложил:

— Собирайтесь, Человеки! В Москву поедем! Форму вам купить надо? Надо! Тетрадки надо? Надо! А про зоопарк забыли?

Даже мать не возражала.

— Не забыли! — закричали Человеки. — Не забыли!

Сели Человеки в коляску мотоцикла. Отец — за руль. Поехали. По проселку протряслись — ничего. На шоссейку выехали — отлично.

Мчится мотоцикл по асфальтовой дороге, грузовые машины обгоняет и даже некоторые легковые — «Запорожцы», например. Слева мелькают леса и справа мелькают. Справа деревни проносятся. Сверху мосты и снизу мосты. Впереди машины и сзади машины.

Летит мотоцикл, и время летит. Сколько его, времени, прошло? Час? Два? Незаметно.

— Вот и Кутузовский проспект, — сказал отец. — Как, далеко до Москвы, Человеки?

— Близко, совсем близко, — сказали Человеки. — Мы же знали, что Москва, она — рядом!

Чему обрадовались Человеки в зоопарке

Приехали Человеки в Москву. Привел отец Человеков в зоопарк.

— Смотрите! — сказал отец. — Вот на пруду, видите, пеликаны, лебеди, белые и черные, фламинго…

— Смотри, папа! — радостно закричали Человеки. — И гуси, и утки, как у нас в деревне. Правда?

Пошли они дальше. Дикобраза посмотрели, страуса, выхухоля, к рыбам пришли.

— Смотри, папа! — обрадовались Человеки. — И у нас такие в реке есть.

— Ну не совсем такие, — сказал отец, показав на вуалехвостов, гурами, меченосцев, макрелей, иглоперов.

— А окуни разве не такие? А ерши? А щуки? А голавли? Разве не такие?

— Ладно, — согласился отец. — Пошли!

На очереди был слон. Потом — зебры, жираф, верблюды, попугаи, павлины, фазаны.

— Смотри, папа! — заявили Человеки. — Куры как у нас, в Дубках.

И так все время:

— А лоси у нас тоже такие есть!

— Ужи как у нас!

— Зайцы, смотри, как наш Петрушка!

— А лягушки, лягушки!

— И суслики! И ежи!

— Землеройки тоже!

— Баран у нас даже лучше найдется!

Идут Человеки по зоопарку, радуются. Всюду старых знакомых встречают.

— Воробьев у нас в Дубках даже побольше будет!

— Ну, воробьи в счет не идут, — сказал отец. — Воробьи здесь по всем клеткам просто так скачут. А вообще-то, видно, вас, Человеки, ничем не удивишь!

Почувствовали Человеки в голосе отца обиду.

— Почему не удивишь? — сказали. — Нам, если хочешь знать, очень эти самые ослики понравились. И пони. Они как наши лошади, только маленькие. Пошли их еще посмотрим?

— Пошли, — обрадовался отец. — И посмотрим, и покатаемся! Хотите покататься?

— Хотим! Хотим! — сказали Человеки. И тут же спросили: — А на мотоцикле мы еще поедем?

О чем не подумал дядя Андрюша Чохов

Ходили Человеки по Кремлю. Запросто ходили, как все взрослые, слушали слова отца:

— Вот в этом доме Ленин жил, Владимир Ильич. Слева там — Набатная башня. Это — Успенский собор. Здесь церковь Ризположения, Благовещенский собор, Архангельский собор, собор Двенадцати апостолов, Потешный двор, здание Арсенала. Да вот слушайте, Человеки, что на доске написано: «Здесь расстреляны юнкерами товарищи солдаты Кремлевского Арсенала при защите Кремля в Октябрьские дни (28 октября 1917 года)».

— А царь-пушка? — спросили Человеки.

— Будет вам и царь-пушка, — сказал отец. — Вот смотрите, колокольня Ивана Великого, Большой Кремлевский дворец, новый Дворец съездов…

У Человеков все в головах перемешалось. И соборы, и башни, и колокольни, и дворцы, и машины — черные «Чайки» и «ЗИЛ-111».

— А царь-пушка? — повторили Человеки.

— Вот царь-колокол, — сказал отец, но не успел договорить.

— А царь-пушка? — настоятельно требовали Человеки. Подошли они к царь-пушке. Колеса раза в три выше роста Человеков. Ствол пушки как огромная труба.

— Вот это да! — сказали Человеки и замолчали.

— Пушка весит почти сорок тонн, — объясняет отец.

Молчат Человеки.

— В старые времена ее называли — Русский дробовик, — говорит отец.

Молчат Человеки.

— Длина ствола, — продолжает отец, — пять метров тридцать четыре сантиметра.

Молчат Человеки.

— А калибр, то есть ширина ствола, — поясняет отец, — восемьсот девяносто миллиметров.

Молчат Человеки.

— Ну что еще вам сказать? — задумался отец. — Да, отлита пушка в одна тысяча пятьсот восемьдесят шестом году…

Посмотрел тут отец на Человеков: что это они, как в рот воды набрали?

И Человеки на отца посмотрели.

— А если мы… Если мы в эту пушку влезем, — сказали Человеки, — и она выстрелит… До Луны мы долетим? Как космонавты?

Отец сначала улыбнулся. Потом сказал:

— Вот об этом Андрей Чохов не подумал! Не предусмотрел!

— А кто такой Андрей Чохов? — поинтересовались Человеки.

— Русский пушечный мастер, который эту царь-пушку отливал, — объяснил отец. — Давно это было, не знал он, что вы на свет явитесь!

Первым Саня высказался:

— И зря дядя Андрюша Чохов не подумал!

Ваня добавил:

— Все в космос летают. А с такой-то пушки даже слона можно запустить!

— Вот уж о чем не подумал дядя Андрюша, так действительно не подумал! — сказал отец. — Вы только не сердитесь на Чохова. Такие времена были!

У главного директора

В самом большом московском магазине сделали Человеки все покупки. И для школы, и не для школы — все, что нужно.

— Теперь, Человеки, в дорогу! — сказал отец. — Пока в Дубки вернемся, стемнеет…

Тут они и потерялись. Не как-нибудь, а все.

Ваня ищет отца и Саню — нет нигде! Саня ищет отца и Ваню — нет! Отец ищет и Ваню, и Саню — тоже нет!

И надо ж такому случиться! В зоопарке не потерялись. В Кремле не потерялись. На улицах не потерялись. А здесь — на тебе!

Вдруг по радио диктор объявляет:

— Гражданин Прохоров Виктор Николаевич, вас ожидает сын Ваня в кабинете директора-распорядителя ГУМа. Третья линия, первый этаж.

Прибежал отец на третью линию в кабинет директора-распорядителя, а там Ваня сидит.

— А Саня где? — спросил отец.

— Не знаю, — сказал Ваня. — Я сам его искал — не нашел…

Только они из кабинета вышли, опять диктор по радио объявляет:

— Гражданин Прохоров Виктор Николаевич, вас ожидает сын Саня в кабинете директора. Первая линия, третий этаж.

— Ну, с вами не заскучаешь! — сказал отец. — Третья линия, первый этаж… Первая линия, третий этаж!

А старушка какая-то стоит рядом да радуется:

— Вот передача интересная! То про Ваню говорят, то про Саню.

Побежали отец с Ваней на первую линию, поднялись на третий этаж. А там в кабинете директора Саня сидит. Попрощался Саня с директором:

— До свидания, Андрей Михайлович! Спасибо!

— Будь здоров, Саня! — сказал директор. — Если еще вопросы будут, заходи!

Они разговаривали, как старые знакомые. Не только Ване, а даже отцу чуть завидно стало.

На обратном пути Ваня сказал:

— А обо мне по радио передавали!

— Подумаешь! — сказал Саня. — Я слышал. А зато я знаю, что длина всех прилавков в ГУМе больше трех километров. Ты знал?

— Нет, не знал, — признался Ваня.

— А знаешь, сколько людей работает в ГУМе?

— Нет, не знаю, — сказал Ваня.

— А сколько? — спросил отец. — Я тоже не знаю.

— Семь с половиной тысяч! — выпалил Саня. — Из них продавцов — три тысячи триста!

— Да-а! — в один голос произнесли отец и Ваня.

— А за один день в магазине бывает триста пятьдесят тысяч покупателей. Знаете? А за прошлый год было сто десять миллионов — половина Советского Союза почти!

— Ну и сыплешь ты, брат, цифрами! — сказал отец.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил Ваня.

Саня довольно ухмыльнулся:

— Я же у главного директора был! Не как ты! Андрей Михайлович мне все рассказал…

Человеки поделились пополам

Стрижи улетали на юг. Ласточки и грачи улетали. Скворцы шумели, галдели, кричали, словно прощаясь с родными местами, но ничего не поделаешь — пора. Собирались в огромные стаи и готовились в далекий путь. Пока только дрозды колебались: лететь — не лететь? Очень уж много рябины в этом году, обидно улетать! Да, видно, придется. На одной рябине зимой далеко не уедешь!

Рябина поспела. Порыжел лес. Полысели поля. Лето еще вроде не прошло, осень не настала, а на календаре — первое сентября.

Явились Человеки в школу. Сели на одну парту. Все ребята в школьной форме друг на дружку похожи, а Человеки совсем одинаковые.

— Как я вас различать буду? — спросила учительница.

— Очень просто, — сказали Человеки. — Вот он — Ваня! А я — Саня!

— Пожалуй, верно, — согласилась учительница. — Я уже запомнила.

Первые дни все шло хорошо. Человеки сказки слушали, картинки рисовали.

Через неделю взялись за более серьезное — палочки, крючки, кружочки.

— У тебя, Ваня, — сказала учительница, — не очень ровно получается.

— Я не Ваня, а Саня, — пояснил Саня.

— Прости, пожалуйста. А я думала…

На другом уроке опять учительница подходит:

— Ты что ж это, Саня, кляксу посадил! И пальцы у тебя все в чернилах…

— У меня нет кляксы, — вскочил Саня. — Это у него, у Вани.

— Прости, пожалуйста. А я думала…

И на следующий день так. И еще через день.

— Придется, Прохоровы, поделить вас пополам, — сказала учительница. — Пусть Ваня сядет в этот ряд, к окну, а Саня — вот сюда.

Поделились Человеки пополам. Ваня в одном ряду теперь сидит, а Саня — в другом.

Учительница довольна. Не путает Ваню с Саней. Да это теперь и неважно. Саня палочки и крючки ровно пишет. А Ваня кляксы уже не сажает.

Надпись на березе

Бывает так, что снег валит три дня подряд и лежит, не тает, хотя на дворе оттепель. В городе, конечно, так не бывает. Там от такого снегопада грязь одна и слякоть.

А в деревне нет. Правда, с крыш капает, даже льет. И в лесу под елями и соснами — кап-кап, кап-кап… Снег под стволами и ветками весь в крапинках. Да только серое небо все сыплет крупными снежными хлопьями. Ложится снег на землю — не тает.

Лес совсем необыкновенный стал: не рыжий, не зеленый, не темный, а бело-серый. Ветви голых деревьев в снегу. Лапы елей в снегу. Стволы снегом припорошило.

Ноги так и проваливаются в снег. А под снегом хрустят и шуршат сухие листья, хвоя и сучья.

Человеки из школы домой возвращались.

Саня взял сучок и что-то написал на снегу.

Ваня посмотрел, прочитал:

— «Саня». Подумаешь! Весна придет, снег растает, и ничего от твоих букв не останется.

Ваня достал из портфеля нож и на стволе березы вырезал: «Ваня».

— Вот это другое дело! — сказал он. — А ты — на снегу!

— Ну и дурак! — сказал Саня.

— Почему?

— Да потому, что всю жизнь теперь люди будут ходить мимо березы и говорить: «Вот дурак этот Ваня!» — объяснил Саня.

— Да? — засомневался Ваня.

— Ты уже вырастешь, школу окончишь, — продолжал Саня, — про тебя все будут говорить, что ты — дурак.

— Пожалуй, — согласился Ваня. — Я сейчас снегом залеплю.

Залепил он надпись на березе снегом.

Наутро Человеки в школу шли мимо березы.

— Опять видно. Растаял снег.

Ваня достал цветные карандаши.

— Я сейчас зачерчу…

Зачертил.

Из школы шли Человеки домой мимо березы.

— Опять видно. Смазалось все.

Достал Ваня краски. Ими закрасил надпись.

На другой день:

— Опять видно.

Обиделся Ваня:

— Что же делать? А-а?

Саня сказал:

— Давай пластилином залепим!

— Давай! — обрадовался Ваня.

Залепили. Аккуратно получилось. Ничего не видно: никакого «Вани».

— Не будешь теперь на деревьях писать! — сказал Саня.

— Конечно, не буду, — согласился Ваня. — Уж лучше на снегу.

Вертолетный урок

В школе шел урок. Первоклассники слушали учительницу. И Человеки слушали.

Вдруг за окном что-то затрещало, загудело. Задребезжали стекла.

Первым в окно Ваня посмотрел. Он ближе всех к окну сидел.

— Ой, смотрите! — закричал Ваня.

Тут, конечно, все первоклассники к нему обернулись. Ваня перепугался: ну, достанется ему теперь на орехи — урок сорвал.

— Что там случилось? — спросила учительница.

— Да ничего особенного, — тихо сказал Ваня. — Это я не нарочно закричал. Просто там вертолет большущий летит и тащит что-то…

Учительница подошла к окну:

— И правда вертолет. Всем интересно?

— Всем, всем! — закричали ребята.

— А хотите посмотреть, как вертолет работает? — спросила учительница.

— Хотим, хотим!

— Тогда потихоньку выходите из класса, одевайтесь и ждите меня на улице.

— А урок как же? — поинтересовался вконец перепуганный Ваня.

— Будет вам и урок! — пообещала учительница.

Через десять минут пришли они всем классом на берег реки.

Видят: над рекой вертолет висит-трещит, а под ним на крюках ферма моста.

— Сейчас вертолет будет ставить ферму на место, — объяснила учительница.

Стал спускаться вертолет все ниже и ниже. А здесь уже рабочие ждут и краны. Приняли они ферму и на бетонные блоки установили.

Опять улетел вертолет, с новой фермой вернулся. И ее поставили на место.

На глазах у ребят мост через реку перекинулся.

— Теперь сварщики закрепят мост, — сказала учительница, — пожалуйста, можете на тот берег идти. Быстро, удобно! Правда?

— Правда, правда! — согласились ребята.

Пока ребята в школу возвращались, учительница все им про вертолеты рассказала: и как они пожары лесные тушат, и как больным помогают, и как почту развозят, и как границы наши стерегут от врагов.

— Теперь собирайте свои портфели, — сказала учительница, когда ребята в класс вошли, — и по домам! До завтра!

— А как же урок? — спросили Человеки.

— Урок окончился, — объяснила учительница. — А то, что мы с вами настоящую работу посмотрели, это тоже урок.

— А у нас еще такие уроки будут? Вертолетные? — спросили Человеки.

— Обязательно будут, — пообещала учительница. — И вертолетные, и всякие другие, и все — обязательно интересные!

Хоккей на дому

С наступлением настоящей зимы все ребята в деревне на хоккей переключились. И на реке играли, и на пруду, и просто на улице.

Завидно стало Человекам.

— Возьмите нас! — просили они старших ребят.

— У вас же клюшек даже нет! — смеялись ребята.

И правда, коньки у Человеков были. На коньках они бегали. А клюшек не было.

Два дня и два вечера после школы трудились Человеки. И еще целое воскресенье. Сделали себе клюшки. Не такие, конечно, как магазинные, но на клюшки похожи.

Вышли с клюшками на улицу, подошли к старшим ребятам:

— Возьмите нас!

Увидели ребята у Человеков клюшки, сжалились:

— Вставайте в ворота! Вратарями будете.

Встали Человеки в ворота. Ваня — в одни. Саня — в другие. За десять минут шайба десять раз в воротах побывала. Пять раз — в Ваниных. Пять — в Саниных.

— Эх вы, мазилы, — сказали ребята. — Хоть бы играть сначала научились.

Выставили Человеков из ворот.

— Что будем делать? — спросил Саня.

— Тренироваться надо, — сказал Ваня.

Стали они тренироваться вдвоем. Днем, пока светло, — на улице. Вечером — дома.

— Это что еще такое! — возмущалась мать.

— Хоккей! Мы тренируемся!

— Какой же хоккей дома?

— На улице темно, — говорили Человеки. — Шайбу не видно.

Махнула мать на Человеков рукой.

— Ладно уж… Только не шибко! Не побейте чего.

А отцу хоккей на дому даже понравился.

— Давай! Давай! Так! Молодец!.. — кричал он. — А теперь ты! Эх, промазал! Жаль! Да бочком клюшку держи… Вот так! А ну-ка! Так! Молодец! Один — один!..

Неделя прошла или чуть больше.

В воскресенье вышли Человеки на улицу. На ногах — коньки, в руках — клюшки. Рано еще: никого из ребят пока нет.

Начали играть вдвоем. Неплохо получается. Ни разу шайба в воротах не побывала.

Справа появился парень с клюшкой. Потом слева еще один. Через несколько минут сразу трое пришли. Все новые и новые ребята подходят. Стоят смотрят, как Человеки играют.

Наконец не выдержали:

— А вы ничего! Натренировались! Возьмете нас?

— Возьмем? — Человеки переглянулись. — Возьмем! Только, чур, мы не в ворота.

— Ладно уж, — согласились старшие ребята.

Минуты не прошло, а Саня уже — р-раз! — и первый гол есть.

— У-р-ра!

Второй натиск — р-раз! — и Ваня шайбу в ворота пробил.

— У-р-ра!

Сколько времени длилась игра, никто не знает. Но счет стал десять — шесть в пользу той команды, где Ваня с Саней играли.

Из десяти шайб восемь Человеки забили.

Вот как!

Сколько весит снег

Кружатся в воздухе снежинки. На крышу опускаются, на землю, на деревья.

— А сколько весит снег? — спросил Саня.

— Чего он весит? — удивился Ваня. — Ничего он не весит! Легкий как пух.

Ложится снег на лапы елей. Снежинка за снежинкой. Снежинка за снежинкой. Минута за минутой. Час за часом. День за ночью и ночь за днем. Все ниже и ниже опускают ели свои лапы под тяжестью снега.

— Смотри! — сказал Саня и потряс молодую ель.

Посыпался с нее снег на землю, а елка сразу словно вздохнула, подняла ветви кверху.

— И верно, — согласился Ваня. — Выходит, снег тяжелый.

Стали они от дерева к дереву бегать, снег стряхивать. Вскидывают ели лапы кверху: сразу молодеют, шелестят хвоей — Человеков благодарят.

Шел по лесной тропинке отец:

— Что это вы, Человеки, делаете?

— Проверяем, сколько снег весит, — сказали Человеки. — Смотри! — и очередную елку от снега отряхнули.

Улыбнулся отец, сказал:

— В лесу снег много весит. А в поле еще больше, пожалуй. Недаром говорится: много снега — много хлеба!

Кому написать письмо

Научились Человеки в школе писать. Грамотными стали.

Да только пропадает их грамотность пока впустую.

— Давай хоть письмо кому-нибудь напишем, — предложил Ваня.

— Давай! — обрадовался Саня. — А кому?

Думали-гадали:

— Себе неинтересно, — сказал Ваня. — Может, учительнице?

— Да-а… — протянул Саня. — Учительнице напишешь, ошибок наделаешь, она еще двойку вкатит!

— Да, — согласился Ваня.

Опять думали-гадали:

— Заяц наш Петрушка читать не умеет…

— Не умеет.

— Ребят письмом не удивишь…

— Не удивишь.

— Знакомых у нас в Москве нет…

— Нет.

— У меня знакомый директор магазина есть, но о чем ему писать?

— О чем?

— Родных нет…

— Нет… А знаешь, я придумал! — закричал Саня. — Давай отцу с матерью напишем? С Новым годом поздравим. Как раз Новый год через три дня! Вот они обрадуются!

— Здорово! — согласился Ваня.

Как домой из школы вернулись, сели письмо писать.

«Поздравляем», — написал Саня.

— Что еще писать? — спросил. — Давай теперь ты!

«С Новым годом», — дописал Ваня.

— Вот, — сказал он. — А что еще?

— Придумал! — обрадовался Саня. — Давай я.

«Папу и маму», — написал он.

— По-моему, все! — сказал Саня.

— По-моему, тоже все! — согласился Ваня. — «Поздравляем с Новым годом папу и маму!» Хорошо получилось! Только много места в письме осталось…

Решили Человеки еще нарисовать что-нибудь. Решили — сделали.

Ваня радиоприемник нарисовал, Саня — солнце. Потом Ваня — мотоцикл отцовский «Яву». Саня — зайца Петрушку. Затем Ваня — кремлевскую царь-пушку. Саня — вертолет.

— Что еще? — спросил Саня.

— Про снег мы забыли, — сказал Ваня.

Долго бились над снегом, но он на белой бумаге никак не получался. Зато елки получились хорошо и еще две клюшки.

Не осталось больше места на бумаге. Можно отправлять письмо.

После уроков пошли Человеки по новому мосту за реку.

На почте купили конверт, письмо в него вложили, адрес написали:

«Деревня Дубки. Прохоровым».

Опустили письмо в ящик.

Дома Ваня вспомнил:

— А от кого письмо-то, мы так и не написали!

— Не написали. Забыли…

Загрустили Человеки…