Глава шестнадцатая ЧАС ВОЗМЕЗДИЯ


Изгоняя Мюнцера и Пфейфера, магистрат строго-настрого приказал всем жителям Мюльхаузена и окрестных сел отказывать им в любой поддержке, не давать ни пищи, ни крова. Но у них было много тайных сторонников, и приказ этот нельзя было осуществить. Стоило только Пфейферу появиться у Мюльхаузена, как ему тут же помогли проникнуть в город. Когда стало известно, что он будет проповедовать, люди со всех концов устремились в предместье св. Николая. Магистрат велел запереть ворота: они будут до тех пор на замке, пока Пфейфер не уберется вон!

Ну что же, Генрих подчинится. Только недолгим будет торжество врагов. Он скоро вернется обратно, и тогда уж они запоют по-иному!

Он хорошо помнил наказы Мюнцера и старался привлечь на свою сторону крестьян. Они теперь знали правду о поджоге Больштедта. Знали они и истинные причины ненависти к Пфейферу и Мюнцеру. Ясно как божий день — их преследовали за то, что они хотели избавить народ от угнетения и всяких властей.

В самом городе настойчиво раздавались требования: раз Пфейфер вернулся, пусть ему не мешают проповедовать, где он хочет! Назревал бунт. Магистрат снова обратился за помощью к крестьянам. Не тут-то было! Несколько мужиков собрались идти в город, но их быстро отговорили соседи из Больштедта. Одумайтесь, против кого вы соглашаетесь выступать? Против людей, которые борются и за вашу пользу, за то, чтобы не было никаких налогов, чтобы мужики, как и горожане, заседали в совете, чтобы все леса, воды, луга, рыба и дичь стали общим достоянием!

Убедившись, что крестьяне на его стороне, Пфейфер начал действовать силой. В условленный час мастеровые, поддержанные отрядом крестьян, завладели воротами и бросились к ратуше. Магистрат отчаянно призывал своих приверженцев поторопиться и прибыть с «лучшим оружием». На этот раз перевес бунтарей был столь явным, что у многих охладел воинственный пыл. Ратушу удерживали с трудом. Целый день и всю ночь продолжалась осада. На рассвете начальник городской стражи вступил в переговоры с мятежниками. Всесилие магистрата было сломлено. Отцы города обещали ничего не предпринимать без ведома и согласия общины. А чтобы им больше неповадно было запирать по собственному усмотрению ворота, ахтманы под ликующие крики повесили на них свои замки.

Пфейфер прочно обосновался в Мюльхаузене. В конце года магистрат вынужден был принять закон об упразднении монастырей. Отныне монахи обязаны были зарабатывать хлеб собственными руками.

Тот, кто не соглашался сбросить сутану, должен был немедленно покинуть город.

В окрестных селах женщины из Мюльхаузена, возглавляемые Оттилией Мюнцер, побуждали крестьян изгонять священников-папистов и разорять их дома.

В Мюльхаузене с нетерпением ждали Томаса. Но он все еще не приходил.


Настоящего имени узника никто из тюремщиков не знал. Мюнцер назвал первую пришедшую на ум фамилию. Люди, которых о нем допрашивали, не выдали его. У бродячих проповедников обычно не выясняют имени: их просто слушают. И что властям вздумалось обвинять его в беспорядках, словно в Фульде мало своих смутьянов!

Чужака, угрюмого и молчаливого, решили, наконец, освободить. Пусть только мигом выкатывается вон!

Позже, когда фульдский аббат прослышал, что в его темнице находился сам Томас Мюнцер, он сокрушенно всплеснул руками. Этого-то архизлодея он бы ни за что не позволил выпустить!


Мюнцер вернулся в Мюльхаузен в середине февраля. Пора осуществить то, что не удалось осенью! Магистрат следует свергнуть. Теперь советники поступали более осторожно и не осмеливались в открытую противодействовать общине. Да, и они всем сердцем за слово божье. Они не хотят ничего, кроме порядка и справедливости. Они ловко сыплют красивыми словами, лишь бы на деле все оставалось по-старому. Мюнцер, не жалея сил, объяснял, чего стоят их лживые уверения. Он заставит членов магистрата перед всей общиной обнаружить свои намерения!

9 марта мюльхаузенцы вышли в поле. Нанятые ландскнехты проводили учение. Они показывали, как владеть мечом, как орудовать пикой, как запаливать ружья.

Когда учение кончилось, Мюнцер взял лошадь у одного из ахтманов и поехал к строю. Не сходя с коня, он начал свою речь. Мюльхаузенцы должны посмотреть правде в лицо. Император издал строжайший приказ, чтобы все изгнанные монахи были бы снова приняты в город. Он требует, чтобы им вернули отобранное имущество и возместили потери. Он настаивает, чтобы в пользу монахов по-прежнему взимались поборы.

По рядам прокатился гул возмущенных голосов. Мюнцер жестом восстановил тишину и продолжал говорить. Он повторял слова из священного писания: «Воздайте кесарю кесарево, а богу — божье». К чему он клонит?

Он хочет, чтоб его правильно поняли. Без жестокой борьбы не обойтись. Князья и император стараются отнять у прозревшего народа слово божье. Но им будет воздано по заслугам: собственные подданные восстанут против тиранов и изгонят их из страны.

— Поэтому, — воскликнул Мюнцер, — каждый, кто готов стоять насмерть за слово божье, пусть, подняв руку, поклянется! А кто не хочет, пусть отойдет в сторону!

Советники зашумели громче всех. Что еще выдумал магистр Томас? Люди ведь сошлись сюда не для клятв. Кому, как не начальнику стражи, сказать свое веское слово. Эберхарт фон Бодунген не заставил себя упрашивать. Он вышел вперед и крикнул громко, чтобы его было слышно и в задних рядах:

— Здесь нет глупцов, которые желали бы отступиться от слова божьего, поэтому нет нужды в особой присяге!

Томас стал возражать. Бодунген со злостью его перебил:

— Любезные горожане, разве недостаточно вы приносили различных клятв? Следует еще каждому наговорить целое лукошко присяг и повесить себе на шею. Проповедовать должно не в поле, а в церкви!

Бодунгена поддержали члены магистрата. Здесь военное учение, а не проповедь! Всем расходиться по домам!

Приказ подействовал. Отряд направился к городу. Томас сидел в седле — прямой, решительный, гневный. Он смотрел вслед людям, которые с алебардами и пиками на плечах шли к городу, меся башмаками весеннюю грязь. Кое-кто из них оборачивался и смеялся. Это были люди в богатых, отороченных мехом кафтанах.

Мюнцер крепко держит поводья. Вокруг него ближайшие друзья. Все они смотрят, как уходят домой горожане.

Учения кончились. Начинается война.


В ратуше не могли нарадоваться. Приятно сознавать, что горожане так послушны. Чем их еще умаслить? Средство было простым, давно испытанным и надежным — вино или пиво. Не раз догадливым советникам удавалось несколькими бочками вина потушить грозное возмущение черни.

Каждому кварталу выставили по большущей бочке пива. Пусть-ка добрые молодцы выпьют за счет казны! Охотников до дарового пива нашлось немало. Бочки осушили очень быстро. В одном из кварталов было особенно шумно. Там собралась целая толпа. Что это они затеяли? В ратушу примчался доносчик. Идут громить женский монастырь — единственный, который еще не был закрыт. Туда немедленно послали стражу. Когда толпа подошла к воротам, ей преградили дорогу. Входить сюда мирянам заказано. Чего они, собственно, ищут? Зачем пришли?

Тогда один из зачинщиков протиснулся вперед и сказал:

— Пожалованного бочонка нам на всех маловато. Мы прослышали, что у монахинь отменный погребок. Вот и пришли, чтоб как следует выпить!

Что он там еще городит с пьяных глаз? Стражники ничего не могли понять. Люди, окружавшие их тесным кольцом, были совершенно трезвы. Что у них на уме? Они закричали, и это звучало как приказ:

— Убирайтесь! Мы хотим выпить!

Стражники пытались пустить в ход оружие. Их смяли. Ворота под напором толпы распахнулись. Люди хлынули во двор. Последних монахинь выгнали на улицу.

Известие о погроме встревожило магистрат. Бодунгену было приказано собрать всех кнехтов и прекратить бесчинства. В монастыре стоял отчаянный грохот. Ломали все, что только можно было сломать. На дворе жгли иконы и облачение. Бодунген надеялся, что ему удастся уговорить погромщиков разойтись. Ведь всего несколько часов назад, в поле, после военного учения, эти же самые люди подчинились его приказу. А теперь ему попросту посоветовали убраться. Он пригрозил, что применит силу. И здесь началось совершенно невообразимое. Толпа вмиг ощетинилась колами и алебардами. Бодунгену заехали по шее и сбили с головы шлем. Здоровяков кнехтов, словно котят, повышвыривали за ворота.

Магистрат бросил клич: «Каждый, кому дорог закон и порядок, пусть с мечом и в кольчуге поспешит к ратуше! Надо немедленно положить конец разгулу непокорной черни!»

Во главе сильного отряда Бодунген снова явился к монастырю. Он позеленел от злости, когда увидел, что во всю ширину улицы плечом к плечу стоят ряды мастеровых, и у каждого в руках оружие. Нет, не случайно схваченная палка, доска или булыжник — длинные мечи, копья, пищали.

Так и стояли на узенькой улочке два отряда. За спиной одного Бодунген, обернувшись, видел пустую мостовую и несколько любопытных, позади другого— все прибывающую и прибывающую толпу…

От бессильной ярости Бодунген едва мог говорить. Но его и не слушали. Он должен побыстрей уносить ноги! Он велел своим людям повернуть обратно. Повторять приказа не пришлось.

Перед членами магистрата сдерживаться он не стал. Многое повидал он на своем веку, но того, что последнее время творится в Мюльхаузене, он сносить больше не в силах. Впредь своих обязанностей начальника стражи он исполнять не будет и просит об отставке.


Черный дым костров, горевших на монастырском дворе, поднимался высоко к небу. Последнее гнездо духовенства в Мюльхаузене было разорено. На что теперь обратится ярость мастеровых? В домах вокруг ратуши не спали. Как пройдет ночь? Сейчас нельзя было, заперев ворота, отрезать одно предместье от другого и закрыть для черни доступ к сердцу города. Воротами распоряжались ахтманы, там висели их замки и стояли их караулы.

Утром ахтманы от имени предместий потребовали, чтобы магистрат согласился ввести в Мюльхаузене правление по божьему слову. Об этом они уже слышали в сентябре! Знают они это божье слово! Сейчас Мюнцер удовольствуется конфискацией монастырского добра и обеспечением нуждающихся крестьян зерном, но у него на уме другое. В его устах «жить по-евангельски» значит упразднить существующую власть и установить общность имущества! Враги Мюнцера рисовали страшные картины: если новый пророк победит, то народ больше не захочет работать! Если кому потребуется хлеб или отрез сукна, то он пойдет к богатому и скажет: «Поделись со мной, как велел Христос. Не отдашь добровольно, возьмем силой!» Такое божье слово страшней чумы!

Советники побоялись открыто объявить о своем несогласии с ахтманами и всеми средствами старались выиграть время. Они надеялись, что посланные тайком гонцы сумеют добиться от князей быстрой и действенной помощи.

Отцы города прекрасно понимали, что бочки пива теперь уже не помогут удержать власть и успокоить горластых смутьянов. Иные пришли времена!

Трехдневные переговоры окончились ничем. Цехи собирались на сходки. Раз магистрат не принимает справедливых требований, его надо сместить! Сходки протекали очень бурно. Советников пора потянуть к ответу. Сколько они причинили вреда! Их надо заставить возместить городу все убытки.

Нет, нет, этого мало! Все члены магистрата сплошь воры и мошенники. Их надо прямо в ратуше и арестовать. Тем, кто дольше остальных был у власти, следует отрубить головы, а того, кто недолго правил, надо обрядить в длинное серое одеяние. И пусть они всю жизнь носят это позорное рубище в наказание за свои злодейства!

На сходках Мюнцер доказывал, что не советники, а община должна решить вопрос о власти. Править в Мюльхаузене будет Вечный совет!

Успех выступлений Мюнцера и Пфейфера был настолько велик, что от магистрата отступились даже многие его приверженцы. Ему пришлось согласиться, чтобы жители поименным голосованием высказали свою волю: оставаться ли у власти старому совету или избрать новый.

16 марта толпы людей устремились к церкви св. Марии. За столами сидели писцы. Они записывали мнение горожан. Когда голосование пришло к концу, Пфейфер с амвона огласил итоги. Подавляющее большинство высказалось за немедленное смещение магистрата.

В тот же день был выбран Вечный совет. Нсшью еще целый ряд бывших магистратов, боясь возмездия, скрылись из города. Что, если бунтовщики, почувствовав силу, и впрямь начнут обряжать в позорные рубища и сечь головы?


Церемония передачи власти Вечному совету состоялась 17 марта. На этот раз в верности Вечному совету клялись все жители, не только «полноправные» горожане, но и люди, которые раньше никогда не присягали, в том числе и слуги.

Мюнцер и Пфейфер никаких официальных должностей в Вечном совете не занимали. Но они присутствовали на заседаниях и объявляли, насколько то или иное решение соответствует божьему слову.

Вечный совет умело вершил всеми делами. Недостатка в продовольствии Мюльхаузен не испытывал. Католическое богослужение было уничтожено. Ценности, изъятые из церквей и монастырей, — облачение священников, бархат, шелк, жемчуг, оклады икон — были проданы с публичного торга. Полученные средства сданы в казну. Имущество, отобранное у Тевтонского ордена, было употреблено на то, чтобы в окрестных деревнях всех нуждающихся обеспечить ячменем и овсом. В казне был наведен строжайший порядок. Сведущие люди тщательно вели приходо-расходные книги. Напрасно злопыхатели надеялись, что в Мюльхаузене воцарится разруха.


В феврале и крестьяне Верхней Швабии взялись за оружие. Ждать, пока господа соблаговолят ответить на жалобы крестьян? Суд должен разрешить все споры? Но какой суд? Тот самый, где восседают крючкотворы? Они смеются, когда слышат о божьем праве: может быть, мужики еще хотят, чтобы сам Христос, сошедши с небес, явился в суд разбирать их тяжбу? Так никогда не видать свободы! Раз господа не желают признавать божьего права, а все твердят о существующих законах, то нечего больше уповать на успех судебного разбирательства.

Крестьяне Верхней Швабии принялись громить монастыри и разрушать замки. «Впредь над народом не должно быть никаких властителей! Этого требует божье право», — говорили сторонники Мюнцера. Не все соглашались с таким толкованием. Люди более состоятельные и осторожные призывали к умеренности — зачем прибегать к силе, если господа пообещают уменьшить бремя, отягощающее мужиков, и уничтожить крепостное состояние?

Руководители самых крупных крестьянских отрядов Верхней Швабии согласились на переговоры.

В противоположность «Статейному письму» их программа — «12 статей» — не была программой борьбы. Она должна была послужить основой для переговоров. Здесь божье право толковалось в духе учения Цвингли.

Крестьяне настаивали на праве выбирать себе пастыря, обязывались платить «большую десятину»— десятину с зерна, которая шла бы на содержание священника, на помощь бедным и на другие нужды общины, — но отказывались от «малой десятины» — с плодов, овощей и скота. Крепостное состояние, как противоречащее писанию, подлежит отмене. Крестьяне должны иметь право охотиться, ловить рыбу и пользоваться лесами, которые господа незаконно себе присвоили. Господин не должен принуждать крестьянина к барщинным работам сверх договора и обязан довольствоваться справедливыми поземельными платежами. Наказывать штрафами можно сообразно со старыми писаными законами, но отнюдь не по произволу. Захваченные господами луга и пашни должны быть возвращены общине. «Посмертный побор», свидетельствующий о крепостной зависимости, следует отменить.

В основе «12 статей» лежали жалобы крестьян Верхней Швабии и Шварцвальда. Составитель, который их свел воедино, обработал и снабдил ссылками на священное писание, старательно подчеркивал, что необходимо слушаться властей и добиваться божьего права только мирными средствами. Дух «12 статей» был весьма умеренным. Однако само появление этой программы, означавшее, что крестьяне, отказываясь расценивать распрю как отдельные местные споры, настаивают на общем пересмотре своего положения, представляло для господ большую угрозу. Они, разумеется, не имели ни малейшей охоты принимать эти требования. Да и готовились они совсем к другому.


Повсюду, сражаясь с Христом, отчаянно свирепствует сатана. Великая смута, вспыхнувшая у границ Швейцарии, идет все дальше и дальше на север.

Всеми силами надо препятствовать распространению мятежа! В середине апреля Лютер начал свою поездку по Саксонии и Тюрингии.

Печатные экземпляры «12 статей» разлетались по стране. А что думает о них доктор Лютер? Опять требования перемен подкрепляют ссылками на Евангелие! Многое в этих статьях сердило Лютера, но он понимал, что их нельзя просто отвергнуть. Такой шаг только на руку бунтовщикам.

В Эйслебене, в саду одного из своих почитателей, Лютер пишет «Призыв к миру на основе 12 статей». Он обращается к «любезным друзьям-крестьянам», не жалеет хулительных слов для господ, а особенно для слепых епископов и сумасбродных монахов. В их злодействах главная причина беспорядков. Господам необходимо согласиться на уступки. Из всех статей самая справедливая — первая, где крестьяне ратуют за право выбирать себе священника. Лютер отнюдь не становился на сторону крестьян. Кое в чем они правы, но это не означает, что надо принимать все статьи. От некоторых чрезмерных требований крестьяне должны отказаться. Все дело следует уладить миром, положившись на третейский суд, составленный из городских советников и графов.

Грех мужикам ссылаться на Христа, когда они идут наперекор писанию, применяют силу и не подчиняются властям. Они не должны понимать Евангелие плотски! Ни в коем случае нельзя смешивать мирское царство с небесным. Если это произойдет, то Германия надолго будет ввергнута в хаос и разруху. Мирское царство не может существовать без неравенства: одни должны быть свободными, другие — подчиненными, одни — господами, другие — подданными. Даже крепостная зависимость не мешает человеку пользоваться христианской свободой. Он должен думать о боге и о спасении души, ибо царство Христа не от мира сего! Истинно верующий любую несправедливость обязан сносить терпеливо и пуще всего остерегаться непослушания и мятежа!

На юге, собрав силы, господа перешли к вооруженному подавлению бунта. В первых числах апреля, когда должно было начаться обсуждение «12 статей», полководец Швабского союза[4] Георг Трухзес, вероломно нарушив перемирие, напал на крестьянский отряд, стоявший под Лейпгеймом, и разгромил его. Несколько дней спустя поблизости от Вурцаха он затеял переговоры, а сам приказал пушкарям внезапно открыть огонь по бунтовщикам. Трухзес хотел уничтожить основные силы восставших Верхней Швабии. Он мечтал о быстрой победе, но надежды его были напрасными. Весть о предательских нападениях мгновенно разнеслась по стране. Тысячи людей собирались под знамена восстания. Пламя Крестьянской войны заполыхало по всей Средней Германии.

Стояли незабываемые ночи. Куда ни повернись — везде зарева пожаров и костры крестьянских лагерей. Многие кичливые рыцари, еще недавно мнившие себя львами, превращались в зайцев. Господа должны подчиниться и признать «12 статей» или же от их замков останутся одни развалины! «12 статей» помимо воли их составителя стали общей программой восстания. «Статейное письмо» оказало большое влияние на крестьян. Только с помощью оружия можно будет осуществить требования, изложенные в «12 статьях»!

Крестьянские отряды» занимали города, уничтожали монастыри, жгли поместья. Сотни замков были разрушены до основания. Рыцари и испытанные в боях ландскнехты под натиском крестьян пускались в бегство. Особый страх внушали господам Светлый отряд, возглавляемый Венделем Гиплером и Яковом Рорбахом, и Черный отряд Флориана Гейера.

Они находились недалеко от города Вейнсберга, когда стало известно о бойне, учиненной Трухзесом при Вурцахе. И оставить такое без отмщения! Все господа одинаковы! Граф Гельфенштейн, сидевший в Вейнсберге, отдал приказ ловить и вешать крестьян. Он был так же вероломен, как и Трухзес. Отряды предложили городу принять сторону восставших. Ожидая подкреплений, граф Гельфенштейн вступил в переговоры. В то же самое время его рейтары напали на группу мужиков и убили их. Он за это поплатится!

Магистрату. Вейнсберга было послано письмо с требованием наказать Гельфенштейна. Граф ответил угрозами: если крестьяне не разойдутся по домам, он обратит свой гнев на их жен и детей и сожжет деревни. Была пасха. Ну что же, как раз в пору похристосоваться с графом пулями! Подойдя к городу, крестьяне направили к воротам послов. Их было видно издали — на шесте они несли шляпу. Если враги не хотят без боя сдать город и крепость, объявили послы, то пусть велят уйти женщинам и детям, ибо Вейнсберг будет взят приступом.

Надменный граф повелел стрелять. Один из послов упал.

Граф был уверен, что все сойдет ему безнаказанно. Он надеялся на крепкие стены и презирал мужиков. Но час расплаты настал. Отряды восставших бросились на приступ. Флориан Гейер руководил осадой замка, а Рорбах бежал впереди крестьян, устремившихся к городским воротам. Их не остановили ни пули, ни камни, ни кипящая смола, которую лили со стен. И вскоре на замковой башне удалые парни водрузили знамя Черного отряда. Под ударами таранов трещали ворота, но Гельфенштейн упрямо не желал сдаваться. Нет, в таком безумии горожане ему не пособники! Пора прекращать сопротивление! Именитые бюргеры еще уламывали графа, а подмастерья уже оттаскивали рыцарей от бойниц. Гельфенштейн понял, что он бессилен. Шляпа, воздетая на шест, появилась над стеной. Вейнсбергский священник, призывая к миру, говорил об условиях сдачи.

Шляпу с шеста сбили выстрелом.

— Горожанам нечего бояться, но рыцари будут уничтожены!

Священник просил сделать исключение для графа. В ответ раздались негодующие голоса: даже если он их осыплет золотом, ему не избежать кары! Гельфенштейн уцепился за последнюю надежду. Пусть горожане еще некоторое время сопротивляются, а он с рыцарями попытается уйти. Как бы не так! Его окружили со всех сторон. Он навлек на них беду, а сам хочет улизнуть!

Восставшие ворвались в город. Граф со своими людьми поторопился укрыться в храме. На церковном дворе произошла отчаянная схватка. Лестница на колокольне, где спрятался Гельфенштейн, была скользкой от крови. В узком проходе застряло тело убитого рейтара. В полутьме мечи, ударяясь о камень, высекали искры. Лязг оружия поднимался все выше и выше. Один из приближенных графа прокричал с колокольни, что господа заплатят огромный выкуп, если им сохранят жизнь. Меткая пуля уложила его на месте.

— Уж больно дешево хотят они отделаться! Сколько наших братьев перебили под Вурцахом! Такого злодейства не искупить и бочками золота! Месть! Месть ждет убийц!

Нескольких рыцарей сбросили с колокольни, остальных, в том числе и графа, взяли в плен. Нет, не в слепом ожесточении кровавой свалки настигнет его смерть — он будет казнен на глазах народа.

Яков Рорбах приказал отвести захваченных на луг. Там им объявили приговор: встав на путь бесчестия, путь вероломства и убийств, господа обрекли себя на позорную казнь — их прогонят сквозь пики. Напрасно Гельфенштейн предлагал за свою жизнь выкуп в тридцать тысяч гульденов, напрасно, умоляя пощадить мужа, ползала на коленях его красавица жена, побочная дочь императора Максимилиана. Час возмездия пробил!

Гремел барабан. Граф Гельфенштейн и тринадцать его приспешников были казнены на лугу.

Несмотря на явное превосходство в оружии, Трухзес долго не мог добиться решающего успеха. Стоило какому-нибудь отряду или группе всадников отстать от войска Трухзеса, как восставшие уничтожали их. В горах воевать было еще трудней. Почти окруженный под Вейнгартеном, Трухзес с тревогой узнал, что к крестьянам идут значительные подкрепления. Положение его стало очень опасным. Но Трухзес, изворотливый и ловкий, не брезговал ни лживыми посулами облегчений, ни хитростью. Низкими кознями и подкупом добился Трухзес победы. Над ним висела угроза неминуемого разгрома, когда ему удалось склонить крестьянских предводителей к соглашению. Мир кладет распре конец! Третейский суд из представителей шести городов рассмотрит все жалобы крестьян, которые обещают принести повинную, сдать оружие и знамена.

Договор, заключенный в Вейнгартене, привел крестьян к расколу. Лишь небольшие отряды продолжали сопротивляться. Основные силы восставших были скованы обманным договором. В этом Трухзесу великую помощь оказали города. Изображая себя защитниками крестьян, городские власти охотно предлагали посредничество и всемерно содействовали обману.

Из Верхней Швабии Трухзес двинулся в Вюртемберг.


По всей Тюрингии должны загудеть набатные колокола, возвещающие о начале восстания. Из месяца в месяц Томас и его последователи проповедовали мысль о неминуемом перевороте, создавали союзы — будущие очаги восстания.

С разных сторон поступали в Мюльхаузен долгожданные волнующие вести: Крестьянская война полыхала и во Франконии и на берегах Рейна, в Шварцвальде и Эльзасе. Во французских землях тоже заволновались мужики. Поговаривали, что и в Италии начался бунт.

Восстание подбиралось все ближе и ближе к границам Тюрингии — поднялись крестьяне фульдского аббатства, ополчились против господ эйхсфельдцы.

Все свои силы отдавал Мюнцер подготовке решающего выступления. Жители Мюльхаузена и окрестных сел постоянно проводили военные учения. Сотни людей углубляли и исправляли крепостные рвы. Одну из церквей приспособили под пороховой погреб. А францисканский монастырь превратился в оружейную мастерскую. С утра до ночи горели горны и стучали молоты. Здесь изготовляли пищали, ковали мечи, лили пушки.


В Лангензальце, где нашли пристанище беглые бургомистры и монахи, изгнанные из Мюльхаузена, было много сторонников Мюнцера. Печник Клаус Гузенер и сапожник Мельхиор Виганд пользовались среди них особым уважением. Свои тайные собрания они устраивали на кладбище. Настала пора богачам разделить свое добро с бедняками!

По всей округе славился Гузенер своим искусством. Он мог угодить самому придирчивому заказчику. В домах, где он работал, Клаус любил побеседовать с хозяевами. Да, вот сейчас он берет за свой труд деньги. Но скоро все изменится. Он будет класть печи бесплатно, любые печи, какие только кто захочет. А все, что ему нужно, он тоже будет получать без денег: хлеб из пекарни и мясо от мясников. Скоро, очень скоро придет это благословенное время!

Приближалась ежегодная ярмарка. В городе появилось много чужих. Магистрат был обеспокоен. Похоже, что они пришли сюда не ради торговли. Окружной начальник Зиттих фон Берлепш, верный слуга герцога Георга, решился на крутые меры. Разнесся слух, что он хочет захватить всех подозрительных и, связав, отправить на телегах в соседнее местечко, в страшную тюрьму. Он успел арестовать только троих, когда поднялся мятеж. Мельхиор Виганд, служивший раньше в императорских войсках, с десятком своих единомышленников прибежал к ратуше. Он отчаянно забил в барабан. Город в опасности! Ему вторил набатный колокол. Мгновенно ремесленный люд высыпал на улицу. Все было заранее подготовлено. Каменщики, столяры, пекаря, кузнецы были хорошо вооружены. Берлепш намерен казнить троих пленников! Замок окружили со всех сторон. Никуда он не уйдет — его выкурят из его норы! Советники отдали восставшим ключи от города и пытались их успокоить. Зачем они пустились в такие крайности, когда все споры можно уладить миром?

Берлепш ни за что не хотел выходить из замка. В Мюльхаузен, к Мюнцеру, поскакал гонец.

Загрузка...