Все случилось так, как и предсказывала Суль. В год ее смерти появилась на свет новая, маленькая Суль. Она была вторым ребенком Лив и Дага, и ее окрестили именем Сесилия, в честь Силье и Шарлотты. И несмотря на то, что малышка так напоминала саму Суль, ей все же недоставало того загадочного чувства вины и непостижимой трагичности.
Правда, лишь до тех пор, пока эта чудесная крошка не подросла…
Эйкебю, один из хуторов Гростенсхольма, доставлял одни неприятности своему хозяину, барону Дагу Мейдену, и его матери Шарлотте. Они так старались прокормить свою семью, но что толку, раз старый крестьянин из Эйкебю вознамерился буквально следовать словам Библии и населять землю сию? Уже и старший сын его женился, а остальных детей было мал мала меньше. Сын следовал по стопам отца, продолжая населять землю, плодиться и размножаться, и в 1607 году у него было уже пятнадцать человек детей, которые спорили о куске хлеба со своими тетушками и дядюшками. А те были ненамного старше их.
Одной их пятнадцати была Ирья, девчушка, которой Тенгель помог родиться, хотя она прижилась в этом мире с трудом. Весьма типично для нее, ибо все у нее получалось вкривь и вкось.
Ирья чуть не умерла в младенчестве. Истощенная мать ее не смогла выкормить девочку своим молоком. И потом тоже Ирья развивалась плохо, она никогда не ела вдоволь за столом. Тело у девочки было слабым и худосочным. Она болела рахитом. Эту болезнь она получила потому, что мать ее, будучи беременной, повстречала на дороге калеку. В этом никто в доме не сомневался.
Ирья всем мешала. У матери уже появились младшие дети, и ей не было никакого проку от этой Ирьи, которая ничего не умела.
Отец все время был занят на усадьбе Гростенсхольм. Но однажды мать в отчаянии попросила его взять с собой Ирью.
— Хоть на день у меня будет одним ребенком в доме меньше.
Крестьянин заупрямился, не желая брать с собой девочку: ведь ему надо работать, а не следить за ней.
— Ну так привяжи ее к дереву, пока будешь работать! — настаивала мать. — Мы сегодня затеваем большую стирку, и с меня хватит младших детей. А старшие помогут по дому.
Так и сделали. Ирья пошла с отцом. Ей было шесть лет от роду, и она унаследовала внешность и повадки своего отца. Она казалась большой и неуклюжей и в то же время походила на криво выросшую былинку.
Дети барона играли и веселились в усадьбе — это были Таральд и Сесилия и их кузина Суннива. И вдруг они заметили маленькую девочку, которая стояла привязанной к дереву возле амбара. Она склонила голову, уставившись в землю, но время от времени бросала украдкой жадные взгляды в сторону играющих детей. Лицо ее и фигура, казалось, выражали одно: если бы мне позволили поиграть вместе с ними…
От своих многочисленных родственников Ирья слышала рассказы о том, как живется детям в усадьбе. И что сами крестьяне тоже бывали там. Когда господин Даг был еще совсем маленьким.
Сесилия была младшей из детей, но предводительствовала среди них.
— Ей нельзя играть с нами?
Двое других придирчиво осмотрели девочку, привязанную к дереву. Смотреть там особенно было не на что: Ирья была неуклюжей и некрасивой. Вроде карлика, у которого растет один горб и которому вся еда не в прок.
— Почему бы и нет? — беззаботно спросил Таральд. — Нужно спросить у нее самой.
Они подбежали к девочке и остановились невдалеке от нее.
Ирья лихорадочно начала копать ногой землю.
— Здравствуй, — сказал Таральд. — Как тебя зовут?
Она пробормотала что-то невнятное, не поднимая на мальчика глаз.
— Что ты сказала? — переспросила Сесилия и подошла к ней поближе.
Девочка чуть не задохнулась. Голос отказывался ее слушаться. Она закрыла лицо руками.
— Ирья, — выдавила она наконец.
— Ирья? Так ты сказала?
Она кивнула головой, не осмеливаясь взглянуть на них.
— Ирья? — повторила Суннива. — Первый раз слышу такое имя!
Бедная девочка готова была провалиться сквозь землю.
— Ты ничего не понимаешь, — вступилась Сесилия перед Суннивой. — Ты же не можешь знать всех имен в мире!
— Ты хочешь играть с нами? — спросил Таральд. Ирья подняла на него глаза, готовая умереть от счастья.
Но затем она снова поникла головой.
— Мы пойдем и спросим у твоего отца, — решила Сесилия. — Это ведь крестьянин на Эйкебю, не так ли?
Ирья горячо кивнула. Отец, конечно же, не согласится, подумала она про себя. Но пусть они все равно спросят!
И когда дети побежали на гумно, где находились крестьяне, она наконец подняла глаза и посмотрела им вслед.
Мальчик был таким статным, темноволосым, а глаза у него были как стремительные чайки, подумала она. А одна из девочек напомнила Ирье роскошную фарфоровую вазу, которую она однажды видела. А младшая из них была самой энергичной и заводилой.
Вот они стоят возле ее отца и упрашивают его отпустить с ними его дочь. Он недовольно отвечает им.
В этот момент из господского дома вышла дама. Прекрасная, восхитительная дама. Ирья узнала ее. Это была хозяйка Линде-аллее*.[1]
Дети, завидев ее, бросились ей навстречу.
— Бабушка, бабушка, можно Ирья поиграет с нами? Скажи об этом ее отцу, ну, пожалуйста.
Силье улыбнулась им.
— Конечно, играйте вместе. Я поговорю с ее отцом. Не может быть, ведь это та самая девочка… Ну, конечно же!
Она махнула крестьянину из Эйкебю, и они оба подошли к Ирье, которая все еще стояла привязанной у дерева.
— Послушайте-ка, дети, что я вам сейчас расскажу, — начала Силье. — Маленькая Ирья родилась на следующий день после тебя, Таральд. Мой муж Тенгель помогал вам обоим почти одновременно. Целые сутки ездил он между Эйкебю и Гростенсхольмом, а расстояние между ними — семь часов езды. А ты, Суннива, родилась через пять дней.
— А как же я? — встрепенулась Сесилия. — Я-то ничем не отличилась?
— Тебе еще только пять лет, — снова улыбнулась Силье. — И ты сама хорошо знаешь об этом. Через несколько недель будет твой день рождения. Но разница в один год, конечно, мало что значит. Есть нечто большее, что связывает тебя с ними. Ты точная копия матери Суннивы, Суль. Правда, волосы у нее были потемнее и более красивые. Она и сама была редкой красавицей.
Таральд согласно кивнул.
— Я видел ее портрет в Линде-аллее.
— О, он не в силах передать ее красоты, — сказала Силье, зная, что Суннива нуждается в подтверждении исключительности своей матери. — Жизнь в ней била ключом.
— Суль была моей матерью, — гордо заявила Суннива. — А я не такая же красивая, как она?
Силье взглянула на девочку.
— В целом ты не очень похожа на нее, ведь у тебя белокурые волосы и голубые глаза. Но в тебе есть свои достоинства, не сомневайся в этом.
Никто из детей не слышал этой ужасной истории о судьбе Суль. Как ее приняли за ведьму и должны были сжечь на костре, после того как она убила отца Суннивы, Хемминга, заколов его вилами. И как Тенгель в самую последнюю ночь дал ей яду, чтобы она не мучилась в пламени костра. Дети знали только, что она умерла вскоре после того, как появилась на свет Суннива.
Суннива не раз спрашивала о своем отце, но всегда получала ответ, что он умер и что она похожа на него. О его зловещей кончине здесь было не принято вспоминать. И никто не называл его имени вслух.
— Таральд, отвяжи Ирью, и когда вы наиграетесь в саду, то позови ее к нам на обед, — сказала Силье.
Так Ирья познакомилась с обитателями усадьбы Гростенсхольм, и с того самого дня она часто бывала там. Четверо сверстников неразлучно играли вместе. Но Ирья не была им ровней. И разделение обязанностей в их играх тоже было неравным. Именно Ирья была обязана выполнять всякую скучную работу, сидеть на страже или еще что-нибудь в этом роде. Суннива вообще ничего не делала, она была совершенно беспомощной, тогда как Таральд и Сесилия без конца соперничали друг с другом. Сесилия была слабее, но всегда стремилась быть первой.
Даже взрослые изумлялись, как легко вошла Ирья в круг этих детей. Лив полагала, что им нужен был кто-то, восхищающийся ими. Так ведь бывает и среди взрослых людей.
Для самой же Ирьи, как и для ее семьи в Эйкебю, появление новых друзей значило многое. В усадьбе ее кормили, и она стала покрепче здоровьем. А через несколько месяцев Силье взяла ее в прислужницы в Линде-аллее. Ирья приходила туда несколько раз в неделю и помогала Силье в мастерской или по дому. Все были довольны, ведь Силье время от времени приплачивала девочке — то лакомым кусочком, то постельным бельем, а то и деньгами. Суннива тоже хотела помогать бабушке, хотя бы в мастерской — там было так интересно. Так обе девочки и были рядом с Силье попеременно.
Прошло много времени с тех пор, как Суннива переехала в Гростенсхольм, где она росла вместе с двумя детьми Лив и Дага.
У Силье не было уже сил ухаживать за маленькими детьми, и тогда Лив предложила взять сироту к себе.
Аре, младший сын, огорчал Силье. Похоже, он не собирался жениться. Ему хватало усадьбы, животных, полей и лесов. Силье казалось, что он пропадет, и она переживала за него. Ей хотелось иметь больше внуков, и усадьбе недоставало женских рук.
А тут еще вот что случилось… Да, это была целая история!
Она произошла в первый год с тех пор, как Ирья работала в Линде-аллее. Однажды дети играли как обычно, у бабушки с дедушкой. Но внезапно что-то другое отвлекло их внимание, и об Ирье позабыли. Девочка тихонько сидела, спрятавшись в хлеву, как мышка, и удивлялась, почему это никто не ищет ее.
И вот кто-то пришел! Но услышав тяжелые шаги, Ирья забилась еще глубже в свой угол.
Оказалось, что Клаус, батрак из Гростенсхольма, пришел по делам в Линде-аллее. Это он вошел в хлев и принялся искать старый недоуздок, не замечая Ирьи. А тем временем в дверях появилась еще одна фигура. Это была Мета, которая много лет прислуживала в усадьбе.
Клаус большим умом никогда не отличался. Много лет он все томился по Суль, но внезапно проявил интерес к хрупкой белокурой Мете. И вот неожиданно он оказался с ней лицом к лицу, здесь, в хлеву. Это было слишком. Кровь ударила ему в голову. Он бросился на Мету и схватил ее.
Ее крик резко отозвался в ушах Ирьи. Девочка обезумела от страха и опрометью кинулась в дверь, а за ней бросилась Мета. Обе выскочили вон, в то время как к хлеву направлялась Силье: она увидела побледневшую Мету, которая отбежала в угол, где ее и вытошнило. Но перепуганную Ирью никто не заметил.
— Бедняжка, тебе нездоровится? — участливо спросила Мету Силье.
Служанка стучала зубами, еле выговорив ответ:
— Клаус… Он схватил меня, — задохнулась она. — Он схватил…
— Успокойся, милая! — Силье поспешила в хлев, где все еще стоял Клаус, глупо ухмыляясь. Он уже успел натянуть свои штаны.
Силье гневно и твердо обратилась к нему, все еще не замечая Ирьи позади себя:
— Ты не должен так поступать, Клаус! Не с Метой.
— Но она мне нравится, — тупо ответил он.
— Забудь о ней, — продолжала Силье. — С Метой уже поступали так же нехорошо, как и ты, и она страшится всего этого… И если ты будешь вести себя, как тот напугавший ее батрак, то она снова вспомнит свои кошмары и совсем заболеет. Понимаешь?
Клаус погрустнел.
— Но Суль это нравилось. И я хочу спать с Метой.
Силье поджала губы, услышан, что он говорит о Суль.
— Забудь об этом, повторяю тебе. И забудь Мету, батрак! Разве ты не замечаешь, что есть в усадьбе одна девица, которая бросает на тебя долгие взгляды?
— Бросает долгие?..
— Которой ты нравишься.
— Я? Которой я нравлюсь?..
Силье выдумывала на ходу. Она хотела спасти Мету от этого человека, который был ей совершенно не пара.
— Кто же это, госпожа Силье?
— Роза. Роза с румяными щеками и горячей улыбкой.
Клаус оторопел. Он никогда и внимания не обращал на кухарку с толстыми ногами. Роза, как и он, была глуповата, не замужем и слишком стара, чтобы привлечь к себе внимание молодых холостых парней. И она была по меньшей мере лет на пять старше Клауса, отличаясь своей любвеобильностью. Силье не имела никакого понятия о том, как Роза относится к Клаусу, но она исходила из того, что кухарка будет рада любому мужчине, обратившему на нее свои взоры.
В этот же день Силье поговорила с Розой.
— Ты не заметила, с каким восхищением на тебя смотрят, Роза? — спросила она ее.
Застигнутая врасплох кухарка залилась румянцем.
— С восхищением? На меня? Нет, госпожа изволит шутить со мной. Кто же это?
— Клаус из Гростенсхольма. Он был сегодня снова здесь, чтобы бросить на тебя взгляд украдкой.
Между тем Клаус после разговора с Силье отправился к кухне и заглянул туда через окошко, желая узнать, кто же такая эта Роза. Главное, чтобы Мета не сболтнула ничего лишнего, — да вряд ли она это сделает, — а уж сам он будет помалкивать о том, что бегал совсем за другой. Так Роза ничего и не узнает.
— Да… Я видела его в окне. Никогда бы не подумала, что этот статный красавец…
— Умом он не блещет, Роза, но он очень мил.
— Да и меня тоже Бог умом не наградил, насколько я разумею. Так значит, Клаус? А он не сказал, когда придет снова?
— Определенно — нет, но он заглядывает сюда по делам время от времени.
Роза задумалась.
— Можно мне угостить его пирогами, госпожа? Я возьму из старых запасов.
Силье улыбнулась.
— Угости его самыми лучшими, Роза! Он заслужил это.
«Ну и ну, Силье, — подумала она про себя, направляясь к дому. — Что это ты затеяла?»
Когда она скрылась из виду, Роза схватила Ирью, которая собиралась было уже уходить.
— Ирья, ты ведь частенько бываешь в Гростенсхольме, не так?
— Да.
— Ты не могла бы передать от меня Клаусу, тому батраку-красавчику, ошибиться невозможно, чтобы он приходил ко мне поужинать? Скажи ему… скажи, что это за то, что он так удачно вылечил лошадь Тенгеля зимой!
Ирья кивнула и пообещала передать сказанное. Она-то хорошо знала, кто такой Клаус, но чтобы называть его красавчиком? Нет, этого она не могла понять.
Роза осталась довольна маленькой девочкой. Как бы теперь дождаться, когда этот батрак снова заглянет сюда по делам!
Ирья проскользнула в господский дом, как раз в тот момент, когда госпожа Силье переживала новое потрясение. С ней находился господин Тенгель, громадный и грозный на вид. Но Ирья-то знала, что за этой обманчивой внешностью скрывается сама доброта. На следующий год ему исполняется шестьдесят. Но выглядит он гораздо моложе ее собственного отца, которому нет еще и пятидесяти.
— Что все это значит, Силье? — сказал господин Тенгель. — Мета ушла от нас. Ушла в дом Тенсбергов, которые давно хотели нанять ее к себе в служанки. Она сказала, что кто-то один из них должен уйти — либо она, либо Клаус, — и она решила, что нам она менее нужна, чем он.
Входящий в комнату Аре застыл в дверях, услышав последние слова Тенгеля.
— Что ты сказал? Мета ушла? Но мы должны вернуть ее!
— Но как нам это сделать, если служанка сама не хочет оставаться у нас, — возразил господин Тенгель. — Да и ты постоянно жаловался на ее нерадение в работе. Что же это значит?
Горничная, которая сообщила Тенгелю об уходе Меты, сказала:
— Да я и сама не знаю. Похоже, между ней и Клаусом что-то произошло, так как Мета явилась перепуганная и заплаканная и тотчас же решила оставить усадьбу.
— Когда она ушла? Куда? — воскликнул Аре.
— Ушла она с маленьким узелком в руках. Примерно час-два назад.
— Я сейчас же поскачу за ней вслед, — взволнованно вскричал Аре.
— Аре… будь благоразумен! — встревожилась Силье. — Однажды Мете пришлось пережить неприятные вещи. Именно поэтому она и убежала сегодня прочь.
— Клаус?.. — побледнел Аре.
— Он не причинил ей вреда. Он только намеревался. И это пробудило в ней прежний кошмар.
— Я разорву его на части!
— Нет, о Клаусе я уже позаботилась. Он больше не опасен для Меты.
— Ты уверена в этом?
— Можешь не сомневаться. У него появились другие интересы.
Аре только склонил голову. Он знал, что Клаус по натуре не развратник. Он просто глуп.
А вскоре за этим Ирья услышала стук копыт по аллее. Аре поскакал за Метой, чтобы вернуть ее.
Что случилось в результате этой поездки, Ирья никогда не узнала. Во всем этом она мало что поняла. Клаус совершил в хлеву что-то нехорошее, но она не успела увидеть из своего уголка, что же там произошло.
Силье и Тенгель тоже ничего не знали о поездке Аре. Разумеется, они были посвящены в результаты поездки, однако, что же произошло во время самого путешествия, осталось загадкой.
Они так никогда и не узнали, что Аре гнал лошадь как сумасшедший к усадьбе Тенсбергов и что он с тоской вспоминал о потерянных впустую годах.
Ему удалось довольно быстро настичь Мету. Милый друг, какая же она беззащитная, с нежностью подумал он, вспоминая один прекрасный день, семь лет назад, когда Суль привела к ним в дом это жалкое и обездоленное существо. Как он дразнил ее сконским диалектом, на котором она говорила. Он так дурно поступал с ней тогда.
Он соскочил с коня. Она с испугом обернулась на него. В глазах у нее стояли слезы.
— Мета, — сказал Аре суровым тоном. — Как ты могла уйти, вот так?
У девушки задрожали губы, и он сообразил, что взял неверный тон.
— Нам будет не хватать тебя в Линде-аллее, разве ты этого не понимаешь, — почти простонал он.
Она попыталась снова идти.
— Мне будет не хватать тебя, Мета.
— Вам, господин? Но вы были всегда недовольны мною.
— Разве? — со злостью выпалил он. — Вначале, возможно, но не в последние же годы?
Мета задумалась.
— Пожалуй, да, — вымолвила она с некоторым изумлением. — Я не заметила этого.
— Вспомни же, Мета, — продолжал Аре. — Ведь нам так хорошо работалось вместе, разве нет?
— Да, — шепнула она и опустила голову.
Аре не давала покоя мысль об этой нежной тени, преследующей его всюду, куда бы он не пошел. Теперь он должен решиться!
И он выпалил без пауз:
— Метатыхочешьвыйтизаменязамуж?
Более смущенного лица он еще не видел в своей жизни. И он сам испугался того, что сказал.
— Я? — прошептала она. — Но я ведь самая обыкновенная батрачка!
— Нет, ты выше этого. Прежде я не понимал, как много ты значишь для меня, пока я чуть не потерял тебя навсегда.
На глазах у нее снова показались слезы. Аре и сам не понимал, как это он решился выговорить такие слова и откуда они пришли к нему. Женщины не занимали его чувства. И он не имел ни малейшего понятия о том, как ему вести с ними. Вот почему его понесло напролом.
— Ты не хочешь? — снова спросил он.
— Я не могу, — пролепетала она.
— Это из-за того, что произошло когда-то?
Она кивнула.
Как же ему выразить свои чувства? Он рванулся к ней.
— Ты любишь меня, Мета? Хоть немножко?
— Очень, — потерянно прошептала она.
— И если бы всего этого в прошлом не случилось, то ты ответила бы мне «да»?
— Но я недостойна вас, господин.
— Не говори так! — Нет, так дело не пойдет, он снова заговорил с ней слишком резко. Поможет ли ему хоть кто-нибудь? На дорога была пустынной, кругом — ни души. Нужно было справляться своими силами.
— Мои родители тоже ведь были не всегда такими богатыми и знатными, — начал он. — Они тоже бедствовали, и только тетя Шарлотта спасла нас от голодной смерти. Понимаешь?
— Я стараюсь, господин.
— Зови меня Аре.
— А… Аре, — в замешательстве выговорила она. Ей было непривычно называть его по имени.
— Послушай, Мета, — он взял ее за плечи. — Если ты не захочешь… — Как же ему выразить это?.. — Словом, если ты не захочешь делить со мной постель, то мы не будем делать этого, понимаешь, — я и сам не отличаюсь особой пылкостью…
Не глупо ли это прозвучало? Наверняка, глупо, но он не мог никак найти нужных слов.
— Ты просто выходи за меня замуж, чтобы я окружил тебя… своей любовью.
Наверное, она смеется надо мной? Хотя вроде бы нет.
— Конечно же, я… да… хотел бы иметь одного или двух детей, как ты понимаешь. Да и мать все время напоминает мне об этом.
Мета наклонила голову, так что ему был виден лишь ее белокурый затылок.
— Я не такая уж бесчувственная, — прошептала она. — Только тогда, когда со мной творятся такие ужасные вещи, как сегодня.
— Ты считаешь, что я похож на Клауса?
Она с испугом взглянула вверх, на рослого и сильного Аре. Его серьезность показалась ей такой надежной и прочной.
— Нет-нет, у меня и в мыслях этого нет!
Он осторожно привлек ее к себе и поцеловал в лоб.
Ничего больше. Он радовался, что сумел сделать это. А она лишь задрожала, но не отпрянула от него.
— Подумай об этом, — шепнул он. И голос его дрогнул. — И пожалуйста, вернись домой! Матери удалось, по-моему, «обезвредить» Клауса, так что тебе больше нечего бояться.
Все это осталось неизвестным для Силье. Она да большеглазая Ирья только и увидели, как Аре привез сияющую и счастливую Мету верхом на лошади в усадьбу. По дороге домой они успели все обсудить.
— Матушка, мы поженимся! — еще издали крикнул Аре, как будто бы для того, чтобы сразу же отмести любые возражения.
Но возражений и в помине не было. И Силье, и Тенгель, и все остальные родственники Аре были счастливы за него.
А что же Клаус?
Через несколько дней после того как Силье сосватала Розу Клаусу, она заметила, как оба они тайком пробираются в амбар. Силье усмехнулась своим мыслям. Теперь-то Роза уж увидит, на что способен ее суженый.
— Разве в это время года обмолачивают зерно? — удивленно спросила Ирья.
— Пожалуй, что так, — снова улыбнулась Силье. Тенгель с Шарлоттой отписали Клаусу небольшое хозяйство, которое нуждалось в хозяйских руках. И Роза, живя вместе с Клаусом, превратилась в добропорядочную хозяйку. У них родилось двое детей: обычные дети, идущие по стопам своих родителей.
Да и у Меты дела обстояли не хуже. Она родила троих, причем одного за другим. Вот как вышло: Аре она не побоялась.
Маленькая Ирья очень привязалась к обитателям Линде-аллее. Ей нравились они все, но больше всех, конечно же, госпожа Силье.
Ирья не могла толком понять своих собственных родителей. Она по-прежнему жила у себя дома, но мать ее каждый день задавала один и тот же вопрос:
— Ты сегодня не идешь в Линде-аллее?
И тогда Ирья отвечала, что сегодня госпоже Силье помогает Суннива, а мать начинала сетовать на то, что девочка будет путаться под ногами.
Ирья была слишком слабенькой, чтобы ухаживать за младшими детьми в семье. Когда же она стала покрепче здоровьем и предлагала матери свою помощь, то родители словно бы не замечали ее.
— Ты должна беречь свою спину и не поднимать тяжестей, — отвечали они дочери. И отсылали ее заниматься тремя сыновьями Аре и Меты.
Ирья не понимала, в чем тут дело. Ей и в голову не приходило, что она главный кормилец своей семьи. Ведь все те подарки, которые она получала в Линде-аллее, а иногда и в Гростенсхольме, — она, не задумываясь, отдавала родителям. Ей самой ничего не было нужно. И родители побаивались, как бы Ирья не надорвалась дома: тогда она не сможет пойти к этим господам, а ведь то, что давала девочке Силье, было существенным подспорьем в семье.
Ирья и сама была рада почаще бывать в Линде-аллее. В ней постепенно исчезала умственная скудость, неуверенность в себе и недоразвитость — все то, чем ее наградил родительский дом. Ирья охотно воспринимала любые уроки, которые давали ей Силье, Тенгель или Мета — эти люди стали для нее настоящими наставниками в жизни.
Ее способности и чувства постепенно развивались все больше. Но девочка была всегда такой тихой и незаметной, что ее преображения никто и не заметил.