Тонкая нить (журнальный вариант)

ГЛАВА 13

Первый допрос решено было провести в милиции, туда и доставили Черняева. В кабинет он вошел твердой, уверенной походкой, грузно уселся в кресло и резко спросил:

- Может быть, теперь вы потрудитесь объяснить свои действия?

Миронов, на которого Черняев не обращал никакого внимания, сказал:

- Капитон Илларионович, прошу запомнить: отныне вопросы будем задавать мы, и только мы, а ваше дело отвечать.

Бросив на Миронова пренебрежительный взгляд, Черняев вновь обратился к Луганову:

- Я, кажется, вас, товарищ Луганов, да, да, именно вас спрашиваю и вовсе не намерен выслушивать замечания вашего помощника.

Луганов чуть повел плечами, а Миронов все так же спокойно, не меняя тона, заметил:

- Между прочим, еще прошу запомнить: мы с товарищем Лугановым поменялись ролями. Теперь он мне будет помогать.

- Ах, так, - воскликнул Черняев, шутовски кланяясь Андрею. - Может быть, тогда вы потрудитесь объяснить, что вам от меня угодно и на каком основании, по какому праву вы сначала меня задержали, а теперь еще и допрашиваете?

- Что касается оснований, которые послужили причиной вашего приглашения сюда, - возразил Миронов, - так их более чем достаточно. Вам это известно. Надеюсь, мы превосходно понимаем друг друга. Так что не будем терять времени и перейдем к делу. Попрошу вас еще раз рассказать, как, при каких обстоятельствах выехала из Крайска ваша бывшая жена Ольга Николаевна…

Миронов на мгновенье запнулся, а затем внезапно, в упор спросил:

- Как, кстати, ее фамилия?

- Фамилия моей бывшей жены? - переспросил Черняев. - Ее фамилия Величко. Вам это отлично известно.

- Величко? А еще какую фамилию она носила?

- Я вас не понимаю. Никакой другой фамилии у нее не было. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно.

- Ну что ж, так и запишем. Василий Николаевич, ведите, пожалуйста, протокол. Итак, Капитон Илларионович, - вновь повернулся Миронов к Черняеву, - что вы можете сообщить об обстоятельствах отъезда Ольги Николаевны… Величко из Крайска?

Черняев коротко, без подробностей, повторил то, что он рассказывал при предыдущей встрече: Ольга Николаевна, мол, ему изменила и под предлогом поездки на курорт уехала к человеку, ради которого бросила его, Черняева.

- И это все? - спросил Миронов, когда он замолчал.

- Да, все, - сухо ответил Черняев.

- И это запишем. Попрошу теперь уточнить, откуда вам стало известно, что у вашей бывшей жены появился, как вы говорите, другой человек?

- Ну, знаете ли, - возмутился Черняев, - надо быть круглым идиотом, чтобы такого не заметить! Кроме того, у меня были прямые доказательства.

- Вы имеете в виду письмо? - быстро спросил Миронов.

- Письмо? Да, хотя бы и письмо…

- Вот это? - Миронов вынул из стола письмо Кузнецова Зеленко и показал Черняеву. Тот утвердительно кивнул головой.

- В таком случае, попрошу уточнить, кому адресовано это письмо?

- То есть как кому? - взорвался Черняев. - Да что это в конце концов, игра в бирюльки? Что я вам, мальчик? Письмо адресовано Ольге, моей жене.

- Адресовано-то оно действительно Ольге, - спокойно возразил Миронов, - только Ольге Зеленко, а не Величко. Вашей соседке по квартире, а не жене. Какое же это доказательство? Да и вообще не ясно, как это письмо очутилось у вас.

- Зеленко? - повторил Черняев, в недоумении потирая лоб. - Зеленко?? Ничего не понимаю. При чем здесь Зеленко? Письмо же адресовано Ольге, моей Ольге. Она сама мне сказала, во всем призналась…

- Ладно, - перебил его Миронов, - продолжаете настаивать на том, что говорили раньше? Пожалуйста. Пойдем дальше. Как я понял из вашего рассказа, вы проводили Ольгу Николаевну… Величко на вокзал и сами, лично посадили ее на московский поезд, который отправляется из Крайска в двадцать один пятьдесят пять по местному времени. Так?

- Да, так.

- Хорошо. Еще вопрос: на вокзале вы оставались до отхода поезда, до двадцати одного часа пятидесяти пяти минут, или уехали раньше, как только ваша жена вошла в вагон?

- Нет. То есть да. Я был возле вагона до конца, до отхода поезда.

- Следовательно, Ольга Николаевна покинула Крайск, что называется, у вас на глазах?

- Да, совершенно правильно.

- И с тех пор в Крайск не возвращалась?

- Нет, не возвращалась. Я уже говорил об этом.

- Вы это утверждаете, настаиваете на этом?

- Конечно, утверждаю.

- Та-а-ак, - чуть растягивая слова, сказал Миронов. - Ну, а что, если я вам скажу, что ваша бывшая жена и сейчас находится в Крайске? Что вы на это скажете?

- Да ничего. Я просто позволю себе заметить, что ни место, ни обстоятельства нашей беседы не вызывают у меня желания выслушивать ваши несуразные шутки.

- А я не шучу, - резко сказал Миронов. - Ольга Николаевна… Величко, ваша бывшая жена, действительно находится в Крайске. Больше того: в тот день, двадцать восьмого мая, когда вы, как вами было заявлено, проводили ее на вокзал и дождались отхода поезда, она никуда не уехала. И вообще она из Крайска не уезжала, что вам известно. Не пора ли начать говорить правду?

На лице Черняева не дрогнул ни один мускул, он небрежно пожал плечами.

- Как вас понимать, Капитон Илларионович? - требовательно спросил Миронов. - Вы намерены отвечать?

- Нет, почему же, на разумные вопросы я отвечал и готов отвечать, но заниматься разгадкой ваших ребусов у меня нет никакого желания.

- А это тоже ребус? - Миронов быстро вынул из стола фотографии Корнильевой, результат портретной реконструкции, и веером развернул их перед Черняевым.

На этот раз выдержка изменила Черняеву. Он бледнел, на лбу выступила испарина.

- Чт-т-то… чт-то это? Кто это?

- Не узнаете? - спросил Миронов. - Не желаете узнавать? А ведь это ваша бывшая жена, Ольга Николаевна, и снимок сделан… Впрочем, не все ли равно когда? Во всяком случае, значительно позже той даты, которую вы упорно называете датой ее отъезда.

- Разрешите, - прерывающимся голосом попросил Черняев. - Разрешите взглянуть поближе.

- Пожалуйста.

Осторожно, словно они жгли ему руки, Черняев взял снимки. Лицо его подергивалось.

Прошло не менее двух-трех минут. Наконец он с тяжелым вздохом положил снимки на стол и откинулся на спинку кресла.

- Да, это она, Ольга, но до чего изменилась!.. Что с ней?

- А вам не известно? Ваша бывшая жена Ольга Николаевна Величко, как вы ее называете, убита. Убита здесь, в Крайске, двадцать восьмого мая, около десяти часов вечера, то есть как раз в то время, когда вы, Черняев, находились, по вашим словам, вместе с ней на вокзале и усаживали ее в московский поезд.

С того момента, когда прозвучало слово «убита», Черняев, казалось, перестал слушать Миронова. Он как-то неестественно выпрямился, взгляд его утратил всякое выражение. Не успел Миронов произнести до конца последнюю фразу, как Черняев обхватил руками голову:

- Убита… Оля, Оленька… За что?

Миронов встал из-за стола, налил воды в стакан и протянул Черняеву:

- Выпейте и перестаньте дурачиться. Мы не дети. Потрудитесь объяснить, что произошло на самом деле двадцать восьмого мая вечером.

- Я… я… был на вокзале… Про-провожал Ольгу?..

- Гражданин Черняев, басня с проводами лопнула. Вы выдали себя с головой, утверждая, будто находились на вокзале вплоть до отхода поезда и видели своими глазами, что Ольга Николаевна уехала. Как вы могли это видеть, когда она никуда не уезжала? И именно в это время была убита? Ложь, сплошная ложь. Мы настоятельно требуем, чтобы вы рассказали всю правду об убийстве Ольги Николаевны. Деваться вам некуда, вы изобличены.

- Я? Мне? Вы с ума сошли! - сквозь слезы воскликнул Черняев. - Вы что же, меня подозреваете в убийстве?

- Я полагал, - с невозмутимым видом сказал Миронов, - что вы будете себя вести умнее, что перед лицом очевидных фактов, добровольно, чистосердечно расскажете все. Но раз вам угодно избрать иной путь, продолжать бессмысленное запирательство, мы вынуждены изобличать вас дальше.

Миронов нажал кнопку звонка. Дверь в кабинет раскрылась, и на пороге появился заранее проинструктированный лейтенант милиции. Луганов молча кивнул ему, тот вышел и сразу же вернулся, неся чемодан Корнильевой, сданный за несколько дней до этого Черняевым в камеру хранения.

- Ладно, - хрипло произнес Черняев, когда чемодан был раскрыт. - Довольно. Я расскажу все. Только, если можно, дайте воды… Да, вы правы, Ольгу убил я, я сам, вот этими руками, - он вытянул вперед свои крупные кулаки. - Если бы вы знали, как я терзался все эти месяцы, что прошли с того страшного дня… Я жил в беспросветном мраке, постоянном ужасе. Днем и ночью Ольга стояла перед глазами. Живая… Мертвая… - Черняев сжал виски ладонями и глухо застонал.

- Еще воды? - с легкой иронией спросил Луганов.

- Нет, спасибо. Вы думаете, я боялся ответственности, думаете, меня преследовал страх наказания? Нет! Я считал себя вправе судить Ольгу и собственноручно привести приговор в исполнение. Так я и сделал. Но потом, когда все это произошло, когда Ольги не стало, на меня навалился такой ужас, что жить стало невмоготу…

- Почему же в таком случае, - перебил его Луганов, - вы не пришли сюда сами, не признались во всем? Почему лгали и изворачивались до последней минуты? Почему, наконец, преспокойно распродавали вещи вашей бывшей жены, пытались спрятать ее чемодан в камере хранения? Какой уж тут «мрак», какой «ужас»? Да у вас каждый шаг рассчитан. Нет, Капитон Илларионович, не сходятся у вас концы с концами.

- Я понимаю вас. Вам, конечно, трудно мне поверить, слишком глупо я себя вел. Но я считал все это своим личным делом, своим горем, которое нес и хотел нести сам, ни с кем не разделяя. Клянусь, я говорю правду.

- Ну, на правду-то это не очень похоже, - заметил Миронов. - Будто вы не знали, что убийство сурово карается законом. Оставим, однако, пока в стороне ваши рассуждения. Вы до сих пор не объяснили причин, толкнувших вас на убийство собственной жены. Потрудитесь их изложить.

- Боже мой, да это же ясно! Ольга измучила меня, истерзала мою душу. Она предпочла мне другого. Вы представить себе не можете, что такое ревность…

- Значит, вы убили вашу жену из ревности, так вас надо понимать?

- Да, из ревности!

- А поводом к ревности послужило все то же письмо? - в голосе Миронова слышалась неприкрытая ирония.

- Да при чем здесь письмо?.. Хотя, конечно, и письмо сыграло свою роль, оно переполнило чашу.

- Опять не кругло, Черняев. Ведь письмо было адресовано не вашей жене, а соседке. Какую же чашу оно переполнило?

- Но я-то ведь этого не знал, заверяю вас. Я нашел письмо у Ольги, у своей жены, а она подтвердила, что письмо это предназначалось ей. Но разве только в письме дело? Вы бы только знали, как последний год нашей совместной жизни она обращалась со мной, как разговаривала, как глядела на меня… А ведь я любил ее, любил безумно. Не мог я смириться с мыслью, что она уйдет, будет принадлежать другому. Убить, уничтожить - другого выхода я не видел.

Черняев замолк. Он опустил голову, поник.

- Как же вы осуществили ваше решение? - задал вопрос Луганов. - Только прошу рассказать точно. И правду.

- Как осуществил? О, я долго вынашивал разные планы. Путь, сама того не ведая, подсказала Ольга. Когда она сообщила о своем намерении уехать, решение пришло мгновенно. Мы с ней договорились, что во избежание огласки нашего разрыва представим дело так, будто она едет на курорт. Лечиться. - Достать путевку и билет на поезд было моей заботой. Сделал я это без труда. Но, вручив Ольге путевку, билет попридержал, взял же его не на двадцать восьмое - день отъезда, а на двадцать седьмое, никому не сказав об этом ни слова. Дальнейшее было просто. Двадцать восьмого мая мы отправились на вокзал. Все соседи по квартире, знакомые были уверены, что Ольга уехала. На вокзале в момент посадки на поезд обнаружилась «ошибка». Билет был недействителен. Ольге пришлось вернуться со мной домой, в пустую квартиру. Соседки не было, она ушла на работу. У меня оставался последний шанс: я просил Ольгу выбросить из сердца того, другого, умолял ее, угрожал… Все было тщетно. Она и слушать не хотела. Тогда… тогда я ее ударил, сбил с ног и… утюгом… - Черняев всхлипнул и закрыл лицо руками.

- Знал кто-нибудь о совершенном вами преступлении? - спросил Миронов.

- Нет, что вы, кто мог знать!

- Ударили вы левой или правой рукой? - «внезапно задал вопрос Миронов.

- Я? Конечно, правой. Я не левша.

- А есть среди ваших знакомых, друзей левша?

- Нет, как будто нету. Не знаю. Я не задумывался над этим.

- Вернемся к делу. Что вы еще можете добавить к своим показаниям?

- Я сказал все. Судите меня, расстреляйте, один конец. Жизнь кончилась!

Миронов усмехнулся:

- Смотрю я на вас, Черняев, и диву даюсь. Советский человек, офицер, не один год в партии, а как рассуждаете? «Я приговорил», «я привел в исполнение приговор», «мое личное дело», «я», «мне», «мое». Да кто вам дал право так судить, так распоряжаться человеческой жизнью? Теперь вы так же легко решаете за следственные органы, за советский суд, какой мере наказания вас подвергнуть. Странно как-то все это у вас получается. Да и декламациям вашим грош цена. «Все сказал»! Где там все? Вы еще и не начали говорить…

Черняев попытался заговорить, но Миронов решительно оборвал его:

- Да, да. Вы еще и не начали говорить. Ну, что вы нам рассказали? Признались в том, что убили Ольгу… Величко? Так нам это и без вашего рассказа известно. Заговорили-то ведь вы под тяжестью улик, рассказывали о том, в чем были изобличены. Нет, Черняев, наш разговор только начинается…

- Но что, что вы от меня хотите? В чем еще я должен признаваться? - голос Черняева сорвался.

- Не надо, Черняев, хватит, - с брезгливой миной сказал Миронов. - Вы сами превосходно знаете, о чем вам надо еще рассказать. Начать хотя бы с того, что вы ни слова не сказали о том, что делала ваша бывшая жена в фашистской неволе, в американских лагерях для перемещенных лиц. Почему она сменила фамилию, превратилась в Величко? Что же вы думаете, мы поверим вашим нелепым россказням, будто вы этого не знали? Пустое!

- Ольга была в плену, в американских лагерях? Ее фамилия не Величко? Нет, это невероятно, этого не могло быть!

- Ну, знаете ли, Черняев, всякому терпению бывает конец, - впервые повысил голос Миронов. - Вам, очевидно, надо еще серьезно подумать, прежде чем вы поймете, как надлежит себя вести. Кстати, Василий Николаевич, - обратился Миронов к Луганову, - гражданин Черняев интересовался ордером на арест. Предъяви ему ордер.

- Зачем? - безразличным тоном сказал Черняев. - У меня претензий нет…

- А вы все-таки ознакомьтесь, - потребовал Луганов.

Черняев с явной неохотой взял ордер, бегло пробежал его, вздрогнул и прочел еще раз, вглядываясь в каждое слово.

- Та-а-ак, - сказал он протяжно, внезапно успокаиваясь. - Значит, я арестован не милицией… Все ясно.