В первую ночь после ареста Войцеховская думала до рассвета. Теперь она, пожалуй, была рада, что на месте ампулы не оказалось. В самом деле, зачем умирать, к чему? Ведь она, по существу, еще молода. Если чекисты поверят в искренность ее раскаяния, если она выдаст им всех, кто ведет против их страны тайную борьбу (а уж она-то таких знает), тогда можно надеяться на снисхождение. Дадут небольшой срок. А там, там… Чего не бывает?
Или следует все отрицать? Нет, глупо! Слишком много они знают, да и поймана с поличным. Чего стоит одна расписка рыбака, которую у нее изъяли. Расписка. О, старый дурак был совсем не так глуп, как ей казалось! Да, отпираться не имеет смысла. Искренность, только искренность, вот ее последнее спасение.
С чего она начнет? Конечно, с этой скотины Джеймса. Само собой разумеется, Аннеля не будет рассказывать, что сама предложила американцам свои услуги. Она расскажет иначе: Джеймс негодяй, садист. Он сначала совратил ее, а потом шантажировал, угрожая благополучию ее престарелых родителей.
Затем она выдаст с головой Семенова. Не пожалеет, конечно, и Черняева, этого самодовольного «Короля». Правда, с Черняевым сложнее. Судя по всему - фигура. Она это поняла по ряду намеков. Что ей о нем известно? Мало, до обидного мало! Ведь он до поры до времени не действовал, сидел тихо. Как и она, впрочем. А начали действовать - и попались!
К утру план действий у Пщеглонской созрел полностью. Когда появился Миронов, она встретила его вымученной улыбкой.
- Андрей Иванович, голубчик… Да, простите, можно вас так называть?
- От «голубчика» увольте, - сухо ответил Миронов. - Так что вы хотели?
- Я… я хотела поблагодарить вас. Вы спасли мне жизнь. Ну, а я… я вела себя как дура.
- Я выполнял свой долг. Однако оставим разговоры. Пора ехать.
Несколько часов спустя Миронов и Пщеглонская были в Москве.
Генерал с полчаса расспрашивал Миронова о том, как прошла операция. Потом приказал:
- Займитесь Семеновым - проводите эксперимент. Как Савельев? В Москве?
- Вот-вот должен быть, он вылетел следующим самолетом.
- Черняев, между прочим, здесь, в Москве, в институте судебной психиатрии, - заметил в заключение беседы генерал. - Доставлен сегодня утром. Свяжитесь с руководством института и попросите ускорить экспертизу. Пщеглонскую тоже надо допросить.
А Пщеглонская и не думала запираться. На поставленные вопросы отвечала исчерпывающе, почти без раздумья, сама рассказала об объявлении, о спичечной коробке, о водосточной трубе, о саквояже в аэропорту, под подкладку которого Черняев упрятал микропленку со шпионскими сведениями. Пленку эту, рассказала Пщеглонская, она извлекла, перенесла на спичечную коробку и переправила через Семенова в Москву. Кому - она не знала. Ей известно было только имя Макарова, в адрес которого следовало посылать условные телеграммы.
Занончив допрос, Миронов пригласил Савельева, уже успевшего прилететь. Проинструктировав его, он велел ему ждать в соседнем кабинете, а сам вызвал Семенова.
- Вернемся к вопросу о том, как вы были завербованы гестапо, - начал Миронов. - Только говорите правду.
- Гражданин начальник, - взмолился Семенов, - но я все сказал, Христом-богом клянусь…
Миронов сделал незаметный знак своему помощнику. Тот молча вышел из комнаты.
Прошла минута, другая, дверь в кабинет, спиной к которой сидел Семенов, открылась, и тихо вошел Савельев. Он молча встал рядом с Мироновым. Семенов бросил на вошедшего вопросительный взгляд, затем взглянул снова и вдруг замолк на полуслове. Челюсть его отвисла, в глазах появилось выражение ужаса.
- Что? - прервал тишину Миронов. - Узнали, гражданин Семенов?
- Н-не м-может быть! Он же мертвый, м-мертвый!
- Ага, значит, финку вы держали в левой руке. Можно записывать?
- Пишите, - глухо, прерывающимся голосом сказал Семенов.
Теперь его показания не были похожи на те, что он давал прежде: он не щадил не только других, но и самого себя. Начал с рассказа о том, как по распоряжению Черняева пытался убить Савельева. По его словам, Черняев месяца полтора назад вызвал его в кабинет и сообщил, что, как ему кажется, возле него постоянно кто-то крутится. «Этого типа надо убрать», - коротко приказал он. Черняевым был разработан и план убийства.
Что? «Ферзь»? О «Ферзе» он сказал все, что знал, добавить нечего. Встречалась ли «Ферзь» с Черняевым, была ли с ним знакома? Этого он не знает, но вроде бы нет, не похоже.
Семенов признался, что, очутившись летом 1943 года в плену, в лагере, из страха перед гитлеровцами выдал сначала комиссара своего полка, случайно оказавшегося в том же лагере, а потом уже, по заданию гестапо, стал предавать других. Так и стал он секретным сотрудником гестапо, а затем американской разведки, стал предателем, изменником.
Не хуже Семенова, как узнал Миронов, вел себя и «Турист» - Ричард. Он называл всех и вся. Уже был арестован Макаров и еще один агент «Туриста», о котором тот поспешил сообщить. Большим этот резидент в обличье туриста не располагал. Да, не густо у него было…
Следующим утром Миронов вызвал на допрос Пщеглонскую. Начал он этот раз с вопросов о Черняеве.
- Скажите, - спросил Миронов, - что вам известно о Черняеве? Как, кстати, его кличка? Ах, «Король»? Отлично. Итак, расскажите все, что знаете об этом «Короле»: кто он, откуда?
- К моему глубокому сожалению, почти ничего, если не считать того, что знал о нем почти весь Крайск: один из руководителей номерного строительства. Скажу прямо, я была просто огорошена, когда он предстал передо мной в облике представителя американской разведки.
- Когда это произошло?
- Около полугода назад, в апреле. Встречалась я с ним считанное количество раз, вначале. Затем была намечена система передачи материалов, которые я должна была переправлять в Москву. Этой системой мы в дальнейшем и пользовались. Кто такой Черняев, откуда взялся, я не знаю, но полагаю, что Черняев не подлинная его фамилия.
Допрос был прерван телефонным звонком: требовал Крайск, звонил полковник Скворецкий.
Расспросив Андрея о результатах последних допросов, Кирилл Петрович сказал:
- Теперь слушай наши новости. Появился Корнильев, брат Ольги Николаевны. Вернулся из экспедиции.
- Понятно. Что, алмаатинцы звонили? Они это выяснили?
- Какое там выяснили. Он у них в тамошнем КГБ. Пришел и не уходит. У него, дескать, важное сообщение.
- Что за сообщение?
- А этого никто не знает. Корнильев заявил, что дело касается его сестры, проживавшей в Крайске. Алма-атинские товарищи, памятуя наказ Луганова, расспрашивать Корнильева не стали, а связались с нами.
- Надо же что-то делать, - озадаченно сказал Миронов. - Поручить кому-нибудь там с ним побеседовать.
- Нет, туда уже вылетел Луганов. Как побеседует с Корнильевым, будет звонить тебе.