Тонкая нить (журнальный вариант)

ГЛАВА 3

Черняев явился по вызову точно в назначенное время. Миронов увидел перед собой крупного, хорошо сложенного человека с умным, волевым лицом. Держался он уверенно, с достоинством. Слегка кивнув в ответ на приветствие Луганова, Черняев спокойно уселся в предложенное ему кресло, не обратив на Миронова (тот был в штатском) никакого внимания.

- Прошу извинить, Капитон Илларионович, что вторично вас побеспокоили, - начал Луганов, - но нам требуется ваша помощь. Нужно уточнить некоторые вопросы, связанные с махинациями Самойловской.

Черняев передернул плечами.

- А я-то чем могу помочь? Ведь эту, как ее, Самойловскую, я едва знаю. Познакомил меня с ней несколько лет назад кто-то из сослуживцев, не помню уж кто, когда я искал квартиру. Самойловская имела знакомых, заинтересованных в обмене жилплощадью, и выступила в роли посредницы не бескорыстно, конечно. Вот, собственно говоря, и все наше знакомство. Несколько дней назад я случайно встретил ее на улице. Самойловская поинтересовалась, не может ли быть чем-нибудь полезной, а у меня вещи, самый вид которых - вы понимаете? - ну, что ли, угнетал меня. Я возьми и спроси Самойловскую: мол, так и так, не могли бы продать кое-какие женские вещи. Она согласилась, а потом московская милиция схватила ее, как воровку. Нелепость!

- Простите, - перебил Черняева Миронов, - я вас не вполне понял. Вы говорите, что поручили Самойловской продать ваши вещи, но ведь вещи-то это были не ваши, а женские?

Черняев с недоумением поглядел на Миронова, затем на Луганова.

- По-моему, в прошлый раз, - внушительно, отделяя одно слово от другого, произнес он, адресуясь исключительно к Луганову, - я достаточно ясно сказал, что вещи принадлежали моей бывшей жене Ольге Величко. Вы при этой беседе присутствовали? Еще вопросы будут?

- Помилуйте, Капитон Илларионович, зачем же так официально? - воскликнул Луганов. - Мой помощник, - он кивнул в сторону Миронова, - не был при нашей предыдущей беседе, о которой я сообщил ему очень кратко. Все мы, собравшиеся здесь, заинтересованы в одном: выяснить все, что связано с Самойловской. Я, например, отнюдь не уверен, что она сбывала только ваши вещи. Без вашей помощи разобраться очень трудно. Вы согласны?

Черняев молча кивнул.

Луганов и Миронов ознакомили Черняева со списком вещей, изъятых у Самойловской. Тот небрежно пробежал его, предупредив следователей, что «инвентаризацией» гардероба своей жены никогда не занимался. Самойловская сама, по его словам, отобрала в шкафу и чемоданах то, что считала возможным продать, остальное он подарил ей «в знак благодарности». Таким образом, по уверению Черняева, он не мог точно определить, только ли вещи его бывшей жены были изъяты у Самойловской.

- Еще один вопрос, - осторожно сказал Миронов, - вы не могли бы рассказать поподробнее о прошлом вашей бывшей жены, ее знакомых, друзьях?

- А с какой, собственно говоря, стати это вас интересует? - сухо спросил Черняев. - Какое это имеет отношение к делу?

Миронов не спешил с ответом: показать Черняеву записку? Сказать, что его бывшая жена внушает подозрение? Нет, нельзя.

- Видите ли, - неторопливо заговорил он, - как я понял из ваших слов, вам неизвестно, каким путем попали к вашей бывшей жене заграничные вещи и старинные украшения. Так? Не исключено, что ответ на этот вопрос таится в прошлом вашей жены, в ее окружении. Вам ясно?

- Куда уж яснее! - горько усмехнулся Черняев. - Только прошлого Ольги я почти не знаю. Да и насчет ее знакомств толком сказать ничего не могу…

- Позвольте, - возразил Миронов, - ведь вы прожили с Ольгой Николаевной около двух лет и так-таки ничего не знаете? В таком случае не могли бы вы рассказать, как познакомились со своей бывшей женой, при каких обстоятельствах?

- Что же интересного я могу вам сказать? - недовольно спросил Черняев. - Как я познакомился с Ольгой Николаевной?.. Конечно, если вы настаиваете…

Миронов молча кивнул.

Начав рассказывать историю своего знакомства с Ольгой Величко, Черняев разволновался, заговорил сбивчиво:

- Ольга… С Ольгой… Мы познакомились в Сочи, где я отдыхал накануне моего переезда в Крайск.

В специальном лечении я не нуждался. Купание, прогулки - вот и все, что мне требовалось. Так прошла неделя, другая, и мне стало скучно. Я решил было махнуть на Сочи рукой и ехать назад, на работу, как случись тут моим соседом по палате один майор. Мы быстро подружились, и жизнь стала сноснее. Вот через него-то я и познакомился с Ольгой Николаевной Величко.

Черняев на минуту умолк.

- Расскажу вам, как это произошло, - продолжал он. - Прогуливались мы однажды вдоль берега. Дело было к ночи. Луна светила - хоть книгу читай. Проходя мимо «грибка», стоявшего на отлете в гуще кустарника, мы услышали приглушенный разговор. Говорили двое - мужчина и женщина, и, надо сказать, в весьма повышенных тонах. Мы решили было уйти, но в этот момент послышался звук пощечины и на тропинку выскочила женщина. Она была молода и, как я успел заметить, очень хороша. Не знаю, может быть, тут сыграла роль вся обстановка этой встречи, но только, простите мне это избитое выражение, я почувствовал, что погиб. Да, погиб.

Черняев вздохнул.

- Вслед за ней на дорожку выбежал пожилой, взъерошенный человек. Вероятнее всего, эта встреча так бы и кончилась ничем, если бы женщина не окликнула моего спутника: оказывается, с ним она была знакома. Отступать было некуда. Я был представлен ей и мужчине, который оказался ее мужем. Мне думается, что он не очень обрадовался нашему появлению, но она - наоборот. Стараясь задержать нас, она взяла майора под руку и оживленно заговорила, посматривая временами на меня. Со стороны можно было подумать, что между ней и ее мужем ровно ничего не произошло, что просто четверо хороших знакомых коротают время в приятной прогулке. Правда, муж Ольги держался несколько особняком, изредка отпуская колкости по ее адресу, на которые, впрочем, она не реагировала. По предложению Ольги мы зашли в ресторан, посидели там час-полтора, затем разошлись. Когда прощались, Ольга Николаевна пригласила нас с майором заходить к ним в санаторий. Я, конечно, не счел себя вправе воспользоваться случайным приглашением, хотя мысль об Ольге и не покидала меня. Но надо же так случиться: дня через два мы встретили Ольгу Николаевну на пляже. Выяснилось, что муж ее уехал, отозван на работу.

Я не мастер поддерживать светский разговор, не умею говорить любезности, ухаживать. В присутствии Ольги Николаевны я часами был нем как рыба. Но частые встречи помогли… Я стал привыкать к Ольге и сам не заметил, как начал чувствовать себя так, словно знал ее долгие годы. День ото дня она становилась мне все дороже, и вскоре я понял, что жить без нее больше не смогу.

Прошла неделя, другая, и я заметил, что мои чувства, мои переживания не безразличны Ольге. Она становилась ко мне все более и более внимательной. Словом, отношения наши стали близкими. Когда же она рассказала грустную историю жизни с нелюбимым мужем, который изводил ее отвратительной ревностью…

Черняев опять умолк. Помолчав с минуту, он продолжал:

- Что там говорить! Мы поняли, что нас свела сама судьба, и там же, в Сочи, решили пожениться. Дело было за ее прежним мужем, с которым она должна была оформить развод.

- Кстати, - вмешался Миронов, - его фамилия Величко? Вы его еще ни разу не назвали.

- Величко? - переспросил Черняев. - Нет, не Величко. Это девичья фамилия Ольги. Его фамилия Садовский. Он врач, кажется, хирург. Жил в Куйбышеве. Вот, пожалуй, и все, что я могу о нем сказать. Сами понимаете, он меня никогда особо не интересовал. Все, что касалось развода, Ольга взялась уладить сама, мое участие не требовалось.

Из Сочи мы вместе с Ольгой вернулись в Саратов, где я тогда работал. Не успели приехать, как был решен вопрос о моем назначении в Крайск. Переехали вместе. К моему счастью, Ольга оказалась превосходной хозяйкой. Жили мы с ней душа в душу. Все свое свободное время, каждую минуту, я отдавал ей. Старался делать все, чтобы она была счастлива. На ее слабости, а они со временем обнаружились, я смотрел сквозь пальцы.

- Что вы имеете в виду? - спросил Луганов.

- Тряпки, - ответил Черняев. - Страсть к тряпкам. Ольга целые дни готова была путешествовать по магазинам, по портнихам, по каким-то знакомым, приобретая, меняя, переделывая наряды. Я, правда, пытался время от времени удержать ее от этой бесконечной погони за нарядами, но уж очень трудно было ей в чем-то отказать. Она, как правило, и слушать меня не хотела. Порой дело доходило у нас до размолвок, но последнее слово всегда оставалось за Ольгой: не мог я ей перечить.

Летом прошлого года на стройке дела шли так, что я никак не мог уйти в отпуск, а мы собрались поехать с Ольгой в Кисловодск. Видя, как ее расстроило крушение наших планов, я достал путевку и отправил Ольгу одну.

Черняев вздохнул, опустил голову и замолк. Затем заговорил спеша, заметно волнуясь:

- Да, вот с этой поездки все и началось. Из Кисловодска Ольга вернулась неузнаваемой. Ее точно подменили. С магазинами и портнихами было покончено. Целыми днями она тосковала, лежала на диване, ничего не делая, никуда не выходя. Разве что изредка читала. Все мои попытки узнать, что с ней происходит, кончались ничем. Она отделывалась ссылками на плохое самочувствие, скверное настроение. Не знаю, как долго бы все это тянулось, если бы не случай. Однажды в выходной день она куда-то ушла, а я, оставшись один, от нечего делать начал перебирать книги, лежавшие на диване. И вот, когда я листал одну из книг, на пол упал листок бумаги. Я поднял его, и меня словно обухом ударило. «Ольга, любимая…»

Это было письмо, любовное письмо.

Черняев опустил руку в карман, достал измятый листок бумаги, исписанный мелким почерком, и протянул его Луганову.

- И кто? Мальчишка. Студент. Да вы прочтите…

С минуту помолчав, Черняев справился с волнением.

- Я пытался убедить себя, что это ошибка, злая шутка. Тщетно. Факты говорили сами за себя. Письмо объясняло все: перемену в Ольге, ее бесконечные капризы, тоску… Как это ни было, трудно, я взял себя в руки. Едва Ольга вошла, я молча протянул ей письмо. Она разрыдалась. «Да, да, да, - твердила она, - я дрянь, знаю, но что я могу поделать? Кто он? Ты хочешь знать? Ну, студент, геолог. Живет в Ленинграде. Познакомились мы в Кисловодске. Полюбили друг друга. Что хочешь, то и делай».

Я был раздавлен.

Все решили на следующий день.

Правда, Ольга было притворилась, что колеблется, но ненадолго. Стыд перед окружающими вынудил нас скрыть ее уход, а ее внезапный отъезд мы объяснили тем, что ей необходимо пройти повторный курс лечения в Кисловодске. Туда она и уехала. Только не лечиться, к своему очередному супругу.

Последние дни перед отъездом были сплошной мукой. Но всему бывает конец: не знаю, как хватило у меня сил, но я сам отвез Ольгу на вокзал, и мы расстались. Вот, пожалуй, и вся моя история…

- А вещи? - спросил Миронов.

- Простите, вы о чем? Какие вещи?.. Ах, да, вещи… - Черняев провел рукой по лбу. - Ольга взяла с собой самое необходимое. Я ждал, верил, что она одумается, приедет, но, судите сами, прошло почти полгода, а об Ольге ни слуха. Для меня же постоянно видеть эти вещи… Тут подвернулась эта самая Самойловская…

- Прошу извинить, - задал вопрос Миронов, - а как фамилия студента, к которому уехала Ольга Николаевна? Кстати, насчет этого студента, я не все понял. Вы говорите, что он живет в Ленинграде, а поехала она в Кисловодск. Почему?

- Фамилии студента я не знаю. Письмо, как видите, без подписи. - Черняев показал на листок бумаги, лежащий у Луганова на столе. - В Кисловодск же она поехала потому, что он там был не то на практике, не то в какой-то экспедиции - не знаю. Теперь они уже, наверное, в Ленинграде.

Уловив незаметный Черняеву знак Миронова, Луганов поднялся:

- Извините, пожалуйста, Капитон Илларионович, что отняли у вас столько времени, - сказал Луганов, - такая уж наша работа.

- Н-да-а, работа, - неопределенно протянул Черняев и, попрощавшись с Лугановым и Мироновым, направился к выходу. Дойдя до двери, он вдруг повернулся и сделал шаг назад:

- Да, письмо…

- Что, письмо? - спросил Луганов. - Вы хотите его взять?

- Пожалуй, да. Что ни говорите, а память, хоть и горькая.

- Мы хотели бы его оставить на время, если вы не возражаете, - сказал Миронов. - Оно может нам понадобиться.

- Как будет угодно, - ответил Черняев и, сухо кивнув, вышел.

- Ну-с, что скажете? - спросил Миронов, когда дверь закрылась.

Луганов недоуменно вскинул брови.

- А что тут скажешь? Для меня лично ничего особенно нового в рассказе Черняева нет, если исключить всякие романтические подробности.

- А письмо? Письмо он вам в прошлый раз показывал?

- Насчет письма - правильно. Письмо он мне не показывал. Но я и его отношу к числу романтических подробностей.

- Занятная подробность, - задумчиво заметил Миронов.

- Чем, собственно говоря?

- Да многим. Ну, например, зачем он хранит это письмо, которое, казалось бы, должно жечь ему руки? Зачем носит с собой? Зачем показал нам? Почему, уходя, не хотел его оставить?

- Не знаю, - возразил Луганов, - чем вас заинтересовало это письмо. Давайте, кстати, хоть прочитаем его.

Взяв письмо со стола, Луганов вслух прочел:

«Ольга, любимая! Судя по твоим письмам, ты теперь совсем другая, или это только на бумаге? Если бы ты знала, как хочу я видеть тебя, как жду встречи. Расставаясь, я хотел многое тебе сказать, но… не решился. Я так и не рискнул просить тебя быть моей, моей навсегда. Но ведь только об этом я мечтаю, только этим живу. Жду тебя с нетерпением на старом месте, в конце мая. Я опять получил туда направление. Знаю, верю, мы встретимся, чтобы никогда больше не расставаться.

Твой В.»

Закончив чтение, Луганов взглянул на Миронова:

- Да, определеннее не скажешь. Нетрудно понять Черняева. Переживает он сильно. Мне рассказ его показался искренним.

- Согласен, - кивнул Миронов, - сомневаться в его искренности оснований нет. Но вот история с письмом мне определенно не нравится… Что же касается сути дела, то ни на один из вопросов - в частности, самый простой: откуда взялись вещи иностранного происхождения - ответа пока нет. И без Ольги Николаевны Величко мы ничего не выясним. Не говоря уже о записке и всем остальном. Вот давайте и помозгуем, как будем искать Величко. Что же касается ее почерка, то это остается за вами, как давеча условились.

- Я помню, - сказал Луганов. - А искать? Надо запросить Кисловодск. С этого начнем.

На том пока и порешили: Луганов принялся составлять запрос в Кисловодск. Одновременно решили разослать запросы по всем местам, где, судя по уже имевшимся данным, ранее бывала Величко: в Саратов, где жили Черняевы до переезда в Крайск; в Куйбышев, где она проживала с бывшим мужем, наконец, в Чернигов, невдалеке от которого она родилась и выросла. Чем черт не шутит, а вдруг да там, под Черниговом, и до сих пор живет кто из ее родственников? Вдруг Величко взяла и укатила на родину?