Тонкие грани. Том 5

Глава 205

Нам выделили действительно уютное место. В самом углу зала на небольшом помосте в тени, откуда открывался вид на всё помещение, но нас самих частично закрывали занавески. Приглушённый свет и тихая музыка создавали свою интимную обстановку, в которой было приятно даже просто находиться.

— Здесь очень хорошо, — с улыбкой окинула взглядом помещение Мария. — Я даже не представляла…

— Что в Нижнем городе такое есть?

— Верно, хоть мне и стыдно в этом признаться. В своё оправдание могу сказать лишь то, что я сама не так часто, как хотелось бы, выбираюсь в город.

— А вас не смущает это место? — спросил я.

— Нет, ни капельки, — покачала она головой.

— Точно?

— Нет. Что-то случилось? — озабочено глянула она на меня.

— За вас беспокоюсь.

— Почему?

— Здесь так мало света и много тьмы… — протянул я, наблюдая за её реакцией.

— Ой, да ну вас, Эрнест, — отмахнулась она с лёгким смехом. — Скажете тоже. Свет должен литься изнутри, а не снаружи.

— Как знать, — пожал я плечами, беря в руки меню. — Что ж, посмотрим, что они предлагают. Так…

Я пробежался по списку совершенно неизвестных мне названий. Вообще ни о чём не говорит, учитывая тот факт, что часть не на нашем языке. Это… французский вроде, да? Так, а это на английском…

— У них есть интересные блюда, — задумчиво произнесла Мария.

— Да? Например?

— Сervelle de veau, например. Очень вкусно, если правильно приготовлены.

— Звучит аппетитно. А что это?

— Телячьи мозги.

Моё выражение было столь красноречивым, что Мария хохотнула в ладошку.

— Жаль, вы не видели себя сейчас. Не один вы можете подшучивать.

— Ага… я… смотрю, вы разбираетесь в этом, — неловко ответил я. Насмотрелся я на мозги, причём человеческие. Так что стоило представить, как я ем нечто подобное… меня аж помутило. — Кстати, Мария, а кем были ваши родители?

— Офисными служащими. А что?

Вот вопрос «А что?» зачастую заставляет задуматься о том, что человеку есть, что скрывать.

— Ну, ваши манеры, речь… Не знаю, я бы сказал, что вы аристократка.

Мария покраснела.

— Спасибо, приятно слышать, что вы такого высокого обо мне мнения. Это даже смущает.

— Нет, серьёзно, у вас довольно высокопарная речь для обычного человека. Я встречался со многими людьми: деловыми, быдловатыми, скромными, сумасшедшими, обычными, хитрыми и лебезящими. Каждый говорит по-своему. В том числе и аристократы, когда они разговаривают с кем-то из вне.

— А вы часто видитесь с аристократами?

— Я финансист, как и говорил. Из-за фирмы мне приходится иногда пересекаться с ними.

— Я понимаю, — кивнула она. — Из уст обычной девушки вежливая речь выглядит скорее как желание выделиться и показать собственное превосходство.

— Нет, просто заметил за вами это.

— Просто так воспитали меня бабушка и дедушка. Они были старого уклада люди, поэтому воспитывали меня как девушку, что может представить нашу семью перед кем-либо, кто выше по рангу. Чтоб стыдно не было. Всё детство — срок немаленький. Это въедается даже в кровь.

— Понятно… И всё же от вас это звучит не высокомерно, а мило.

Она подняла ко мне взгляд, удивлённо хлопнув глазами.

— Спасибо…

К этому моменту к нам с заискивающей улыбкой подошла официантка. Подозреваю, что послали к нам самую-самую из всех.

— Добрый день, могу ли я принять ваш заказ?

Я даже не знаю, что выбрать, если честно…

— Пожалуйста, — зато с готовностью вытянулась Мария. — Будьте добры, мне…

И посыпались названия, которые для меня ничего не значили. Первое, второе, десерт, вино… Я ни слова не понял, но сделал ход конём, когда официантка улыбнулась уже мне.

— Всё то же самое.

— Слушаюсь, — кивнула она и ушла.

— Всё то же? — улыбнулась Мария.

— Будем считать, что у меня сегодня нет своего мнения, — пожал я плечами. — Я даже не представляю, что здесь выбрать, поэтому положусь на ваш вкус.

— Надеюсь, наши вкусы совпадут.

Сказать, что мне не понравилось, я не мог. Как и не мог сказать, что мне понравилось, если честно. Потому что когда еда у вас размером с харчок повара, понять и почувствовать вкус довольно затруднительно.

— У вас такое разочарование на лице, — рассмеялась Мария, отпивая вино.

— Ощущение, что большую часть еды съел официант, пока нёс сюда, — пробормотал я, тыкая вилкой в маленький кусочек чего-то.

Из-за моих слов Мария неожиданно прыснуло прямо в бокал вина. Всё, что она только что отпила, вылилось обратно. Пытаясь сдержаться, она закрыла рот ладошкой, но вино хлынуло прямо через нос, заставляя её закашляться и рассмеяться ещё сильнее. Чтоб хоть как-то скрыть свой позор, Мария схватила тряпичную салфетку и закрыла ей лицо, продолжая смеяться.

Жесть… вот это реакция… Мне аж кровь к лицу прилила.

Мария продолжала содрогаться, поглядывая на меня смеющимися влажными глазами. Успокоилась лишь через минуту.

— Эрнест, вы ещё тот злодей, нельзя смешить девушку, когда она принимает еду.

— Девушка проглотила смешинку, видимо, раз её смешат даже такие шутки.

— Просто от вас исходит хорошая аура, Эрнест. С вами меня само собой тянет улыбаться, уж не знаю почему. Вы удивительный человек.

— Не удивительнее вас, Мария. Кстати, вы говорили, что при храме есть дом для беспризорников?

— Для сирот, — поправила она. — Беспризорники, если спросите меня…

— Не спрошу, — перебил я её. Мария слегка удивлённо посмотрела на меня, но, увидев улыбку, тоже улыбнулась.

— Да ну вас, Эрнест. Вот не можете быть серьёзным ни капельки.

— Я всё время серьёзен, так что сегодня разгрузочный день. Не могу не порадовать свою душу и не подразнить вас.

— Ладно, если на вашей душе светлее от того, что вы дразните бедную юную монахиню, пусть будет так, — состроила она жалобное лицо. — Ведь некому защитить её.

— Так, не давите на мою бедную совесть и сердце. Так что вы говорили про приют?

— Я говорила, что «беспризорники» звучит грубо.

— Возможно… Вы тоже воспитываете сирот?

— По мере возможностей я прикладываю все свои силы, чтоб воспитать из этих детей божьих тех, кто будет излучать свет. Благопристойных молодых юношей и девушек, что смогут найти себя в этом непростом и иногда агрессивном мире.

— То есть вы их чему-то учите?

— Когда как, — покачала она головой. — Когда я их учу, когда просто провожу с ними время, чтоб они чувствовали, что не всем на них наплевать. Каждая из нас, прислужниц света, пытается показать им, что для нас они личности, те, кого мы любим.

— А вы их любите? — спросил я. — Только честно.

— Смотря что вы понимаете под словом «любовь». Я не могу заставить себя любить их как собственных детей, что очень жаль. Но я люблю их как личностей, как детей, на которых мне не всё равно. И стараюсь показывать это каждый раз.

— Каждый раз? У вас там смены?

— Смены, Эрнест, — вздохнула она. — Может звучит лицемерно, но от детей устаёшь, как бы ты их не любила. Это выматывает. Поэтому нам тоже нужен отдых.

— Понимаю, — кивнул я, вспоминая то, какие бессонные ночи устраивала мне иногда Эйко. Хотелось спрятать её в ящик и отнести на чердак, когда мы жили ещё в той квартире. Да и с Соней было не легче. Когда она постоянно под себя ходила.

Действительно, от этого устаёшь.

Так мы отобедали и дошли до десерта, где нам подали кремовый пирог. Было забавно наблюдать, как у правильной Марии был крем на носу, и она не могла понять, чего я смеюсь.

— Ну что? — она уже вся извилась, пытаясь понять причину. Не знаю, вроде просто нос испачкан, а смотришь на неё, и смех пробирает.

— Да у вас нос в крему. Вы похожи на ту, кто под шумок принял на душу.

— На носу? — её глаза скосились на кончике носа. — Ой, и вправду.

Что сделает нормальный человек? Сотрёт крем с носа салфеткой.

Что делает Мария? Пытается языком, скосив глаза, достать кончиком языка носа, чтоб слизнуть крем.

— Что такое? — поймала она мой удивлённый взгляд. — Салфеткой слишком просто.

— Ну вы и ребёнок, Мария, ей-богу.

— Видимо, пришла ваша очередь говорить это, — улыбнулась она и продолжила своё непростое занятие.

— Вы серьёзно можете дотянуться кончиком зыка до носа?

— Угу, — кивнула она, увлечённая своим невинным и бескультурным занятием.

И сидели двое молодых людей за столом — одна пытается слизнуть крем с собственного носа, другой её поддерживает. Детский сад. С другой стороны, как мне кажется, именно так и надо отдыхать: позабыть обо всех правилах, традициях и этикете, отдаваясь сиюминутным забавам, но не перегибая палку.

Так мы и баловались, веселя сами себя и друг друга. Она пыталась справиться с непосильной задачей, а я поддерживал.

— У вас почти получилось, — подался я вперёд, словно наблюдал интереснейший матч.

Мария покраснела от натуги, вытянув язык так далеко, как могла. Аж капельки пота появились.

— Ну! Ещё чуть-чуть! — поддерживал я её.

Она поднатужилась, словно сдерживала что-то внутри себя, и…

Победа!

В какой-то момент, когда я уже было думал, что всё кончено, Мария коснулась самым кончиком языка кусочка крема, подцепил его, и хоп! Всё, съела!

Крем успешно убран, хотя куда меньше времени заняло стереть его салфеткой. Но тем не менее что я, что Мария испытали явное душевное удовлетворение от этого.

— Это было непросто, — выдохнул я.

— Это да…

— Не думал, что в душе вы ребёнок, Мария, — усмехнулся я.

— Все мы в душе немного дети, Эрнест. Иногда полезно дать себе волю, расслабиться и немного позаниматься ерундой. Это помогает отвлечься, поднять настроение и зарядиться позитивными эмоциями, — судя по улыбке, она зарядилась положительными эмоциями на месяц вперёд.

— Не вяжется это у меня с той девушкой, которую я встретил в храме.

— Я многогранная личность, — ответила с гордостью Мария, ни капельки не смутившись собственному хвастовству. — Я ещё и ушами шевелить умею.

— Да ладно, — удивился я.

— Ага. Смотрите.

Она аккуратно убрала свои волосы, показав уши, немного напряглась и… блин, действительно шевелит ими.

— С ума сойти.

— Вот-вот, — кивнула она. — Но только… — прислонила палец к губам, — тс-с-с, не выдавайте мой секрет, — и подмигнула.

— Боюсь, мне нечем похвастать. Ну… разве что я могу заполнять много бумажек и играть в города.

— Я тоже люблю играть в города, — заявила Мария.

— Сыграем? Спорю, что я вас обыграю.

— Зря вы так, — отложила она салфетку в сторону. — Я хорошо знаю географию. У вас слишком мало шансов, а мне не хочется разбивать столь молодую светлую душу её разгромным поражением.

— Вы не слышали, Мария, что гордыня и хвастовство до добра не доводят, — усмехнулся я.

— А это не хвастовство, — невозмутимо ответила она, хотя уголки губ то и дело пытались приподняться. — Это факт.

— Хорошо… Тогда начнём. Сильверсайд.

— Дшан.

— Нью-Йорк.

— Касунгу, — вздёрнула она носик.

— Вы не ищите лёгких путей, — усмехнулся я.

— А то! Свет — это воин на пути тьмы.

— А вы у нас… меченосцы.

— Верно.

— Ну ладно, ладно… Будем играть по жёсткому. Уттарадит.

— Тезпур.

— Рютовю.

Встретились два монстра. Называть обычные города? Нет, мы сразу пошли по самым заковыристым, пытаясь показать своё превосходство. Правда, сколько бы мы ни знали городов, правда в том, что все эти Рочедо и Энисно — лишь те города, о которых мы когда-то слышали, и у нас не справочники в головах, поэтому очень быстро мы перешли на Москву, Чинь-Жуй, Харбин — города, что знакомы каждому. Причём говорили мы очень быстро, будто играли в шахматы на время.

За каких-то десять минут мы опустошили свои запасы едва ли не полностью, от чего города начали повторяться. Приходилось следить за этим, так как мне показалось, что Мария — очень азартная личность. Чересчур азартная. Видно, что она пытается это скрыть, но слишком безуспешно.

А такие иногда могут и повториться «случайно».

Хотя к её чести, за ней я такого не заметил.

— Суздаль, — выдала Мария.

— Лидс, — ответил я.

— Созополь, — новая атака.

— Лас-Вегас, — ответка.

— Сиэтл.

Мы не чурались даже топить друг друга. Я её топил на буквы «С», а она меня на букву «Л». У неё прямо горели глаза от азарта и желания выиграть. Это просто уму непостижимо, насколько Мария изменилась.

— Мария, к слову. Вы азартны, вы знаете об этом?

Она заметно покраснела.

— Все мы не безгрешны, Эрнест. Есть такая слабость за мной, верх одерживать. По крайней мере, пытаться.

— Да, по тому, как вы пытались заставить меня уверовать и исповедаться, можно было догадаться сразу.

— Ну зачем вы, — смутилась Мария. — Я лишь хотела, чтобы вам стало легче. Вряд ли это можно отнести к тому, что я пыталась одержать верх.

— Но за свет вы и в пекло прыгните.

— Пекло — прародитель света, оно мне не страшно, — скромная улыбка. — К тому же, это игра. Вам было бы скучно, поддавайся я. В игре можно и немного дать себе воли. Так каков ваш ответ, Эрнест? Я победила? Есть ли слова на «Л»?

— Конечно, — я одарил её коварной улыбкой. — Леос.

— Это моя деревня! — мило возмутилась она. — Это нечестно!

— Да ладно, — всплеснул руками я. — Вы же сказали, что можно дать себе воли.

— Моя деревня… — жалостливо, но явно шутя, пробормотала она. — Это был мой заветный ключик к победе в случае неминуемого проигрыша.

— Последний шанс?

— Угу, — посмотрела она на меня щенячьими глазами. — Эх… свет затухает во мне, Эрнест… я чувствую, как слабею, — посмотрела она в пол.

— И? Чего вы хотите? — с любопытством посмотрел я на умирающего перед собой лебедя.

— Отдадите мне победу? — робко спросила она, глянув на меня, таким голосом, будто и не слабела секунду назад.

— Да ладно! Вы просите вам проиграть?

— Свету нужна помощь добрых сил, мистер, — шмыгнула она носом.

— Но если я поддамся, вы же всё равно будете знать, что не победили бы, — заметил я.

— А победа не пахнет! — ошарашила она меня радостным ответом.

— Да вы светитесь тщеславием, Мария дель Кармен, — я показательно прикрыл глаза ладонью. — Поубавьте свой пыл, а то ослепите меня.

— Это не тщеславие, а желание выиграть. Выиграть — получить хорошее настроение. Хорошее настроение — это свет внутри нас.

— А мне типа света не положено? — возмутился я.

— Я освещу вас своим светом, Эрнест, — улыбнулась она. — Свет любит всех нас, детей божьих, одинаково. Даже вас, — улыбнулась она, явно подкалывая меня.

— Какая прелесть. До меня тоже снизошли, — выдохнул я, проведя рукой по лбу, будто смахивал пот. — Ну слава богу, а то я уже боялся. Ну тогда победа ваша, мисси. Ради такой цели я готов поднять руки вверх.

— Спасибо, — улыбнулась она счастливо. — Вы очень добры ко мне. Тогда, раз уж вы пошли мне навстречу, позвольте и мне сводить вас куда-нибудь.

— Когда?

— Сейчас. Уверена, что вы там ни разу не были.

— Я почему-то тоже уверен в этом.

— Почему?

— Потому что вряд ли бы посетил место, где отдыхают монашки.

— Монахини, — поправила она меня мягко. — Мне нравится это место, потому что там можно пропитаться энергией радости.

— Заинтриговали, — я махнул рукой, подзывая официантку. — Тогда я готов сходить туда прямо сейчас.

Энергия радости… Если она отведёт меня на проповедь, я даже не удивлюсь, если честно. Однако настроение было таким, что я и не особо расстроился бы этому. Наоборот, прогулялись бы, послушал проповеди, который я слушал когда-то там в прошлом, поностальгировал бы, вспомнил свои старые времена, которые остались только в моей душе.

У меня от той жизни, по сути, не осталось ничего, кроме одной единственной фотографии, которая хранится в сейфе. Это если не считать ещё и тех драгоценностей, от которых надо будет избавиться вместе с оружием.

Я оставил на чай сразу двести баксов. Для многих это немаленькие деньги, а я их отдаю. Хотя сказать правильно, я их инвестирую в людей. Чем люди лучше живут, тем больше они могут покупать кокса и тем богаче я. А ещё и цены могу поднимать.

Кстати…

Меня неожиданно посетила мысль по этому поводу. Ведь действительно, чем богаче люди, тем больше денег мне, это всё взаимосвязано. Чем больше работает, тем больше денег. Чем больше денег, тем лучше для всех. Смысл от моих капиталов, которые копятся, если я их не вкладываю? Они просто лежат.

Как говорил один человек, довольно умный, деньги должны работать. Стоит задуматься, может и вправду, а мы не видим выгоды?