Тот, кто следит за тобой. Книга 1 (СИ)

Амит взял вещи малышки и последовал за нами. Он не говорил ни слова. Я не знала, что творилось в его душе, но на его лице на мгновение, я заметила ликование. Он добился своего, сделав несчастными нас. Я не хотела много думать об этом, вновь переживать, бороться, терзаться, выбор был сделан и поздно что-то менять.

Нарин была безутешна. Я пыталась ее успокоить, развеселить или как-то отвлечь, но все было безрезультатно. Она продолжала меня отталкивать, громко рыдать, надрывая связки до хрипоты. Амит молчал и казалось, слезы девочки его совсем не заботили и не трогали. Он был в своем мире, который был далеко от реальности и мне хотелось, наконец, вывести его из этого состояния.

— Ну, что, ты счастлив? — мне хотелось, чтобы вопрос звучал скучающе, но вместо этого я услышала явный упрек в своих словах.

— Ты же знаешь, что да. — его глаза смеялись, а пальцы погладили мою щеку. Претензии, упрёки, недовольство — все куда-то исчезло, оставив вместо себя зачарованность этим прекрасным созданием. На него невозможно злиться. К тому моменту малышка устала плакать и уснула, поэтому мы могли поговорить.

— Я же просила не входить в дом. Ты сделал это нарочно. — хотелось высказать все, но как обычно не смогла, не хотела лишний раз провоцировать.

— Это так, Анетт. Мне было очень любопытно увидеть того, кто трахал мою любимую все эти годы. — предложение было произнесено с улыбкой, но я знала, что скрывалось за ней.

— Увидел? И что тебе это дало?

— Многое.

— Например? — я догадывалась, что скорее всего он сделал неправильные выводы.

— Здесь все просто… В прошлый раз, между вами действительно что-то было. Ты строила из себя «невинность», заставила чувствовать меня чудовищем, вспомнить о совести. Ты обманывала меня с ним. — это называлось «как в воду глядела».

— Нет! — почти истерически закричала я. — Все не так!

Амит делал вид, что происходящее его совсем не волновало, но я-то знала какое негодование царило в его душе. Да, Амит умел быть невозмутимым, когда надо, он прекрасный актер и умеет маскировать свои чувства.

— Сейчас это не имеет значения, Анетт. — но я-то знаю, что для него имеет, меня не обманешь.

— Тони спас меня в ту ночь, я едва не умерла… Он и его мама навещали меня. А потом я узнала, что беременна… нужно было принять решение. Тони любил меня, я согласилась создать с ним семью. Но это было ради ребенка, я хотела дать ей счастливую семью. — Вспомнив все то, что он сделал для меня — мне стало очень больно за то, как я поступила с ним. Энтони не заслуживал этого. Он заслуживает счастья и хорошей жены, которая будет думать только о нем, а я… я его никогда не заслуживала.

— И как? Ты была счастлива? — было видно, как Амита задели мои слова, поэтому свой вопрос он произнес сквозь стиснутые зубы.

— Мне было спокойно. — коротко ответила я, не желая вдаваться в подробности. Видимо своим коротким ответом, я порадовала Амита, потому как уголки его губ поднялись вверх.

— Ты любила его, Анетт?

— Нет, я любила только тебя, а Тони… ему я была благодарна. — Мне не хотелось врать ему. Хоть я и была благодарна Тони за все, но это была не любовь.

Вскоре мы подъехали к очень дорогому отелю, построенному еще в далекие годы прошлого столетия. Несмотря на старинный интерьер, здесь было все, что нужно для жизни в современном мире. Особенно меня восхитило огромное джакузи, в котором так хотелось расслабиться после долгого тяжелого дня.

Нарин спала, когда Амит принес ее в номер на руках. С ребенком на руках — Амит смотрелся великолепно, словно создан, чтобы быть отцом. Волна нежности накатила на меня, глядя на них. Уложив ее на кровать, Амит подошел ко мне, положив ладони мне на плечи.

— Не желаешь искупаться вместе со мной? — его голос соблазнял и обещал море наслаждения, но я вынуждена была отказаться.

— Извини, мне нужно быть рядом с Нарин, когда она проснется.

— Хорошо, если все же передумаешь, я жду тебя… — и поцеловав прядь моих волос, он отстранился.

Когда Амит уходил, я долго задумчиво смотрела ему в след, а когда взглянула на Нарин, то поняла, что девочка наблюдает за мной.

— Мам, мы не вернемся домой? — на глазах малышки навернулись слезы.

— Нет, милая. Мы полетим на самолете. Помнишь, ты так этого хотела?

— Помню, но сейчас больше всего, я хочу к папе. — я вздохнула.

— Понимаешь, дорогая, у взрослых случается, когда им приходится расстаться…

— Вы больше не любите друг друга? — наивно спросила она. Решив, что слишком трудно будет объяснить ей свои чувства, я коротко кивнула в ответ на ее слова.

— Да, милая.

— Теперь ты любишь этого дядю?

— Да, солнышко. И я хочу, чтобы ты называла его папой. — я понимала, что слишком тороплю события, но разговор так хорошо шел, что не стала откладывать на потом.

— Но он ведь не мой папа…

— Теперь, когда мы будем жить вместе… — но Нарин перебила меня.

— Я не хочу с ним жить.

— Малышка, ты скоро привыкнешь. Амит очень хороший, он любит тебя.

— Он ведь меня не знает…

— Он знает тебя очень давно. Еще с тех пор, как ты была совсем крохой.

— И он приходил ко мне?

— Конечно, ты его очень любила. — лживые слова легко срывались с моих губ. Я ничуть не сожалела об этом, ведь эта ложь была во благо.

— Правда? — с сомнением спросила она, на что я кивнула. — Странно, я совсем его не помню.

— Конечно, ты ведь была совсем малышкой.

— Мам, — спустя молчание, позвала Нарин. — Я к папе хочу…

— Дорогая…

— Я скучаю по нему… почему мы не можем жить все вместе? — и она вновь заплакала.

— Прости, моя дорогая. — и я крепко обняла малышку.

— Все грустите? — с улыбкой произнес Амит, выходя из ванной комнаты. Нарин делала вид, что Амит ее не интересует, но на самом деле, украдкой поглядывала в его сторону.

— Привет. Мы с тобой так и не познакомились. Меня зовут Амит, а тебя? — Нарин неуверенно взглянула на меня, потом на Амита и снова на меня.

— Нарин Александра Маурер. — представилась полным именем малышка.

— Александра? — он взглянул на меня, но обратился к Нарин. — Знаешь, так звали мою маму. — конечно, он догадался. Помню, Амит рассказывал, что внешне точная копия мамы. Когда я увидела, что Нарин очень похожа на Амита, решила назвать ее именем его мамы.

— А у тебя только одно имя? — удивилась она.

— Нет, у меня, как и у тебя, есть второе имя. Мы с тобой особенные. — он заговорщицки улыбнулся девочке.

— Мой папа тоже особенный! — что можно сказать? Так хорошо начавшийся диалог испортился одним язвительным замечанием ребенка.

— Хорошо, пусть так. — кивнул он с доброжелательной улыбкой.

— А ты, дядя, где живешь?

— В Англии.

— А когда собираешься туда обратно? — провокационно спросила она, намекая, что ему пора домой.

— Завтра, вместе с тобой и мамой. — невозмутимо ответил Амит. Да, выдержка у него хороша, годы терапии не прошли впустую.

— Все равно не буду с вами жить! Убегу к папе! — закричала Нарин, падая на кровать и громко рыдая.

Амит вышел из комнаты, оставив меня наедине с рыдающей дочкой. Спустя некоторое время Нарин успокоилась и стала смотреть какие-то мультики по телевизору. Сейчас все происходящее ее совершенно не заботило. Муха пролетит она и не заметит. Такое случалось, когда она не получала желаемое, путем своих истерик. Сегодня из нее не выбьешь и словечка, сама заснет, а завтра проснется как ни в чем не бывало.

— Я купил билеты на завтра. В 12:40 вылет.

— Вот как… — он взял меня за руки.

— скоро, Анетт, очень скоро, ты будешь моей.

— Я уже твоя…

— Не совсем… Осталось кое-что важное…

— Что именно?

— Твоя рука и мое имя. А еще пора попрощаться с Беатрис и вернуть Анетт.

Беатрис… какое странное чувство… она стала частью меня, этакая домохозяйка, которая каждый день ждет с работы мужа и воспитывает дочь.

— Хорошо, Амит. — проведя пальчиком по груди Амита, заигрывая, прошептала я. — Знаю, ты принял ванну, но не хочешь еще искупаться со мной?

— С превеликим удовольствием, Анетт. А как же Нарин?

— С ней будет все хорошо. До завтрашнего дня она не заговорит с нами. Такая уж наша дочь. — пожала плечами я.

У входа в ванную комнату Амит звонко хлопнул меня по ягодицам, а я захихикала, как шестнадцатилетняя девчонка. Да-а, он вновь сводил меня с ума. Ничто не способно это изменить.

В ванной мы разделись до гола. Словно впервые увидев его обнаженным, я стала гладить мускулистые руки, плечи и грудь. Чувствуя его кожей, я распалялась все мучительней от прикосновений к нему.

— Твоя грудь совсем не изменилась, малышка. Ты не кормила ей?

— Из-за стресса я лишилась этой возможности.

— Люблю ее! — порывисто, почти рыча, сказал Амит. Прижимая меня к стене, он прикоснулся губами к груди. С силой посасывая, кусая и облизывая, Амит ласкал меня руками. Цепляясь в удовольствии за его волосы, я тянула их в порыве страсти. Амиту это особенно нравилось. Судорожно сводя ноги вместе, я сдерживала громкие стоны. Амит упал на колени, раздвигая ладонью мои ноги… прикосновения языка к трепещущей плоти, унесли меня в небеса. Бессознательно из горла вырвался стон… вспоминая, что в комнате маленький ребенок, пообещала вести себя тише. Конвульсивно выгибаясь и кусая Амита за плечи, я заглушала громкие стоны, срывающиеся из моего горла. Дыхание участилось… пульс ускорился, бросило в жар: я была на вершине экстаза. Обмякшая, совсем без сил — упала на Амита, он улыбнулся, целуя мои губы. Взяв меня на руки, опустил в воду. Чувствуя горячее блаженство, я еще больше расслабилась. Амит погрузился в воду рядом со мной. Вновь его губы на моих губах. Посадив меня сверху, он вошел в меня, как нож в масло. Я задохнулась от блаженства, наполняющего меня изнутри. Началась бешенная скачка, вода плескалась и расплескивалась из джакузи. Полностью погруженные в свои чувства и ощущения — нас это не волновало. В блаженстве Амит закрыл глаза. Шепча мое имя, коснулся кончиком языка моей губы, сорвало голову, и я бросилась к его губам, пытаясь утолить жажду в поцелуе.

Наше дыхание, стоны — все смешалось в одно целое, неделимое. Утопая в потоке страсти и наслаждения, оргазм накрыл нас с головой. Целуя глаза, виски, щеки и губы, я испытывала благодарность за доставленное блаженство. Я была счастлива. Только с Амитом я испытывала такие чувства.

Понежившись в джакузи некоторое время, я вытерла насухо кожу тела. Следом за мной, поцеловав мою спину, поднялся и Амит.

— Боже, какая ты сладкая! Не могу от тебя оторваться.

— Пора выходить, мы и так добрый час здесь. — с улыбкой ответила я, касаясь его губами.

— Я с удовольствием заперся бы с тобой на целый день.

— Я и не сомневалась. — погладив его по щеке и поцеловав коротко в губы, я отметила про себя, как красивы его глаза, они вновь сияли, блаженно прикрытые. Расслабленные и полностью удовлетворённые, мы вышли из ванной.

Войдя в комнату, я увидела, что Нарин нигде нет. Телевизор включен, а постель пуста. В тот момент я испытала полнейший ужас от понимания, что моя малышка сбежала и сейчас совсем одна на темных ужасных улицах. За каждым углом ее могли поджидать опасности.

Наскоро одевшись, мы стали искать дочку по всему отелю, но ее нигде не было. Никто не видел, как она выходила. Посмотрев запись с камер наблюдения, мы убедились, что Нарин вышла на улицу.

— Амит, нужно разделиться.

— Нет! Не хочу потерять и тебя. Будем искать вдвоем. — Взявшись за руки, мы стали подходить к уличным магазинчикам, спрашивая о Нарин. Никто ее не видел. Мы поняли, что скорее всего она пошла в другую сторону. И тут меня осенило, она узнала улицу, где находился отель. Каждый день, когда Тони ездил на работу он проезжал его. Он часто брал Нарин с собой. Должно быть, она пошла к нему на работу.

— Я знаю, где она, Амит. — уверенно заявила я, таща его за руку.

— И где же?

— Она пошла на работу к Тони. Он работает неподалеку.

— Хоть что-то!

Пройдя несколько кварталов, мы все-таки пришли, но Нарин там не оказалось.

— Господи! Где же она? — заплакала я. — Надеюсь, с ней ничего не случилось. — уткнувшись в плечо любимого мужчины, еще сильней зарыдала я.

Где-то неподалеку раздался крик и плач, я сразу узнала кому принадлежит он. Не успела я сорваться с места, как Амит отпустил мою руку, бросаясь на помощь дочери. Когда я догнала его, увидела, что он стоит на коленях перед заплаканной Нарин. Утирая слезы с ее щек, он говорил ей что-то успокаивающее. Слушая его, всхлипывая, она кивала. Окинув взглядом пространство вокруг, я заметила, что неподалеку скулит и бьется в предсмертных конвульсиях пес. Должно быть собака напала на Нарин и Амит спас ее. Слава Богу, что мы оказались неподалеку.

— Нарин, как ты нас напугала! Ты в порядке? — не смотря в мою сторону, Нарин кивнула.

— У нее шок. Ей нужно в больницу, ее укусил пес. — увидев окровавленную ногу дочери, я забеспокоилась.

— Быстрей, Амит. Этот пес мог болеть бешенством. — взяв Нарин на руки, Амит поспешил к такси, припаркованному неподалеку.

В больнице Нарин сделали укол от бешенства, обработали рану на ноге, сделали перевязку и дав рекомендации по обработке раны отпустили домой.

На следующий день мы все-таки улетели в Англию. Хотя Нарин долго плакала, вскоре она смирилась со своей участью. Девочка была уверена, что Тони вскоре приедет навестить ее. Думаю, именно это он шептал ей на прощание.

Амит стал ее героем, спасшим от страшной и злой собаки. Она стала относиться к нему с нежностью, дружелюбием, как относилась к Тони. Вскоре она призналась, что ей очень повезло иметь двух замечательных пап. У всех только один папа, а у нее двое. Для нее это было что-то удивительное и замечательное. И хотя я была счастлива, что Нарин так быстро приняла Амита — мне было грустно за Тони, он был один, обиженный и сломленный. Как бы мне хотелось, чтобы все закончилось по-другому. Хотелось с ним поговорить, узнать, что он не держит на меня зла и простил. Но я понимала, прошло слишком мало времени для того, чтобы нанесенная рана зажила. Я искренне надеялась, что этот день когда-нибудь наступит. Когда-нибудь мы сможем поговорить без обид и претензий, как в старые добрые времена, когда были лучшими друзьями.

Записки Амита 10

Она продолжала любить меня. Хоть ее глаза метали молнии, губы кривились в неприязни — она боролась скорей с собой, чем со мной. Было неприятно видеть в ее глазах страх и ужас. Хотелось обнять и сказать ей, что не причиню ей больше вреда, но едва ли она поверит мне, не после того, что я сделал с ней.

Моя еда растопила ей сердце и Анетт наконец сдалась, стала дружелюбной и открытой. Она попросила позвонить подруге, мне не хотелось, чтобы она чувствовала себя пленницей, поэтому я дал совершить звонок. Один невинный звонок подруге не представлял угрозы для меня. Сначала она мило говорила с ней, после чего сказала какую-то фразу, скорее шифр, предназначающийся для мужа. Хитрая лисица — моя Анетт. Но это вряд ли поможет ей избавиться от меня. Теперь я больше никогда ее не отпущу.

Я завел речь о дочери. Анетт была потрясена и напугана. Она пыталась обмануть меня, скрыв тот факт, что я отец девочки. Как подло, Анетт. Хорошо, что я знал правду и ее вранье ни сколько меня не переубедило, только помогло убедительней сыграть печаль на лице от потери нашего ребенка. Глупая, глупая, Анетт. Она боялась за нее, пыталась скрыть, но добровольно я никогда не оставлю свою дочку жить в доме чужого человека. Она моя и Анетт, как я мог отказаться от нее?!

Потом оборона Анетт полностью пала, и мы слились в объятиях друг друга. Как долго я мечтал об этом. Представлял, что буду вот так держать ее в своих руках, прижиматься губами, вкушая сладость губ, чувствовать ее бешеный пульс, сбившееся дыхание и отрывистые жаркие стоны. Я мечтал увидеть страсть, пожар ее тела, ощутить на себе степень ее желания. Как долго я ждал Анетт…

Я вновь чувствовал ее, как будто тех лет разлуки не было, словно мы никогда не расставались. Счастье переполняло меня изнутри. Все было почти идеально. Осталось забрать девочку и убраться восвояси из этой гребаной страны. Хочу домой, в Англию. Здесь все чуждо, даже дышится по-другому. Как Анетт могла так долго жить здесь и не скучать по родине? В прочем, я не был таким уж заядлым патриотом своей страны, просто Америка навсегда будет ассоциироваться с тем, что здесь Анетт жила с другим мужчиной. Она целовала его как меня, обнимала и горела от страсти… Черт! Готов убить того ублюдка голыми руками… но нет… я изменился, теперь мне нужно больше думать об Анетт и дочке. От меня зависит их счастье, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы они ни в чем не нуждались.

Утром мы вернулись в Юджин, Анетт очень нервничала и всю дорогу провела в переживаниях. Она молчала, но по искусанным губам, я понял, как сильно ее волнение. Даже походка была неуверенной: ноги дрожали, когда она шла к дому. Я сказал ей, что буду ждать в машине, но, конечно, не мог ничего такого сделать. Анетт постарается выкрутиться, подстелить соломку тому ублюдку, но нет, я хочу, чтобы он упал, сильно больно ударившись.

Видеть со стороны и знать, кто жил все это время с моей Анетт — не одно и тоже, когда видишь его лицом к лицу. Во мне кипела ненависть, гнев и злость — эти чувства поднялись во мне словно лавина, мне казалось, что не смогу справиться с этим цунами чувств, но нет… терапия работала, должно быть, я действительно излечился, раз уж смог легко побороть в себе негатив, а потом спокойным и ровным тоном разговаривать с ним. Но на мгновение я все же пожалел, что тогда не закончил начатое и не прикончил ублюдка в той подворотне, тогда бы мы не оказались в этой ситуации. Без поддержки, она продолжала бы верить мне и с нетерпением ждать моего излечения. Идеальный исход. Ладно, это в прошлом, если так случилось, значит, так и должно быть.

Девчонка действительно была моей копией. А если точнее: копией моей матери. Это неприятно задело меня и подняло что-то черное из глубины моего сознания, то, что так сильно хотелось забыть.

Мать никогда меня не любила, унижала и издевалась. Она часто смотрела на меня со всей своей ненавистью и неприязнью, я чувствовал себя ничтожным каждый раз, стоило ей одарить меня таким взглядом. Сейчас я видел тот же взгляд у своей дочери. Она одарила меня таким взглядом, когда узнала, что теперь я стану ее отцом. Я был взрослым мужчиной, но один ее взор вернул меня в то жуткое, страшное детство, в котором были только слезы и мучения.

Мне казалось, что мама вернулась ко мне в образе этой малышки, чтобы продолжать издеваться и делать мою жизнь только хуже. Во мне творилось что-то невообразимое: страх, паника, отчаяние, но внешне я оставался таким как прежде, никто не видел моих внутренних страданий. Закрыв глаза лишь на мгновение, я постарался взять себя в руки. Да, девочка похожа на мою маму, да, она взглянула на меня так же как и она, но Нарин не мама, мертвые не возвращаются. Она всего лишь несчастный ребенок, который видит во мне угрозу ее счастливому будущему. Взяв себя в руки, я немного расслабился, но сознание коварно и временами подбрасывало мне воспоминания о ненавистных взглядах…

Смотря, как дочка хватается за ноги Энтони, плачет, не хочет отпускать, и видя, как лицо его искривилось в гримасе боли — я не чувствовал жалости, только удовлетворение. Мой враг повержен, теперь он страдает так же, как страдал я. Я видел его слезы, несчастный взгляд — это было так упоительно. Он заслужил это, в отместку за то, что попытался отнять мою жизнь, мою женщину и моего ребенка. Теперь мы квиты. Не знаю, как буду жить рядом с этой девочкой, но я намерен стать ее центром, вытеснить образ другого отца и заполонить собой пустоты ее мира. Мать меня не любила, а эта девочка полюбит. Больше я не маленький и знаю, как можно добиться чьей-то любви.

Всю дорогу девчонка ревела, как резанная. Я не проявлял эмоций, не пытался ее успокоить, возможно, боялся, что она оттолкнет меня, тем самым вновь напомнит мать. Анетт делала попытки успокоить дочь, но это совсем не помогало. В итоге она просто уснула, исчерпав своими истериками запас сил.

Приехав в отель, Анетт осталась с дочерью, а я отправился в душ, желая смыть с себя усталость и весь этот день. Натянув на себя джинсовую рубашку и легкие штаны, я вышел к ним. Анетт и Нарин разговаривали и я испытал прилив нежности, мне захотелось поговорить с девочкой, попытаться наладить контакт. Я едва не застыл от потрясения, узнав, КАКОЕ второе имя Анетт дала нашей дочери. Она действительно издевается надо мной!!! Александра! Имя моей матери! Лицо, взгляд, так еще и имя! Этого было достаточно, чтобы ассоциировать маленькую девочку с той злой женщиной. Радует, что второе имя мы редко упоминаем, поэтому я немного успокоился. Анетт не знала моего детства, связанного с матерью, поэтому неудивительно, что она дала нашей дочери ее имя. Скорее всего, думала сделать приятно мне или отдать честь моей матери, не зная, какой гнилой женщиной на самом деле та была.

Потом мы с Анетт провели незабываемое время в джакузи. Ее страсть, ее любовь и желание наполняли меня силой, уверенностью и возносили до небес, вытесняя все плохое, стирая мучительные воспоминания и боль. Только Анетт подвластно так целительно реагировать на меня, ни одной другой женщине не удавалось получить хоть малый отклик во мне. Только физиология, мужская потребность — ни больше. С Анетт я весь — ее.

Счастливые и обессиленные, мы не сразу поняли, что Нарин нигде нет. Анетт боялась за нее, плакала, но девочку мы долго не могли найти. Пока Анетт не узнала улицу, на которой находился отель. Она предположила, что Нарин тоже ее узнала и побежала по дороге, ведущей к работе Энтони. Здесь было недалеко. Признаться, я тоже испытал страх за девочку, не знаю, отцовские ли это чувства, что-то проснувшееся из детства или жалость к горю Анетт. Я быстро метнулся в сторону крика, доносившегося где-то в темноте, и почти сразу увидел печальную картину: хилый худой пес вгрызся в маленькую ножку моей дочери и крепко держит, крутя головой, пытаясь отгрызть кусок детской плоти. Девочка плакала, пыталась отбиться, но тварь вцепилась ей в ногу, не желая отпускать. Одного удара ногой хватало, чтобы псина отлетела на пару метров в сторону и забилась в предсмертных муках. Мне не жаль пса, он посягнул на мою ценность, теперь я был точно уверен, что люблю эту девочку, даже с лицом моей матери, ее именем. Она — наше с Анет продолжение, частичка нашей любви.

После этого случая Нарин увидела во мне принца на белом коне, ее спасителя, героя. Теперь она полностью приняла меня. Дочка была очень мечтательной и открытой. В ее взгляде больше не было негатива, только любовь и обожание. И я не вольно подумал, что очень счастлив, ведь наконец смог добиться любви и признания своей матери. Это было восхитительное чувство.

С появлением Нарин в моей жизни, я стал плохо спать. Почти каждую ночь меня мучали кошмары, возвращающиеся ко мне вновь и вновь в лице моей жестокой матери. Все мучения, вся боль прошлого — все возвращалось ко мне во снах. Раньше тоже было так, но я справлялся с ними, убивая свою мать каждый раз, когда видел ее в ком-то…

Глава 22

Прошел целый месяц с тех пор, как мы вернулись в Англию. За это время я и Тони развелись. Это произошло очень быстро благодаря связям и деньгам Амита. В тот же день нас с Амитом расписали. У нас не было пышной свадьбы, платья и гостей, как мы когда-то мечтали. Все это уходило на второй план, ведь я вновь была счастлива рядом с ним. Признаться, мне не хотелось торопиться с браком, я готова была подождать немного, чтобы убедиться окончательно в полной излечимости Амита. Но он настоял на этом, торопясь сделать меня своей.

Зарегистрировав брак, мы несколько дней жили в доме Эдмонда, куда Амит перевез мои вещи, когда продал квартиру. В этом доме все осталось так же как и при жизни его хозяина, но атмосфера царила грусти и одиночества. Время для этого особняка — остановилось. Еще не так давно это место поражало меня своим величием, богатством и великолепием. Обслуживающий персонал продолжал ухаживать за домом внутри и снаружи, поддерживая в нем достойный приличный вид.

В гостевой комнате я нашла свои наряды и драгоценности, которые подарил мне Амит. Взяв из шкатулки то самое жемчужное ожерелье с инициалами, подумала, что оно идеально подойдет к платью, которое я купила недавно. Собрав необходимые вещи, мы решили отправиться в гости к дяде Амита, чтобы отпраздновать событие и познакомить его с нашей дочерью. Он был ее дедом, пусть и не родным.

Мистер Джозеф был крайне удивлен тем, что у Амита есть четырехлетняя дочь. В родстве он, конечно, не сомневался, ведь она очень походила на его племянника. Амит редко созванивался с дядей, поэтому тот ничего не знал о его психическом заболевании, лечении и о нашем расставании. Когда Нарин заговорила о своем замечательном первом папе, я заметила, как удивленно вскинул брови дядя, но вопросов не задавал, считая, не тактичным лезть в чужие отношения.

После трагической кончины жены, Мистер Джозеф обрел себя, став уверенней и улыбчивей. Теперь он действительно был похож на настоящего хозяина, гостеприимного и общительного. Смерть жены сняла тяжкий гнет с его плеч, и он задышал полной грудью. Говоря о жене, он выражался очень сдержанно, скупо, но тем не менее тепло и по-доброму. Думаю, он любил ее, хоть она третировала и всячески ущемляла его.

Вечером мы устроили семейный ужин. Я принарядилась, надев новое платье, купленное в Лондоне, сделала высокую прическу и нанесла красивый макияж. Нарин никогда не видела меня такой красивой. В Юджине я все время носила штаны и блузки, никогда не надевала платья и юбки. Мне было все равно на свой внешний вид, поэтому я не делала красивых причесок и макияжа. Я выглядела, как серая мышь, но Тони все равно любил меня всем сердцем. Сейчас, когда Амит вновь появился в моей жизни — я вернулась к старым привычкам и к убеждению, что рядом с ним должна выглядеть идеально. Интересно, смог ли Амит любить меня без всей этой мишуры из макияжа, причесок, красивых шмоток и каблуков? Рядом с ним я всегда была куколкой. Неизменно одевалась в цвета нежных пудровых оттенков, подчеркивающих милый образ ангела с белыми волосами, большими нефритовыми глазами и пухлыми сочными губами. С ним я была идеальной, цельной, полной жизни и огня. Осмотрев критичным взглядом свой образ, я подумала, что жемчужное ожерелье идеально подойдет к этому наряду. Амиту понравится. С улыбкой подумала я.

Накрыв на стол и позвав домочадцев, я стала ждать пока все рассядутся. Нарин весело болтала с дедом и Амитом, рассказывая смешные истории из нашей жизни с Тони. Дедушка слушал, подыгрывая смешным историям, побуждая рассказывать ее еще и еще. Нарин любила быть в центре внимания, поэтому в тот вечер ее трудно было остановить. Амит слушал Нарин, улыбался, иногда смеялся, но я видела, что его веселье показное, на самом деле, при упоминании Тони, Амит внутри кипел.

— Прекрасный ужин, Анетта. Ты чудесно готовишь. — одобрительно молвил дядя, вытирая рот салфеткой. Его глаза опустились на уровень моих ключиц и вдруг застыли, внимательно смотря на ожерелье на моей шее.

— Откуда это у тебя? — вдруг спросил он немного нервно.

— Амит подарил. Вам нравится? — улыбнулась я, касаясь пальцами холодных жемчужин.

— Я могу взглянуть? — краем глаза, я заметила, что Амит побледнел лицом, но не обратила на это внимание, полностью сосредоточенная на дяде.

— Конечно. — расстегнув ожерелье, я протянула его дяде.

— Это оно. — кивнул растеряно мистер Джозеф, сжимая жемчуг в ладони. — Откуда оно у тебя? Это ожерелье было на шее Алисы, когда ее убили… — я замерла от ужаса, понимая, что все это время носила ожерелье покойницы. Как оно вообще оказалось у Амита?

— Я купил его в Лондоне в лавке с драгоценностями. Оно действительно тети? Продавец предупреждал, что оно кому-то принадлежало, но мне оно так понравилось. Я даже подумать не мог, что оно могло принадлежать тете… — он грустно опустил голову. — убийца подстраховался, продав драгоценности далеко от глубинки. Извини, Анетт, что солгал тебе тогда. Покупая его, я даже не видел инициалов. — я не злилась на него, откуда он мог знать, что эта вещь принадлежала его убитой тете.

Мистер Джозеф протянул мне ожерелье.

— Если позволите, я бы хотела, чтобы оно осталось у вас. — ответила я, ничуть не жалея о своих словах. Все равно я больше никогда не смогла бы его надеть.

— Конечно.

Вечер был расстроен, но к счастью, первым из этой гнетущей гробовой тишины вышел мистер Джозеф, разрядив обстановку.

— Амит, Нарин так похожа на твою мать, когда та была еще девочкой. Мы выросли в этой деревне все вместе и Александру я знал с пеленок. — в глазах дяди заплясали одобрение и радость. Амит напротив напрягся, его сжалась в кулак, а лицо превратилось в застывшую маску. Я не поняла почему разговор о матери Амита, так разозлил его.

— Александра? — оживилась Нарин. — Дедушка, меня ведь тоже зовут Александра! — малышка радостно заулыбалась деду.

— Правда? — я кивнула.

— Когда Нарин родилась, то была очень похожа на Амита. Я помню, что он рассказывал мне, что внешностью был полной копией матери. Тогда мне пришла идея назвать Нарин в ее честь.

— Ты очень добрая, Анетта. Александра была потрясающей женщиной. — на миг мой взгляд уловил, как искривились губы Амита. Что-то тут не так… — Должно быть Амит очень обрадовался этому? — а Амит, казалось, багровел с каждой секундой все больше. Я очень за него переживала и коснувшись его руки своей, попыталась привлечь внимание. Мое прикосновение подействовало на него отрезвляюще и напряжение в его теле ушло, так же как и кулак расслабился.

— Извини, я задумался. — пробормотал Амит, касаясь губами моей щеки, полностью игнорируя вопрос дяди.

Оставшийся вечер мы провели весело и оживленно, играя в карты и кости. Нарин сидела на коленях у Амита, принимая полное участие во всем. Ночью мы разошлись по спальням и почти сразу уснули, а на следующий день мы попрощались с Мистером Джозефом и отправились в путь, обещая навестить его в скором времени вновь.

Всю дорогу до Лондона в машине стояла волшебная обстановка семейности. Нарин трещала без умолку, делясь впечатлениями и задавая интересующие ее вопросы: куда мы едем? Какой у нас дом? Какие соседи? Какая у нее комната? И так далее. На все вопросы отвечал Амит, так как я ответов не знала. Так как путь был долгим Нарин вскоре уснула, и я могла поговорить с Амитом о его вчерашнем поведении.

— Амит, я видела, как вчера ты отреагировал, когда дядя завел речь о твоей маме. Что не так? Ты не любил ее? — Амит вновь напрягся. — Не закрывайся от меня, пожалуйста, я лишь хочу понять тебя. — на мгновение Амит прикрыл глаза, так словно разговор об этом его выматывал.

— Когда-нибудь я расскажу тебе об этом. Но не сейчас. — он выдохнул. — Могу только сказать, что мама — олицетворение всего неприятного, что случалось со мной в детстве. Когда я слышу любое упоминание о ней, воспоминания оживают и заставляют проживать их вновь и вновь. — я едва не потеряла дар речи от услышанного. И хотя он не сказал ничего конкретного, я поняла, что Амит страдал по ее вине. Она стала виновницей, спровоцировавшей его болезнь.

— Мне очень жаль, Амит. Я не должна была называть Нарин в ее честь. Я действовала из лучших побуждений.

— Ничего, что сделано, то сделано. Я не сержусь, родная. Все в порядке. — он нежно погладил меня по голове, даря приятное тепло.

Большие глазницы окон встречали нас приветливо и дружелюбно, обещая райскую, наполненную счастьем жизнь. Наш особняк был великолепен, с разбитым у фасада садом, детской площадкой: с различными качелями, качалками, горками, детским лабиринтом, песочницами и игровыми домиками. Площадка была огромной и рассчитана на целый выводок детей, в прочем Амит не раз говорил о том, что хочет большую семью. Внутри было светло и уютно, повсюду цветы, скульптуры из мрамора и гобелены на стенах. Комнаты просторные и богато обставленные, вся техника, имеющаяся в доме — последних моделей и супернавороченная. От детской невозможно было оторвать глаз: яркая, сочных цветов комната, со множеством игрушек, предназначенных от детей младенческого возраста и до отрочества. В ней было все что угодно, от мягких игрушек, до кубиков и конструкторов. Особо много было игрушек, развивающих логику, память и мышление. Нарин была очарована и все время проводила в своей комнате.

Дома имелся внутренний и внешний бассейн, в котором мы с Амитом дурачились. А потом смотрели романтические комедии, плавно перетекающие в бурную страсть. В Амите ее было очень много, казалось, он никак не может насытиться мной. Мы находились все время вместе, исключения составляли рабочие дни, когда Амит уходил на работу. Нарин быстро привыкла к Амиту, она любила играть с ним в салочки или прятки. Амиту нравилось учить ее чему-то новому и на удивление, он оказался очень терпеливым учителем. Амит носил ее на плечах, катал на спине и ужасно баловал, я же была строгой мамой, которая за плохое поведение и баловство отчитывала и ставила в угол. Пока Нарин не называла Амита папой, но Тони упоминала все реже.

Нас окружали соседи, две богатые семьи, искавшие уединения подальше от городской суеты. У них были дети, примерно одного возраста с Нарин.

Справа жили соседи по фамилии Майерсы. Они были пожилыми людьми. Их сын вместе с супругой недавно погибли в авиакатастрофе и у них остался пятилетний внук. Бедняжка, он до сих пор не подозревал, что его родителей больше нет в живых. Кайл жил вместе с бабушкой и дедушкой, смышленый и добрый мальчик. Нарин быстро с ним подружилась.

Миссис Майерс была чудесной женщиной, общительной, доброй и очень воспитанной, я сразу подружилась с этой старушкой. Она мне очень напоминала Эстер, по которой я тоже очень скучала. Ее муж был бизнесменом, поэтому у них с Амитом было много общего. Беседуя о бизнесе — им никогда не было скучно.

С соседями слева было сложней… мне они совсем не нравились. Семейство Райтов состояло из пяти человек, из которых два родителя и трое детей. Саре и Джейсону было около тридцати пяти лет. У них был четырнадцатилетний сын Генрих и семилетние близняшки дочки Изабелла и Марианна. Сара и Джейсон женились не по любви. В их паре был только расчет и выгода. Сара была красивой, но неприятной женщиной. Все разговоры сводились к ее красоте. Мне она совсем не нравилась, не видела я в ней ничего интересного и стоящего, пустая и бездушная кукла. Она и ее муж — стоили друг друга. Джейсон любил жаловаться на жизнь, всем был недоволен. Даже солнце за окном могло вызвать недовольство этого неприятного человека. Каждый их приход — сплошное нытье и жалобы. Хотелось поскорее выпроводить такую компанию и забыться в любимой семье.

Из всех членов семейства симпатию я испытывала лишь к их сыну. Он был трудным ребенком. Своим поведением Генри пытался, привлечь внимание родителей. Генрих постоянно дрался и являлся в школу с не выученными уроками, на него постоянно жаловались учителя, что он ведет себя по-хамски и неуважительно. По этой причине родителей часто вызывали в школу, но это не заставляло их обратить на него внимание, казалось, сын для них не существовал. Единственное, что их волновало, помимо них самих, это куколки-дочки, которые росли такими же малодушными, как и их родители. Изабелла и Марианна — близняшки, идентичные друг другу, как внешне, так и внутренне. С виду ангельские создания: белокурые с кучеряшками, голубоглазые с длинными ресничками, просто загляденье, а не девчушки. Но так могло казаться со стороны. На самом деле их милые, спокойные лица искажались негативной гримасою высокомерия; кроткий характер становился буйным, невоспитанным, звериным, заставляющим девочек нападать на других детей с оскорблениями и подтруниванием. Они нарочно портили вещи в доме, а потом выставляли все так, что это сделал кто угодно, но только не они. Зачастую все нападки были против Нарин, они невзлюбили ее, всячески дразнили и подставляли. Не раз я заставала дочку, плачущую в синяках и ссадинах. Она не признавалась, но Кайл рассказал кто ее обидел. Он пытался ее защищать, но у него ничего не выходило, девочки были старше и рослее его. А однажды я увидела в окно, как одна из близняшек разбивает в нашем доме вазу, позже она обвинила во всем Нарин. Дочка молчала как партизан, не выдавая истинных виновников.

— Мам, я не делала этого… — в тот вечер к нам в спальню вошла Нарин. — я не разбивала вазу.

— Я знаю, солнышко. Ты никогда бы не сделала этого. Не хочешь рассказать почему тебя задирают девочки? — Нарин слегка покраснела и смущенно опустила голову.

— Они хотят играть с Кайлом, но они ему не нравятся, и он играет со мной.

— Дорогая, ты хорошая девочка, вот к тебе и тянутся люди. — я погладила ее по щеке.

— Нарин, послушай меня, — Амит сел на край кровати. Опустив ноги на пол, он притянул Нарин к себе. — Всегда давай сдачи, даже если боишься. Никогда не показывай им свою слабость и слезы. Они чувствуют твой страх, и он им нравится. Они будут издеваться над тобой до тех пор, пока ты позволяешь им делать это.

— Хорошо. — кивнула она счастливо — А можно мне сегодня с вами спать?

— Нет, солнышко, иди в свою постель. — строго сказала я.

— Анетт, пусть сегодня она останется с нами. — попросил Амит.

— Ну хорошо, Амит. Раз папа разрешил, тогда ложись. — придвигаясь к Амиту, я уступила место Нарин сбоку от себя.

— А можно я лягу посередине? — мы с Амитом переглянулись. Она никогда не хотела спать рядом с Амитом, все же она только привыкала к нему.

— Конечно, милая. — мы обняли Нарин, сплетая свои пальцы друг с другом. Смотря друг другу в глаза, мы нежно улыбались, это был самый добрый момент нашей жизни. И я была счастлива.

— Мм… Амит, ты теперь мой папа? — вдруг спросила она.

— Да.

— Значит, я могу называть тебя так?

— Конечно, малышка.

— Здорово, папа. — не могу вообразить каким счастьем озарилось лицо Амита в тот первый раз, когда Нарин назвала его папой. Тогда мы прожили целый год и Нарин наконец окончательно привыкла к нему.

Глава 23

В один из дождливых дней, спустя два года, я вышивала в гостиной, ожидая прихода мужа домой. Амит опаздывал на целый час, но я не переживала, так как он заранее предупредил меня, что задержится. Нарин играла на ковре, разыгрывая кукольное представление. С улицы доносились жуткие звуки грозы и завывающего ветра, ломающего ветки и деревья. Нарин то и дело подпрыгивала на месте и ежилась от особенно громких раскатов грома. Когда ей было особенно страшно, она отрывалась от своего занятия и прижималась ко мне. Я любила грозу, поэтому с легкостью могла успокоить дочь, рассказав с восхищением о таком уникальном явлении природы. Мои слова ее успокоили, она улыбнулась, но внезапный грохот входной двери заставил девочку подскочить на месте.

— Не бойся родная, это, наверное, папа вернулся домой. — с улыбкой поднявшись с кресла, я пошла следом за Нарин, которая с радостью кинулась встречать своего отца. Амит вел под руку ребенка, одетого в темную одежду, поверх которой был надет дождевичок. Черные брови мальчика были насуплены и сдвинуты на переносице, его хмурость и плотно сжатые губы говорили о том, что он не был рад находиться здесь. Чумазое темное личико, черные спутанные волосы и темные почти черные глаза. Было видно, что за ребенком мало ухаживали и совсем не заботились. Я попыталась познакомиться с мальчиком, но он не шел на контакт, уперев свой взор в пол. Тогда я оставила попытки подружиться и взглянула на раздраженного Амита.

— Этот мальчик потерялся, и ты ищешь его родителей? — наивно поинтересовалась я.

— Нет. — зло ответил он. — Он мой сын и теперь будет жить с нами. — на время жизнь замедлила свой ход, я едва понимала, что происходящее со мной реальность и мальчик — примерно одного возраста с Нарин — сын Амита.

— Сколько ему лет? — пытаясь говорить ровно, я боялась услышать ответ.

— Он на два года старше Нарин. — внутренне выдохнув, я искренне улыбнулась. Мне не важно его прошлое до меня, у него были женщины, почему ни быть и детям? Я любила Амита и приму каждого ребенка, принадлежащего ему. Но судя по лицу Амита — он совсем не был рад новоиспеченному сыну.

— Где его мать?

— Умерла недавно. Сутенер избил до смерти. — с презрением выплюнул слова Амит.

— Ты знал о нем?

— Нет! Мы виделись с ней лишь раз, после я никогда ее не видел. Анетт, ты примешь его? — в его глазах надежда и отчаяние, он не хотел этого ребенка, но не мог оставить на произвол судьбы.

— Он твой сын, я люблю тебя — полюблю и его. — я присела на корточки перед мальчиком.

— Как тебя зовут? — мальчик некоторое время тупо смотрел в пол, не поднимая на меня глаз.

— Эван.

— Очень хорошо, Эван. А меня зовут Анетта. Если ты позволишь, я стану твоей мамой…

— У меня уже есть мама! — упрямо, почти со злостью закричал Эван.

— Конечно есть, — кивнула я. — Но я буду тебе второй мамой.

— Мне не нужна вторая мама! Мне никто не нужен!

Нарин, до сих пор остававшаяся в стороне, подошла к нам и стала напротив Эвана.

— Значит, он мой брат? — спросила она важно. Я кивнула. С высокомерием, не свойственной моей дочери, она сказала. — Он такой грязный и совсем не красивый… Разве может он быть мне братом? — брезгливо спросила она. Мальчик стоял, бросая злобные взгляды на Нарин.

— Нельзя так говорить, Нарин! Своими словами ты можешь обидеть его. Эван, пожалуйста, не принимай ее слова всерьез.

— Мам, а почему он смотрит на меня так? Он ужасный! Я не хочу, чтобы он был моим братом! — и она зарыдала, а Амит увел мальчика наверх, показывая ему комнату, в которой он будет жить. Конечно, личной комнаты у ребенка не было, пришлось довольствоваться гостевой, впрочем, Амит вскоре позаботился об этом и сделал из гостевой — спальню для Эвана.

Эван был трудным ребенком, я не могла найти к нему подход. Он совсем не воспринимал меня, на вопросы не отвечал и все время глядел с ненавистью в пол, словно хотел своим взглядом прожечь в нем дыру. Мне пришлось трудно с ним. Я хотела, чтобы Эван почувствовал дружелюбную атмосферу нашей семьи, став ее членом, но он упорно отказывался принимать нас. Он не хотел есть с нами за одним столом, приходилось относить ему еду на подносе в комнату. Ни с кем не разговаривал, даже Амита игнорировал, хотя муж и без того не слишком пытался с ним поговорить. Эван очень раздражал Амита

Я понимала, что мальчик страдал сидя в одиночестве в четырех стенах. Он лишился мамы и попал в семью, которую раньше никогда не знал. Конечно, ему тяжело. Эван любил свою мать, после ее смерти он замкнулся в себе и перестал к себе кого-либо подпускать. Я понимала его состояние как никто, ведь сама замкнулась в себе после смерти родителей.

Поначалу Нарин вела себя так словно Эван ее совсем не интересовал. Она не ходила к нему, не пыталась подружиться. Для нее никакого брата не существовало. Через некоторое время у малышки все-таки появился живой интерес к мальчику. Она стала расспрашивать о нем, интересоваться почему он не спускается вниз, не садится за стол вместе с нами. Задавала вопросы о его прошлом, на которые я, увы, не могла ответить. Я и сама ничего не знала. Амит не хотел ничего рассказывать.

Как-то раз Нарин робко попросила отнести Эвану ужин. Я удивилась, но попросив быть аккуратной, разрешила. Маленькими пальчиками она взяла тяжелый железный поднос. Ее руки дрожали, но дочка не жаловалась, стоически выдерживая все тяготы тяжелой ноши. Пожалев Нарин, я помогла ей донести его до комнаты Эвана, а там передала ей. Девочка вошла в комнату, поставив осторожно поднос на стол.

— Зачем пришла? — грубо спросил мальчик. Я удивилась, ведь это было впервые, когда он сам заговорил с кем-то.

— Хотела увидеть тебя. Ты изменился… — она по-доброму осматривала изменения в Эване: его искупали, переодели, причесали… он выглядел очень мило, как ей казалось.

— Теперь я похож на твоего брата? — в раздражении, обижено ответил он.

— Тогда я не заметила, но сейчас вижу: у нас одного цвета волосы… — она коснулась пальчиками волос Эвана, но он грубо перехватил ее руку.

— Не трогай меня, девчонка. Ты мне не сестра! Я никогда не приму этого!

— Но как же… — растерялась Нарин.

— Я убегу отсюда, вот увидишь!

— Все тебя любят… особенно мама. Разве ты не видишь, как она старается?

— Она — мне не мать! — заорал он и толкнул Нарин. Девочка упала, ушибив руку.

— Ай, больно! Зачем ты так? — заплакала она. — Я ведь хотела только подружиться с тобой, а ты… ты… — Нарин спрятала голову в коленях, ее плечи подпрыгивали от слез.

— Ну все, хватит… — на его лице отразилось замешательство и сочувствие, на мгновение он поколебался, прежде чем поднять руку и похлопать девочку по плечу. — не плач…

— Почему ты не можешь остаться? Мы тебе не нравимся?

— Вы — мне чужие, а я не люблю чужих.

— Но я не хочу оставаться тебе чужой, Эван. — мальчик потерял дар речи, мольба в глазах Нарин и ее слова глубоко тронули его. Так ничего и не сказав, Нарин спросила: — Куда ты собираешься вернуться? Ты знаешь, где твой дом?

— По крайней мере не здесь. Здесь все так приторно-сладко. — он брезгливо покосился на комнату, обставленную со вкусом в сине-серых тонах.

— А как ты жил до нас? — поинтересовалась девочка, усаживаясь рядом с ним на пол, переставая плакать.

— Это тебя не касается… — грубость вылетела из его уст, но я видела, стоя за дверью и подглядывая в замочную скважину, что Эвану было приятно внимание Нарин.

— Ну расскажи! — попросила она.

— Мамы постоянно не было дома. Я все время был один. Она приходила всегда пьяная и злая, я старался не трогать ее, но мне все равно доставалось.

— А пьяная это как? — добродушно спросила малышка. Эван в удивлении покосился на Нарин, удивляясь ее незнанию. Поняв, что она всерьез задала свой вопрос, он ответил:

— Ну… даже и не знаю, как объяснить… — он замялся, подбирая правильные слова. — Ее всегда бросало в разные стороны, она часто падала. От матери плохо пахло и она непонятно разговаривала. — по его сбивчивой речи Нарин поняла, что никогда прежде такого не видела.

— Я никогда прежде такого не видела. — пробормотала девочка, обхватив колени руками и положив подбородок на них. — И после такого ты все еще хочешь вернуться? — удивленно бормотала она.

— Да, она ведь моя мама. Кроме меня у нее никого нет. — услышав слова мальчика, я едва не заплакала. Они очень тронули меня. Как бы плохо не обращалась с ним мать, он думал в первую очередь о ней.

— Почему ты не хочешь, чтобы моя мама стала твоей мамой?

— Потому что мама — одна. — упрямо заявил он, но девочка покачала головой.

— Это не так. Вот у меня два папы, значит, и мамы может быть две.

— Как это два папы? — поинтересовался он и на его лице отразилось недоумение.

— У меня был другой папа… но потом мама сказала, что теперь Амит будет моим папой.

— И ты все равно считаешь его отцом? — удивился паренек.

— Конечно, мы ведь так похожи. — она широко улыбнулась. — Он и твой папа тоже.

— Наверное, — пожал плечами, — раньше я никогда его не видел. Мама говорила, что не знает кто мой отец.

— Не знает? — удивилась девочка. — Но как это возможно? — Эван пожал плечами, не зная ответ. — Я слышала, что твоя мама умерла… — робко сказала Нарин.

— Думаешь, она оставила меня? — вся приятная атмосфера разговора — испарилась, он как-то злобно усмехнулся. — Нет! Она часто уходила, но всегда возвращалась, в этот раз будет так же.

Нарин имела представление о смерти, смотря фильмы или мультфильмы, поэтому она прекрасно понимала, что оттуда не возвращаются.

— Эван, твоя мама не вернется больше, — набравшись смелости сказала Нарин. — Мертвые не возвращаются.

— Я убью тебя, если ты не заткнешься! — в тот момент я готова была выйти из своего укрытия, чтобы прийти на помощь своему ребенку, до того мне не понравилось выражение лица и тон Эвана. Злые глаза, насупленные брови, губы, поднятые в оскале, а также рычащий голос, сказали мне о том, что с этим ребенком шутки плохи. Голос Нарин остановил мой отчаянный порыв броситься к ней на помощь, заставляя стоять на месте, продолжая шпионить.

— Эван, я хочу, чтобы ты понял: теперь ты живешь здесь. Мы — не чужие, мы — твоя семья. Больше ты не будешь бояться прихода пьяной мамы, здесь тебя никто не тронет. Ты привыкнешь и полюбишь нас. Я хочу, чтобы ты всегда был с нами. Мне хочется подружиться с тобой. — закончив свою речь, она по-матерински погладила Эвана по голове, ожидая его реакции. Я была поражена, что такая кроха, как Нарин смогла так четко подобрать слова. Она сократила расстояние, воздвигнутое между ними Эваном.

По правде говоря, я не знала какой реакции ждать от мальчика. Здесь возможны были несколько вариантов и все они по-своему непредсказуемые. Его реакцией могла быть злость и брань, как и раньше, ведь Эван был очень вспыльчивым и брюзгливым, а слова, которые должны были умерить его пыл и успокоить, могли подействовать иначе. Еще он мог попросту отмахнуться от слов Нарин и безразлично уставиться в пол, как это было до её прихода. Обычно глаза Эвана были пустые и мрачные, как темная безлунная ночь, а рядом с Нарин в них появилась осознанность и живой блеск. В тот момент Эван смог удивить меня, ведь мои предположения оказались далеки от истины. Слова Нарин так потрясли Эвана, что он разрыдался. Я не знала о чем думал Эван в тот момент, почему ее слова так потрясли его? Возможно, у него действительно было детство, какому не позавидуешь и пьяная мать — лишь песчинка из всех горестей, выпавших на его долю. Слова Нарин достигли самого сердца Эвана, и он открыл ей свою душу, положив начало новой крепкой дружбе между ними.

Пока Эван плакал у нее на плече, Нарин крепко обнимала его, мягко поглаживая по спине. Эта сцена была такой трогательной, что я сама едва не разрыдалась.

После того случая Нарин и Эван стали не разлей вода. Они все время проводили вместе, играя во дворе или сбегая в тайне от меня за пределы нашей территории. Враждебность, злость и брюзгливость мальчика — исчезли без следа, явив моим глазам совсем другого ребёнка. Его плюгавость сменилась дружелюбием и благожелательностью, он стал живей и улыбчивей. Но все его улыбки, счастливые сияющие глаза, дружелюбие и пространные диалоги — предназначались лишь Нарин, когда к нему обращалась я или Амит — он становился прежним безразличным мальчиком.

Эван не обладал словоохотливостью, не любил болтать зря, на мои отчаянные попытки завязать разговор, мальчик отвечал односложными предложениями, тем самым давая понять свое нежелание продолжать разговор. Он стал спускаться вниз и завтракать вместе с нами. За столом вел себя тихо, сдержано и угрюмо, украдкой улыбаясь лишь Нарин.

Однажды, уложив детей спать, усталая и обессиленная, я вошла в нашу с Амитом спальню. Амит лежал на кровати что-то щелкая в телефоне.

— Фуух, мне едва удалось успокоить этих двух разбойников. Представляешь, не желали ложиться спать! — я села за трельяж перед зеркалом, чтобы стереть макияж с лица.

— Этот обменыш доставляет тебе неприятности? — со злостью спросил Амит. Рука с ватным диском застыла в сантиметре от лица, я едва не поперхнулась слюной от негодования.

— Как ты назвал его? — подозрительно спросила я, начиная волноваться.

— Обменыш? Ты об этом? — пожал плечами Амит так, словно не сказал ничего предосудительного.

— Да! — повысив голос почти до крика, ответила я. — Этот обменыш, как ты выразился, твой сын и кем бы ни была его мать — ребёнок в этом не виноват!

— Анетт, я тебя умоляю, — усмехнулся он. — давай без драмы.

— Ты привел ребенка в нашу семью, чтобы это место стало для него домом. Если ты не любишь мальчика, зачем тогда привел его? Для чего он тебе нужен, если ты так ненавидишь его?

— Эй, малышка, тише, не горячись так! Что на тебя нашло? — попытался успокоить меня Амит, кладя руку на мое плечо.

— Я хочу, чтобы ты ответил на мои вопросы, Амит. — холодно потребовала я.

— Да, я не питаю к Эвану любви, но бросить его на улице не мог. Я должен обеспечить ему будущее.

— Раз уж решил стать для него отцом — тогда и веди себя соответствующе, Амит. Ты не должен пренебрежительно относиться к нему!

— Я могу делать все, что захочу, Анетт.

— Так как благодаря тебе у меня появился сын, я имею право вмешиваться и требовать нормального отношения к нему!

— Какое нормальное отношение? — засмеялся он. — Ты так печёшься о нем, а он даже не удостаивает тебя добрым словом.

— Это пока! Скоро мальчик привыкнет, и мы станем настоящей семьей.

— Он так не воспитан! Его мать ничему его не научила.

— Ничего, мы сами воспитаем его. Но почему ты так не любишь его? Ты ведь так хотел детей, что случилось с тех пор?

— Я и сейчас хочу много детей. Но наших, общих, понимаешь? Эван — нежеланный, доказательство одного случайного перепиха. Его мать была шлюхой.

— А как ты узнал о нем?

— Она пришла требовать деньги на его содержание. Я отказал ей. А потом мне стало известно, что ее убили. Я не верил, что он мой, когда шёл за ним. Когда увидел его, то почувствовал в нем что-то, что убедило меня в правдивости ее слов.

— И у тебя совсем не дрогнуло сердце?

— Нисколько Анетт. Я лишь знал, что не оставлю его. Эван как крест, взвалившийся на мои плечи. Я должен нести его до конца.

— С таким отцом мальчику лучше отправиться в приют. — недовольно пробормотала я себе под нос, но Амит все расслышал.

— Можешь обижаться, разочаровываться во мне, но любви и привязанности моей — ему не видать. Я обеспечил его кровом, хорошей жизнью, дал ему семью и свое имя. У него не будет тех трудностей, каким мы подверглись в свое время в приюте. — я задумалась, понимая, что не хотела бы, чтобы Эван испытал все тяготы жизни в приюте, жизнь с безразличным к тебе отцом, пожалуй, лучше детской жестокости, травмирующей психику. К тому же он и не тянулся к Амиту, может холодность отца его и вовсе не волновала. Единственная к кому он проявлял свой интерес — это Нарин, остальные, казалось, для него не существовали.

На этом наш разговор был окончен, в тот вечер я больше не заговаривала с Амитом, он тоже не предпринимал попыток поговорить. Так, в полном молчании, мы легли спать. Сон долго не шел ко мне, но спустя несколько часов, я уснула.

Подружившись с Нарин, Эван прекратил думать о побеге. Не знаю, принял ли он смерть своей матери или до сих пор думал, что она вернется за ним, но Эван не выглядел скучающим или грустным. Я видела Эвана хмурым ребенком, манипулятором, который при желании мог подчинить себе кого угодно. Я видела в нем лидера, будущего диктатора и тирана. В играх с Нарин он занимал главенствующую роль, все время что-то придумывал, изобретал новые игры и развлечения. Нарин была от него в восторге и с радостью бросалась выполнять все, чтобы ни придумал Эван. Несмотря на то, что ключ к его сердцу я до сих пор не могла найти, мне казалось, что он мог подружиться с кем угодно, если захочет.

Дружба Нарин и Эвана дала трещину, когда Кайл вернулся домой. Он уезжал погостить к другим своим родственникам и его не было пару месяцев. Нарин обрадовалась приезду своего друга и все время без умолку рассказывала о нем Эвану. Она хотела, чтобы Эван проникся желанием подружиться с Кайлом, чтобы потом всем вместе играть. Нарин рассказывала, как они втроем будут проводить дни, расписывала планы прекрасного будущего, в котором они станут неразлучными друзья. С каждым словом Эван становился все темнее и мрачнее, его лицо превратилось в маску: глаза сердито метали молнии, густые брови сдвинуты на переносице, ноздри чуть расширены, а губы плотно сжаты. Нарин не замечала ничего, что происходило с Эваном, она нетерпеливо ходила по комнате, высматривая в окошко Кайла. Когда он пришел к ней в гости, Эван заперся у себя в комнате и просидел там до тех пор, пока Кайл находился у нас. Нарин не понимала его и целый день, отведенный для игр с Кайлом девочка была задумчива и невнимательна. Радость от прихода друга, сменилась грустью от поведения Эвана. Нарин не была склонна к ревности, она могла отдать последнее, не оставив ничего себе, это касалось и дружбы: своего друга она могла поделить еще с одним другом, а вот Эван не мог этого стерпеть. В нем я узнала этакого тирана-собственника, подчиняющего всех своей воле. Эван хотел, чтобы Нарин была только его и мечтал, ни с кем ее не делить. Яблоко от яблони не далеко падает, все-таки Эван походил на Амита даже больше, чем казалось. Но для Нарин дружеские отношения были ценны и разрывать их из-за собственнических наклонностей брата — она не собиралась.

В тот день, после того как Кайл ушел от нас, Нарин поднялась в комнату к Эвану. Она постучала в дверь, но он не сразу открыл ее. Когда она вошла, то сразу спросила в чем дело? Почему он так себя повел? На что Эван ответил:

— Мне не интересны твои друзья.

— Но Кайл хороший, он бы понравился тебе.

— Он уже мне не нравится.

— Почему? Ты даже не видел его.

— Тебе он нравится больше, чем я. — Эван хотел казаться безразличным, но в голосе звучала холодная обида.

— Конечно же, нет. Я люблю его, но и тебя тоже. — улыбнулась она. — Ты ведь мой брат.

— Я хочу, чтобы ты любила только меня, понимаешь, Рина? — он схватил ее крепко за запястье.

— Мне больно, Эван, отпусти. — он ослабил хватку, но руки не убрал.

— Разве тебе меня недостаточно? Зачем тебе еще друзья? — закричал он и в его глазах мелькнула злость.

— Я подружилась с Кайлом за долго до твоего появления… — начала отчитываться малышка.

— Мне что проклясть свою мать за то, что она не подохла раньше? Тогда бы я познакомился с тобой первым. — зло заорал он. Мое сердце сжалось в ответ на его слова. Как ребёнок, который ещё не давно хотел сбежать к своей маме, мог сказать подобное? Я не могла этого понять.

— Эван, ты пугаешь меня… — она осела на пол и заплакала.

— Ничего, Рина, поплачь. Я счастлив, что ты плачешь из-за меня. В конце концов, я плакал из-за тебя весь день, пока ты веселилась со своим дружком.

— Я не смогла играть с Кайлом, пока ты находился здесь. — сквозь слезы оправдывалась Нарин.

— Теперь ты знаешь, как я буду расстроен, если ты и дальше будешь продолжать с ним общаться. — Нарин подняла на него заплаканные глаза. — в этом доме мне нужна только ты. Станешь дружить с ним — я убегу отсюда, считая, что больше тебе не нужен.

— Эван, Эван, — умоляюще позвала Нарин. — ты же мой брат, конечно же ты нужен мне… но Кайл… Кайл мой друг… — пролепетала она. — Ты не должен заставлять меня выбирать между вами. — мое сердце сжималось, видя страдания моей дочки, поэтому больше я не смогла быть сторонним наблюдателем и вошла в комнату.

— Дети, что случилось? Вы поссорились? — лицо Эвана вновь стало безучастным и безразличным, но глаза его полыхали таким холодом и недовольством, что меня пробрал озноб в теплой комнате. Мальчик уперто вперил глаза в пол, а Нарин неуверенно посматривала на Эвана, не зная, что и сказать. — Солнышко, почему ты плачешь?

— Эван не хочет, чтобы я дружила с Кайлом. — после некоторого молчания пробормотала Нарин. Взгляд брошенный Эваном в сторону девочки, заставил Нарин содрогнуться всем телом.

— А почему, Эван? — обратилась я к мальчику.

— Потому что Рина — моя подруга, мне не нравится, что у нее есть другие друзья. — негодование и наивность его слов напомнило мне, что передо мной девятилетний ребенок и я не должна быть слишком к нему строга.

— Эван сказал, если я не прекращу дружить с Кайлом — он убежит. — пожаловалась Нарин, едва ни плача.

— Конечно же Эван этого не сделает, он ведь хороший мальчик. Не так ли, Эван? — обычный ребенок с радостью ухватился бы за возможность отнести себя к хорошим, но не Эван.

— Нет. Я плохой мальчик, мама всегда так говорила, а она никогда не врала.

— Она была не права. У нее была тяжелая судьба, поэтому она не смогла внимательнее рассмотреть какой ты хороший. — все-таки ребенок есть ребенок и все они без исключения наивны и верят во все, что ни скажут взрослые. Взгляд Эвана смягчился, и он с надеждой проговорил:

— Правда?

— Конечно, Эван. Мы тебя любим и Нарин очень привязалась к тебе. Твой побег сделает ее очень несчастной.

— Я не хочу делать несчастной Рину. — уверено сказал Эван.

— Тогда будь с ней мягче, она же девочка. — я мягко улыбнулась, увидев понимание на его лице. — Пообещай, что не заставишь ее больше плакать?

— Я… — он посмотрел неуверенно на Нарин, но вдруг решительно продолжил предложение. — Я обещаю, что Рина больше не заплачет из-за меня.

— Вот и славно. — подытожила я. — А насчет Кайла не беспокойся. Пусть она и дружит с ним, но ты дороже ей всего на свете. — Это я заключила из восторженных рассказов Нарин об Эване. Про Кайла Нарин никогда не отзывалась с такими чувствами.

Внешне Эван засиял. Хоть ему пришлась и не по душе дальнейшая дружба Нарин с Кайлом, он решил не встревать между ними. Эван ясно дал понять, что не намерен заводить с ним знакомство. Нарин это устраивало, так она могла сохранить дружбу со всеми. Эван никогда не спрашивал, во что она играет с Кайлом или о чем разговаривает, он решил, что будет держаться от этого подальше, чтобы не расстраиваться и не злиться.

С приходом Эвана в нашу семью — счастлива по-настоящему она была только с ним. С Кайлом ей часто было скучно. Нарин призналась, что когда приходил Кайл, она все время думала об Эване и боялась, что он сбежит из-за ее дружбы с соседом. Но грозы ничего не предвещало. Они продолжали весело смеяться, шутить, бегать по саду и дому, играя в салочки. Очень часто дети сбегали в лесную чащу, там у них было тайное место, где они любили бывать. Как-то я нашла это место, оно представляло собой цветочную полянку, вокруг которой росли деревья и кусты. В нескольких метрах от полянки небольшое озеро, с кристально-голубой водой. Цветы на поляне были низкие, достигали высоты щиколотки, зеленая травка с крапинками белых, розовых и желтых цветочков. Я видела, как летом они купаются в этом озере, а потом выходят на сушу и лежат, обсыхая на зеленой траве и все время говорят и говорят. Прислушиваясь к их разговору, я поняла, что болтает без умолку больше Нарин, Эван же внимательно слушал ее, мягко улыбался и с любовью смотрел на нее. Он обожал Нарин, я часто видела, как они держатся за руки и игриво обнимаются. Мне нравилось, что Нарин была центром мира Эвана и в случае чего он смог бы ее защитить. Для девочки очень важно иметь своего защитника.

Эван стал лояльней относиться ко мне, иногда мог спросить совета или что-нибудь узнать, но по-прежнему был сдержан, немногословен и хмур. С Амитом он держался почтительно, но безразлично, они будто сговорились не замечать друг друга.

Так, в недомолвках, разочарованиях, мелких ссорах, беззаботности, любви, терпении, счастье, смехе — пролетали дни, позади остался еще один год, который был не таким радужным, как предыдущие годы счастливой жизни.

Эван был на два года старше Нарин и перешёл в третий класс, а дочка в том году пошла только в первый. Благодаря хлопотам, деньгам и связям — детей определили в элитный лицей, в котором учились лишь дети богатых родителей. Нарин сразу нашла общий язык с одноклассниками и с ней многие хотели дружить. Кайл учился с ней в одном классе. Девочка училась прилежно, на одни пятерки, у нее была отличная память, позволяющая запоминать большие объёмы информации. Ей нравилось учиться, узнавать что-то новое, а потом делиться впечатлениями с окружающими.

С Эваном обстояло все иначе, из-за мрачности и замкнутости, которую он демонстрировал всем — его считали изгоем. Стоило только кому-либо заговорить с ним, как Эван начинал грубить и проявлять агрессию. Многих мальчишек это выводило из себя, и они приступали к радикальным мерам. Хорошенько избив Эвана на перемене, мальчики рассаживались по своим местам как ни в чем не бывало. А Эван с ненавистью глядел на обидчиков, поправляя и отряхивая одежду, стирал кровь с лица. Мальчика ни сколько не волновали удары, мать частенько прикладывалась к нему и била так, что он неделю не мог встать с постели. Тело болело так, что казалось, все кости были сломаны.

В школе Эван ни с кем не разговаривал. Не хотел ни с кем дружить или знакомиться. Когда он забыл учебник соседка по парте любезно предложила пользоваться книгой вместе, но он отверг ее предложение с отвратительной грубостью. Эван хотел, чтобы от него отстали. Но этого никто не понимал и получая новую порцию тумаков, Эвана не могло это сломить. Он часто приходил в изорванной грязной одежде, несколько раз приходилось покупать новую форму, так как старая не подлежала восстановлению. Я не могла повлиять на него, просила исправиться и не злить мальчишек. Он слушал, но поступал по-своему и ничего не менялось. Я не была авторитетом для Эвана, обычно отцы имеют такую привилегию. Поэтому я и направилась к Амиту с просьбой повлиять на ребенка. Амит согласился, но и это не привело ни к каким изменениям, Эван продолжал приходить домой побитым. Эван хотел победить их, но не мог, его руки были слабы, а тело хилым. Мальчик обещал себе, что придет время и он обязательно вернет свой долг с лихвой каждому из обидчиков. Меня не волновали слова Эвана, я верила, что он добрый паренек, просто его нужно отшлифовать, он — как корунд, добытый из недр земли, еще не отполированный и совсем несовершенный, когда придет время ему придадут идеальную огранку и тогда он станет почти бесценен. Вот только воспитанию Эван не поддавался, он совершенно не внимал никаким советам и доводам, поступал так, как считал правильным сам. Не было и речи о том, чтобы воспитывать его кнутом, ибо такие меры были для меня варварскими, я за любовь и терпение, когда-нибудь мальчик оценит мое беспокойство за него и станет внимать моим словам.

Нарин хлопотала над ним, обрабатывая каждую его ссадину. Мне он не давал это делать, только Нарин он доверял настолько, что готов был терпеть неприятные ощущения от ее рук. Нарин осторожно прикасалась салфеткой ранки, потом дула, чтобы минимизировать неприятные ощущения. В такие моменты Эван с нежностью смотрел на нее, совсем как взрослый, говоря, что готов терпеть любые побои, если Нарин будет вот так ухаживать за ним каждый раз. Я умилялась силе любви Эвана и не видела ничего плохого в этом.

Нарин очень жалела Эвана и ругала мальчишек, которые посмели обидеть ее «милого братца». Милому братцу нужно отдать должное, он не стал врать, а рассказал истинную правду, почему мальчишки бьют его. Эван признался, что не хочет дружить с богатенькими снобами, рожденными с золотой ложкой во рту. Он только хотел, чтобы его оставили в покое. Нарин побранила его за открытое недружелюбие, подкрепляя свои слова переживанием за него. Ей было больно, что он сам являлся причиной своих бед. Поэтому она взяла с него слово, что он больше не станет доводить ребят. Ради Нарин он действительно перестал нарываться. Вот так, то что не удалось двум взрослым, без труда сделала маленькая девочка. Просто поразительно!

И это удивительно, Эван сдержал свое слово и отныне драки прекратились. Тем не менее, чтобы ребёнок мог суметь постоять за себя — мы отдали его в бойцовский клуб, где он стал изучать боевые техники. У него был персональный тренер, который отзывался о Эване, как о подающем большие успехи и имеющим огромный потенциал. Эвану нравились тренировки, и он с удовольствием спарринговался с другими ребятами, одерживая одну за другой победы. Он мечтал завоевывать медали и награды, чтобы Нарин всегда с таким восхищением смотрела на него.

В ту пору он очень мечтал об этом и шел прямым путем к своей цели.

Глава 24

— Мам, проснись! Пора вставать! Папа, мама, вставайте!

— Еще чуть-чуть, Нарин. — пробормотал Амит сонно в подушку.

Разлепив глаза, я увидела разукрашенное лицо своей дочери: красные губы, малиновые щеки, как у матрешки и угольно-черные глаза. Нарин старалась накраситься аккуратно, но задача была слишком сложна для ее возраста.

— Давно не спишь, красавица? — с улыбкой спросила я, подтирая пальцем неровный контур накрашенных губ дочери.

— Давно. Не стала будить вас раньше.

— Решила сперва преобразить себя до неузнаваемости? — лукаво спросила я.

— Как думаешь, у меня хорошо получилось? — с улыбкой произнесла девочка.

— Стоит поработать над техникой, — ласково улыбнулась я. — Но ты молодец, сделала максимально аккуратно. — я потрепала ее по макушке. — А Эван еще спит?

— Нет, недавно проснулся, сейчас умывается.

— Ему понравилось твое преображение?

— Эван сказал, что даже если меня посадить в мешок и измазать сажей, я все равно останусь самой красивой.

— Он так тебя любит, Нарин… — мечтательно протянула я. — Эван замечательный брат.

— Да, мам, я его обожаю. Мне пора бежать, Эван зовет. — и она пулей выбежала из комнаты, широко улыбаясь.

Амит еще спал, сладко посапывая в подушку. Он лежал на животе, по пояс прикрывшись легким одеялом. Его широкая мускулистая спина заставила обратить на себя внимание, поражая силой и красотой. Коснувшись кончиками пальцев гладкой бархатной кожи, я вдохнула носом его аромат. Боже, как он пах! Смесь духов Шанель и его неповторимого естественного аромата. Мягко коснувшись упругой кожи, я погладила ладонью его волосы, убирая их с лица.

— Просыпайся, дорогой. Пора вставать. — я нежно коснулась губами его щеки, проведя небольшую дорожку из поцелуев к губам. Амит сразу отреагировал, с силой укладывая меня на себя и звонко целуя в губы.

— Доброе утро, малышка. — Амит зарылся лицом в мои волосы и шумно вдохнул. — Люблю твой запах. Так бы и вдыхал его весь день. — нехотя оторвавшись, сказал он.

— Разве тебе не надо идти на работу?

— Сегодня выходной. И сегодня я весь твой.

— И мой! — донесся голос Нарин издалека коридора, но вскоре ее разукрашенное лицо предстало перед нами. Нарин кинулась в объятия к Амиту, крепко обнимая.

— Конечно и твой, малышка. — Амит засмеялся, звонко чмокнув дочку в макушку. — чем хочешь заняться?

— Я хочу в цирк! — восторженно запрыгала на месте Нарин. — Эван никогда не был в цирке, а я так хочу, чтобы он это увидел.

— Цирк! С детства не люблю клоунов. — простонал Амит мне в шею так, чтобы сказанное услышала только я.

— Я тоже. — прошептала я.

Эти годы совместной жизни были подобны сказке. Я благодарила Господа Бога за то, что Амит исцелился и теперь у нас счастливая семья. Очень жаль, что на пути к счастью, мы разбили не одно невинное сердце.

Приняв утренний душ, одевшись и причесавшись, я спустилась вниз к столу. Там меня уже ждали Амит, Нарин и Эван. Муж и дочка о чем-то заговорщицки переговаривались, а Эван лишь слушал их, не выдавая ни единой эмоции на лице.

— Мам, это твое! — неожиданно сказала Нарин, пододвигая ко мне тарелку. Нарин переглянулась с Амитом, заговорщицки улыбаясь. Кажется, эта парочка что-то задумала.

В кружке мой любимый горячий шоколад, а на тарелке творожная запеканка, политая сметанным соусом. Ммм, объедение… Не думая о сговоре, я приступила к завтраку, уж очень хотелось есть. Запеканка таяла во рту и имела неповторимый вкус. Наша новая кухарка прекрасно готовила, у нее золотые руки. Заканчивая с завтраком, я едва не проглотила посторонний предмет. Нарин не отрываясь смотрела на меня, чего-то ожидая. Достав предмет пальцами и поглядев на него, я ахнула. Это было кольцо с бриллиантом в центре и сапфирами вокруг.

— Какая красота! — восхитилась я.

— Это тебе папа купил! Правда красивое?

— Очень красивое. Спасибо, Амит. — сказала я, целуя мужа в щеку. — Есть какой-то повод?

— Никакого, просто с каждым днем я люблю тебя все сильнее. — я счастливо улыбнулась.

— Эван, сегодня мы поедем в цирк. Я так рада, что ты сможешь побывать там вместе со мной. — Нарин радостно улыбнулась брату.

— Что, может быть, интересного в ряженных и разрисованных болванах, говорящих глупые шутки? По-моему, цирк для детей. — нисколько не обидевшись, Нарин попыталась объяснить ему:

— Там творятся настоящие чудеса! Тигры прыгают через огненное кольцо, хотя до смерти боятся огня, обезьянки ходят по струнке, а медведи ездят на велосипедах. Можешь себе это представить? — она с восхищением подняла глаза в небо. — Мне не терпится это увидеть.

— Значит, увидишь, Рина. — Эван сократил имя Нарин, как это сделал когда-то Амит с моим именем. Все-таки Эван истинный сын своего отца. Внешне они не сильно были похожи, но повадки, манера речи и внутренний мир — очень сильно напоминал Амита. Эван, как и Амит был черноволосым, но имел более волнистую структуру волос. Черты лица у мальчика были также выразительны, но это последнее сходство с отцом. У Эвана были красивые миндалевидные глаза чистого голубого оттенка. В сочетании с черными волосами — это выглядело ослепительно. Густые темные брови красиво изгибались дугой, визуально делая его вид более надменным. Для своего возраста Эван был очень красивым мальчиком. Я была уверена, став старше это останется неизменным.

— Очень хорошо. Тогда собирайтесь, через полчаса выезжаем. — подхватив Эвана за руку, Нарин побежала вверх по лестнице. — Кстати, Анетт, надень тот сексуальный купальник. И захвати детям плавки. — сладко улыбнувшись я не стала задавать ему вопросы. Я уже догадалась, что Амит приготовил что-то, от чего все будут в восторге.

Взяв все необходимое, мы поехали в цирк. Радости и восторга Нарин не было предела, она была счастлива и весела, после каждого выступления радостно хлопая в ладоши. С восхищением отмечая захватывающие моменты, девочка шептала их на ухо Эвану, на что брат молча кивал. Эван смотрел на сцену, но по его лицу трудно было прочитать нравится ли ему происходящее. Клоуны были для нас с Амитом испытание. Однажды в приют приезжал клоун с выступлением, он был больше страшным, чем смешным, поэтому образ клоунов навсегда отпечатался в нашей с Амитом памяти, как негативный.

В цирке были медведи, которых так хотела увидеть Нарин, женщина, изрыгающая пламя, эквилибристы, летающие по воздуху и выполняющие невообразимые трюки, поражая не только детей, но и взрослых. В целом, несмотря на ненавистных клоунов, представление было потрясающим и мне, как ребенку очень понравилось.

Потом мы поехали в аквапарк, где оторвались душой и телом всей семьей. Сюрприз Амита удался, и дети прыгали от радости. Даже внешне холодный Эван — был счастлив и весел.

— Хочешь туда, Нарин? — спросил Амит, указывая пальцем на огромную горку, на которой не решались прокатиться даже взрослые.

— Нет, пап, она слишком высокая… я боюсь. Возьми лучше маму или Эвана.

— Эээ, нет. Мне тоже страшно. — запротестовала я, но Амит не стал меня слушать. Подмигнув Нарин, он с озорной улыбкой подхватил меня на руки и побежал к горке. — Амит, нет! Я действительно боюсь.

— Вместе, Анетт. Сделаем это вместе! Со мной тебе не будет страшно. — расслабившись внешне, внутри меня трепетала напряженная струнка. Усевшись поудобней на самой вершине горы, Амит устроил меня поверх себя и крепко обнял за плечи. — Все будет хорошо, любимая. Вот увидишь — это весело.

— Надеюсь на это. — посмотрев вниз голова моя резко закружилась и подступила тошнота. Только я собиралась пожаловаться на самочувствие, как Амит вместе со мной оттолкнулся с места, полетев вниз по крутой извилистой горке.

— Боже, НЕТ!!! Как же страшно!!! — обхватив сильней Амита и сжавшись в тугой комочек, я ждала, когда прекратятся мои мучения и мы наконец упадем в бассейн.

— Ну, вот, Анетт совсем не страшно. — улыбаясь и целуя меня в щеку, сказал Амит. Я косо глянула на него, ничего не ответив, уж очень мне было плохо после полета. Выйдя из бассейна, я кое-как добежала до унитаза, выворачивая весь свой завтрак наружу. Голова, не прекращаясь кружилась, а сердце бешено колотилось в груди.

— Что-то маме совсем плохо. — пробормотала Нарин Эвану, на что мальчик без особого интереса поглядел в мою сторону. — мамочка, с тобой все хорошо? — спросила Нарин обеспокоено, когда я, слегка пошатываясь, шла к ним.

— Как ты, Анетт? — подбежал ко мне Амит, подхватывая меня за талию.

— Я в порядке, сильно испугалась просто.

— Прости, Анетт. — он прижал меня к себе. — Я думал будет весело.

Для меня все экстремальное закончилось в тот момент. Пока мои любимые веселились, плавая в бассейне и ныряя с горок, я отлеживалась на лежанке, попивая грейпфрутовый сок, который успокаивал тошноту, появляющуюся время от времени. Эван уговорил Нарин скатиться с той крутой горки, с которой скатывались мы с Амитом. После всех отказов, девочка сдалась, а на лице Эвана отразилось истинное счастье. Притянув Нарин к себе за плечи, дети скатились вниз. Эван был в восторге и никакого страха не отразилось на его лице, что же касается Нарин, то она очень испугалась и пока летела вниз с горки, громко пищала. Потом разрыдалась. Когда Амит подплыл к ним — девочка уже успокоилась, пребывая в объятиях брата.

Пока дети плескались в воде, Амит присоединился ко мне, явно обеспокоенный моим состоянием.

— Что с тобой, Анетт? Ты бледная. Тебе опять плохо? — он положил свою ладонь мне на лоб. — Холодная, у тебя нет температуры. Я скажу Нарин, что пора собираться. Поедем домой, дома полежишь…

— Не нужно, Амит. Веселитесь, а я понаблюдаю за вами здесь.

— С тобой действительно все хорошо?

— Да, это обычная тошнота. Переволновалась, вот желудок и взбунтовался.

— Сегодня уже поздно ехать в больницу, поедим завтра с утра.

— Со мной все хорошо, никаких больниц, Амит.

— Если завтра тебе будет опять плохо — обязательно поедем. — тоном, не терпящим возражений, сказал Амит.

— Ладно, уговорил. — он протянул мне свою руку, и я приняла ее. Моя рука была слабой и дрожала, но я быстро сжала ее в кулак, чтобы Амит не увидел этого.

— Мне действительно не нравится твое состояние, Анетт. — озабоченно прошептал Амит. — ты такая слабая сейчас. — Я печально улыбнулась. Наверное, Бог наказывает меня за все плохое, что я успела натворить в своей жизни. Сколько зла и боли причинила людям, сколько судеб загубила…

— Просто обними меня и мне станет легче. — следуя моим словам он окутал меня своим теплом и запахом.

Пока ребята веселились, мы с Амитом лежали в обнимку. Мне было так хорошо с ним, так тепло и уютно, он действительно облегчал мое состояние. Детям очень нравилась вода, им не хотелось выходить из неё ни на минуту. Они брызгались, шутя топили друг друга, наперегонки соревновались — кто быстрей достигнет горки и обратно. Амит научил Нарин плавать, а Эван уже умел, теперь они совершенствовали свои навыки. Эван, конечно, поддавался Нарин и за это я еще больше прониклась к нему. Когда дети накупались, я почти заснула в объятиях Амита. Он не жаловался, хотя я оперлась на него как на подушку и долгое время не двигаясь лежала.

— Накупались? — спросил Амит, поднимаясь на ноги и помогая мне встать.

— Да, пап. Мам тебе до сих пор плохо? — сочувственно поинтересовалась Нарин.

— Нет, моя милая, уже все хорошо.

Обмывшись в душе от хлорированной воды бассейна, мы поехали домой. В машине я спала, а когда прибыли Амит перенес меня в дом, уложив в постель, накрыл одеялом. Такой заботливый.

Проснулась я уже утром, Амит будил меня поцелуями.

— Просыпайся, любимая!

— Уже утро? Сколько же я спала?

— Часов двенадцать, точно.

— Ничего себе!

— Как чувствуешь себя?

— Пока не знаю, голова болит. Дети проснулись?

— Да, мультики смотрят. Вставай, родная, завтрак уже на столе. Ты голодна?

— Целого быка бы съела. — с энтузиазмом кивнула я.

— Желание поесть — прекрасный признак выздоровления. — счастливо улыбнулся Амит и вышел из комнаты.

Встав с постели, я поняла, что мои ноги едва справляются со своими обязанностями, а голова вновь кружится, будто бы с похмелья. Кое-как приняв душ, я привела себя в порядок и спустилась вниз. Радостные лица моих родных улыбались мне, подбадривая.

— Доброе утро, мамочка!

— Доброе утро.

На столе стояли оладушки с медом, сэндвичи и кофе. Все как я люблю. Но было что-то не так. В нос ударил неприятный запах, мой желудок скрутился в комок, желая вывернуть все свое содержимое наизнанку. Я быстро побежала в уборную, пытаясь успеть добежать до унитаза.

— Мама заболела, пап? — доносилось мне из столовой.

Слышу шаги за спиной.

— Все, Анетт, мы едем в больницу. — полоща рот, я все-таки умудрилась кивнуть.

Дорога до больницы для меня прошла спокойно, Амит же нервничал и кусал губы.

— Все будет хорошо, Амит. — попыталась успокоить его я, хотя сама не была в этом уверена.

— Все ли? Я слышал о многих заболеваниях, которые сопровождаются такими симптомами и все они ведут к летальному исходу!

— Не нужно преувеличивать, все может быть не так страшно. — а может и быть, учитывая, что я знаю только одно естественное состояние, сопровождающееся такими симптомами. Но недавно у меня были месячные, поэтому беременность отпадала.

В больницу Амит понес меня на руках, словно умирающую, но мне было приятно его беспокойство, я чувствовала его любовь. К врачу была огромная очередь, но меня пропустили первой, все-таки Амит знал обходные пути, как добиться своего в кратчайшие сроки. Проведя опрос, меня усадили на гинекологическое кресло, а потом попросили перелечь на кушетку, где мне сделали УЗИ.

— Доктор, это опасно?

— Совершенно не опасно, девочка. Вы ждете ребенка. Примите мои поздравления.

— Это не ошибка, доктор? — обрадовалась я, едва не теряя дар речи. — У меня ведь не давно были месячные.

— Это эмбрион прикрепился к матке. Так бывает. — Одевайтесь, миссис Ливарт и побыстрей успокойте вашего мужа, иначе он разгромит приемную.

Я засмеялась от радости. Выйдя из кабинета и увидев обреченность на лице Амита, я решила еще немного подержать его в напряжении.

— Ну, что Анетт? — с тревогой, написанной на его лице, спросил он.

— Все хорошо, Амит. Идем. — Амит взял меня за руку и остановил, когда мы уже подходили к машине.

— Ты умираешь, Анетт? — тихо спросил он. И я прыснула со смеха, не желая и дальше его мучать.

— Господи, Амит! Как тебе могло прийти такое в голову? — задохнулась от смеха я, хотя еще не давно и сама допускала эту мысль. — Твое желание скоро исполнится и у нас будет дом полный детей.

— Ты беременна? — в глазах счастье и слезы. — О, Анетт! Я так счастлив! — и подняв меня на руки, закружил. — А ты, ты рада? — не передать словами, как я была рада тому, что скоро у нас появится ребенок. Мне казалось, что от Амита я готова была родить целую футбольную команду, с условием, что он будет любить всех так же, как и Нарин.

— Конечно же, Амит. — прижавшись губами к моим губам, Амит крепко поцеловал меня.

— Срочно нужно сделать детскую. Нужно нанять рабочих.

— Постой, Амит, я еще не рожаю. Еще много времени впереди.

— Не хочу оставлять на последний момент.

Потом мы поехали домой, всю дорогу Амит пытался дозвониться к тем дизайнерам, что делали дом. Он доверял им и хотел, чтобы они сделали лучшую детскую для малыша. Я была преисполнена радости, новая жизнь зародилась в моем теле и скоро я услышу детский плач, который сделает меня повторно мамой.

— Мамочка, все хорошо? — спросила Нарин, когда мы вошли в дом.

— Скажем им сейчас? — спросил тихо Амит.

— Давай.

— С мамочкой все хорошо, дети. Скоро у вас будет братик или сестричка. — Нарин с недоумением взглянула на нас, посмотрела на Эвана, у которого уголки губ совсем опустились.

— Кого ты хочешь братика или сестричку? — спросил Амит ласково Нарин.

— Братика, как Эван, девчонки противные.

— Но ты же тоже девочка. — улыбнулась я. Она замялась, не зная, что ответить.

— Нарин, я хочу, чтобы ты поняла, братик — это хорошо, но сестренка — тоже. Она будет хорошей, как и ты, потому что вы — сестры. — рассудительно сказал Амит, присаживаясь на одно колено перед дочкой.

— Ага, значит вот почему Изабелла и Марианна противные, потому что сестры! — размышляла вслух Нарин.

— Да, именно.

— Хорошо, тогда сестренка тоже подойдет. Я буду с ней в куклы играть и научу с рогатки стрелять.

— Ты с рогатки умеешь стрелять? — удивилась я не свойственному для девочки умению.

— Да, Эван научил меня. — покачав головой я ухмыльнулась, глядя на Эвана.

— А ты Эван, кого хочешь? — спросила я, наивно полагая, что Эван так же обрадовался этой новости.

— Никого не хочу! У меня уже есть Рина, другой сестры или брата мне не нужно. — по лицу Амита было видно, что он едва сдерживается, чтобы не прибить мальчишку. Прикосновение к руке подействовало на него успокаивающе, и он сдержался от резких слов.

Позже в комнате Нарин шли баталии по поводу скорого появления нового члена семьи. Нарин ужасно обрадовалась и делилась своей радостью с Эваном, но отклика в нем не находила, тогда она спросила почему он не хочет, чтобы у них появился братик и вновь тот же ответ, ни с кем не хочет ее делить. Эван знал, что появление нового члена семьи может отдалить их друг от друга и не хотел этого, для него было невыносимо потерять Нарин. Эта его детская преданность, собственнические наклонности, похожие на манию настораживали, но я ничего не могла поделать с волнением, охватывавшем все мое естество, когда думала об этом. Поэтому я решила перестать замечать чувства, которые, возможно, подталкивали меня к чему-то важному, не лишенному смысла.

Записки Амита

Я был доволен своей жизнью, наконец со мной рядом те, кого я любил. У меня была Анетт и наша дочь, в которых я видел счастье и покой. Они были моим островком спокойствия в этом мире. Даже лицо Нарин, ее имя — ничто, по сравнению с той радостью, какую она приносила в мою жизнь. Я добился того, чего хотел: моя мать, в лице Нарин, наконец приняла меня и полюбила. Я чувствовал это, когда она радостно встречала меня с работы, как крепко обнимала по утрам и как счастливо со мной разговаривала. И каждый раз мы менялись с ней ролями, я становился маленьким мальчиком, а она взрослой женщиной — моей мамой. Оставаясь наедине с собой, я осознавал, что Нарин не мама и это не она меня любит и признает, моя мама никогда бы меня не признала, она ненавидела мое существование, ненавидела всего меня и даже умирая, с ненавистью глядела в мои глаза. Вновь возвращалась щемящая боль, отчаяние, рвущее изнутри, желание выпустить на волю монстра и избавиться от этой боли, переложив ее на другие плечи, наслаждаясь, что кому-то также больно, как и мне. Это помогало, боль отступала на время, но возвращалась вновь, стоило мне остаться одному и вновь вспомнить мать. Дома почти всегда со мной была Анетт или Нарин с Эваном, — они занимали все мои мысли, наполняя позитивными эмоциями и счастьем, отгоняя всю черноту и непрошенную боль. Но приходя на работу, закрываясь ото всех в своем кабинете с кипами документов — я все чаще ощущал, как погружаюсь во тьму.

Анетт с каждым днем делала меня все счастливей, находясь рядом с ней и играя свою роль, я забывал обо всех проблемах своей жизни. О своей тайной жизни, которую я вел вне стен дома. Она и понятия не имеет с кем живет под одной крышей. Монстр, что спит с ней рядом, притаившись каждый день ищет новой крови, новой жертвы. Ласковые руки, которые она так любит, сжимают чью-то шею, душат, наносят удары и купаются в чьей-то крови. А глаза, что с такой любовью и нежностью глядят на нее, наслаждаются страхом, предсмертными муками, ловя чьи-то последние вдохи. В этом был весь я и мой неотделимый монстр, который пресыщался только убийствами, затихал во мне не на долго.

Больница немного помогла облегчить мое состояние. Психиатр и работа с подсознанием избавили меня от обиды на мать, вытеснив болезненный опыт из сознания. Долгое время я думал, что полностью здоров. Убивать совсем не хотелось и все прошлые убийства — вспоминал с грустью и сожалением. Мой монстр ушел или скорее крепко спал, чтобы резко проснуться, когда в мою жизнь вошла Нарин. Именно она стала спусковым крючком, который запустил череду убийств в моей жизни. Она или вернее ее ассоциация с матерью вернула всю глубинную боль, от которой казалось, я успел избавиться за время лечения. И эта боль толкала меня на убийства, заставляя терять голову от наслаждения…

Я понимал свое состояние, понимал, что желание убивать возникает у меня только когда ходил на работу и оставался наедине с собой, дома у меня даже мыслей дурных не было. Поэтому я решил больше времени проводить с семьей. Это моя семья, я любил ее больше жизни. Даже Эван стал неотделимой ее частью, хотя любви к этому мальчику у меня совсем не было. Он слишком напоминал мне меня… а себя я ненавидел. Его поведение, манера разговаривать — я тоже был таким и его зависимость Нарин, это моя зависимость к Анетт. Его увлечение борьбой было поистине похвальным, я видел, что ему нравятся тренировки и то, как он с легкостью одерживал свои победы над противниками, говорило мне, что он получает от этого удовольствие. Но я слишком хорошо знал себя, а он моя копия, его увлечение несло за собой выгоду. И я уверен, что Эван набирается опыта, силы, выжидает, чтобы отомстить посильней своим обидчикам. Я видел в нем маленького себя, свою замену и чей-то ночной страх.

Я наблюдал за его взаимоотношениями с Нарин и вновь увидел в нем свою одержимость к Анетт. Эван бредил ею, умело манипулировал и направлял так, как ему хотелось. Нарин мягкая, податливая и покорная, она последует за ним куда угодно. По характеру она такая же, как и моя Анетт. Видимо я больной урод, если отдаю свою любимую дочь больному ублюдку подобному себе, но так уж вышло, в своем воспаленном мозгу Эван и Нарин были нами с Анетт, а я болел за нашу пару.

Однажды, увидев, как Нарин гуляет с Кайлом на улице, а Эван сидит в своей комнате и с ненавистью глядит в окно, я подошел к нему. Мы никогда не контактировали, как отец и сын, в основном я ругал его за что-то или игнорировал, но в этот первый раз я подошел к нему с интересом. Я опустился перед ним на корточки и спросил:

— Почему ты сидишь здесь, вместо того чтобы быть с ней там?

— Я не хочу видеть, как она играет с кем-то кроме меня.

— Так борись за нее! Не позволяй какому-то уроду увести ее из-под твоего носа. — Глаза Эвана расширились, и он потерял дар речи. — Устраняй любую угрозу, какая будет стоять перед тобой. Только так Нарин будет твоей… — пока Эван думал, что мне ответить я поднялся с места, развернулся и пошел к двери.

— Как бы ты поступил на моем месте? — я остановился, не оборачиваясь ответил:

— Убил бы его. — и вышел из комнаты.

Наверное, в тот момент мир пацана перевернулся с ног на голову, и он понял, что не одинок в своих мыслях, что его поддерживает кто-то, от кого он никогда не ждал поддержки. Конечно, сидя в своей комнате и злясь на того мальчишку — он мечтал его убить. Уже сейчас, в столь юном возрасте, у него было злое сердце, унаследованное от меня. Мы одного поля ягода. Отец и сын… Наверное в тот момент я впервые почувствовал симпатию к Эвану и все чаще стал наблюдать за ним с интересом.

Так проходили мои дни, пока однажды я не испугался настолько сильно, что едва не потерял голову. Я наблюдал за своей Анетт и видел в ней изменения. Ее вид был болезненным, она уставала от малейшей физической активности, голова кружилась и несколько раз я ловил ее прежде, чем она могла упасть на пол. Я боялся за нее, мне казалось, что Анетт умирает и больше мы не сможем быть с ней вместе. Уверен, это было все из-за того, что я так много убивал, Бог решил наказать меня за мои злодеяния, забрав самое ценное, что у меня было — мою Анетт. Тогда я решил еще больше времени находиться с ней, быть каждую минуту рядом. Анетт отказывалась от больницы, говорила, что с ней все в порядке, но я видел, что ее тело слабеет, а жизнь угасает. Я боялся представить мир без нее. Моя жизнь без нее кончена. Нет смысла жить, если ее не будет рядом.

Все-таки она согласилась пойти в больницу. Пока она находилась в кабинете, я едва не вырвал на себе все волосы, не сгрыз ногти и не убил каждого, кто подходил ко мне с успокоительными речами. В миг, когда Анетт вышла из кабинета с обреченным выражением на лице, я все понял. Анетт осталось недолго жить на этом свете и скоро она покинет меня. Я шел за ней, как обреченный идет на гильотину, ожидая, когда она преподнесет мне страшную весть, но она молчала. Лишь смешинки закрались в уголках ее глаз. В этом вся Анетт, даже на смертном одре ее что-то смешит. И она сказала мне то, что я никак не ожидал услышать. Ее слабость, тошнота и головокружения — это естественная реакция организма на беременность, а я глупый себе уже на придумал. Моей радости не было предела, я стал любить ее еще больше теперь, зная, что мог ее потерять.

Глава 25

Прошло пару месяцев. На улице стояла свежая безветренная погодка. Захотелось выйти на улицу и подышать свежим воздухом. Пока дети играли во дворе я решила удобно расположиться в беседке и почитать книгу. Книга была настолько увлекательной и захватывающей, что погружаясь в мир главных героев, я перестала замечать происходящее вокруг. Я даже не заметила, как некто подошел ко мне, тихо поздоровался и присел рядом.

— Здравствуйте, миссис Ливарт. — подняв глаза, я узнала в парне Генриха, сына соседей.

— Привет, Генри. Как дела?

— Все хорошо, увидел вас одну и решил составить компанию. Вы так увлеченно читали.

— Очень интересный роман про любовь. — губы парня изогнулись в улыбке.

— Значит, вы любите такие книги. Глядя на вас, мне казалось, что вы являетесь большой поклонницей классической литературы. — я удивилась, что у Генри вообще сложилось обо мне какое-то мнение, он приходил лишь раз со своими родителями в первый день знакомства. Тогда ему было всего четырнадцать. За два года он вытянулся в росте, детские черты лица начали меняться на более мужественные.

— Почему? Я выгляжу чопорной? — с улыбкой ответила я.

— Нет, что вы! Вы выглядите очень нежной и мягкой. — щеки мальчика стали пунцовыми. Его слова не ответили на мой вопрос, но увидев смущение парня, я решила перевести разговор на другую тему. — У тебя каникулы? — он кивнул. — Хорошо закончил год?

— Нет, — покачал головой Генрих. — рассматривают мое отчисление.

— Все так плохо? — он кивнул. — А родители что говорят?

— Им все равно. — выдохнув воздух из легких, Генрих опустил глаза в пол.

— Может они не понимают, насколько все серьезно?

— Это правда, миссис Ливарт. Мама и папа заняты только девочками, до меня им дела нет. Папа говорит, что его родителям никогда не было за него стыдно и в мои годы он не рассчитывал на их поддержку, а добился всего сам.

— Как же! — усмехнулась я. — Именно поэтому у него брак по расчету, устроенный родителями?! — поняв, что сказала это в слух, я решила извиниться, но Генри уже заливался смехом.

— Вы правы, миссис Ливарт. Я подумал также, когда папа говорил мне это. Вы такая хорошая, жаль, что моя мама не такая. — я мягко улыбнулась.

— Родителей не выбирают. — коротко пожав плечами, я вспомнила, что моя мама тоже была не идеальной.

— Я слышал, что вы ждете ребенка. Вашим детям очень повезло с вами. — немного смутившись, я ответила:

— Генри, я уверена, все будет хорошо: ты закончишь школу, станешь хорошим человеком и тогда жизнь наладится. Твои родители обязательно поймут, что были не правы.

— Только вы верите в это, мама и папа считают, что я пойду по кривой дорожке и посрамлю их имя. — я нахмурилась, сочувствуя ребенку.

— Но это бред, Генри! — возмутилась я. — Не слушай их! У тебя есть все шансы стать успешным, счастливым и без их поддержки. Закончишь школу, поступишь в университет — и жизнь наладится! Ты достоин лучшего, Генри.

— Вряд ли я закончу школу с такими оценками как у меня. — чуть залившись краской стыда, выдохнул парень.

— Какие предметы тебе нужно подтянуть?

— Математика и английский.

— Не так много. — улыбнулась я. — Я могу позаниматься с тобой, и ты сможешь хорошо сдать экзамены. Что скажешь?

— Спасибо, миссис Ливарт, вы действительно потрясающая!

Когда мы с Генри попрощались я побрела в дом, минуя детскую площадку. Эван и Нарин о чем-то весело болтали, строя в песочнице замок из песка. Неподалеку от них играли девочки-близняшки. В близняшках Эван не видел угрозы и соперничества, поэтому с легкостью допускал их в игры. Девочки трепетали и благоговели перед Эваном, они хотели с ним дружить, пытались всяческими способами обратить на себя внимание, но они совсем его не интересовали. Видя, как Эван обожает Нарин, они перестали к ней придираться, боясь его осуждения. Вскоре они поняли, что подобраться к Эвану проще всего через Нарин и захотели с ней подружиться. Но Нарин не нравились эти девочки, она видела их насквозь. Дочка понимала, что желание сблизиться — показное, больше всего они хотели Эвана. Марианне и Изабелле она никак не готова была его отдать. В этих девочках она чувствовала соперниц, поэтому делить своего друга с ними, она не хотела. В один день, когда Эван отошел не на долго, девочки попытались обидеть Нарин, наговорив всяких гадостей. Услышав, что Нарин обижают Эван пригрозил им так, что они перестали приходить к нам, боясь встречаться с Эваном. Дочка ликовала, лишившись соперниц.

Однажды Нарин призналась мне, что хочет подружить Эвана и Кайла. Для этого она хотела заманить Эвана в их тайное место. Совершенно случайно Кайл тоже придет туда, Нарин приложит все усилия, чтобы Эван остался и пообщался с мальчиком. Тогда, она была уверена, они обязательно подружатся. Мальчики найдут общий интерес и навсегда останутся друзьями. Она так улыбалась, рассказывая с воодушевлением о своих планах и будущих совместных играх. Но я уже достаточно узнала Эвана, чтобы быть уверенной: план Нарин потерпит крушение тотчас, когда мальчик увидит Кайла в их тайном месте. Он сразу поймет, что Нарин это подстроила и начнет обвинять ее в том, что она раскрыла их тайное убежище и теперь о нем узнал кто-то кроме них. Я удивлялась, как Нарин могла насквозь видеть девочек, но Эвана совсем не понимала, казалось, ее глаза были ослепшими, когда дело касалось брата. Что касалось меня, я оказалась не права, Эван меня удивил, поменяв тактику…

В один теплый летний денек, Нарин взяла Эвана за руку и потянула его в тайное место. Они купались в озере, загорали и дурачились, когда их идиллию нарушил Кайл, придя к ним. Мальчику не терпелось познакомиться с братишкой своей подруги, поэтому он дружелюбно поздоровался, надеясь так завязать разговор. Скривив гримасу отвращения на лице, Эван сказал:

— Принесла же нелегкая! Навсегда бы исчез, а не на пару дней. — Кайла забирала тетя погостить к себе, поэтому несколько дней Эван вообще ничего не слышал о нем. С этими словами Эван удалился, оставив опешивших детей одних. Между Кайлом и Нарин долгое время была гнетущая тишина, которую было нелегко побороть. Нарин было неловко за поведение брата, она пообещала себе, что обязательно поговорит с Эваном о его поведении.

Когда Кайл пошел домой, Нарин поднялась к Эвану в комнату. Без слов приветствия, она стала отчитывать его. В тот момент я удивилась откуда моя девочка взяла столько сил, ведь раньше она не могла противостоять Эвану и шла у него на поводу. Девочка пыталась призвать Эвана к воспитанности, правилам приличия, здравому рассудку и Бог знает чему еще, даже сделала вид что обижается. Только все было в пустую, Эван перевернул все так, что уже он был жертвой, а Нарин устыдилась своих порывов. Однако в следующую секунду мальчик удивил меня, сказав:

— Извини, Рина, я такой болван! Знаешь же, как сильно я тебя люблю. Но если тебе так важно, чтобы я подружился с Кайлом, так тому и быть. Я сделаю, что угодно, только бы ты была довольна. — не знаю, какое выражения лица было у Нарин в тот момент, но когда я услышала это, едва не уронила свою челюсть на пол от удивления. Эван действительно мог удивлять.

В тот же день Нарин весело рассказывала мне об этом, удивляясь, как быстро он изменил свое мнение. Я была счастлива, что Эван наконец смог уступить, но внезапно в моей голове пронеслась мысль, которая вызвала сомнения в моем сердце. Что это? Сильная любовь, преданность, желание осчастливить любимого человека или хитрость, уловка, чтобы устранить соперника?

На следующий день я видела счастливое лицо своей дочери, когда она весело играла с двумя своими друзьями. Эван извинился за свое недавнее поведение перед Кайлом и казалось мальчики подружились. Но однажды Кайл не пропал. Нарин ужасно волновалась, плакала, Эван все время был с ней рядом, поддерживая и подбадривая. Кайла не могли найти неделю, искали везде в округе, пока в лесу не набрели на заброшенный домик лесника. Там, в подвале был найден мальчик. Он был едва живой, истощенный, холодный и голодный. Он был сильно напуган, не мог говорить связно и все время плакал. Его положили в больницу. Когда он немного пришел в себя полиция стала задавать ему вопросы. Кайл говорил, что не знает, кто это сделал, помнил только, как его ударили по голове и он очнулся уже в подвале. Никто к нему не приходил и лица преступника он не видел. Удивительно, что после этого случая Кайл полностью отказался от дружбы с Нарин и Эваном, он не приходил к ним в гости, замкнулся в себе и стал избегать. Даже когда каникулы кончились, он не захотел сидеть рядом с Нарин в классе. Девочка не понимала почему Кайл отказался от их дружбы, но посчитала, что травма друга была так велика, что он не хотел ни с кем общаться.

Однажды мы поехали с детьми в торговый центр, там лицом к лицу столкнулись с семьей Мейерсов. Я заметила, как резко опустил свой взгляд Кайл, когда увидел нас. Тотчас бросилась в глаза кривая ухмылка Эвана и его взгляд, брошенный в сторону Кайла. Так смотрит победитель на поверженного. Определенно мальчика устраивало то, что Кайл не хотел с ними дружить и что-то мне подсказывало, что Эван сыграл не последнюю роль в этом деле. Уж больно легко он согласился пойти на мировую. Должно быть уже тогда вынашивал какой-то план по устранению соперника. Не хотелось думать, что Эван виновен в похищении Кайла, но глядя на мальчиков и их реакцию друг на друга, я поняла, что Кайл очень боялся Эвана. Это было видно по затравленному испуганному взгляду и внешней нервозности мальчика. До похищения они мирно ладили, не ссорились, а после у Кайла появился животный страх к моему пасынку. Мои мысли завели меня в тревожном направлении. Я пришла к выводу, что Эван был связан с похищением мальчика. И Кайл, будучи очень запуганным Эваном, соврал насчет преступления.

Эта мысль долго крутилась в моей голове. Решив больше не мучать себя, я нанесла визит соседям. Дома была лишь миссис Мейерс, тепло поговорив с ней о Кайле и выразив беспокойство по поводу его состояния, я попросила поговорить с ним наедине. Проведя меня к комнате Кайла, я тихо постучала в дверь. Не дождавшись ответа, вошла.

Мальчик сидел за письменным столом, что-то рисуя в тетради.

— Привет, Кайл. — ребенок поднял взгляд на меня, его глаза забегали, движения стали нервными и быстрыми.

— Миссис Ливарт, в-вы одни? — дрожащим голосом прошептал он.

— Да, я пришла одна. — мальчик немного успокоился, но дрожь в голосе и заикание выдавали его волнение.

— Вы ч-что-то х-хотели от м-меня?

Прежде чем задавать волнующие меня вопросы, я решила сначала расположить к себе Кайла.

— Когда я вошла ты что-то рисовал. Нарин рассказывала, что ты здорово рисуешь. Разрешишь взглянуть? — лишь на короткий миг рисунок мелькнул перед взглядом, но я сумела его разглядеть, прежде чем Кайл нервно сгреб тетрадь, запихивая ее в портфель. На листке была жуткая картинка, нарисованная черным карандашом. Черная зарисовка деревьев, а на их фоне мальчик душит другого ребенка. Мое сердце сжалось от боли понимания, но мне нужны были подтверждения моей догадки.

— Кайл, скажи, в твоем похищении замешан Эван? — глаза мальчика нервно забегали, я почти слышала, как сильно забилось его сердце.

— Нет! — закричал Кайл обреченно. — Эван не виноват, его не было там! Я не знаю кто это сделал, не помню!

— Тогда почему ты боишься его?

— Я… н-не б-боюсь его. Мне не х-хочется ни с кем о-общаться, поэтому я перестал дружить с Эваном и Нарин. У-уходите, п-пожалуйста, вы напоминаете мне о том ужасе, а я не хочу в-вспоминать. — и он отвернулся от меня, сел на кровать, обняв колени, стал всхлипывать.

— Если ты захочешь мне что-то рассказать, я всегда выслушаю тебя. — коснувшись рукой его плеча, я оставила их дом, не забыв попрощаться перед выходом с миссис Мейерс.

В тот день я ходила сама не своя, играя в детектива. Мне не хотелось идти к Эвану и напрасно обвинять его, не имея каких-либо существенных доказательств. Все-таки наши с ним отношения и так были натянутыми. Поэтому дождавшись Амита с работы я все ему выложила, рассказав о своем расследовании, мыслях и разговоре с Кайлом, не забыв при этом упомянуть жуткий рисунок.

— … Поэтому я думаю, что Эван как-то связан с похищением Кайла. — терпеливо выслушав меня, Амит взял мою руку, притянув к себе.

— Я понимаю, Анетт, что у тебя в голове сложилась четкая картинка виновности Эвана, но у него есть алиби на тот день и он не может быть причастен к похищению Кайла.

— Какое алиби? Мы не видели его почти весь день! Даже Нарин искала его везде и никак не могла найти.

— Правильно, потому что он был со мной. — я с сомнением поглядела на Амита.

— С тобой? Как он мог быть с тобой, если ты его на дух не переносишь? — не верила я.

— Да, признаюсь, я не очень люблю Эвана, но решил с ним наладить контакт. Все-таки он мой сын. Не справедливо относиться к нему плохо, только потому что его мать не ты. — он сделал паузу. — Тот день мы провели вместе, как отец и сын. Я взял его с собой на работу, показал, как все устроено на фирме, а потом мы поехали на рыбалку… — Амит говорил какие-то удивительные вещи, в которые мне с трудом верилось.

— А где рыба?

— Эх, Анетт, так бывает… мы не смогли ни одной поймать. — я сидела на месте, борясь с сомнениями. Все-таки с чего бы Амиту мне врать? Не думаю, что он стал бы прикрывать плохие дела Эвана. Но тогда почему он не говорил об этом раньше?

Недолго думая, я взяла Амита за руку, потянув за собой. Амит следовал за мной, не задавая вопросов и меня это устраивало. Остановились мы у двери Эвана, посмотрев на Амита, я заметила, что он совершенно спокоен и на его губах играет легкая улыбка. Что ж, сейчас узнаем, правду ли говорит Амит.

Открыв дверь, мы застали Нарин и Эвана валяющихся на кровати, они о чем-то увлеченно разговаривали. Попросив Нарин ненадолго выйти из комнаты, я спросила у Эвана.

— Эван, милый, папа рассказал, как вы здорово провели вместе время, тебе понравилось у него на работе? — короткий взгляд на Амита, легкая улыбка.

— Ты ведь говорил, что это будет нашим секретом. Теперь Нарин обидится, что мы не взяли ее с собой.

— Мы ей не скажем, правда, Анетт? — я улыбнулась, почти полностью убедившись, что все мое расследование абсурд и едва не осудила невиновного ребенка.

— Конечно, раз уж это был секрет, то это останется между нами. А как тебе рыбалка, Эван?

— Любое место прекрасно, если рядом приятная компания. — на миг в его глазах я увидела хитрецу, но она быстро ушла, стоило его губам изогнуться в улыбке.

Полностью убедившись в невиновности Эвана, я почувствовала, как с моих плеч упал тяжелый груз, все-таки меня это очень тяготило. Но вопрос оставался по-прежнему открыт, кто тот преступник, который пожелал смерти ребенку?

Я стала переживать о безопасности своих детей и перестала пускать их гулять за пределы особняка. О тайном месте они могли забыть, по крайней мере до тех пор, пока преступник не будет пойман. Все-таки их здоровье и безопасность превыше дискомфорта, вызванного ограничением свободы.

***

Спустя пару недель я получила неожиданный сюрприз в виде телефонного звонка. На другой линии я услышала близкий голос моей подруги. Мне казалось, я никогда ее больше не услышу.

— Алло, Беатрис? Это ты?

— Это я. Рейчел? — удивление, смешанное с радостью, заполнило все мое существо.

— Да, это я. Так долго тебя искала. Спрашивала у Томаса о тебе, сказал, что ты ушла от него к другому и улетела в Англию. Это правда? — в голосе сомнение, конечно, ведь мы с Тони создавали впечатление счастливой пары.

— Да, Рейчел, это так. Но это долгая история. Сейчас я очень счастлива.

— Слышу по голосу. — с улыбкой ответила она, радуясь за меня.

— А как ты нашла мой номер?

— У Томаса узнала имя человека, с которым ты бежала. Стив пробил по своим каналам ваш номер. Да, интересный фрукт твой Амит Ливарт. Только Стивен говорил, что никакая Беатрис с ним не живет, он женат на другой. Должно быть какая-то ошибка.

— Рейчел, милая, никакой ошибки. Это правда, никакой Беатрис нет… собственно говоря ее никогда и не было. Я поменяла себе имя, когда переехала в Америку, на самом деле меня зовут Анетта.

— Ничего себе новости! И я об этом узнаю последняя! — если бы я была рядом, то обязательно увидела, как надулись губы Рейчел.

— Извини, дорогая. Лишь не многие в Америке знали об этом, это был секрет. Как там Стив, как Дэвид?

— Все такой же скучный карьерист. — с улыбкой ответила подруга. — Дэвид подрос, стал еще красивей, но такой же озорной, как и раньше. Расскажи, как ты?

— У меня все хорошо, я замужем, скоро в нашей семье станет на одного человека больше.

— Правда? Ты беременна? — в ее голосе я услышала огромную радость, Рейчел искренне радовалась этой новости.

— Да, 2 месяца.

— Я очень рада за тебя, подруга. — мягко улыбнувшись, я долго не решалась задать следующий вопрос.

— Рейчел… А как Томас?

— Когда ты ушла он сильно сдал, его даже собирались выгнать с работы, но мама поставила его на ноги и он пришел в себя. — к глазам подступила влага и я едва не расплакалась от обиды на саму себя за Тони.

— Я рада, что он в порядке. — справившись с голосом, сказала я. — У него кто-нибудь есть?

— Знаешь, когда мы с ним виделись я спросила его об этом. Знала, что тебе будет интересно узнать ответ. Он сказал мне: «Даже если она и предала меня, я верю, что однажды Беатрис ко мне вернется. Не важно сколько пройдет времени — я буду ждать ее». — комок слез подкатил к горлу, я не верила в услышанное. Он правда так сказал? Значит ли это, что он меня простил? — Поэтому если твой Амит когда-нибудь будет плохо с тобой обращаться, знай, есть человек, который будет тебя ждать с распростертыми объятиями. — я едва не заплакала ей в трубку. Тони-Тони, ты до сих пор меня любишь и ждешь. Накатила грусть, его ожидания напрасны, он так и умрет в одиночестве, всю жизнь ожидая девушку, что счастлива в браке с другим.