Разобравшись с подушкой, запихав её обратно и не забыв уронить пластиковую крышку под ноги, Роман повернулся к брату. Тот сидел, натянутый как пружина. Взгляд строго перед собой, муха пролетит — убьёт взглядом.
Да только откуда взяться мухам зимой?
Рыжий хотел было повернуться и дальше, чтобы понять, зачем ковры во внедорожнике зимой. Выбивать он их, что ли, собрался? Или в химчистку везёт сдавать? Но в боку кольнуло. Наработался и набегался за весь день так, что всё болело. Лучшее состояния для тела сейчас — не двигаться.
Впереди — самое интересное. Нужно набраться сил.
— Борь, что это сейчас было?
— Да так… забудь, — ответил Глобальный, сам не до конца понимая произошедшего. Но лучше ящик подарить, чем за решётку угодить. — Возьми лучше салфетку из бардачка и рожу протри. На свинью в поисках трюфелей похож.
— Да? Еба-а-ать! — Роман повернул зеркало заднего вида на себя и немедленно принялся за умывание влажными салфетками. — Слушай, а я там баню растопил. Но помыться не успел.
— Ну и что? Что с ней будет?
— И то верно, пусть Леся помоется. Позвоню ей.
— Что там с бабкой? Давно Наташку кошмарит?
— Да раньше вроде тихой была. Пирожками один раз помню угостила. Весь день с очка не слезал. А так — «здрастье-здрастье», как обычно у бабок бывает.
— Я заеду к ней на обратном пути, — добавил Боря и принявшись настраивать зеркало заднего вида по себя, вздохнул тяжко.
Как вообще так получилось, что везёт оружие? Теперь ещё и не на окраину города, а вовсе в областной центр. Там, где патрульных служб хватает. А на спидометре за сотню, чтобы успеть за час. И штрафов на камерах насобирает столько, что никакой зарплаты бы не хватило. Да и работу ещё постоянную на нашёл после увольнения.
«Но чего не сделаешь ради счастья брата? Распиздяй, не распиздяй, а свой распиздяй», — заметил внутренний голос.
Рома, так и не дозвонившись до Леси, сказал:
— Ладно, сообщение ей оставлю. Моется уже без меня, походу.
И на телефоне навигатору дорогу задал, поставив на подставку перед водителем.
Кося взглядом на маршрут, Боря ещё добавил скорости. Беспокойство никуда не делось, только трясти перестало и раздражение в тревожность с паранойей перетекло.
Сколько раз он ощущал, как седеет, пока за каждым поворотом мерещился пост ДПС или машина экипажа. А когда рядом пронеслась скорая с синими проблесковыми маячками, сердце в пятки ушло. Поглядывая на телефон, даже вспомнил, что так и не забрал Зою от психолога. С другой стороны, Ирина Олеговна так и не звонила.
«Сеанс на третий час пошёл. Не расплатимся, Боря», — предупредил внутренний голос.
Пока сантехник морально готовился как попасть в сексуальное рабство к Цветаевой, так и загреметь за решётку при первом досмотре автомобиля, что в обоих случаях имело вероятность 50 на 50, позвонил Коба.
— Рома, ты где?
— Уже в городе. Семь километров осталось.
Тогда Моисей Лазаревич с ходу заявил, что ребята из группы после позднего ужина вновь занялись прослушиванием под пивко, но то скорее со вкусом безнадёги, чем под орешки. Им грозила неустойка за сорванный концерт и концертный директор обещал подвесить каждого за кокушки, если не отыграют завтра же.
— В крайнем случае готовы хоть девушку-солистку завести, — добавил продюсер без вложений и тут же договорил. — Но как тогда исполнять их бессмертный хит «яйца, хуй и всё в варенье?». Придётся порядком менять репертуар.
И Рома так же узнал, что в ответ группа обещала сжечь организатора на костре за профнепригодность или исполнить все партии солиста самостоятельно.
— Потому что с биологией не поспоришь, — добавил Моисей Лазаревич. — Да, так и сказали. Мужика в собутыльники для нормальных оргий с бабами или смерть.
— Вот это я понимаю верность рокерским традициям, — заметно повеселел Рома, отключив связь. И тут же побледнел. — Бор-я-я-, а что я им исполнять то буду?
— Как что? Ту песню с клипа с арбузами и прочим.
— «В смысле, так можно было?». Так она у меня одна, и они её уже слышали.
— У тебя что, других песен нет? — удивился такому музыкальному списку старой панк-рокерской группы Боря. — Вы чего репетировали постоянно? Зачем людей по подвалам раздражали?
— Как чего? Каверы! В основном КиШа, Цоя и Тапка. Не Зверей же в самом деле. И когда бы я её написал? В Германии, что ли? Там же чужбина и отчаянье. Чисто на улице. Вдохновения нет. Или сегодня на стройке? Тут как раз вдохновения дохрена, как и грязи строительной. Но кто раствор будет мешать?
Глобальный задумался. Высадив брата у входа в гостиницу в Академгородке, он ещё несколько минут искал парковку. А когда пристроил автомобиль, достал из бардачка блокнот с ручкой под рабочие записи и не спеша пошёл следом, быстро чёркая строки.
Когда Глобальный зашёл в гостиницу, на него ополчилась администратор.
— Да что же это такое? Один в рабочем костюме, другой. Что вам здесь, стройка, что ли?
Боря посмотрел на обшарпанные стены, вываливающуюся розетку и содранный плинтус и пробурчал:
— А что, могли бы и ремонт устроить.
— Мужчина, покиньте помещение! — возмутилась женщина.
Боря посмотрел на скучающего седого охранника, который отложил газетку и с интересом смотрел на развитие ситуации.
— Не могу, — признался сантехник и вырвал листик из блокнота. — У меня важная творческая миссия. Талантам, как говорится, надо помогать. Бездарности… — тут Боря увидел идущего по коридору Романа с Кобой, махнул. — … и так оккупировали половину эстрады. Хрен выгонишь. А ещё везде эти музыкальные конкурсы. И я всерьёз опасаюсь за людей, которые там участвуют. Они же просто бесследно потом исчезают. Может их на органы сдают, а? Там же уже целый поющий полк пропал.
Администраторша вытянула лицо. Но подскочивший Моисей Лазаревич избавил от продолжения беседы.
— Это со мной, — сказал он и потащил Борю в конференц-зал.
Зал на пятьдесят сидячих мест напротив растянутого на стене экрана под проектор вряд ли можно было назвать сценой для выступления. Но проектор не работал. Зато стоял микрофон на стойке и шесть колонок растащили по залу, по углам.
Сама группа и все причастные заняли первые два ряда. А на маленьких раскладных столиках перед ними стояли бутылки и валялись закуски. Рядом на сиденьях лежали гитары в футлярах, в углу стояла не распакованная барабанная установка. А место по центру группы по старой привычке пустовало. На нём словно сидел прошлый солист, который неожиданно для других членов отправился в свободное плавание.
Боря, не обращая никакого внимания на группу, прошёл к Роману, который прочищал горло у микрофона, распеваясь, протянул листик.
— Держи. Я поехал. Дела.
— Стой, Борь…
— Что ещё? Удачи пожелать?
Рома, вчитываясь в листик, морщился, не всегда понимая почерк. Но общий смысл уловил.
— Какая нахер удача? Кто мне на гитаре подыграет? У меня нет музыки. Нужен какой-то аккомпанемент.
Боря с полным безразличием повернулся к группе, обронил:
— Мужики, есть акустическая? На пару минут.
Группа рассмеялась. Это так по-панковски прийти на прослушивание без инструментов, в рабочей одежде, словно со стройки, с не мытыми волосами и запахом влажных салфеток.
Но гитару Боре выделили. Проверив струны и подтянув третью, Глобальный встал позади брата. Рому взял мандраж. Повернулся, бледный как смерть и прошептал:
— Что-то у меня живот крутит.
Боря показал кулак и заявил:
— Если ради того, чтобы ты обосрался на сцене, я рисковал свободой на ближайшие десятилетия, то ты выбрал не то время, чтобы в этом признаться… Всё хорошо будет, братан. Не забывай импровизировать.
Тогда Роман Новокуров кивнул и собрался.
— Ладно, жечь так всех.
Пальцы гитариста дёрнули струны.
После лёгкого импровизированного вступления, солист представил «привет, человечество». И затянул полуэкспромт, показывая весь доступный диапазон из попурри в голове и на листике:
Ссать против ветра на баррикадах
уже моветон и зашквар.
Наше сраженье давно номинально.
Мы в пыли, но в душе пожар.
Не отбито желанье бороться.
Бей, чтоб искры летели из глаз.
Мое сердце уже не рвётся,
Когда раздается приказ.
Рома присмотрелся к залу. Пока в него не полетело ни одного тапка. Напротив, притихли. Расценив это за добрый знак, он выхватил микрофон со стойки и сам пошёл в атаку на слушателей, сближаясь на расстояние вытянутой руки с припевом, где скорость подачи менялась для большего удержания внимания.
Всё решают бабки!
Деньги рулят и стращают.
Чтобы было гладко, за ущерб не отвечают.
Сука-жизнь сосёт так смачно,
А я Целью озадачен…
Я, который Мы.
Басист выронил орешки, барабанщик разлил пиво. Директор протёр очки, чтобы пристальнее посмотреть на кандидата. А Коба расплылся в довольной улыбке, тыкая его бок локтем.
А Рома затряс хаером под акустический проигрыш и захрипел, чередуя высокий голос и гроулинг.
Залетела душа в тело.
Чё хотела? Чё хотела?
Отвечает мне она:
— Я оружия полна.
Можно мне медаль за мир?
Пусть кровавым будет пир!
Пока Боря прикидывал очередной проигрыш, Рома раскачался, завёлся и принялся изображать пальбу с двух рук:
У меня есть пушки, это не игрушки.
Я бросаю бабу в бане.
Хоть бы веником пропарил.
Но работа ждать не будет.
И глобально атакует…
А ночью опять снится мне:
Роман набрал в грудь побольше воздуха и взревел, но хорошо различимыми словами:
Где наша красная сила?!
Где наш СССР?!
Разве мы для дебилов растили
Наш корпус научных сил?
Мы же в космос ракеты пускали,
Чтобы строить, растить и жить,
А врагами хапуг считали,
Нам с рабочими хлеб крестьян преломить!
Но Гайдары под ноль спустили.
И под Соросом нам не жить.
Либерал не идёт в ногу с нами.
Либералу с нами не жить.
Затем Рома упал на колени. Поднял голову и проникновенно зашептал в потолок:
Рынок мы обложим хуями.
Скидок с душ там не будет, поверь.
С кем дружили, тот всегда рядом с нами.
Остальное всё морок, пиар, им не верь.
Резко подскочив, Рома запрыгал, снова начав накидывать свободной рукой, как будто качал зал:
Всё решают бабки!
Деньги рулят и стращают.
Чтобы было гладко, за ущерб не отвечают.
Сука-жизнь сосёт так смачно,
А я Целью озадачен…
Я, который Мы.
Боря в последний раз тронул струну и всё в помещении затихло. Группа смотрела на них во все глаза. Басист уткнулся в платок, гитарист щёлкал пальцами, не находя слов, а директор крепок жал руку Кобе, приговаривая:
— Такой товар нам нужен.
— А я что говорил? Уникум! Золотце. Штучный экземпляр, — рассыпался в комплиментах Моисей Лазаревич и что-то подсказывало Глобальному, что дальше всё у брата пойдёт как по маслу.
Наконец, все подскочили и искупали нового рыжего солиста группы в овациях. Барабанщик подошёл первым, треснул в плечо:
— Ну ты зажигалка, бро! А я — прикуриватель! Так рад!
И тут же обнял как родного.
— Хули делать? Будем знакомы, — ответил солист и похлопал его по спине, принимая объятья от большого как медведь мужика.
Какие-то минуты назад он был совершенно не знаком, а теперь будут не разлей вода. Потому что душу обнажил. Вроде самый краешек, а задело. Своих всегда можно узнать по косвенным признакам.
А может всё не так было и после пары пива любая музыка заходила под полупьяные улыбки?
Боря об этом уже не думал. Вернув гитару и кивнув Кобе, он вышел из конференц-зала, где уже обсуждался грядущий контракт. И не оглядываясь на администраторшу, пошёл к автомобилю, полному оружия.
«Песенки песенками, а дело есть дело», — намекнул внутренний голос, уже не так чётко формируя посыл на ночь глядя.
Но, во-первых, с оружием что-то следовало сделать. А, во-вторых, Зою нужно было забрать. Отсутствие звонка ещё не показатель ночёвки в кабинете. В конце концов, там давно могли быть разбиты все телефоны, а среди раскиданной мебели его мог поджидать наряд полиции, стоящих над парой бездыханных тел.
Психология — наука сложная.
Боря вернулся за руль и уже со спокойной душой поехал в родной город. Будь, что будь. Поймают, так поймают. От судьбы не убежать. Карма своего дождётся так или иначе.
Уже без страха смотрел сантехник в глаза постовым, приглядывался к камерам и как ни странно, добрался до города почти за то же время, что и гнал на всех парах. Меньше пробок, меньше обгонов, разгруженные дороги.
К офису Ирины Олеговны Цветаевой Боря приехал после закрытия. Офисы из здания давно повыходили. Но в окне психолога ещё горел свет. На всякий случай проверив телефон на предмет звонков, парень не обнаружил ни одного от неё. Только Наташка засыпала сообщениями насчёт неугомонной бабки, которая не просила, но именно требовала «немедленно подать ей обратно этого сантехника, да хоть среди ночи!».
Поразившись в очередной раз людям, Боря вышел из автомобиля и пошёл в офис психолога. Подождёт Эльвира Гавриловна до утра со своей паранойей, ничего страшного. У людей и не такие сложности с головой бывают.
Шаги, порог. Шаги. Свет в коридоре уже не горел. Все сотрудники покинули помещение, в том числе и помывшая на ночь этаж уборщица. Но за закрытой дверью проглядывалась полоска света.
Боря пошёл на неё, как корабль ориентировался на маяк. И без сомнений дёрнул ручку двери. Сразу на себя, от души, уже подыскивая слова, чтобы оправдаться. В голове даже образовалось несколько заготовок, от помощи творческим натурам до рабоче-будничных дел. Что-нибудь, да набрешет.
Но все слова так и остались невысказанными. Игнорируя стол и кушетку, но поставив два мягких кресла напротив друг друга, Ирина Олеговна и Зоя Ивановна сидели друг напротив друга и пристально играли в гляделки, не смея отвести взгляда от соперницы. Всё бы ничего, но обе были абсолютно голыми. Широко расставив ноги, обе орудовали между ними внушительного размера дилдо. И то от одной, то от другой периодически доносилось:
— О!
— Ах!
Решив, что попал в аварию, не заметив встречную фуру, Боря тщательно проморгался, похлопал себя по щеке. Но наваждение не отпускало. Картина перед глазами в свете потолочной дешёвенькой лампы никуда не уходила. Женщины со всей ответственностью мастурбировали, почти не меняя выражения лиц!
Они словно соревновались в чопорности или играли в игру «кто меньше издаст звуков». Потому что если бы в кабинет зашёл слепой, он решил бы, что там играют в пин-понг пара пенсионеров. Только вместо «стук-стук» раздавалось ритмичное «ах-ох».
— Да ну нахуй, — прошептал Боря, не веря глазам своим.
«Сам в шоке», — добавил внутренний голос.
Наконец, на гостя обратили внимание. Обе синхронно повернули головы. И тогда Зоя сказала:
— Что ж, Ира. Достаточно на сегодня. Продолжим в следующий раз.
Психолог кивнула и обе как ни в чём не бывало убрали секс-игрушки и принялись одеваться. Улыбки не покидали лиц. А раскрасневшиеся щёки подсказывали, что процесс до того поглотил обеих, что мира вокруг не замечали.
«А сколько раз достигли результата, история умалчивает», — добавил внутренний голос, пока сам Боря добавить ничего не мог.
Он застыл белой статуей на проходе. Рядом наверняка витали суховеи. Теперь ничего другого не замечал уже он.
«Так, погоди, а почему ЗОЯ руководит?» — всё же послышалось от внутреннего голоса.
— А, Борис, — донеслось от Цветаевой. — А мы тут похоже «углубились в процесс», так сказать.
— Заигрались с результатами. С кем не бывает? — добавила Зоя, подмигнув новой подруге.
— Так вы что… лесбиянки? — зачем-то спросил Глобальный, перестав что-либо понимать с тех пор, как открыл дверь.
— Ну что вы, Борис? — посуровела Ирина Олеговна. — Как можно было так подумать?
— Мы просто пара совершенно независимых от мира, довольных собой женщин, позволивших себе чуть больше, — поправила Зоя, натягивая колготки. — Ирина Олеговна, всё-таки признала в себе течение энергии кундалили.
— Какой-какой энергии? — тупо переспросил Боря.
— Кундалини, — подтвердила Цветаева. — Сексуальная энергия. Признаться, я и не замечала, что у меня было столько блоков. А теперь освобождение какое-то наступило. На мир как будто другими глазами гляжу.
— Вот-вот, — улыбнулась Зоя и подхватив Борю под локоток, первой повела на выход. — Идёмте?
— Ага… кундалили, значит, — пробурчал сантехник и повернулся к психологу. — А делать то теперь что?
— Как что? Жить и радоваться! — ответила совершенно искренне та и поспешила за ними следом, подхватив Борю под другой локоть.
Даже по звуку каблучков можно было расслышать, что обе шагают нога в ногу.
«Синхронизировались», — пробурчал внутренний голос.