Товарищ мэр

Глава 10

Гена какое-то время молчал, а после продолжил:

— Честно говоря, странная смерть. Мишка особо не бухал. Мог, конечно, выпить, но так, чтобы в сопли, я такого не припомню. Да и мужик он был крепкий, его ещё постарайся перепить. А тут вдруг… просто нажрался, даже без повода… — Гена тяжело вздохнул, потер виски. — Но тут ведь и прикопаться-то не к чему. Анализы и вскрытие всё подтвердили. И Корнилыч сказал: смерть естественная, копать нечего.

— Есть догадки, кому бы могло быть выгодно его убрать?

— Да кто угодно, — пожал он плечами. — Врагов у твоего бати было немало. И в политике, и в бизнесе, и просто обиженных. — А подумав, Гена предположил: — Ну, может, ты и правда что-то стоящее нарыл. Передам Корнилычу, короче. Назначу встречу. Пусть приедут пальцы с пистолета снимут, да так с ним побеседуешь за эти восьмидесятые.

Мы довольно долго ехали молча. Из динамиков заиграла странная песня. Парень вроде и по-русски пел, но слова так коверкал, то ли гавкал, то ли заикался, что ни черта не разобрать. Тем временем мы свернули на центральную городскую дорогу и приближались к главной улице.

— А ты куда-то конкретно хочешь поехать? Ресторан там? Киношка? Или опять в клубешник намылился? — Гена взглянул на часы. — Хотя, в клубешник еще рано.

— Нет, я не развлекаться, — мотнул я головой. — Я хочу просто осмотреться. На людей посмотреть, послушать, что говорят. Где у нас тут народу побольше? Может, рынок или универмаг?

— Универмаг? — загоготал Гена. — Да вон же гипермаркет. Хочешь, давай туда. Только неясно, что ты там забыл? Тебе Аркашка вроде сегодня всё привёз.

Я решил не отвечать, молча свернул в сторону огромной парковки и направил машину к большому зданию с красной вывеской «Магнит».

Гена покосился на меня, но вопросов больше не задавал. Только шумно выдохнул и откинулся на сиденье, скрестив руки на груди.

Припарковавшись, я заглушил двигатель. Прохожие удивлённо таращились на «Волгу», оглядывались. Один мужик даже остановился, достал телефон и, по всей видимости, начал делать снимок.

— Да уж, очень неприметно получилось, — протянул я.

— Ну, дык, — усмехнулся Гена. — Я предупреждал.

Мы вылезли из машины. У «Волги» уже скапливалось всё больше народу. Какие-то молоденькие девчонки пристроились у капота и вовсю фотографировались, корча забавные рожицы. Одна из них, заметив наш взгляд, смущённо прикрыла лицо рукой, но тут же снова рассмеялась и продолжила позировать.

— Может, ты машину останешься сторожить, а не меня? — усмехнулся я, кивнув Гене в сторону стоянки.

— Да пускай глазеют, — снисходительно протянул он.

Мы тем временем приблизились к большим стеклянным дверям. Они разъехались в стороны, словно по волшебству, впуская нас в ярко освещённое пространство.

Холодный воздух пахнул на нас прямо со входа. Сначала я увидел стойки с продавцами, очереди людей с маленькими корзинами в руках и большими тележками, заваленными покупками. Продавщицы тыкали в покупки какими-то пищащими приборами и скидывали их на край прилавка, где покупатели уже складывали всё в пакеты.

Но ещё тут были какие-то стойки с телевизорами, где покупатели сами тыкали свои покупки в квадратные окошки, а затем складывали в пакеты. Эта приспособа меня особенно заинтересовала.

Если бы мне довелось попасть сюда в первую очередь, а не узнать заранее о торжестве капитализма, я бы решил, что мы всё же достигли коммунизма, и всё это изобилие продуктов — для народа и бесплатно. Даже грустно как-то стало от этой мысли.

Мы пошли дальше, туда, где высились стеллажи, до потолка заваленные товарами. Да, универсамы и в моё время были, но это… это было их невероятное, мутировавшее потомство. Тысячи упаковок, банок, коробок мерцали ярким глянцем похлеще новогодних игрушек на ёлке. И всё это лежало просто так, народ брал и нёс к прилавкам.

— Неужели не воруют? — не удержался я. В наших-то универсамах за таким изобилием нужен был бы глаз да глаз.

— Да воруют, конечно, — усмехнулся Гена. — Но большинство конечно, боятся. Тут же камеры везде, охрана и все дела. Так это? Ты здесь что именно собрался смотреть?

Я не ответил, а направился вглубь магазина, попутно изучая содержимое бесконечных стеллажей.

Я шёл между рядов, рассеянно скользя взглядом по ценникам и разноцветным упаковкам. Мозг упорно не хотел принимать реальность: всё это изобилие, блеск пластика и фольги, аккуратные ряды товаров казались декорацией к какому-то фантастическому фильму.

Гена шагал рядом, засунув руки в карманы, то и дело поглядывая по сторонам.

— Чего ищешь-то? — снова спросил он, заметив, что я то и дело останавливаюсь.

— Мне вот что непонятно, — задумчиво протянул я. — Вот молоко и вот молоко. Здесь литр и здесь литр. Это в пластиковой бутылке, и это тоже. Только это стоит девяносто рублей, а это — сто тридцать. В чём разница?

— Ну дык, производитель же разный, — развёл руками Гена.

— И что, у другого производителя какие-то особенные коровы?

— Да какие там коровы, Женек? Ни здесь, ни здесь настоящего молока нет. Просто у одних бренд больше раскручен, а в дешёвое, поди, воды больше налили.

Я поставил обе упаковки на полку, разглядывая этикетки. Шрифты, названия, обещания «натуральности» и «свежести» — всё это выглядело как игра в поддавки с покупателем.

— То есть человек платит не за продукт, а за название? — подытожил я.

— А ты как думал? — хмыкнул Гена. — Это рынок. Кто громче крикнет, что у него лучше, тот и продаст.

Я покачал головой:

— Но ведь кто-то же должен делать по-настоящему хорошее молоко? Без воды, без добавок…

— Разумеется. Фермерские продукты никто не отменял. Там тоже иногда халтурят, но по крайней мере можно быть уверенным, что натуральный продукт. И ты бы не заморачивался, Аркаша тебе такую дрянь не покупает, это всё вон, для людей.

Как-то уж слишком буднично и цинично прозвучало это из его уст. Вот она грань, разделяющая бедных и богатых. И даже не сам факт денег, а это пренебрежительное отношение к простому народу.

— Они, значит, просто люди, а мы кто тогда, получается? — нехорошо взглянул я на Гену. — Сраные небожители?

Гена замер, явно не ожидая такого тона. Его расслабленная поза сменилась едва уловимой напряжённостью. Он потёр подбородок, поправил маску, словно подбирая слова, потом медленно произнёс:

— Женек, ты чего? Никто тут небожителями себя не мнит. Просто… ну, такова жизнь, так всё устроено. Ничего не поделать.

Я решил промолчать. Уж слишком большой разрыв между нашими ценностями, принципами и мировосприятием. Он — продукт своей эпохи. И как бы всё это меня ни возмущало, другой реальности у этого будущего для меня нет. Значит, придется привыкать.

Мы вышли в просторный зал с холодильными витринами. За стеклом мерцали мясные деликатесы, сыры разных видов и с разными дырками, морепродукты, выложенные на лед как драгоценности. Молодая пара долго стояла перед витриной с красной рыбой, шепталась, но в итоге ушла с одной упаковкой куриного филе.

— Видишь? — Гена явно решил, что разговор не окончен. — Не все могут. Но хотят. И это нормально. Хотеть не вредно, вредно, как говорится, не хотеть.

Он гоготнул, я же решил не отвечать.

Взгляд наткнулся на бабульку, согнувшуюся над нижней полкой и подслеповато изучавшую что-то на ценниках. Она пыталась сравнить две одинаковые пачки гречки, но с разной ценой, видимо, тоже не понимая, в чём разница.

Я подошёл ближе. Бабушка вздрогнула, заметив, что я стою позади, удивлённо взглянула на меня через толстые линзы очков и прижала кошелёк к груди.

— Помочь вам? — спросил я, приседая рядом. — Не разобраться, какая крупа лучше?

Она кивнула, показывая пальцем с распухшими суставами на одну из упаковок:

— Да уж не знаю, какую брать, сынок. Я как-то раз взяла, а в ней столько «камешков» попадалось. У меня хоть зубов уже и нет давно, нечего сломать, но всё ж не хочется такое есть… Хотя с нашими-то пенсиями, скоро вообще будем питаться вершками да корешками. Разве ж на семнадцать тысяч можно прожить весь месяц, сынок? — печально вздохнула она. — А это ещё ведь и коммунальные платежки надо уплатить. А там сейчас такие тарифы!

Я мельком взглянул на её продукты в корзине: молоко в пакете, сахар, морковь, небольшой целлофановый пакетик с картофелем, небольшая упаковка куриных сердец и банка кильки в томате. Бабушка явно очень экономила на еде.

— А давайте-ка, бабуль, сегодня я вам продукты куплю, — сказал я, забирая у неё корзину.

Она испуганно замахала руками:

— Да ты что, сынок? Зачем? Нет-нет, не надо! Это ж я просто, жалуюсь по-стариковски, нормально мне. Не голодаю.

Но я уже развернулся и пошёл вдоль полок. Судя по озвученной пенсии, очень она даже голодает.

— Ты чего, Женек? — рядом оказался Гена. — Благотворительность это конечно хорошо, но надо ж как-то…

— Ты бы не болтал, а лучше помог бы выбрать хорошие продукты, — оборвал я его. — Я в них ни черта не понимаю.

Гена постоял в замешательстве, поправил кепку, взглянул на бабулю, которая стояла, виновато улыбаясь и прижимая кошелёк к груди.

— Ну ладно, — озадаченно протянул Гена. — Только тут видимо тележка понадобится.

Через мгновение Гена вернулся уже с тележкой.

— Ну, давай, пошли, филантроп ты наш, — весело сообщил Гена, и мы направились вдоль прилавков.

В телегу полетели продукты. Генка, похоже, не особо вникал, что берёт, и на цены едва ли смотрел. Ему, по всей видимости, просто хотелось побыстрее закончить.

Но бабуля тоже оказалась не промах: она ловко выуживала из корзины то, что ей не нужно, и складывала то, что надо. Очень быстро тележка заполнилась доверху — последним оказался фруктовый отдел. Тут бабушка прихватила яблок, бананов и слегка зависла напротив ананаса.

— А можно мне и ананас? — она с какой-то детской надеждой уставилась на меня. — Это, конечно, нескромно, но я их никогда-никогда не пробовала, ребятушки.

— Да можно, конечно, мать, — снисходительно ответил ей Гена, водружая на пирамиду из продуктов колючий овальный плод.

А мне подумалось, что и я сам их никогда не пробовал. У нас ананасы можно было достать только где-то по большому блату. А эта старушка, прожившая всю жизнь и при союзе, и после, до сих пор не знает их вкуса, хотя они теперь лежат навалом в обычном магазине.

Мы докатили телегу до кассы, продавщица с усталым взглядом принялась всё пропускать через пищащий аппарат, а Генка складывал всё по пакетам.

Бабушка вдруг дёрнула меня за рукав и спросила:

— А вы, сынок, волонтёры что ли? Да?

Я на всякий случай кивнул.

— А из какой организации?

— Из организации мэра Марочкина! — вклинившись в разговор, хохотнул Генка. — Знаете такого?

Бабушка как-то резко поменялась в лице, кажется, даже расстроилась.

— Да наслыхана, — буркнула она. — Я за него не голосовала. Я вообще на эти выборы не хожу. Ну их! Все равно все подстроено, все куплено.

— Да конечно не голосовала, мать, — весело сказал Гена. — У нас теперь губернатор глав назначает, а не народ.

— Отож, — поджав губы, закивала бабушка. — Если б народ голосовал, никто бы этого Марочкина не выбрал.

Генка одарил меня многозначительным взглядом, мол, вот так помогай, а благодарности никакой. Но я, в свою очередь, с бабулей был полностью согласен.

— Но если старикам помогает, это, конечно, похвально, — вдруг сменила бабуля гнев на милость. — Хабаров, тот вообще никому не помогал. Ему лишь бы навороваться да карманы набить побольше. Не зря ж его посадили. Может, хоть этот молодой нормальный будет.

Теперь был мой черёд одаривать Гену победоносным взглядом.

— А вы чего в масках ходите, ребятушки? Болеете, что ли? — снова задала вопрос бабушка.

— Это нас минздрав обязал, — ответил Гена.

В этот миг продавщица, не отрывая взгляда от монитора, безразлично озвучила сумму на оплаты:

— Шесть тысяч восемьсот тридцать четыре рубля.

Гена, явно подтрунивая, вопросительно уставился на меня. Видимо, решил, что я без денег и ему еще и покупки предстоит оплачивать. Я же с невозмутимым видом достал из кармана две пятитысячные и вручил продавцу.

— Ничего себе, ты у нас теперь нал с собой носишь? — судя по взгляду, под маской Гена во всю тянул лыбу. — А я уже было решил, ты благотворительностью за чужой, а точнее за мой счёт вздумал заниматься.

— Давай не прибедняйся, — сказал я. — Я сегодня со Стасом общался и знаю, какой там у тебя «чужой счёт».

— Ой, ну что ты сразу⁈ — обиделся Гена.

Гена спустил на пол четыре забитых под завязку белых пакета с буквой «М» и объявил:

— Ну, принимай, мать!

— Ох, спасибо вам, хорошие мои, — всплеснула руками бабуля. — Вот только как же я сама это донесу?

Гена покосился на меня, тяжко вздохнул.

— Сейчас, мать, вызову тебе такси.

Он достал телефон, что-то быстро там понажимал и, подхватив пакеты, кивнул в сторону выхода.

Мы двинулись к дверям. Бабуля семенила рядом, то и дело оглядываясь на внушительную груду пакетов, словно боялась, что мы передумаем и заберём их.

Мы вышли на улицу, и тут я вдруг увидел уже знакомую мне журналистку Татьяну Малевскую. Она стояла у входа с двумя стариками, тыкая в них свою айфонку и о чём-то расспрашивая. Когда мы уже отошли от входа и остановились дожидаться такси, Малевская прощалась со стариками, а затем вдруг резко переключилась на нашу бабулю.

— Здравствуйте, газета «Вести Жданогорска». Проводим социальный опрос среди населения пенсионного возраста. Если вы не против, могу я вам задать несколько вопросов?

— Здравствуйте-здравствуйте, — радостно и довольно заулыбалась бабуля, которая уже явно предвкушала, как будет хвастать перед соседками, что у неё интервью для газеты брали. — Конечно, задавай, красавица.

Мы с Геной, не сговариваясь, слегка отошли от них, сделав вид, что мы здесь сами по себе.

В это время подъехала белая машина с большой надписью «Яндекс» на дверях, и мы начали грузить пакеты в багажник, а между тем Малевская продолжала опрос:

— Всем известно, что пенсия у среднестатистического пенсионера довольно маленькая. У вас какая?

— Да всего семнадцать тыщ-то.

— Много ли вы можете себе позволить на эти деньги? Нас и наших читателей интересует стоимость продуктовой корзины пенсионера нашего города.

— Да вообще сильно не разгуляешься, — вздохнула бабуля.

Генка то и дело напряжённо косился то на журналистку, то на бабку, то на меня.

Я тем временем подошёл к водителю такси, достал несколько купюр помельче, которые мне выдали на сдачу. Рядом мигом появился Гена:

— У меня карта привязана, платить не надо.

Я отмахнулся и протянул пятьсот рублей водителю:

— Надо бы, чтобы кто-то помог бабушке покупки поднять.

— Да без проблем, — кивнул водитель, ловко забирая деньги.

Тем временем бабуля, всё ещё отвечая Малевской, вдруг восхищённо принялась рассказывать:

— А вот эти ребятушки-волонтёры от мэра Марочкина мне сегодня столько продуктов купили! Представляете⁈ Мне их и за месяц не съесть, буду с соседками делиться.

Мы с Геной настороженно переглянулись. Я едва заметно кивнул, мол, пора было уходить, иначе назойливая журналистка, как пито дать, от нас не отстанет. Малевская же тем временем уже вперила в нас цепкий взгляд и переспросила:

— Вот эти ребята, говорите, от Марочкина?

— Вы бы поезжали уже, мать, — бросил Гена бабушке, указывая взглядом на машину, а сам попутно пятясь.

Я же увидел, как Малевская собралась уже направиться к нам, но бабуля вдруг цепко ухватила её за руку:

— Вы представляете! — воскликнула она. — Они даже ананас мне купили!

Пока бабуля отвлекала журналистку, мы с Генкой быстро направились к стоянке, растворившись в толпе покупателей.

Первым нарушил молчание Гена:

— Тьфу ты, заноза, — проворчал Гена, явно имея в виду Малевскую. А затем слегка помолчав, вдруг возмутился: — А что это вообще такое было, Женек⁈

Его тон мне решительно не понравился.

— Разве это не очевидно? — повернулся я к нему, смерив холодным взглядом. — Только что мы купили продукты пожилой женщине, которой приходится выживать на нищенскую пенсию.

Гена нервно провёл рукой по затылку, затем поправил козырёк кепки.

— Это, конечно, похвально, Женек, но на хрена?

— А разве чтобы сделать доброе дело, нужен повод?

— Да какое к чёрту доброе дело? Ты сейчас помог одной, завтра сотня таких халявщиц припрётся. Это хорошо, что мы в масках были.

— Значит, поможем сотне, — холодно сообщил я. — Разве не такова задача главы города?

— Если каждому давать, поломается кровать, слышал такую поговорку? — плохо скрывая раздражение, спросил Гена.

Я остановился, сурово посмотрел ему в глаза.

— Слышал. Только знаешь, в чём разница, Геннадий? Одному помогать, согласен, это милостыня. А вот создать систему, при которой старикам не придется выживать, это уже ответственность власти. И это не про деньги в первую очередь. Это про человеческое отношение.

— Человеческое отношение, говоришь? — усмехнулся Гена. — Ты что, всерьёз думаешь, что эта бабка прямо-таки голодает? Да им никакой веры, этим бабкам нет. Как новости не послушай: одну развели мошенники на пятнадцать миллионов рублей, вторую — на двадцать. Тут невольно подумаешь, что бабки в нашей стране — самый богатый народ. И у этой наверняка пару миллионов в матрасе зашито.

— Если бы так было, зачем тогда она самые дешёвые продукты брала?

— А затем, что бабки оттого и богатые, что очень прижимистые и экономить любят, — вдруг засмеялся Гена.

— Привычка экономить тоже не от жизни хорошей, — задумчиво ответил я.

К тому времени мы подошли к Волге. Интерес к ней уже сошёл на нет, и мы спокойно, без лишних любопытных глаз, сели в машину. На этот раз за руль сел Гена — я возражать не стал. К тому же я собирался завести разговор о завещании и кое-что выяснить. И здесь мне нужно бы понаблюдать за его реакцией, а следя за дорогой, это сделать не так-то просто.

— Так, ладно, — вздохнул Гена. — Теперь куда твоей душеньке угодно? Ещё на какой народ желаешь посмотреть?

— На сегодня, пожалуй, хватит, — ответил я. — Давай домой.

— Я только за, — весело кивнул Гена.

Гена вставил ключ в замок зажигания, повернул, двигатель заурчал. И «Волга» бесшумно выкатилась со стоянки, а псоле влилась в поток городского движения.

— «Волга», конечно, хороша, — сказал я, — Но подыщи все же на завтра что-то простое, неприметное. И желательно к утру.

— Куда-то утром собрался? — спросил Гена, перестраиваясь в соседний ряд.

Я задумчиво кивнул:

— Пора съездить на работу и проверить, как там без меня идут дела.

— Так у тебя ж ещё день больничного, — Гена серьёзно посмотрел на меня, на секунду оторвав взгляд от дороги. — Может, тебе всё-таки ещё отлежаться, да отоспаться? Работа, как говорится, не волк…

— Хватит с меня отдыха, — покачал я головой. — Работа, может, и не волк, а вот сотрудники администрации, как я уже понял, те ещё хищники.

— Ну, если ты уверен, да ещё и память начал потихоньку возвращаться, может, и правильно, — кивнул Гена. — Так-то, конечно, неплохо бы показаться, да угомонить их. А то Гринько там уже шушукаться по углам начал, мол, будто пора уже «временного» назначать. Типа, ты надолго выбыл, а дела не ждут.

— Это я знаю, Кристина вчера сообщила. И потому дома сидеть не стоит, — твёрдо ответил я, глядя в окно на проплывающие мимо городские пейзажи.

Гена молча кивнул, сосредоточившись на дороге. Светофор впереди переключился на зелёный, и он плавно нажал на газ.

— Значит, завтра на работу, — наконец произнёс Гена, нарушая молчание. — Как будем действовать?

— На месте разберёмся, — отмахнулся я и решил наконец перейти к разговору о завещании. — Я тут в сейфе ещё кое-что любопытное нашёл.

— Говори, — кинул Гена.

— Моё завещание.

— Это, конечно, разумно и дальновидно, но в твоём возрасте как-то рано о завещании думать, — протянул Гена. — Хотя, учитывая последние события…

— Ты не знал о нём? — прямо спросил я.

— Нет, — спокойно ответил он. — А что там в нём? Что-то тебя насторожило? Надеюсь, ты не на Юльку там всё завещал. Потому что если на неё, тогда и с тормозами…

— Нет, — прервал я его. — Юлии в завещании нет.

— Ну и отлично, — облегчённо выдохнул Гена. Затем скривился, рывком стянул с лица маску: — Задолбала, вся рожа уже от неё чешется.

— Зато в этом завещании есть ты, — после недолгой паузы, добавил я, внимательно наблюдая за его реакцией.

Гена удивлённо вскинул брови, покосился на меня и снова вернул взгляд к дороге.

— Спасибо, конечно, но это лишнее, — кажется, Геннадий даже смутился. — Ты вон лучше бабу себе нормальную найди, да детей заведи. А потом им всё и оставь. А я уж как-нибудь обойдусь.

Значит, о завещании он не знал. Хорошо. Генку можно вычеркнуть из списка подозреваемых. Но нужно было проверить ещё кое-что. Пустить нелепую и возмутительную «утку», чтобы понять, умеет ли Гена держать язык за зубами, и посмотреть, не вызовет ли это реакцию у тех, кто мог быть заинтересован в смерти Марочкина.

— Вообще, я его переписать хочу, — сказал я.

— М-м, ну и правильно, — рассеянно кивнул Гена. К этому моменту мы уже подъезжали к шлагбауму посёлка.

— Хочу сиротскому приюту всё оставить, — добавил я.

Гена притормозил и перевёл на меня мрачный взгляд.

— А не до хрена ли, Женек, столько денег одному приюту? — эта идея явно разозлила Гену не на шутку, как и было задумано. — Ты думаешь, они детям достанутся? Директриса всё хапанет и свалит из страны по тихой грусти.

— Бездумно перечислять я не собирался, — парировал я. — Думаю, Стас придумает, как правильно оформить. Может, фонд создам, который будет выдавать каждому выпускнику приюта определённую сумму.

Гена хмыкнул. В этот миг Васька уже поднял шлагбаум, и мы въехали на территорию посёлка.

— Дело твоё, конечно, но я бы не торопился, — протянул Гена. — Хотя бы пока память не восстановится. А то нагородишь ерунды — сам потом жалеть будешь. Да и насчёт сирот… Ты же понимаешь, какие элементы из приютов выходят?

— И какие же? — с любопытством уставился я на него. Мне и самому довелось пожить в приюте, ещё в послевоенные годы. Так что не понаслышке знал, насколько это тяжело. И всё же было интересно, как сейчас обстоят дела.

Гена нахмурился:

— Да обычные… — буркнул он нехотя. — Большинство на дно ляжет. Ты статистику видать совсем не знаешь? Девяносто процентов выпускников детдомов не доживают и до сорокета. Половина спиваются или снаркоманиваются, вторая половина быстро расходится по зонам. А оставшиеся просто поломанные судьбы, искалеченные души, и от безысходности в петлю лезут.

Я молча смотрел на его сжатые пальцы на руле. Знакомый привкус горечи подкатил к горлу. Свою статистику я тоже помнил, по косточкам сложенную из призрачных лиц и имён. Петька повесился в семнадцать. Саньку зарезали в переулке в потасовке. Борька, Тоха, Свят — просто сбухались. Из всех повезло только мне, я провел всего два года в приюте, потом нашлась тётка. А вот моим товарищам не повезло.

— А теперь представь, — мрачно продолжил Гена, — что будет, когда на этих сирот свалится куча денег. Боюсь, ты их просто быстрее добьёшь.

Конечно, я понимал, что Гена прав. Большие деньги — большая ответственность, и разбрасываться ими я не собирался. Но, слушая вполне разумные доводы Гены, понял: «утку» я задумал боле, чем удачную и самую что ни на есть возмутительную. И когда слухи поползут, если поползут, высказаться здесь захочется многим. А мне только и останется что смотреть, слушать, и делать выводы.

— Всё равно лучше отдам тем, кто в этом нуждается, — твёрдо сказал я. — Так что надо бы пригласить… Кто там занимался у меня завещанием?

В этот миг мы свернули к усадьбе Марочкиных. Гена не ответил, он напряжённо уставился вперёд.

— Этих, мать твою, нам тут еще не хватало.

Я тоже увидел — неподалёку от ворот стояла чёрная квадратная машина.

— Это кто пожаловал? — спросил я.

— Кто-кто? Конь в пальто, — зло процедил Гена. — В нашем случае — кобыла. Павел Кобылянский пожаловал. Вовка, мля… Не мог что ли позвонить и предупредить? Да и эти на камерах, снова в носу ковыряются.

— Кобылянский это хорошо и даже отлично, — спокойно ответил я, отстегиваясь. — Так даже лучше. Быстрее решим проблему с детским садом.