Глава 18

В зале повисла тяжёлая тишина. Несомненно, все уже ждали, что этот разговор я завел неспроста.

— Смета по капитальному ремонту у нас сто сорок миллионов рублей, — я поднял глаза от бумаг и обвёл взглядом всех, кто сидел за столом. — На каких основаниях мы ремонтируем исправную, без каких-либо дефектов дорогу? Неужели все остальные дороги в городе мы уже починили?

Присутствующие застыли. Настороженные, где-то даже недоумевающие взгляды метались от лица к лицу, словно искали самого виноватого или хоть какую-то подсказку, как себя вести. Несомненно, замешаны в этой афере были абсолютно все.

Никто первым так и не решился ответить, я же выждал паузу, дал напряжению достичь предела, а после сказал:

— По документам у нас эта дорога находится в крайне аварийном состоянии, прямо как детский сад, — я холодно посмотрел на Гринько, тот недовольно поджал губы и отвел взгляд. — Но здесь не нужно обладать инженерными знаниями или быть дипломированным специалистом, чтобы понять, что всё это очередной обман.

Первым не выдержал Дроздов. Его нервный, срывающийся голос донесся с конца стола:

— Евгений Михайлович, но… есть же экспертиза, акты осмотра… Техническое заключение подписано… — он умолк, наткнувшись на мой суровый взгляд.

— Отставить враньё, — резко перебил я его. — Все ваши бумажки липа. Мы с вами по этой дороге каждый день добираемся до работы. И достаточно иметь зрение, чтобы это увидеть.

Дроздов покраснел, как рак, и уткнулся в свои бумаги. Я медленно перевёл взгляд на Маловичко.

— Оксана Анатольевна, ваш отдел готовил тендерную документацию. Единственный участник, а как я уже понял, обычно у нас больше одного участника не бывает, ООО «СтройДорХолдинг».

Маловичко заерзала, её золотые браслеты жалобно звякнули.

— Это сложный конкурс, узкая специализация, Евгений Михайлович, — затараторила она, не посмев ни разу даже взглянуть в мою сторону: — Других подрядчиков у нас в принципе нет. Не все могут соответствовать требованиям!

— Как удобно, — холодно усмехнулся я, — единственный подрядчик, да и еще и супруг председателя нашей уважаемой думы.


Все головы повернулись к Лядовой. Та даже бровью не повела, только губы исказились в холодной усмешке.

Гринько, до этого молчавший, тяжело вздохнул, неодобрительно покачал головой:

— Евгений Михайлович, вы вносите деструктив в работу. Бюджет на этот объект запланирован, средства зарезервированы. Процедура запущена. Её остановка это срыв сроков, штрафы, суды. Вы предлагаете городу нести убытки?

— Я предлагаю городу не нести убытки, Эдуард Максимович, — строго отбрил я его. — А сэкономить десятки миллионов, не ремонтируя то, что не сломано. Если же говорить прямо, не дать их украсть из бюджета, а потратить на то, что действительно необходимо чинить на самом деле. Вы видели сколько у нас жалоб от граждан?

Я вытянул из папки довольно увесистую стопку бумаг:

— Вот здесь у нас два микрорайона с аварийными дорогами, ямы во дворах, разбитые тротуары и водосточные канавы, которые больше напоминают болота, — перечислял я, листая распечатанные обращения. — Люди каждый день пишут. А мы вместо этого собираемся латать идеальный асфальт. Ну, уж нет, этого я не допущу.

Маловичко не выдержала. Она резко вскочила, её лицо залилось краской.

— Я так работать не могу! Это издевательство! Вы ставите под сомнение работу профессионалов, всю систему! Вы… Да вы просто всё топите! — её голос сорвался на визг. — Я отказываюсь работать в таких условиях!

— Отставить истерику, Оксана Анатольевна! — скомандовал я. — Работать вам как раз таки никто не мешает. А вот воровать при мне не позволю никому. И если для вас это одно и то же, то ваша отставка, несомненно, лучшее решение для города.

Маловичко, побледнев, тяжело опустилась на стул, растерянно, будто ища помощи, уставилась на Гринько.

И тут, из своего кресла у окна, заговорила Лядова.

— Евгений Михайлович, — не скрывая едкого тона, протянула она: — вам не кажется, что ваш стиль управления, мягко говоря, не соответствует духу коллегиальности. Городская Дума не может игнорировать подобные… эксцессы. Будьте готовы к официальным запросам. Возможно, к обсуждению вопроса о доверии.

Я медленно повернулся к ней и улыбнулся. Холодно и без тени веселья.

— Эльвира Викторовна, я только «за». Давайте начнём прямо сейчас. Я готов предоставить вам все материалы по этому тендеру. Включая интересные совпадения в адресах учредителей подрядчика и спонсоров вашей избирательной кампании. Думаю, депутатам и избирателям будет очень интересно. Можем еще и журналистов привлечь для освещения. Вы ведь любите всё освещать. А там гляди, и прокуратура заинтересуется.

Лядова замерла. В её холодных глазах на миг мелькнул страх, прежде чем она вновь натянула маску презрения. Она ничего не сказала, лишь отвернулась к окну.

Гринько неожиданно сурово посмотрел на меня, поднялся, оперся ладонями о стол.

— Прекрасно, Евгений Михайлович! Вы у нас просто герой, прущий как локомотив в одиночку против системы. Только вы забываете, что система наша работает по совсем другим правилам.

Он наклонился ко мне через стол, и его шёпот был слышен каждому:

— И что вы думаете, будет, когда о ваших самодеятельных подвигах узнает губернатор? — он растянул рот в самодовольной улыбке, явно уже заранее ликую и видя себя в моем кресле: — Сегодня же Князев об этом узнает. Можете не сомневаться. И завтра же вас вышвырнут отсюда. А мы… Ну, а мы будем дальше работать.

Он растянул рот в победоносной улыбке. Все присутствующие тоже как-то хитро заухмылялись.

— Ну, меня может, уволят и завтра, а вы уволены уже сегодня, — ответилл я, не повышая голоса. — Ваше заявление об отставке, Эдуард Максимович, я приму немедленно. А если вы передумаете, то служебная проверка по факту фальсификации документов тоже начнётся уже сегодня. И все присутствующие, уверен, скажут вам большое спасибо, когда эта проверка коснется и их персон.

Лицо Гринько исказилось от бессильной ярости. Он хотел что-то крикнуть, но только с силой хлопнул ладонью по столу и, круто развернувшись, тяжело зашагал к выходу. Дверь за ним захлопнулась с таким грохотом, что задребезжали стёкла.

В зале снова повисла тишина. Я обвел взглядом присутствующих и все, стоило мне на них взглянуть, отводили взгляд. Кроме разве что Ермаченко, она глядела с невозмутимым спокойствием.

— Что ж, — решил я подытожить, шумно захлопнув папку. — Полагаю, я доходчиво донес информацию и все меня услышали. На следующей неделе жду от вас отчётов о проделанной за это время работе и новых смет по действительно аварийным участкам. А теперь работаем. Совещание окончено.

Первой поднялся Дроздов и буквально выбежал из зала, затем шурша и не глядя ни на кого, поплелась Маловичко. Лядова молча вышла следом, гордо вскинув подбородок. Остальные начальники управлений поспешно собрали бумаги и ретировались, словно спасаясь с поля боя.

В зале остались я, Кристина, неподвижно сидевшая всё это время с блокнотом, и Ермаченко. Она не спешила, явно ждала, когда все уйдут.

Я вопросительно уставился на нее:

— Желаете высказаться по этому вопросу, Ирина Владимировна?

Она холодно усмехнулась, поднялась с места, поправила пиджак и кивнула. Её лицо по-прежнему было строгим, но во взгляде не было вызова. Было что-то вроде усталого уважения.

— Вы ведёте себя необыкновенно смело, Евгений Михайлович, — тихо сказала она. — Ваше рвение, признаюсь, достойно уважения. Жаль, что в нашей действительности это чаще всего приговор. Я знаете, здесь уже дай бог двадцать пять лет, и как не билась, поняла, что себе дороже. Жаль, конечно, — она тяжело вздохнула, покосилась на Кристину, грустно улыбнулась и добавила: — но с таким подходом вы долго не продержитесь. Князев не потерпит такого беспредела. Даже если вы правы. Но просто знайте, я на вашей стороне.

Она не ждала ответа. Просто кивнула и вышла.

Мы с Кристиной переглянулись.

— Будьте уверены, Гринько уже звонит Князеву, — нехорошо усмехнулась Кристина.

— А я и не сомневаюсь, и даже наоборот, только этого и жду.

Остаток дня я провел, занимаясь документацией и разгребая накопившиеся дела. Заявление об отставке я от Гринько так и не дождался. Этот жук разумеется, решил, чтоя вылечу быстрее. Потому что уж сильно он рассчитывал на скорое вмешательство сверху. И я даже не сомневался, что Князева это наверняка разозлит. И потому с нетерпением ждал, когда же он позвонит. Но он не звонил.

Этим вечером, как только я вернулся домой, первым делом направился в кабинет. В голове гудело. Но мысли были об одном — о флешке в сейфе. Вскоре за пистолетом должны были приехать люди Корнилыча. Но знакомый профессиональный зуд подсказывал, что сначала нужно узнать, что на флешке.

Я щелкнул замком сейфа, достал обе флешки и сел за стол, включив ноутбук. Вставил фиолетовую в ноутбук. А когда вновь появился прямоугольник, требующий пароль, вёл «ЖУЧОК».

Экран мигнул. Прямоугольник исчез, открыв доступ к содержимому. Единственное, что здесь оказалось, была видеозапись. Я нажал на неё.

На экране появился мужчина лет пятидесяти, крепкий, с тёмными взъерошенными волосами. Он сидел в кабинете, который я сразу узнал — это тот самый кабинет, где я сейчас и находился. Я сразу догадался, что это Михаил Марочкин.

Лицо у него было усталое, с жесткой складкой у рта, но в глазах читалась стальная хватка. Марочкин-старший сидел перед камерой, грузно сложив могучие руки на стол, его взгляд был устремлен не в объектив, а куда-то в сторону. Он какое-то время сидел, застыв, и только потом перевёл взгляд в объектив.

«Ну, привет, Женька, — тяжело вздохнул он и грустно улыбнулся, — Раз ты это глядишь, значит, старик твой уже на том свете. А скорее всего, мне помогли туда отправиться».


Голос у него был хрипловатый, спокойный.

«Дело, сына, тёмное. Слушай внимательно и соображай. На второй флешке, из тайника, компромат имеется. На нашего, мать его, хозяина Князева. Там много всего».

Он потянулся, взял со стола пачку сигарет, вытащил одну, грохнул по столешнице тяжелой хрустальной пепельницей, подкурил, тяжело затянулся и выпустил облако дыма, которое рассеялось перед объективом.

«В общем, — вздохнул Михаил, — дело давнее, было это в двенадцатом году. Князев тогда бизнесом уже по области воротил и в политику начал рваться. Но понимал, что с его-то прошлым дорога наверх — как по минному полю. А тут еще мент один, местный наш, под ногами крутится. Упертый, честный, сука. Не подкупить. Копал под его делишки по всем фронтам».

Он помолчал, лицо стало жестким.

«Хотел Князев убрать его по-тихому, аккуратно. Типа как несчастный случай обставить. Да только не успел. Мент-то оказался не из робкого десятка. Он сам пас Князева, следил за его шустрыми пацанами, ну и вышел на один заброшенный завод на окраине. И короче, застукал он Князева там. Тот со своими пацанами бухгалтера одного там пытал. Бухгалтер этот, вёл по левым схемам и в какой-то момент решил, что его доля маловата будет. Деньги спрятал, и смыться собрался. Ну, его и нашли, естественно. Выбивали, куда бабки дел. И пришить уже собирались, чтоб другим неповадно было. А тут как раз мент вломился, всех застукал на горячем. Ну и… решил вмешаться, естественно».

Михаил с силой затушил сигарету, а после продолжил:

«Дальше? А хер его знает, что там конкретно было. Князев, когда позвонил, был не в себе. Орал, матерился. Объяснил в двух словах: мол, мент вломился, началась стрельба и драка, один из его пацанов застрелен, второй ранен. И, мол, Князев мента это из его же ствола и пристрелил».

Он тяжело вздохнул, его взгляд стал отстранённым.

«Я короче сразу туда поехал. Князев велел, чтобы я подчистил за ним. И это я уже не впервой за ним подчищал. Как-то еще по малолетке даже архив пришлось сжечь, чтобы никто не узнал ничего о нем. Это всё на второй флешке найдешь, — Марочкин-старший потер виски и продолжил: — Короче приехал я. Князев поручение дал, трупы убрать, от стволов избавиться. Там этот бухгалтер кровью уже истек, один из охранников Князева с дыркой во лбу, видать, это его мент пристрелил. Ну и сам мент… Короче говна мне этот Князев подкинул. Но я сразу смекнул, что с такими, как он надо держать ухо востро. Забрал я ствол, с которого Князев мента пришил. Так, в качестве страховки».

Я слушал внимательно. Всё вставало на свои места.

Михаил замолчал, и на его лице промелькнуло омерзение:

«Знаешь, Женька, я его давно знаю. Знаю, сколько крови на его руках. Знаю, как он с конкурентами разбирался. И знаю, как он обходился с теми, кто ему когда-то помогал, но стал неудобен. Убрать для него — не проблема. Просто вопрос времени».

Он посмотрел прямо в камеру, и взгляд его стал острым, как лезвие.

«Вот я и подумал: а чем я лучше? Просто пока ещё нужен. А стану лишним и мне конец. Видимо, так и случилось, — он вздохнул, снова взял пачку с сигаретами, покрутил ее в руках и, видимо, передумав курить, бросил ее обратно на стол. — Ствол этот в сейфе, он самый. На платке кровь мента, звали его Андрей Малевский».

Марочкин сделал паузу, а я сразу про себя отметил знакомую фамилию.

«Держал я ствол все это время в надежном месте, — продолжил Михаил, — так, на чёрный день. И теперь вот видимо настало время для тебя всё подготовить. Ну и заодно вторую флешку с его делишками собрал, там всё есть, даже его признание. Если вдруг прижмёт, это твой козырь. Может, конечно, лучше и не лезь. Но знай, Князев будет искать компромат. Он о нём знает. Так что думай, решай сам. Тебя не хотел в это втягивать, но видимо иначе никак. Ты прости своего старика, если выйдет».

Какое-то время он молчал, затем посмотрел прямо в объектив и грустно улыбнулся.

«Пароль от второй флешки, Женька, твоя дата рождения. Если что, Генку привлеки. Он не в курсе про этот случай, но мужик мозговитый, подскажет, как поступить. Ну, бывай, сына. Не поминай лихом, и дер…»

Видео оборвалось на полуслове. Я выдернул флешку. Вот значит, как всё получается.

Значит, Марочкин-младший знал про этот пистолет и видео. Не мог не знать, ведь отец его умер не вчера. Но почему-то решил не сообщать Генке.

Почему? Может, испугался мести Князева? Или, как и отец, решил оставить всё в качестве страховки на чёрный день.

Мне эта «страховка» была не нужна, я не собирался шантажировать, я собирался уничтожать. Но отдавать главную улику, не зная, что на второй флешке, не имея полной картины — было бы верхом глупости. Пока я не решу, как правильно всё обставить, пистолет должен был остаться у меня.

Как бы Генка ни доверял Корнилычу, нельзя было быть уверенным на все сто. Власть и деньги нынче могут оказаться куда весомее. Корнилыч может взвесить риски и решить, что слить нового, проблемного мэра в пользу более могущественного губернатора куда безопаснее. Тут надо действовать осторожно и продуманно.

Я достал телефон, набрал Генку.

— Слушаю, Женек, — тут же отозвался он.

— Ген, по пистолету пока отбой, — сказал я. — Позвони Корнилычу, скажи что-нибудь… Мол, что я передумал. Что, мол, возникли проблемы, как разберусь тогда и передам. Главное так, без подробностей. Понял?

В трубке повисло короткое молчание.

— Понял, — наконец буркнул он. — Только подробностей я как бы и не знаю, что случилось-то?

— Кино я тут одно посмотрел очень интересное, — уклончиво ответил я. — Ты тоже подъезжай, вместе посмотрим, да посидим, обсудим.

— Скоро буду, — без лишних вопросов ответил Генка и бросил трубку.

Я же достал вторую флешку, вставил в ноутбук и ввел дату рождения Женьки Марочкина.

Здесь на флешке был несколько желтых квадратов с надписями сверху. Один из них сразу же привлек внимание, потому что был подписан «Архив Лебедев».

Я сразу же нажал на квадрат и на экране появился документ. Точнее даже не сам документ, а его черно-белое фото. Фото советского паспорта, где на главной странице красовалась знакомая морда немного подросшего и возмужавшего Лешки Лебедева.

Загрузка...