Трещина во времени

Глава 4 Тьма

Тут ветер дохнул так, что деревья содрогнулись. Мэг с испуганным визгом вцепилась в Кельвина, и миссис Которая раздраженно прикрикнула:

— Тиш-ше, де-етка!

То ли это на луну упала тень от облака, то ли луна попросту пропала с небосвода, погаснув разом, как свеча. Но в ушах все еще стоял шелест листьев, встревоженных, терзаемых ветром. И ни единой искорки света. Ее окутала непроницаемая чернота. Внезапно ветер утих, а вместе с ним пропали все звуки. Мэг почувствовала, как Кельвина утащило куда-то прочь от нее. Она протянула руку, но пальцы ощутили пустоту.

Она отчаянно закричала:

— Чарльз! — и сама не смогла бы сказать, зовет брата для того, чтобы помочь ему или чтобы это он ей помог. Слова застряли в у нее в горле, и она закашлялась.

Она осталась совершенно одна.

Мэг утратила защиту руки Кельвина. Чарльз тоже куда-то пропал: то ли остался на месте, то ли его также куда-то утянуло. И она сама застряла одна в непроглядном нечто. Ни света, ни звуков, ни ощущений. Где ее тело? В панике она попыталась пошевелиться, но шевелить-то было нечем! Похоже, она исчезла точно так же, как исчезли и свет, и звук! И Мэг никогда больше не вернется в свое тело!

Но тут она снова ощутила свои конечности. Ноги и руки слегка покалывало, как будто они затекли. Она торопливо заморгала, но хотя сама вроде бы вернулась, больше ничего не изменилось. Вокруг нее была не просто тьма, то есть отсутствие света. Обычную тьму тоже можно почувствовать, в ней можно передвигаться, в ней можно ушибить ногу, потому что вокруг тебя по-прежнему существует физический мир. Однако Мэг затерялась в ужасающей бесплотной пустоте.

Это было сродни глухоте. И это было больше, чем глухота. Глухой человек все равно ощущает какие-то вибрации. Но здесь ощущать было просто нечего.

Внезапно она поняла, что ее сердце бьется с неистовой силой, готовое выскочить из груди. Оно что, тоже остановилось перед этим? Но тогда почему стало биться опять? Мурашки на руках и ногах побежали быстрее, и тут она почувствовала движение. Это движение, как показалось ей, могло стать поворотной точкой, моментом, когда Земля обернулась вокруг своей оси, летя по своей вытянутой орбите вокруг Солнца. И это ощущение того, как она движется вместе с планетой, каким-то образом напоминало плавание в океане, в настоящем открытом океане, поднимающем и опускающем могучими движениями ее тело, растворенное в беспокойной воде и вместе с ней повторяющее колебания приливов и отливов, послушных нежному, но непреодолимому зову Луны.

«Я сплю! — думала она. — Это все странный сон. Это ночной кошмар. Я хочу проснуться. Пусть мне позволят проснуться!»

— Ну и ну! — произнес голос Чарльза Уоллеса. — Веселая вышла поездка! И я совершенно уверен, что ты должна была нас предупредить!

Свет замигал и заколебался. Мэг подслеповато заморгала, трясущейся рукой поправляя очки, и вот вам, пожалуйста: Чарльз Уоллес стоит прямо перед ней, сердито подбоченившись!

— Мэг! — окрикнул он. — Кельвин! Ты куда делся?

Она видела Чарльза, она его слышала, но не могла к нему подойти. Она не смела пересечь этот занавес из необычного, мигающего света, который разделял их с братом, чтобы оказаться рядом с ним.

Откуда-то глухо, как из бочки, донесся голос Кельвина:

— Слушай, дай мне очухаться! Я все-таки старше тебя!

Мэг ахнула. Кельвина как будто здесь не было, и в то же время он был где-то рядом. Это выглядело не так, чтобы через какую-то преграду показалась сперва одна часть его тела, а потом все остальное, как если бы он просунул за занавеску пальцы, руку или нос. Это было размытое мерцание. Она видела Кельвина целиком, ни как-то неясно, словно сквозь воду или дым, или пламя… Но уже в следующий миг его облик стал четким и внушающим надежду.

— Мэг! — продолжал звать голос Чарльза Уоллеса. — Кельвин, а Мэг где?

— Я здесь! — хотела ответить она, но голос словно застрял в горле.

— Мэг! — крикнул Кельвин и стал с тревогой оглядываться.

— Миссис Которая, вы ведь не оставили Мэг одну, не так ли? — закричал Чарльз Уоллес.

— Если кто-то из вас обидит Мэг, хоть одна из вас… — начал уже Кельвин, но тут Мэг словно что-то с силой вытолкнуло, и она моментально рассыпалась на части, как если бы влетела в стеклянную витрину.

— Ох, вот ты где! — радостно закричал Чарльз Уоллес, подскочил к сестре и что было сил ее обнял.

— Но где я? — одними губами промолвила Мэг, с огромным облегчением понимая, что голос более-менее вернулся к ней.

Она с диким видом принялась озираться. Они стояли на безмолвной равнине, и в воздухе над ними реяли восхитительные ароматы, которые на земле удается ощутить лишь в те редкие весенние дни, когда солнце ласково пригревает просыпающуюся землю, а яблони вот-вот раскроют свои бутоны. Она поплотнее насадила на нос очки, чтобы убедиться, что зрение ее не обманывает.

Они только что покинули серебристую лунную ночь ранней осени, а теперь все вокруг них купалось в золотом сиянии дня. Трава на поле переливалась всеми оттенками самой свежей зелени, и там и сям выглядывали венчики мелких изящных цветов. Мэг медленно повернулась в сторону гор, таких высоких, что их макушки терялись в пушистых облаках. Внезапно из рощи у подножия гор донеслись звонкие птичьи трели. В самом воздухе было разлито такое умиротворение и радость, что даже ее сердце умерило свой испуганный бег.

Это был голос миссис Кто. И внезапно все они оказались перед детьми: миссис Что-такое со своим розовым паланкином, миссис Кто в огромных сверкающих очках и миссис Которая — все еще в виде дрожащего круга света. Хрупкие пестрые бабочки пустились в пляс вокруг этой троицы, как будто приветствуя своих хозяек.

Миссис Что-такое и миссис Кто так и прыснули и хихикали столь усердно, что едва не свалились с ног от дикого приступа веселья. Даже дрожащий свет как будто вторил их хохоту. Он заметно потемнел и сгустился, пока не превратился в фигуру в черной мантии до пят и черной же остроконечной шляпе. Глазки-бусинки, нос крючком, длинные седые волосы, костлявые пальцы стиснули рукоятку метлы.

— Н-ну, девушки, и легко-о же вас развесели-и-ить! — раздался снова ее странный голос, отчего миссис Кто и миссис Что-такое пришлось ухватиться друг за друга, чтобы не упасть.

— Если вы, дамы, вдоволь насладились своей шуткой, пожалуй, пора наконец объяснить Кельвину и Мэг, что тут творится, — холодно заметил Чарльз Уоллес. — Вы до смерти напугали Мэг, сдернув ее с места вот так, без подготовки!

— Finxerunt animi, raro et perpauca loquentis , пропела миссис Кто. — Гораций. «Редко и мало ведь я говорю, но тебе не мешаю».

— Миссис Кто, я бы очень попросил вас прекратить все цитировать! — с неожиданной яростью воскликнул Чарльз Уоллес.

— Чарльз, милый, но ей всегда так трудно облекать свои мысли в слова! — вмешалась миссис Что-такое, кокетливо поправляя свой паланкин. — И чтобы не ошибиться, ей приходится прибегать к цитатам.

— И к тому же нам не следует терять чувство юмора, — добавила миссис Которая. — Единственный спо-особ справиться с чем-то слишком тяжелым — воспринимать это немного легче.

— Вот только для Мэг это может оказаться не по силам, — вздохнула миссис Что-такое. — Вряд ли она сумеет поверить в то, что нам не до шуток!

— А как насчет меня? — спросил Кельвин.

— Ты ведь не боишься за жизнь своего отца, — ответила ему миссис Что-такое.

— Но здесь и Чарльз Уоллес?

— Чарльз Уоллес сам все знает, — хотя и скрипучий, как проржавевшие дверные петли, голос миссис Которой каким-то образом выразил самую настоящую гордость. — Чарльзу Уоллесу известно гораздо больше, чем то, что имеет отношение к его отцу. И Чарльз Уоллес знает, что стоит сейчас на кону.

— Но помните, — вмешалась миссис Кто. — Αεηπου ουδεν‚ παντα δ’ εηπιζειν χρεωτ. Еврипид. «Ничто не является безнадежным, мы должны надеяться на все».

— Но где мы сейчас, и как мы сюда попали? — спросил Кельвин.

— Уриэль, третья планета в системе звезды Малак в спиралевидной туманности за номером 101 по каталогу Мессера.

— По-вашему, я должен в это поверить? — фыркнул Кельвин.

— Как тебе угодно! — холодно парировала миссис Которая.

Однако Мэг нутром чувствовала, что, несмотря на свой дикий вид с этой ручкой от метлы, миссис Которая заслуживает полного доверия.

— Но по сравнению со всем, что уже случилось, это выглядит не таким уж невероятным.

— Ну тогда объясните мне на милость, как нас угораздило здесь оказаться? — от возмущения Кельвин так побледнел, что веснушки у него на лице проступили особенно ярко. — Даже если бы мы двигались со скоростью света, нам потребовалась бы целая уйма времени, чтобы сюда попасть!

— Ох, деточка, мы вовсе не путешествуем с какой-то там скоростью, — заверила его миссис Что-такое. — Мы просто проходим через тессер. Или, по-вашему, через трещину.

— Что за чушь? — удивился Кельвин.

А Мэг вдруг задумалась, не имеет ли этот тессер отношение к маминому тессеракту? Она уже открыла было рот, чтобы задать вопрос вслух, но тут миссис Которая начала свои объяснения, а это, знаете ли, была не такая дама, которую легко мог перебить всякий желающий.

— Миссис Что-такое слишком молода и наивна.

— Она все еще верит, что вещи можно объяснить словами, — добавила миссис Кто. — Qui plus sait, plus se tait. Это по-французски, знаете ли. «Чем больше знаешь, тем больше молчишь».

— Но вам все равно придется использовать слова для Мэг и Кельвина, — напомнил миссис Кто Чарльз Уоллес. — Если вы уж притащили их сюда, они имеют право знать обо всем, что происходит!

Мэг обратилась к миссис Которой. Ее так волновал этот вопрос, что на время тессеракт вылетел у нее из головы.

— Мой папа тоже здесь?

— Нет, он не здесь, Мэг, — покачала головой миссис Которая. — Пусть миссис Что-такое попробует тебе объяснить. Она та-ак молода, что этот ваш язык слов дается ей легче, чем нам с миссис Кто.

— Мы задержались в этом мире, — снова заговорила миссис Что-такое, — чтобы более-менее перевести дух. А заодно показать вам, с чем придется иметь дело.

— Но как же папа? Он цел? — спросила Мэг.

— На данный момент — да, моя хорошая. И мы здесь отчасти из-за него тоже. Но ты поймешь, что он — лишь одна из причин.

— Ну так где же он? Пожалуйста, отведите меня к нему!

— Мы не можем. Пока не можем к нему попасть, — вмешался Чарльз. — Мэг, потерпи!

— Но я не могу терпеть! — взорвалась Мэг. — Я никогда ничего не терпела!

— Тебе придется научиться терпению, если хочешь помочь своему папе, — несмотря на толстые стекла очков, в глазах миссис Кто светилось живое сочувствие. — Vitam impendere vero. Ювенал. «Рисковать жизнью за правду». Именно этим нам и предстоит заняться.

— Ведь это делает и твой папа, верно? — серьезно кивнула миссис Что-такое. Но тут же ее лицо осветила милая улыбка. — А ну-ка! Пойдите-ка, ребятки, погуляйте, пока Чарльз вам кое-что объяснит! На Уриэле вы будете в полной безопасности! Именно поэтому мы выбрали эту планету для отдыха.

— Но разве вы с нами не пойдете? — растерялась Мэг.

На миг повисло неловкое молчание. Наконец миссис Которая повелела миссис Что-такое с царственным жестом:

— Покажи-и им! — и почему-то в ее голосе Мэг уловила сожаление.

— Сейчас? — голос миссис Что-такое сорвался на писк. Что бы там ни имела в виду миссис Которая, миссис Что-такое это также приводило в замешательство.

— Н-ну… — протянула миссис Которая, — они то-оже могут знать.

— И я… я должна измениться? — уточнила миссис Что-такое.

— Для их же пользы.

— А я что, тоже должна меняться? — спросила миссис Кто. — Ох, а мне было так весело в этой оболочке! Но я должна признать, что у миссис Что-такое получается лучше всего. Das Werk lobt den Meister. Немецкая пословица. «Дело мастера боится». Ну так что же, мне следует меняться?

— Н-нет пока, — качнула головой миссис Которая. — И не здесь. Ты можешь не спешить.

— Ну, тогда держитесь, крошки, — сказала миссис Что-такое.

И тут же ее тучное тело засветилось, задрожало и стало расплываться. Кричащие цвета ее одежек также расплывались, делались мягче и нежнее. Дурацкая шляпа в форме пудинга вытянулась и растворилась в воздухе. И через несколько мгновений перед ребятами возникло такое невообразимо прекрасное создание, что у Мэг не нашлось бы для него слов. Непонятным образом миссис Что-такое перестала быть миссис Что-такое. У нее появилось мраморно-белое тело с перекатывавшимися под кожей мускулами, чем-то напоминавшее лошадиное и в то же время совершенно не лошадиное. У лошади не могло быть столь благородных очертаний торса, рук и головы, лишь отдаленно похожей на человеческую и внушавшей ощущение невероятного достоинства и силы. При виде ее у Мэг все внутри запело от восторга. Она никогда в жизни не видела ничего подобного. Отдаленно это создание можно было сравнить с кентавром из греческих мифов. Но это было очень приблизительное сравнение.

Над широкими плечами величаво распахнулись огромные крылья, ослепляя детей сверканием всех цветов радуги или игрой света на воде, или самой поэзией?

Кельвин так и рухнул перед ней на колени.

— Нет! — воскликнула миссис Что-такое, хотя это уже не был голос миссис Что-такое. — Не передо мной, Кельвин. Только не передо мной! Поднимись!

— Отнеси их, — приказала миссис Которая.

Осторожным, грациозным и в то же время исполненным невероятной силы движением, миссис Что-такое пригнула колени перед детьми и опустила крыло. Это явно давалось ей нелегко: крыло едва заметно дрожало, стремясь снова развернуться во всю ширь.

— Скорее садитесь на меня, — промолвил этот новый голос.

Дети все еще не решались приблизиться к прекрасному созданию.

— Но как нам теперь вас звать? — спросил Кельвин.

— Ах, милые мои, — отвечал новый голос, глубокий и звучный, в котором можно было услышать и теплое дыхание лесного ветерка, и пение серебряных труб, и загадку английских сказаний. — Мое имя не угонится за мной, если будет меняться каждый раз. И к тому же мне так нравилось быть в облике миссис Что-такое, что я буду только рада, если вы станете звать меня как прежде, — и она — или это был он? — улыбнулась им так тепло, что они почувствовали, будто оказались под ярким весенним солнцем.

— За мной! — и Чарльз Уоллес первым решительно вскарабкался на белоснежную спину.

Мэг с Кельвином поспешили следом. Мэг уселась между мальчиками. Могучие крылья встрепенулись, миссис Что-такое взмыла в вышину, и они понеслись куда-то с пугающей скоростью.

Мэг на удивление быстро поняла, что ей вовсе не обязательно цепляться что было сил за Кельвина или Чарльза Уоллеса: настолько плавным оказался полет великолепного создания. Мальчики тоже успокоились и теперь с любопытством озирались вокруг.

— Смотрите! — Чарльз Уоллес махнул рукой: — Горы такие высокие, что даже не видно вершин!

Мэг подняла взгляд: действительно, макушки гор словно уходили в бесконечность.

Они пролетели над зелеными полями и оказались над обширным плоскогорьем, уставленным отдельными скалами в виде могучих монолитов. У них были правильные повторяющиеся очертания, но это не были статуи. Мэг никогда не приходилось видеть ничего похожего, и теперь она гадала: то ли эти монолиты — результат влияния воды и ветров, то ли их высекли из гранита существа, подобного тому, на котором они сейчас летели.

Наконец плоскогорье закончилось, и они оказались над садом, прекраснее которого не мог бы стать ни один волшебный сон. В этом саду их встретило множество таких же созданий, облик которого приняла сейчас миссис Что-такое: одни отдыхали, возлежа на цветущих лужайках, другие купались в широкой кристально прозрачной реке, пересекавшей сад, третьи кружили над головами, выписывая замысловатые фигуры какого-то неведомого Мэг, но от этого не менее прекрасного танца.

— А о чем они поют? — восхищенно спросила она.

— Я не могу передать это словами, — признала миссис Что-такое, прислушавшись. — Я просто не знаю у вас таких слов. А ты понимаешь их, Чарльз?

Чарльз Уоллес притих, сидя на широкой спине, с таким сосредоточенным видом, какой возникал у него, когда он читал мысли Мэг или их мамы.

— Немного. Совсем чуть-чуть. Но думаю, что со временем пойму больше.

— Да, Чарльз. Ты мог бы научиться. Но у нас нет времени. Мы задержимся здесь ровно на столько, сколько необходимо для краткого отдыха и приготовлений.

— Но я хочу знать, о чем они поют! — нетерпеливо отмахнулась от нее Мэг. — Я хочу знать, что это значит!

— Постарайся, Чарльз, — попросила миссис Что-такое, — попробуй перевести. Теперь ты можешь показать всю свою силу. Больше не надо прятаться!

— Да не могу я! — обиженно воскликнул Чарльз Уоллес. — Я все еще слишком мало знаю!

— Тогда попробуй объединиться со мной. Может, мне удастся превратить их песню в слова!

Чарльз Уоллес снова углубился в себя, занятый какой-то невидимой работой и вслушивающийся в прекрасные звуки.

И вдруг Мэг осенило: она уже видела у брата такой взгляд! Но теперь, кажется, она догадалась, что он означает! Потому что она сама смотрела так же, когда занималась математикой с папой, и в голове возникало неясное решение, которое вот-вот должно открыться…

Миссис Что-такое как будто тоже слушала мысли Чарльза Уоллеса.

— Да, да. Это правильная мысль. Я могу попытаться. Жаль, что ты не настолько хорошо владеешь прямой передачей, Чарльз. Придется над этим работать.

— А ты не ленись! — съехидничал Чарльз Уоллес.

Но миссис Что-такое и не думала обижаться.

Она объяснила:

— О, Чарльз, это для меня самое любимое занятие! Именно поэтому они и решили взять меня с собой, хотя я несравненно моложе. Это мой единственный ценный дар. Но он отнимает слишком много энергии, а ведь нам потребуется вся энергия, какую мы сможем собрать! Но я попытаюсь. Ради Кельвина и Мэг мне не жалко, — и она замолкла. Величавые крылья замерли почти неподвижно, лишь слегка подрагивая, чтобы удержать их в потоке воздуха. — Ну что ж, слушайте, — наконец промолвила миссис Что-такое. Ее звучный голос заполнил окружающее их пространство, так что Мэг показалось, будто она может прикоснуться к нему рукой. «Пойте Всевышнему новые песни. Пусть о славе Его услышат и на краю земли, и в глубинах вод, и на вершинах самых высоких гор. Пойте о том, как Он превратил вашу печаль в радость, как вложил эту песню в ваши уста!»

Мэг ощутила, как огромное тело под ней содрогается от восторга, неведомого прежде. Кельвин потянулся к Мэг, но так и не взял ее за руку: он едва коснулся ее пальцев, но и это этого касания было достаточно, чтобы разлитая в воздухе радость заструилась через них, между ними, внутри них и вокруг них.

И когда миссис Что-такое громко вздохнула, им показалось невозможным, что в этой всеохватывающей благодати оказалось место для малейшей тени печали.

— А теперь нам пора, детки, — голос миссис Что-такое был полон такой необъяснимой грусти, что у Мэг защемило в груди. А миссис Что-такое издала звучный клич. Видимо, в нем заключался какой-то приказ, потому что одно из созданий, парившее над цветущим деревом, приподняло голову, прислушалось и спикировало вниз. Оно сорвало три цветка с ветки дерева и поднесло их детям.

— Берите каждый по цветку, — приказала миссис Что-такое. — Потом я скажу, что с ними делать.

Мэг поднесла цветок к глазам и с удивлением обнаружила, что это оказалась целая кисть мельчайших цветов, собранных в виде полого колокола.

— Куда мы отправляемся? — спросил Кельвин.

— Вверх.

Взмахи крыльев становились все сильнее и чаще. Остался позади волшебный сад и плоскогорье, и горы, но миссис Что-такое не замедляла движения. Она стремилась все выше и выше, и далеко под ними деревья становились все реже, пока не исчезли совсем, сменившись сперва кустами, а потом и вовсе чахлой увядшей травой. Но вот и ее не стало. Один голый камень, оскалившийся на них зубцами горных пиков.

— Держитесь крепче, — предупредила миссис Что-такое, — не упадите!

Мэг почувствовала, как надежная, крепкая рука Кельвина обхватила ее за пояс.

А они все летели вверх.

Теперь они оказались в облаках. Ничего не было видно, кроме белесой мглы, которая оседала на одежде ледяными каплями. Мэг пробрала дрожь, и Кельвин обнял ее еще крепче. Впереди Чарльз Уоллес сидел совершенно неподвижно. Он лишь однажды оглянулся, стараясь подбодрить сестру сочувственным взглядом. Но Мэг все равно видела, как с каждой секундой их удивительного путешествия он удаляется от нее все больше. В нем оставалось все меньше от ее обожаемого младшего брата и появлялось все больше общего с теми необъяснимыми существами, какими являлись миссис Что-такое, миссис Кто и миссис Которая.

Внезапно они вырвались из пелены облаков в полосу ослепительного сияния. Под ними неподвижно маячили скалы, над ними все те же скалы упирались вершинами в самое небо, но теперь, хотя и в невообразимой дали, Мэг все же могла различить острия этих пиков.

Миссис Что-такое изо всех сил работала крыльями, унося их к небу. У Мэг часто забилось сердце, по лицу струился холодный пот, а губы, казалось, посинели от удушья. Она начала задыхаться.

— Ладно, детки, теперь возьмите свои цветы, — сказала миссис Что-такое, — здесь атмосфера стала совсем разреженной. Спрячьте лица в цветы и дышите через них: они дадут вам достаточно кислорода. Это не совсем то, к чему вы привыкли, но этого вам хватит.

Мэг и думать забыла про эти цветы и теперь с облегчением обнаружила, что все еще стискивает в руке эту странную кисть. Она прижала к лицу цветы и сделала жадный вдох.

Кельвин одной рукой держал ее за пояс, а другой тоже поднес цветы к лицу.

Чарльз Уоллес поднимал руку с цветами так медленно, как будто двигался во сне.

Миссис Что-такое явно приходилось напрягать все силы, чтобы лететь в такой редкой атмосфере. Но и до их цели уже оставалось недалеко. Наконец миссис Что-такое опустилась на небольшой площадке на вершине странной серебристой горы. Впереди дети увидели огромный сверкающий диск.

— Одна из лун Уриэля, — объяснила миссис Что-такое, лишь слегка запыхавшись от трудного полета.

— Ах, какая она красивая! — вырвалось у Мэг. — Невероятная красота!

Серебряное сияние непривычно большой луны щедро струилось на них. Смешиваясь с золотистым дневным светом, оно заставляло все вокруг сиять и переливаться.

— А теперь давайте оглянемся, — сказала миссис Что-такое, и от новых нот в ее голосе Мэг опять вздрогнула от тревоги.

Но когда они оглянулись, то ничего не увидели. Перед ними простиралось безмятежное голубое небо, под ними вершины гор вздымались над белесым морем облаков.

— Теперь нам надо дождаться, — продолжала миссис Что-такое, — пока сядут солнце и луна.

Как будто повинуясь ее словам, яркий свет стал меркнуть на глазах.

— Я хочу смотреть на луну, — сказал Чарльз Уоллес.

— Нет, дитя. Не оглядывайся. Вы все не поворачивайтесь в ту сторону. Не спускайте глаз с темноты. Тогда вам лучше будет видно то, что я хочу показать. Смотрите прямо, только прямо, насколько хватает ваших глаз.

У Мэг защипало глаза: так старательно она таращилась во тьму, но ничего не разглядела. И тут над облаками, обступившими подножия гор, она заметила тень, едва различимый намек на тьму, такую далекую, что она не была уверена, действительно что-то увидела или ей почудилось.

— Что это? — воскликнул Чарльз Уоллес.

— Да, я тоже заметил там какую-то тень, — подтвердил Кельвин, махнув рукой. — Что это было? Она мне совсем не понравилась.

— Смотрите, — велела миссис Что-такое.

Это действительно была тень, просто тень. Она даже не была осязаемой, в отличие от облаков. Отбрасывает ли эту тень какая-то вещь? Или это и было то самое непостижимое Нечто?

Небо совсем потемнело. Золотистый свет окончательно пропал, и теперь их окружала синева. Она густела, пока не превратилась в ночное небо, на котором замигала одна звезда, потом еще одна, и еще… Мэг никогда в жизни не видела такого обилия звезд.

— Здесь очень редкая атмосфера, — пояснила миссис Что-такое, предваряя ее вопрос. — Она не заслоняет тебе звезды, как ты привыкла. А теперь смотрите внимательно. Прямо перед собой.

Мэг смотрела. Там по-прежнему угадывалась темная тень. Она не растворилась и не исчезла во тьме ночи. И там, где оказалась эта тень, звезд почему-то не было видно.

Каким-то шестым чувством Мэг ощутила: что бы ни отбрасывало эту тень, такого еще не было никогда и не будет впредь. И от этой мысли ее пробрал такой страх, что тут не помогли бы ни дрожь, ни плач, ни ярость.

Это было так безнадежно, что у Мэг невольно опустилась рука, державшая у лица цветок, и легкие обожгло сильной болью, как от удара ножом. Она ахнула, но вокруг не оказалось воздуха, чтобы дышать. Темнота поглотила ее взгляд и мысли. Теряя сознание, она поникла, и, к счастью, от этого ее лицо снова прижалось к спасительным цветам, которые она каким-то чудом удержала в руке. Чистый аромат влился в ее грудь, она пришла в себя и уселась ровнее.

Однако тьма никуда не исчезла, она была все такая же непроницаемая и страшная.

Кельвин обнимал ее все так же крепко, но теперь его рука не внушала ей прежней уверенности и спокойствия. Перед нею заметно вздрогнул всем телом Чарльз Уоллес, но и тогда он не шелохнулся.

Мэг подумала, что ему не следовало это видеть. Это слишком страшно для такого малыша, пусть он хоть десять раз умный и необычный!

Кельвин отвернулся, не в силах больше смотреть на угрожающее Нечто, гасившее звезды на небе.

— Уберите это, миссис Что-такое, — взмолился он шепотом. — Уберите это, пожалуйста! Это слишком ужасно!

Медленно великолепное создание развернулось, встав так, чтобы перед ними оказалось усыпанное звездами небо и залитые неярким сиянием вершины гор, и лунный диск, катившийся к горизонту. И вот уже в следующий миг миссис Что-такое без предупреждения ринулась в обратный путь: вниз, вниз. Только когда они оказались на уровне короны из облаков, миссис Что-такое сказала:

— Теперь можете дышать без цветов, детки.

И снова повисло молчание. Никто не в силах был проронить ни слова. Как будто тьма там, на горизонте, каким-то образом сумела проникнуть в их души и лишила дара речи. Лишь оказавшись снова на цветущей лужайке, купавшейся в желтоватом свете второй, меньшей луны, только что поднявшейся над краем неба, дети почувствовали, как слегка отпускает сковавшее их напряжение. И они запоздало поняли, что могучее тело прекрасного существа, на котором они прилетели, тоже трепещет от страха.

С удивительным изяществом существо опустилось на землю и сложило свои радужные крылья. Чарльз Уоллес первым скатился на землю.

— Миссис Кто! Миссис Которая! — закричал он, и воздух немедленно задрожал в ответ. Перед ними сверкнули знакомые очки миссис Кто. И миссис Которая тоже появилась перед детьми, но она не зря предупреждала, что ей трудно каждый раз полностью принимать физическую форму. Хотя они могли видеть ее мантию и остроконечную шляпу, Мэг также заметила, как сквозь нее просвечивают звезды. Она неловко сползла со спины миссис Что-такое и на затекших ногах проковыляла к миссис Которой.

— Это Темное Нечто, которое мы видели, — спросила девочка, — то самое, с чем борется мой папа?