Глава 8 Прозрачная колонна

Чарльз Уоллес по-прежнему сидел за столом и поглощал индейку с таким видом, будто никогда не пробовал ничего вкуснее. Он был одет как Чарльз Уоллес, он выглядел как Чарльз Уоллес: те же светло-каштановые волосы, то же лицо, еще не утратившее детской округлости. Только глаза явно изменились: на месте черных зрачков была видна лишь мутная голубизна. Однако для Мэг доказательством того, что настоящий Чарльз Уоллес пропал, было не только это: она всем сердцем ощущала, что малыш, выдаваемый за Чарльза Уоллеса, вовсе не ее брат, а всего лишь кукла.

Это доводило ее до истерики.

— Где он? — подавляя рыдания, накинулась она не человека в кресле. — Что ты с ним сделал? Где наш Чарльз Уоллес?

— Ах, дорогуша, ну и истеричка же ты! — прошелестело у нее в мозгу. — Вот он, прямо перед тобой, невредимый и довольный! Позволь напомнить: совершенно невредимый и всем довольный, впервые за свою жизнь! И он уже кончает обедать, что и тебе бы не повредило!

— Неправда, ты знаешь, что это не Чарльз! — выкрикнула Мэг. — Ты куда-то его спрятал!

— Тс-с-с, тише, Мэг! Ты ничего не добьешься своим криком, — прошептал ей на ухо Кельвин. — Если нам что-то и осталось, так это держать Чарльза Уоллеса изо всех сил. Он все еще где-то здесь, под этой оболочкой, и мы не должны позволить ему забрать его от нас. Помоги мне удержать его, Мэг. И хватит истерить! Сейчас не время! Нас прислали сюда на помощь Чарльзу Уоллесу! — и он крепко взял малыша за руку.

Мэг сделала над собой бешеное усилие, но успокоилась и также крепко сжала вторую руку братишки.

— Ты делаешь мне больно, Мэг! — капризно заявил Чарльз Уоллес. — Отпусти!

— Нет, — отвечала Мэг с мрачной решимостью.

— Мы ошибались с самого начала! — Мэг подумала, что речь Чарльза Уоллеса звучит как запись на пленке. Слишком чисто и правильно. — Он никогда не был врагом. Он нам друг!

— Фигня! — выдал Кельвин без обиняков.

— А ты вообще ничего не понял, Кельвин, — обратился к нему Чарльз Уоллес. — Эти трое: миссис Что-такое, миссис Кто и миссис Которая — совсем заморочили нам головы! Вот кто действительно наши враги! И мы даже на минуту не должны были им доверять! — все это малыш выдал самым спокойным и рассудительным тоном, который моментально доводил до бешенства близнецов. Во время своей речи он неотрывно смотрел на Кельвина, и все же Мэг знала: его пустые голубые глаза не видят ничего, и это кто-то другой, посторонний, разглядывает Кельвина через Чарльза.

В следующую секунду холодные голубые глаза обратились на нее:

— Мэг, отпусти меня. Я обязательно все тебе объясню, но ты должна меня отпустить.

— Нет, — Мэг от напряжения скрипнула зубами. Она не собиралась его отпускать, и тогда Чарльз Уоллес сам попытался вырваться с неожиданной силой. И без того измученная, Мэг не в состоянии была с ним тягаться. — Кельвин! — охнула она, когда почувствовала, что малыш вывернулся от нее и вскочил с места.

И Кельвин, спортсмен Кельвин, круглый год к тому же рубивший и коловший дрова для матери, показал, на что способны его тренированные накачанные мышцы. Он отпустил руку Чарльза Уоллеса и вместо этого бросился на него всем телом, как будто это был мяч. Мэг, больше не в силах держаться, ринулась в атаку на человека в кресле, как недавно пытался сделать Чарльз Уоллес, но оказалось, что служитель в черном намного проворнее: он схватил ее за руки и заломил их у девочки за спиной.

— Кельвин, настоятельно советую тебе меня отпустить, — послышался голос Чарльза Уоллеса откуда-то снизу.

Но Кельвин и не собирался ослаблять хватку: об этом ясно говорил весь его решительный вид. Тогда человек с красными глазами кивнул служителям, и трое из них (во всяком случае их потребовалось трое, чтобы справиться с Кельвином) силой развели его руки и заломили за спину, как у Мэг.

— Миссис Что-такое! — закричала в отчаянии Мэг. — Миссис Что-такое, на помощь!

Но миссис Что-такое не появилась.

— Мэг, — сказал Чарльз Уоллес, — Мэг, послушай меня.

— Ладно, слушаю.

— Я же сказал, мы все ошибались, мы ничего не понимали! Мы пытались бороться с нашим другом и с другом нашего папы!

— Может, я бы поверила, что он наш друг, если бы услышала это от самого папы! Если только он не напустил на папу какой-то… какой-то морок, как на тебя!

— Мэг, ты что, в сказку попала? Морок, скажешь тоже! — возразил Чарльз Уоллес. — Мэг, все, что от тебя требуется, — перестать упрямиться и успокоиться! Успокоиться и быть всем довольной. Ох, Мэг, если ты только позволишь себе успокоиться, то сама сразу же поймешь, что все наши беды позади! Ты понятия не имеешь, какое прекрасное это место! Посуди сама: на этой планете все находится в безупречном порядке, потому что все здесь научились расслабляться, слушаться и подчиняться. И все, что для этого нужно, — просто посмотреть прямо в глаза нашему другу! А ведь он наш друг, дражайшая сестрица, и готов забрать тебя туда, куда уже забрал меня!

— А вот это правда! Он забрал тебя! — подхватила Мэг. — И ты знаешь, что это уже не ты! Потому что никогда в жизни не назвал бы меня «дражайшей сестрицей»!

— Да заткнись ты хоть на минуту, Мэг! — снова зашептал ей в ухо Кельвин. Он искоса глянул на человека с красными глазами. — Ладно, прикажи своим шестеркам нас отпустить, и хватит говорить с нами через Чарльза! Мы же знаем, что это ты с нами говоришь или еще кто-то говорит через тебя. Но так или иначе Чарльз Уоллес у тебя под гипнозом!

— Фи, какое примитивное толкование! — буркнул человек с красными глазами. Едва заметное движение пальца — и Мэг с Кельвином оказались свободны.

— Благодарю, — язвительно промолвил Кельвин. — Ну, а теперь, коли ты такой добрый наш друг, не соизволишь ли объяснить, кто… или что ты такое?

— А тебе и ни к чему знать, кто я такой! Достаточно того, чтобы ты считал меня Первым Координатором.

— Но ведь и через тебя тоже кто-то говорит, верно? Ты что, тоже под гипнозом, как Чарльз Уоллес?

— Я уже ответил тебе, что это неточное и примитивное толкование с слишком большими допущениями и неточностями!

— А кто отведет нас к мистеру Мурри? Тоже ты?

— Нет. Для меня нет ни необходимости, ни возможности находиться здесь. С вами вступит в контакт Чарльз Уоллес.

— Чарльз Уоллес?

— Да.

— Когда?

— Сию минуту, — человек с красными глазами скроил жуткую гримасу, которая служила ему улыбкой. — Да, собственно говоря, почему бы не прямо сейчас?

Чарльз Уоллес как-то дергано кивнул и сказал:

— Идемте.

Он двинулся вперед неуклюжей, рваной, автоматической походкой. Кельвин пошел за ним. Мэг помедлила, переводя недоверчивый взгляд с человека в кресле на Чарльза Уоллеса с Кельвином и обратно. Ей снова захотелось дотянуться до Кельвина, чтобы взять его за руку. Но тут Мэг пришло в голову, что она и так всю дорогу цепляется за чью-то руку, как маленькая. Сердито стиснув кулаки и спрятав их в карманах, она зашагала следом за мальчиками, упорно повторяя про себя, что она должна быть храброй. Должна быть храброй.

Они шли по длинному, совершенно белому и совершенно бесконечному коридору. Чарльз Уоллес быстро двигался своей странной кукольной походкой, не интересуясь ими и не оглядываясь, чтобы посмотреть, успевают ли они следом.

Вдруг Мэг бегом догнала Кельвина и схватила его за плечо.

— Кел, — шепнула она, — послушай! Помнишь, миссис Что-такое сказала, что твой главный талант — умение находить общий язык с кем угодно и именно его она тебе усилит? До сих пор мы пытались бороться с Чарльзом Уоллесом только физически, и у нас ничего не вышло! А если ты попробуешь с ним договориться? Может, тебе удастся до него достучаться?

— Черт, ну конечно! — у Кельвина посветлело лицо, и яркие синие глаза снова засветились привычным добродушием. — Просто от всего этого у меня крыша малость съехала, наверное! Не знаю, получится или нет, но почему бы не попытаться? — они ускорили шаги и догнали Чарльза Уоллеса. Кельвин взял было малыша за руку, но тот вырвался.

— Не трогай меня! — рявкнул он.

— Да никто тебя не трогает, друг вундеркинд! — возразил Кельвин. — Я просто стараюсь поговорить по-хорошему. Ты не против, а?

— То есть ты вешаешь мне на уши лапшу? — грубо уточнил Чарльз Уоллес.

— Называй как хочешь, — не стал возражать Кельвин. — Но, в конце концов, мы же умные люди. Ты только взгляни на меня разок, Чарли!

Чарльз Уоллес остановился и медленно поднял на Кельвина пустые холодные глаза. Кельвин отвечал на его взгляд, и Мэг физически ощутила, как он напрягся. Чарльз Уоллес заметно содрогнулся всем телом. На какую-то едва уловимую долю секунды его глаза что-то успели увидеть. Но тут же его тело скрутило, а потом он выпрямился и зашагал все той же рваной кукольной походкой.

— Так я и знал, — процедил малыш на ходу. — Учтите, если вы все еще надеетесь увидеть мистера Мурри, лучше ведите себя смирно, без всяких там шуточек!

— Ты что, всегда так зовешь своего папу — мистером Мурри? — тут же спросил Кельвин. Мэг видела, как его разозлила эта неудача — ведь чтобы освободить Чарльза Уоллеса, не хватило какой-то малости!

— Папу? А что это такое — папа? — Чарльз Уоллес передразнил его сердитый тон. — Не более чем очередное заблуждение. А ты, если тебе непременно требуется какой-то папа, мог бы обратиться к Предмету!

Вот, опять Предмет!

— А кто этот Предмет? — спросила Мэг.

— Всему свое время, — уклонился от ответа Чарльз Уоллес, — вы еще не готовы для контакта с Предметом. Прежде всего, я должен рассказать вам кое-что важное об этой прекрасной, просвещенной планете Камазоц, — его голос звучал размеренно и сухо, как лекция мистера Дженкинса. — Возможно, вы так и не поняли, что у нас на Камазоце решительно побеждены все болезни, все отклонения…

— «У нас»? — перебил Кельвин.

Но Чарльз продолжал как ни в чем не бывало. Впрочем, Мэг подумала, что брат действительно не услышал ни своей оговорки, ни вопроса Кельвина — он просто воспроизводил чью-то речь.

— У нас никому не позволено страдать. Добрее меры не придумаешь: просто исключить из общества всех больных! Никто не имеет никаких слабостей и таких отклонений, как сопливые носы. Вместо того, чтобы позволить им страдать от отклонений, их просто усыпляют.

— Усыпляют, чтобы лечить простуду, или усыпляют, чтобы убить? — громко спросил Кельвин.

— Убить — слишком примитивное слово! — пробубнил Чарльз Уоллес. — На Камазоце никто никого не убивает. Обо всех таких вещах заботится Предмет, — он вдруг остановился перед стеной и поднял руку. Через мгновение стена заколебалась, замерцала и стала прозрачной. Чарльз Уоллес шагнул сквозь нее, кивком позвал Мэг и Кельвина, и те двинулись следом за ним. Все трое оказались в тесной квадратной камере, излучавшей какой-то мутный и мертвенный свет. Мэг не могла отделаться от ощущения смутной угрозы, заключенной в идеальной правильности формы этой камеры. Как будто безупречно равные стены, пол и потолок в любую минуту могут сомкнуться и размозжить всех, кому хватило глупости оказаться внутри.

— Как ты это сделал? — спросил Кельвин у Чарльза Уоллеса.

— Что сделал?

— Сделал стену прозрачной… и прошел внутрь?

— Я всего лишь перераспределил атомы в пространстве, — небрежно пояснил Чарльз Уоллес. — Ты ведь учил в школе, что такое атомы?

— Конечно, но…

— Тогда даже твоих знаний достаточно, чтобы понять, что материя — не что-то твердое и незыблемое. И человек, например, ты, Кельвин, почти полностью состоит из пустот между атомами. А если составляющие тебя атомы сложить вместе, то получится тело не больше булавки. И это считается так называемым доказанным научным фактом, не так ли?

— Да, но…

— Так вот, я просто отодвинул атомы с дороги, и мы прошли сквозь пустоту между ними.

По тому, как у нее свело все внутри, Мэг поняла, что камера, в которую их завел Чарльз Уоллес, является лифтом, и теперь они буквально летят куда-то вверх. Ей стало страшно. Свет в лифте принял желтоватый оттенок, и теперь голубые глаза Чарльза Уоллеса стали казаться зелеными.

— А куда мы двигаемся? — Кельвин облизал пересохшие от волнения губы.

— Вверх, — тем же менторским тоном просветил их Чарльз Уоллес. — Мы на Камазоце всем всегда довольны, потому что все одинаковые. Проблемы рождаются из-за различий между людьми. Ведь ты и сама это знаешь, дражайшая сестрица?

— Нет, — упрямо ответила Мэг.

— Еще как знаешь. Дома у тебя была отличная возможность проверить это на собственном опыте. И ты знаешь, почему тебе было так плохо в школе. Из-за того, что ты отличалась от других.

— Я отличаюсь от других, и я доволен! — вмешался Кельвин.

— Но ты же сам рассказывал, как притворяешься, будто не отличаешься от них!

— Но я отличаюсь, и мне нравится быть другим! — со странным упорством повторил Кельвин.

— А я, даже если и не очень радовалась своим отличиям, — сказала Мэг, — вовсе не желала быть такой же, как все!

И тут, повинуясь взмаху руки Чарльза Уоллеса, лифт замедлил ход, и одна из стен растворилась. Чарльз вышел из кабины, и Мэг с Кельвином шагнули за ним. Кельвин оказался последним, и едва он прошел сквозь стену, она восстановилась без малейших следов изменений.

— Ты что, хотел, чтобы Кельвин там застрял? — испугалась Мэг.

— Нет, я только хочу научить вас не хлопать ушами. И имейте в виду: любое неповиновение — и будете иметь дело с самим Предметом!

Мэг видела, как это слово соскользнуло с губ Чарльза Уоллеса: как будто он сплюнул что-то мерзкое и ядовитое.

— Так что же это за Предмет? — спросила она.

— Ну, тебе бы следовало называть Предмет Большим Боссом! — и тут Чарльз Уоллес хихикнул. Никогда в жизни Мэг не слышала такого зловещего хихиканья. — Иногда он сам называет себя Счастливым Мучителем.

— Не понимаю, что это значит, — Мэг безуспешно старалась скрыть свой ужас под напускной холодностью.

— Это значит Му-чи-тель, а не У-чи-тель! — процедил Чарльз Уоллес и снова захихикал. — Люди так часто путают слова!

— Ну и что, мне нет никакого дела до твоего Предмета, я вообще видеть его не желаю! — сердито заявила Мэг.

— Мэг! — непривычно монотонный голос Чарльза Уоллеса вдруг загремел прямо у нее в ушах. — Ты хоть когда-нибудь пытаешься думать? Как ты думаешь, почему у нас на Земле никогда не кончаются войны? Почему люди испуганы и недовольны? Все потому, что каждый живет своей, независимой отдельной жизнью! И я в самой простой и доступной для тебя форме пытаюсь объяснить, что было сделано с этими отдельными людьми на Камазоце! На Камазоце есть только ОДИН мозг. И этот мозг — Предмет! И благодаря этому все остальные могут жить спокойно и счастливо. А разные старые ведьмы вроде миссис Что-такое не хотят, чтобы мы тоже были счастливы на Земле.

— Она не ведьма! — взорвалась Мэг.

— Неужели?

— Вот именно, — пришел на помощь Кельвин. — И ты сам знаешь, что врешь! Это просто часть их попытки шутить. Чтобы не совсем унывать, когда кругом тьма.

— Точно. Когда кругом тьма! — подхватил Чарльз Уоллес. — Они стараются, чтобы мы по-прежнему страдали от неразберихи вместо того, чтобы подчиниться правильному порядку вещей!

— Нет! — выкрикнула Мэг, отчаянно тряся головой. — Да, Чарльз, пусть наш мир далек от совершенства, но он лучше, чем этот! Это не может быть выходом! Просто не может!

— Никто не страдает в этом мире, — монотонно бубнил Чарльз Уоллес. — Здесь все довольны жизнью.

— Но и никто не знает счастья, — решительно возразила Мэг. — Может быть, именно для этого и нужно испытать несчастье, чтобы понять, что значит быть счастливым. Кельвин, я хочу вернуться на Землю!

— Но мы же не можем бросить здесь Чарльза Уоллеса, — напомнил ей Кельвин, — и мы еще не нашли вашего папу! Ты сама это знаешь. Но ты права, Мэг, так же, как и миссис Что-такое. Это самое настоящее Зло.

Чарльз Уоллес качнул головой, и неодобрения и раздражения на его лице как ни бывало.

— Идем. Хватит терять время попусту, — он споро двинулся по очередному коридору, продолжая на ходу: — Что за горькая участь — вести существование низших, примитивных индивидуальных существ, — и выразительно зацыкал, его короткие ножки стали двигаться так быстро, что их уже невозможно было различить, и Мэг с Кельвином едва поспевали за ним бегом. — А ну-ка, взгляните, — Чарльз Уоллес взмахнул рукой, и вдруг они смогли заглянуть через ставшую прозрачной стену в новую камеру. Там был маленький мальчик, стучавший по мячу. Он делал это размеренно, в одном ритме, и казалось, будто стены его тесной камеры пульсируют, подчиняясь этому монотонному ритму. Но каждый раз, когда мяч ударялся об пол, у мальчика вырывался болезненный вскрик.

— Это же его мы встретили там, на улице, — испуганно воскликнул Кельвин. — Он еще не попадал в один ритм с соседями!

— Ага! — захихикал Чарльз Уоллес. — Иногда вдруг случаются такие вот небольшие отклонения, но их легко исправить. Сегодняшний урок напрочь отобьет у него охоту к отклонениям. А, вот мы и пришли.

Он отошел от камеры с мальчиком и снова взмахнул рукой, делая стену прозрачной. Перед ними открылась другая комната — или камера. В середине ее светилась большая прозрачная колонна, а в ней был заключен человек.

— ПАПА! — закричала Мэг что было сил.

Загрузка...