Иногда в августе долго стоит жара. Такая, что кажется: лето не закончится, останется навсегда. Наверно, климат поменялся и осень отменили. А потом вдруг ветер нагоняет тучи… Утром просыпаешься, а за окном она. Осень.
Первую неделю на острове все складывалось так великолепно, как вообще не бывает. Настолько хорошо мне не было еще никогда в жизни – во всех смыслах. Ну, за исключением половины второго дня, когда нас прибило акклиматизацией. Даже постоянная мелкая грызня парней меня нисколько не раздражала. Наоборот, я еще и масла в огонь подливала, правда так, чтобы не разгорелось всерьез. И пилотом их дразнила, хотя его потные лапы на заднице не вызывали ничего, кроме отвращения. Впрочем, с пилотом приходилось дружить, ибо он был наш кормилец, поилец и драг-дилер в одном флаконе.
Теперь я могла сказать определенно. Лучше секса с мужчиной, который тебя привлекает и который знает толк в этом деле, может быть только секс с двумя такими мужчинами одновременно. Логично – две конфеты лучше, чем одна. Главное – не перестараться.
Секс с любимым мужчиной в этом рейтинге не участвовал по одной простой причине. В моей жизни еще не было такого чувства, которое я могла бы идентифицировать как любовь. Увы. Или не увы. Я точно не знала.
Еще второго числа утром, спровадив свою команду по домам, я полезла в интернет поднабраться познаний. Всевозможное порно де труа, в том числе и переведенный мною порнороман, на полноценную теорию не тянуло. Я была поражена, обнаружив огромное количество справочных сведений на эту тему, от гигиены, безопасности и техники до психологии и даже философии. Многое действительно оказалось полезным.
Удивительно, но у нас все получилось с первого же раза. Несмотря на то, что Антон и Денис смотрели друг на друга так, будто хотели сжечь взглядом. А уж одновременный оргазм у всех троих интернеты сравнивали едва ли не с белым единорогом. Конечно, сначала были какие-то нестыковки, но уже с первого дня на острове все стало идеально.
Мне безумно нравилось смотреть на них обоих, рядом. Само собой, на раздетых особенно. Нравилось, как мы дразнили и подкалывали друг друга. Нравились прикосновения – и якобы случайные, и откровенные, грубые, напоказ. Не говоря уже о самом сексе, во всех вариантах, способах и позах. Все то, от чего моя матушка умерла бы мгновенно – от стыда и ужаса. Нет, я ничего не делала ей назло. Но иногда вспоминала и мысленно показывала язык: да, мамуля, твоя девочка погрязла в разврате, и это ей определенно по вкусу.
А потом вдруг… Наверно, свою лепту внесли банальные месячные, которые, ограничив возможности, нарушили уже сложившийся алгоритм. Как будто мелодия слегка сбилась с ритма. Трудно сказать, почему. Может, потому, что Денис и Антон относились к этому явлению немного по-разному. Или просто слетел какой-то настрой. Как бы там ни было, когда мы вернулись к прежнему состоянию, что-то изменилось. Нет, все оставалось замечательно, но ощущение невероятной легкости, полета, всемогущества даже – оно исчезло. И в первую очередь меня начала раздражать их вражда, еще несколько дней назад только забавлявшая.
В тот вечер впервые пошел дождь. До этого пару раз проливало ночью, но к утру все уже было сухо. Мы сидели на террасе и смотрели на огромные молнии, которые, ветвясь, тонули в океане. Потом я даже не могла вспомнить, с чего у парней началась перепалка. Они и раньше задевали друг друга довольно обидно, но до реальной ссоры ни разу не доходило. Я выпила больше обычного – это была очередь Антона, красного вина, разогретого в теплом песке, - и слишком ушла в свои мысли, чтобы вмешаться вовремя.
- Заканчивайте! – потребовала я, когда уже запахло жареным, но они не услышали.
Залпом допив бокал, я поставила его на столик и встала. Денис схватил меня за руку и резко притянул к себе. Я шлепнулась к нему на колени, он впился в мои губы так грубо, что стало больно. В этом поцелуе не было ничего, кроме злости. Я вырвалась и ушла к себе. Не прошло и минуты, как они оба уже сидели рядом со мной на кровати.
- Ян, что за дела? – раздраженно поинтересовался Денис.
- Это я тебя хочу спросить, что за дела. Я в ваши игры не играю. Я вам сразу сказала: если не можете с собой справиться и договориться – на хер с пляжа! – от моего пинка он не удержался на краю и свалился на пол.
- Ян… - Антон положил руку мне на бедро, но я ее стряхнула.
- Мы договорились: если я сказала, что не хочу – это значит, не хочу. Так вот – я не хочу! Такой, блядь, футбол нам не нужен. Надеюсь, вы не собираетесь меня насиловать?
Буркнув что-то нецензурное, Антон ушел к себе. Денис – в свою комнату. Я вернулась на террасу и долго сидела с бокалом, слушая раскаты грома. Злая, как собака. В немалой степени еще и потому, что мне всегда страшно нравился секс во время грозы. Разгул стихий подстегивал. А тут…
Выпив все, что оставалось в бутылке, я вернулась к себе, разделась и легла спать. И, как ни странно, мгновенно уснула, даже не додумав мысль, какие они оба все-таки мудаки.
Проснулась я от прикосновения к лицу чего-то мягкого. В полной темноте, чего в тропическую ночь обычно не бывает: луна и звезды светят ярче, чем на севере. Я еще успела подумать, что, наверно, дело в тучах, но тут же сообразила: на глазах у меня маска, которую брала, чтобы спать в самолете.
- Не бойся, - шепот был таким тихим, что я не поняла, чей именно. – Расслабься.
Что-то внутри еще сопротивлялось, но прикосновения к разгоряченной коже были такими жаркими, приятно тяжелыми, что меня мгновенно затянуло в воронку желания. Куда-то улетела простыня. Их руки – да, их обоих! – скользили по моим ногам, животу, груди, нигде не останавливаясь, не задерживаясь, заставляя тянуться за пальцами. То, что я ничего не видела, позволяло не складывать удовольствие из двух источников – оно было единым, полным, неделимым. И настолько сильным, что ничто прежнее с ним даже рядом не лежало. Хотя мне казалось, что лучше быть уже не может.
Дома где-то глубоко всегда сидело, вероятно, неосознанное: если слишком громко стонать и вопить, услышат соседи и подумают… Даже здесь, где не было никого, кроме нас, я самую капельку себя сдерживала. Но сейчас, не видя их лиц, полностью отпустила тормоза. Это было ощущение ошеломительной свободы, полного растворения в наслаждении. Парадоксально, но мысли о том, что я абсолютно беспомощна и целиком в их власти, его только усиливало.
У нас не было какой-то четкой схемы, но сейчас все шло так, как я особенно любила. Долгие касания – словно линии, начерченные на коже, тающие, рассыпающиеся мурашками. Поцелуи – легкие, дразнящие и грубые, глубокие, похожие на борьбу. Они целовали меня по очереди и вместе. Я знала, что к таким поцелуям им трудно было привыкнуть, поскольку они фактически целовались и друг с другом, что для четко гетеросексуальных мужчин отвратительно. Но именно так мне очень нравилось. Я чувствовала их дыхание, два запаха кожи смешивались в новый – незнакомый, дурманящий.
Они ласкали оба соска одновременно, втягивая губами, слегка покусывая, обводя языком. Тепло разливалось по всему телу, и я, улыбаясь, купалась в нем, предвкушая еще большее удовольствие. Две ладони опустились по талии к бедрам, другие две – по животу. Пальцы обвели треугольник внизу, и я стиснула ноги – хотя больше всего тянуло раскинуть их, так широко, как только можно.
Ладонь легко преодолела мое притворное сопротивление. Я вообразить себе не могла, как это – когда тебя ласкают сразу двадцать пальцев, и для каждого находится место, которое только и ждет этой ласки. Они обводили каждую складочку, мягко касались клитора, пробирались внутрь, все глубже. Потом к ним присоединились губы и два языка. Огненные волны сладких судорог накатывали одна за другой, сильнее и сильнее.
Было время, я не могла заставить себя перешагнуть ту полосу после первого оргазма, когда уже так хорошо, что даже… нехорошо, и кажется, что продолжать невозможно. Но оказалось, что за ней – новый уровень, где все еще ярче и острее. Я извивалась в их руках, как змея, и вопила, как дикая кошка, - и ни капли этого не стеснялась.
Один из них приподнял меня за плечи. Придерживая одной рукой под ягодицы, вошел – глубоко, сильно. Другой убрал с моего лица волосы, заставил чуть приподнять голову. Губ коснулось твердое, теплое. Острый звериный запах, пряно-солоноватый вкус. В отличие от той же Лисы, которая минет терпеть не могла и соглашалась на него исключительно взамен на ответную любезность, мне это нравилось. Обхватить головку губами, обвести ее языком, потом, сжимая крепко, позволить войти глубже…
Я не пыталась представить, кто из них где. Более того, я вообще не представляла их. И никого другого. Это был… абсолютно кристальный секс, очищенный от чего-то личного, каких-либо симпатий, привязанностей. Пресловутый only sex. Только физические ощущения в полной темноте, словно отделенные от тела, которое перестало существовать.
Движения становились все быстрее, резче. Хриплое судорожное дыхание, стоны, звуки соприкасающихся тел – все это сливалось в особую музыку страсти со своей непостижимой гармонией. Менялись позы и способы, но это уже не имело никакого значения. Все ближе к вершине, ослепительно сияющей снегом и солнцем, чтобы оттуда сорваться в пропасть, наслаждаясь бесконечным полетом…
Мне показалось, что уже должно было наступить утро, когда я засыпала в объятьях их обоих, так и не сняв маску. Меня уже почти отнесло на зыбкую грань сна, и вдруг в голову пришла мысль, пугающе яркая и четкая.
Эта ночь была абсолютным максимумом того, что я могла получить от секса количественно. С точки зрения телесных ощущений. Да, мне и раньше казалось, что лучше быть уже не может, но сейчас я осознала это со всей полнотой. Похоже, у тела был некий предел наслаждения, которое оно могло испытать без участия чувств, и я его достигла. Сильнее уже не будет. И даже повторить вряд ли удастся. Будет просто годный секс, но не тот, от которого уносит на другой конец вселенной. Потому что…
Проснулся я от того, что Янкины волосы лезли в нос и в рот. Как не задохнулся только. Вот так, втроем, мы спали у нее дома, на острове ни разу. Заканчивали, какое-то время еще нежились в обнимку, а потом мы с ним уходили к себе. Вроде бы храпим и не даем ей спать. Но, видимо, после того, что было ночью, и храп перестал мешать.
Засыпали мы, лежа, как три ложки в коробке. Я тесно прижался к ее спине, закинув ногу поверх ее ног и чувствуя членом упругое тепло ее попы. А она точно так же притиснулась к его спине, обняв вокруг живота. И ощущения у меня в тот момент были самые улетные.
Чья идея? Определенно сказать трудно. Моя – и ничья. Лежал, слушал гром и шум дождя, пока не понял, что уснуть не смогу. Янка долго сидела на веранде, потом легла. Точно не знаю, сколько прошло времени. Встал, заглянул к ней – она спала. Подсвечивая телефоном, на цыпочках подобрался к ее тумбочке, осторожно достал маску. Так же на цыпочках зашел к нему, потряс за плечо. Он открыл глаза и, похоже, хотел послать меня к самой ядреной матери, но я приложил палец к губам, показал маску и кивнул в сторону Янкиной комнаты.
Он понял мгновенно, вскочил. Мы зашли к ней и, наверно, с минуту стояли и смотрели, как она спит. Как ребенок – посапывая в подушку. Приподняв ее голову, я надел на нее маску, а он включил свет – бра с тусклой лампочкой. Янка проснулась, дернулась испуганно, но от первых же ласк расслабилась и потянулась навстречу. Губы жадно приоткрылись, дыхание участилось.
Не знаю, как он, но я думал, в первую очередь, о том, что это и есть тот самый шанс. Наверно, единственный, чтобы все-таки подчинить ее нам. То, о чем мы говорили с ним новогодним вечером. Казалось бы, мелочь – невозможность видеть, контролировать процесс, но она резко все меняла. Кардинально. Нет, разумеется, мы не стали бы ее как-то унижать, принуждать к тому, чего она не захотела бы сама, но это отбирало у нее полосатую палочку регулировщика. Она становилась уязвимой, зависимой. Беспомощной.
Да, именно так все и началось, но…
Она снова подчинила нас себе. Только иначе. Совсем по-другому. Полностью открывшись. Абсолютное доверие – оно обезоруживало. Мы переглянулись и снова поняли друг друга без слов. Да, мы и раньше старались сделать так, чтобы ей было хорошо, по максимуму. Но в первую очередь это был элемент соперничества: кто доставит ей больше удовольствия, кто из двоих лучший. Сейчас она не видела нас и не могла сравнивать. Может, конечно, и догадывалась, так сказать, по почерку, но мы не знали этого наверняка.
В первый раз за это время все было только для нее и ради нее. Никаких других причин. Да, конечно, свое удовольствие получали и мы – как обычно. Но ее кайф возвращался к нам бумерангом. Стоны, запрокинутая голова, выгнутая спина, испарина по всему телу, горько-соленый сок, лихорадочный шепот: «Так, да, еще!» Все это отзывалось эхом, подстегивало сильнее.
Засыпая, я думал, что с Янкой испытал столько нового, необычного, сколько не знал со всеми прочими женщинами, вместе взятыми. И даже если через две недели мы расстанемся навсегда, она все равно останется в моей жизни номером один. Как бы ни сложилось дальше. То, что я чувствовал, обнимая ее, слушая ее сонное дыхание, было похоже на опьянение – на той его стадии, пока все кажется прекрасным и возможным.
А вот утро началось похмельем.
Когда блюешь с бодуна, каждый раз думаешь: это был последний, больше никогда, ни капли. Я стряхнул ее волосы с лица, встал и вышел на террасу. Было противно видеть и ее, и его. Мерзко вспоминать о том, что случилось ночью, и тошно думать о сексе вообще. И сам себе я тоже был противен.
В школе мы выращивали кристаллы. Сыпали в стакан с горячей водой соль, пока она переставала растворяться. А потом опускали в него нитку, и на ней вырастали блестящие крупинки. Я сейчас был ниткой, которая оказалась в растворе секса такой концентрации, что в осадок выпало отвращение к нему.
Слишком пафосно? Возможно…