Третий рай

Санек, голова которого еще гуда и от пережитого, и от бродящего в крови спирта, только пожал плечами. Он не понимал, как можно не попытаться срастить то, что давно разорвано? Ведь были же у них счастливые моменты, так почему бы не попытаться их повторить?

Но Саня не долго раздумывал о странном поведении Рута - надо было что-то делать. Ему было- про прежнему муторно, кратковременное похмеляющее действие водки закончилось и измочаленный организм начал бунтовать. Был бы Санек в своем времени и среди своего народа, он бы знал, что делать. Он спокойно вышел бы на улицу и подошел, просто подошел к магазину. Уже через несколько минут к нему бы приблизился с немым вопросом в собачьих слезящихся глазах какой-нибудь бедолага с горстью мелочи. Санек бы достал свою десятку, стараясь не обращать внимания на идущий от алкаша плотный запах беды - заброшенного жилья и слежавшейся пыли. Вместе они бы наскребли на баклажку пива, и мир на короткое время опять повернулся бы к ним своей не самой отвратительной стороной.

Чем бы все это закончилось - одному Богу известно, но известно и другое - в каком бы состоянии пьяный не полз домой, на него никто не смотрел как на дикого зверя. Могли сожалеть о пропащей жизни и разрушенной семье, могли сочувствовать жене, которой - если она есть - предстояло кормить, раздевать и укладывать пьяное мурло. Могли даже ограбить при случае, свои же товарищи- алкаши, пойти на такое преступление ради продолжения банкета. Могли избить в ментовке, могли убить бандиты. Могло произойти все, что угодно - но спиртное продавалось и рекламировалось, и никто не мог избежать постоянного подспудного внушения со всех сторон. И к пьяным относились, скорее, как к братьям по неразумию - сегодня ты валяешься, грязный, в крови и моче, а завтра, может, я и сам переберу и меня ради десятки забьет ногами наркоман, такая же жертва еще более страшной отравы.

Народ любил пьющих в меру; народ гордился своей способностью пить много и с утра идти на работу. Народ устраивал состязания - кто выжрет больше водки, с которых людей увозили в реанимацию, а оттуда жадные до дармового спирта отправлялись прямиком на небо, отчитываться о грехах. Для того, чтобы оправдать любой позорный поступок - если, конечно, оправдания слушал не уголовный следователь - достаточно было сказать. "Ну, перебрал, сам не знаешь, что ли, как это бывает." и собеседник сочувственно кивал головой. Обычно инцидент этим и исчерпывался.

Ушедшие в расцвете лет алкоголики быстро забывались даже более крепкими друзьями - на их место приходили другие, помоложе и посвежей. Двенадцатилетние юнцы с голыми лобками и их подружки с ватными лифчиками на ровной груди смаковали убийственные сладкие напитки в баночках - прежде чем заняться тем, чем всю жизнь занимались люди. Правда, в ином, более достойном возрасте.

Люди с подозрением косились на непьющих - и для того, чтобы отвязаться от наиболее настырных собутыльников, приходилось использовать две версии. Первая - зашился, больше не могу, здоровье не позволяет. В таком случае былые алкогольные заслуги вызывали снисходительное уважение, вкупе с тайно гордостью - я вот как пил двадцать лет, так и продолжаю. А этот-то, слабак... вторая версия годилась в основном для малознакомых, но не менее настойчивых подогретых случайных товарищей - и рад бы, да не могу, лечусь. Такая баба была роскошная, и ведь наградила, сука, трипаком. Тут уже жалели искренне. Свой человек, вылечиться и будет кирять, как и все...

Если же человек вдруг переставал пить - такие пустяки, как язва, а порой и белая горячка трезвости, как известно, не оправдание - то вокруг него мгновенно образовывался вакуум. Космическая пустота. Друзья отходили, не скрывая досады - он что, лучше всех хочет быть? Сам же непьющий брезговал, да и просто не мог общаться с развязными, никого не слушающими хамами с мерзкой вонью изо рта и непредсказуемыми поступками. Шутки казались плоскими, поведение - оскорбительным. И понимание, что совсем недавно сам завязавший был таким же, а то и еще похлеще, вызывало только стыд и досаду - почему он раньше не мог на себя посмотреть со стороны и взять в руки?

Конечно, для этого приходилось напрягать волю, конечно, наваливалась беспросветная тоска - которая, впрочем, не могла сравниться с похмельным черным ужасом - но с каждым днем человек все дальше и дальше отходил от пропасти, в которой стыла, ожидая его, смерть.

И в том мире на непьющих постепенно стали смотреть с уважением - к тому же капиталистическая гонка за богатством на корню извела добрых алкашей советской поры.

Но окончательно от пьянства отказывались единицы - даже преуспевающие дельцы, не то что менеджеры средней руки, чувствовали необходимость залить напряжение будней этиловой тупостью.

Санек вспомнил сегодняшнюю экскурсию и передернулся. Никакие плакаты, никакие наскучившие нотации о вреде алкоголя не били его так, как десяток любопытных детских глаз. Они не смотрели на него, как на живого человека. Он был для них отработанным, ни на что больше негодным материалом. От него пахло разложением.

Санек сомневался, что кто-нибудь из этих детей рискнет дотронуться до него даже пальчиком.

То ли от пережитого позорного напряжения, то ли от пьянки - Саньку казалось, что последнее время он только и делал, что вливал в себя все, что хоть отдаленно напоминало вожделенный этилен, хотя пил-то всего два дня - его вдруг отказались держать ноги. Он упал, как подрубленный, на ступени крыльца, потом достал сигареты и долго мял в пальцах одну, раздумывая, закурить или нет. Он не любил курить с похмелья... но, с другой стороны, сам процесс и на трезвую голову нельзя назвать приятным. А уж полезным или, например, осмысленным - тем более. Понимая, что вряд ли табак освежит трещащую голову, Санек все таки закурил. Что-то в этом было родное, привычное, принесенное издалека - из таких глубин, про которые и помыслить страшно.

Санек не понимал, как умудрился скакнуть из глухой рязанской деревни в бурлящую современным кичем Москву, потом оказаться в космосе - и в итоге здесь, много лет тому вперед. Не понимал, да, если честно, совсем не вдумывался. Может, только поэтому и не сошел пока что с ума - некоторые вещи, как выяснилось, проще принимать такими, какие они есть, не пытаясь залезть в опасные глубины.

Он закурил, выпустив в чистый воздух удушливое серое облако. Легче, как и следовало ожидать, не стало, не пришло и ощущение уюта. Санек вдруг представил живо и ярко, как на розовую нежнейшую ткань легких ложится очередной слой вонючей смолы - и с неожиданным для себя отвращением отбросил начатую ядовитую палочку.

Потом несколько раз глубоко вдохнул, прислушиваясь к себе - в груди что-то натужно сипело и булькало, раздраженное горло пощипывало, рот заполнился горькой слюной...

Санек поморщился - на этот раз раздражаясь на себя. Если так дальше дело пойдет, то ведь перестанет и пить, и курить, а потом, глядишь, на девок заглядываться. Он не мог объяснить даже себе, что хорошего люди столь долгое время находили в постоянном употреблении смертельно опасных веществ - но раз употребляли, употребляют и продолжают употреблять, значить не просто так.

Он представил себе надвигающуюся неизвестность, тоску по ушедшим навсегда людям, пропавший мир, который был таким предсказуемым и уютным... и что, теперь даже за тех, кто остался в прошлом, нельзя будет поднять стопку? За того же Костика, невыносимого упрямика, как его назвала очередная - но самая любимая подруга? Вспомнить шипящее на углях мясо, водку из маленьких стальных стопок, закатные сосны, уносящие тяжелые кроны в подсвеченные алым облака? Споры ни о чем, смех по пустякам, неожиданную нежность к этим ускользающим секундам - вспомнить все это и не помянуть ушедшее доброй рюмкой?

Санек отрицательно покачал головой и едва не взвыл - одна добрая рюмка привела за собой бессчетное количество сестер и они теперь разламывали голову по швам.

Чтобы хоть как-то отвлечься - поскольку уже близилось дыхание темного похмельного страха- он стал оглядываться, пытаясь понять, куда же все-таки его занесло. И что можно ждать в будущем.

Саня пошлепывал губой в задумчивости, щурил глаза, приглаживал растрепанную бороду и всклокоченные вокруг плеши волосы - но все же ухищрения не помогли и он оказался в полной растерянности. Участок, на котором стоял приютивший всех дом, казался самым обыкновенным дачным участком. Не большим, очевидно, что в селении, окруженном лесами, сказывался земельный дефицит - но ухоженным и возделанным с истинной любовью и умением. Из разрыхленной и удобренной земли рвалась могучая зелень, кроны яблонь были идеально - с точки зрения садовой науки - подрезаны и клонились под тяжестью зеленых незрелых плодов, в широких зеленых листьях виднелись белые бока тугих кочанов.

Саня сморщился, выражая свое недоумение - видимо, их поселили в место, где до этого хозяйствовал какой-то сумасшедший педант-огородник. Кто из нормальных людей будет стоять кверху задницей, пропалывая сорняки, обрезая усы у клубники и окучивая картошку? Когда все это можно прекрасно получить из генератора материи - причем такой, какой стоял здесь, мог выдавать и довольно сложные блюда. На соседних участках, решил Саня, не встретишь даже следов такого глупого трудолюбия. Там, он был более чем уверен, если что и растет - так это радующие глаз и не требующие особенного ухода цветочки. Сиди, пей ликерчик и дыши вечерним, напоенным ароматом воздухом. Саня сам бы сделал именно так, причем цветы бы посадил такие, которые не требуют сложного и утомительного ухода. Он даже не представлял, есть ли такие сорта, но отчего-то они ему представлялись в виде роз, но с махровыми лепестками. Да - и еще чтобы кресло стояло под черешневым деревом. Протягиваешь руку и закусываешь налитыми, темно-багровыми блестящими ягодами.

Саня вдруг вспомнил данную детям клятву, свое глупое торжественное обещание и затосковал. На хрена нужны ягоды, какими бы красивыми они не казались, каким бы великолепным вкусом бы не обладали - если нечего закусывать? Их что, просто так есть прикажете?

Брошенное в пьяном угаре хвастовство заводило жизнь в тупик. Раньше все пути казались короткими, понятными и доступными. Перед каждой трудностью нужно было сделать всего лишь одно волшебное действие - сесть и выпить, и проблема исчезала. Ну, может быть, не исчезала, может быть становилось незаметной, но при этом набирала силу и росла - зато при этом ее как бы не было. Теперь же проблемы вырастали, куда ни кинь взгляд, неприступными твердынями - и от самой мысли, что их придется штурмовать на трезвую голову, становилось дурно. К тому же похмельные чудовища приобрели вполне конкретный вид, вид монстров из зоопарка, и Саня, нервная система которого была измочалена водкой, взревел. Окажись на его месте Костик, ох, какие бы проклятия услышал бы этот ухоженный участочек! Очутится на сотни лет тому вперед, и не иметь возможности разбавить шок напитком нужной крепости!! Как бы гремел его утробный бас, сотрясая окрестности и смущая потомков забытыми выражениями с очень, очень экспрессивной окраской... потом, отревев и отбуйствовав, сел бы друг ну ступеньки, налил...

Саня замер на секунду, потом наотмашь, резко и сильно хлестанул себя по лицу. Потом еще раз и еще. Мысли крутились вокруг одного, мир сузился до ширины бутылочного горлышка - огромный, изменившийся неведомый мир. Перед мысленным взором вдруг появилась полынья - плескалась, раскачивая ледяное крошево, темная потревоженная вода, прилипали пальцы к обледенелым перилам, пар валил от ярко-красного тела. Саня вспомнил огонь, которым ласкал обнаженное тело мороз, вспомнил эйфорию и ощущение полета и бьющую через край энергию...

Саня встал и нетвердыми шагами направился в глубину дома. Кто-то, помнится, из соболезнующих, предлагал его кинуть в бассейн с ледяной водой - пусть, мол, простудится и помрет, все ж смерть на такая позорная...

В дальней половине действительно отыскался целый комплекс - парилка с настоящими камнями, раздевалка, аккуратно, рядами уложенные березовые и дубовые веники, тазы, мочалки и мыло с едким свежим запахом.

Санек, страдающий от похмелья, смог только слегка удивиться живучести русской парной бани - сколько всего произошло, но древняя традиция, слегка видоизменившись, осталась.

Это самое "слегка" Санек осознал, как только нашел небольшой и отделанный, как ни странно, деревом бассейн. Из стены, покрытой продольными спилами бревен так, как будто человек находился в срубе, торчали три крана. Но вот вентилей, как Санек не присматривался, не обнаруживалось. Саня, преодолевая дурноту, долго трогал краны и раскачивал их, пытался толкнуть внутрь и вытащить наружу - все тщетно. Единственное, что Санек выяснил, хватаясь дрожащими руками за гладкий ускользающий никель - что в одном кране была горячая вода, очень горячая, в другом - холодная, в третьем же - ледяная. Этот был покрыт крупными каплями конденсированной влаги. Вот за него Санек взялся без шуток. Он вытер конденсат рукавом, нашел в раздевалке тряпку долго надрывал себе жилы, пытаясь выкорчевать кран из стены. Где-то же у него должно было быть слабое место...

Потом, дыша, как загнанная лошадь, промаргивая залитые соленым потом глаза, Саня вдруг испытал озарение. Как тут они жили, это самые далекие потомки, досконально он не успел узнать - но даже поверхностных наблюдений оказалось достаточно. Возле крыльца он заметил самый настоящий колун - и удивился еще с пьяным смехом такой неаккуратности. Участок вылизан а колун стоит, понимаешь ли, где попало...

Дорога туда- обратно не заняла и минуты. И вот уже Санек, хекнув, как заправский рубщик, опустил обух на успевший запотеть кран...

Добротное изделие вылетело из стены, казалось, под хлещущим напором. Вода, веющая льдом, с шумом заполняла бассейн - Санек подождал, пока он наполнится до половины, скинул с себя одежду и с диким воплем кинулся в обжигающие объятья.

Он не купался уже несколько лет, отговариваясь от приглашений настырного Костика то больной ногой, то головой, то задницей. Хотя ему действительно было очень лень бежать за поэтом, который при все своей любви к бегу обладал изрядным брюшком и не худым задом, бежать за ним к пруду, потом лезть в прорубь под взгляды зевак... ну просто лень.

Теперь он вспомнил давно забытые ощущения и даже преодолел желание пулей вылететь из воды. Он вопил в голос, чувствуя, что ступни и кисти теряют чувствительность а уколы тысяч иголок по коже превращаются в ровный жар - и только потом вышел наружу. Он не чувствовал тела, но, когда посмотрел на себя, с удовольствием отметил, что кожа осталась ярко-красной, не приобрела синюшный оттенок. Значит, организм не совсем забыл, как себя вести при холодовом ударе.

Ледяная вода подействовала так, как надо - Саня ощущал вдруг появившийся во рту запах спирта, долго выкашливал табачную слизь, удивляясь, как жестко может рвать кашель легкие. Но голова стала ясной и мертвящая слабость, подлая спутница каждого похмелья, отступила.

Санек помнил, что будет дальше, и на пробирающую его дрожь не обращал внимания. Его больше заботило другое - как остановить воду, поскольку бурлящая прозрачная масса уже готова была перелиться через края.

Но случилось чудо, которому он, впрочем, не удивился, как не удивлялся и другим здешним чудесам. Рев струи стал тише, и через секунду остался только жидкий ручеек, который как-то незаметно исчез совсем.

Полотенце, которое он прихватил из раздевалки, вело себя странно - одного прикосновения хватало, чтобы капельки воды стремглав бежали к нему, исчезая в тонкой ткани. Причем сама ткань не намокала, или этого не было видно. Санька рассердило такое самоуправство глупой вещи - вытираться, так вытираться, чтобы побледневшее тело опять полыхнуло огнем - и он драл себя, уже сухого, рыча от удовольствия.

Тем временем - это Санек услышал, когда прекратил вытираться и, соответсвенно, замолчал не некоторое время - на участке возле дома бурлила какая-то жизнь, и отголоски ее проникали даже за толстые стены жилища. Санек обостренными после ледяного купания чувствами понял, что во дворе начинается самый настоящий скандал. Рут, например, на радостях, что его не забыли, мог придушить свою девочку - только за то, что старания забыть оказались чересчур страстными.

Он прислушался и пожал плечами. Рут, если это он, очевидно, пытается задушить не одну девочку, а несколько. Или нежно прихватил за горло с трогательной родинкой Таню, а остальные ее пытаются отбить...

Санек хмыкнул таким мыслям. Он знал, что похмельные страдания чреваты выбросами неконтролируемой злобы, но чтобы вот так, спокойно думать, кто будет душить Таню и за что... это уже чересчур. Бодро взлохматив полотенцем мокрую бороду, низвергнутое до демона божество двинулось во двор.

Одновременно с пахнувшим ему в лицо свежим воздухом долетело.

- Да трынкала я этих баннутых горлопанов в три хлыста!! Чтобы я своими руками в дерьме ковырялась?

Это вопила Зотка, а рядом стояла Таня, прижав к пылающим щекам руки, и ухмылялся Снэк, утопивший сжатые кулаки в карманах.

- Тихо, дети. - зычным и властным голосом скомандовал Саня, поднимая над головой Зотки ладонь. - Зоя, что ты не поделила с хозяевами? Они что тебя заставляли руки в дерьмо пихать? Объясни мне все по-русски, а на на своем баражире...

- Я тебе не Зойка никакая, и этими старыми именами зваться не собираюсь. Я молодая, и не хочу зваться, как старье. Понятно? Я сюда пришла Зоткой, Зоткой и останусь, и никто меня не заставит откликаться на какие-то клички!!

- Но говоришь -то ты по человечески, и это тебя не унижаем - невозмутимо поправил ее Саня, на что Зотка заорала совсем уже на ультразвуковом уровне.

- Да потому что я хочу, чтобы ты меня понял, старый пень!! Ты же тоже по нормальному не можешь разговаривать, ясно тебе или нет? Так вот...

Она просто захлебнулась от возмущение воздухом и Санек так и не узнал, что хотела сказать его верная боевая подруга. Вступила Таня.

- Я могу все объяснить. Пока ты спал, мы прошлись по поселку - просто для того, чтобы ребята поняли, куда они попали. И они поняли, и вот это началось. Кстати, как твое здоровье?

Запоздало спросила она, с недоумением разглядывая порозовевшую физиономию Санька и оценивая вполне осмысленный взгляд. Санек понял ее недоумение - не далее как утром она видела его в самом непотребном виде, и тут вдруг - совершенно адекватный человек, словно и не пил. Только мешки под глазами выдают тяжесть двух прошедших дней... Санек отмахнулся - дескать, и так видно, все хорошо - и девочка продолжила.

- Больше всего их обидела необходимость работать самим. Как это так?

- Я что, буду руками своими в дерьме ковыряться?

Опять завопила Зотка.

- Ну почему опять... ты что, всю жизнь этим занималась? - вопросил Саня таким спокойным тоном, что девчонка вдруг смирно ответила.

- Нет, вообще никогда.

- Ну так что, пора и попробовать - посоветовал Саня и быстро ушел в дом. В спину ему ударил залп незнакомых, но, скорее всего, неприличных слов. С омерзением оглядев заваленный объедками стол и вздрогнув- может, от отвращения, может, начался колотун после ледяной купели - Саша одним движением сгреб все в середину, потом связал скатерть узлом и, вынеся на крыльцо, бросил под ноги замолчавшим от удивления ребятам.

- Вот так. - заявил Саня, неожиданно для себя заволновавшись. - я перед детишками поклялся, но тогда я был очень пьяный. А вот сейчас я протрезвел, почти полностью, и поэтому повторяю - больше вы меня под хмельком не увидите. Теперь пошли, сядем за стол и обсудим.

- Ничего я не хочу обсуждать!! И не буду ничего обсуждать!!

Завизжала Зотка. Санек, прищурившись, всмотрелся в опухшее, расцвеченное красными пятнами лицо, спустился вниз и наотмашь, не сильно, а даже скорее лениво влепил истерящей девчонке две пощечины. Она замерла, открыв рот и округлив глаза - и тут ее властно обняли за плечи и повели в дом.

- Ну что ты устроила истерику? Что тут такого страшного? Неужели предложение поковыряться в гавне вызвало такую бурю эмоций? Тебе же не предлагают его есть, в конце концов... хотя, знаешь, что смешно. Дерьмо обладает замечательным вкусом. Даже не одним, а многим.

Саня говорил эту чушь проникновенным голосом, усаживая девочку в кресло и вытирая ей лицо. Зотка шмыгнула носом и отстранилась от такого проявления заботы.

- Что ты несешь?

- Да ничего я не несу. На самом деле. Одно происходит из другого. То, что ты назвала гавном, скорее всего навоз животным. В мое время дачники едва ли не дрались за каждую коровью лепешку.

- А что такое дачники?

Санек едва ли не взвыл. Сказка про белого бычка никак не могла закончится.

- Да такие люди, как и мы с тобой, только живущие в городах. И вот они покупали маленькие участки земли, строили на них дома и растили всякие овощи и фрукты.

- Это что же, их город не кормил?

- Ну, во первых, просто так никто никого кормить не будет. Вот вас кормили, кормили, и что их этого получилось? Знаешь, как говорили в мое время? Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. А для того, чтобы купить продукты в магазинах, надо было работать. Но город, он на самом деле был очень утомительным местом. Дороги, заполненные смердящими машинами. Дома, за которым не видно закатов. Улицы, по которым ходить вечерами не стоит - потому как неизвестно, что на уме у встречного человека, потому что ты его до этого никогда не видел и скорее всего, больше уже никогда не увидишь. И постоянное нагнетание агрессии - отовсюду. Ну и люди, те, у кого была возможность, говорю же тебе, покупали участки земли, строились на них, как могли, и просто тихо- мирно копались в земле. Так вот я и говорю - Саня вспомнил, что утешительную речь начала с коровьего дерьма. - что в наше время любой дачник бы отдал...

- У твоих дачников мускуловиков не было - угрюмо насупившись, ответила Зотка. - не было их, а если бы были, то ваши дачники жили бы так же, как мы сейчас... как они сейчас живут и дальше будут жить.

Санек посмотрел на нее с сожалением - бедная дурочка до сих пор уверена в какой-то незыблемости, в каком - то постоянстве... ничему ее жизнь не научила.

- Здесь, как ты могла заметить, тоже не видно мускуловиков. Похоже, этот конечный продукт цивилизации оставили только вам, в безвозмездное - то есть даром - пользование. Ничего не бывает постоянного - сказал он с сожалением. - ничего.... И самое печальное, что ты никогда не знаешь, что тебя ждет за поворотом. Может быть, такая задница, что сегодняшний день тебе покажется просто сосредоточием счастья. А бывает, конечно, и наоборот. Энтропия, понимаешь ли, нарастает.

- Что такое? - естественно, спросила Зотка, а Танька, которая настояла на сохранении нового имени, не зря общалась со старым чудаком, пояснила.

- Да то, что он тебе только что вдалбливал. Все постепенно катиться в задницу. Все разрушается, старое отмирает, новое приходит и стирает даже следы того, что было. Сегодня тебе хорошо? Завтра будет хуже. Сегодня тебе плохо? Нечего скулить, наслаждайся, потому как не знаешь, что тебе приготовила судьба за следующим поворотом. Меня вот когда из поду купола выкидывали, разве ж я думала, что этот гад здесь тоже какой-то вес имеет? Я, можно сказать, ушла в небытие только для того, чтобы его не видеть, и вот на тебе.

Она озадаченно потерла нос и вдруг хулигански ухмыльнулась.

- Ну да ладно. Он, конечно, старикашка слабенький, но зато сколько мне путей открыл - кроме этих чертовых резиновых кукол.

И вдруг послала СНэку, который пребывал в обычной для последнего времени меланхолии, характерный взгляд - но тот никак не среагировал ни на взмах ресниц, ни на лукавую полуулыбку. Девушка, которая, как знал Санек, просто так не отступала, нахмурилась и, покраснев от досады, закусила губу. Потом осмотрела стол, хмыкнула и отошла к креслу, повалилась в него, выставив не всеобщее обозрение крепкие, как перевернутые кегли, ноги. Санек только что обратил внимание, что девушка одета в самое обычное платье - правда, несколько странного фасона, но в такие мелочи он даже не стал всматриваться.

- Что мы тут делать должны? - просил он, перебарывая невесть откуда поднявшуюся тошноту.

-А ничего. - небрежно бросила Танька, закидывая ногу на ногу и открывая литое бедро. Санек с трудом сдержал усмешку - коротконогая и крепко сбитая девочка была совсем не в его вкусе, а единственная возможная жертва как сидела, ссутулившись, так и осталась сидеть. - Ни-че-го. Будем ждать, пока Семеныч общий сбор устроит. Там все и решат...

- Что решат? - насторожилась Зотка. - оставлять нас в говне копаться или обратно в купол отпустить? Не нужно мне такого счастья...

В этот момент Снэк вдруг ожил - он, словно очнувшись, звучно поскреб себе грудь и, зевнув во весь рот, заявил.

- А что тут, в конце концов, такого страшного? Зотка, ты всю свою жизнь прожила под куполом, ты ничего другого и не знаешь. Ты можешь туда вернуться, наверное, но я бы на твоем месте так не делал. Что ты там найдешь? Я вот сидел и думал, сопоставлял и решал - где мне лучше жилось, там или здесь?

- ну и к какому выводу ты пришел? - прищурилась Зотка.

Снэк посмотрел на старую подружку, как сквозь стекло - потом перевел глаза на Таньку, которой вдруг приспичило потянуться, выпятив еле различимую грудь - и, похоже, не заметил ее.

- К странному выводу я пришел. Я не знаю, как здесь живут люди, но что не хуже, чем под куполом - это ясно. Да ты и сама видишь, что тут говорить. Вся эта брехня, которой нас потчевал совет гадов - не более чем брехня. Никакие они не дикари, тем более не каннибалы. Никого здесь не едят под соусом и есть не собираются. И, мне кажется, что мы там жили хуже, чем можем жить здесь. А дальше, может быть, будет еще лучше... а может, и наоборот.

Больше всех удивился такому повороту во взглядах, пожалуй, Саня. Он недоумевал, как умудрился просмотреть в никчемном человеке такую замечательную способность менятся - и, решив, что с годами прозорливость его стала подводить, восхищенно хлопнул себя по коленке.

- Молодец, Снэк, так держать. Мне тоже...

Начал было он и остановился на полном ходу. Что - мне тоже? Он бы с превеликой радостью вернулся в прошлое, каким бы безумным и несправедливым оно не было - но прошлое давно уже разорвано корнями и засыпано землей. Хотя... Санек привычно потянулся за сигаретами, потом огорченно вздохнул - он не курил без выпивки, а пить нельзя, ведь обещал, клялся под сиянием детских глаз. Так что, похоже, и от этой привычной отравы придется отказаться. Санек, чтобы переключится, спросил Таньку, которая косилась на Снэка со странной смесью раздражения и похоти.

- Скажи, пожалуйста. Под куполом все утверждали в один голос, что вокруг дикие леса с дикими тварями. Понятно - оказалось вполне себе приличное поселение, хотя, конечно, со своими заворотами, куда нам без них. Скорее всего, это поселение здесь не единственное. Да твой бывший говорил тоже самое ... что вокруг еще люди живут, наверняка.

- Пусть живут где хотят!! - Зотка стукнула кулачком по столу. - я сказала - не буду я в говне ковыряться, пусть что хотят то со мной и делают. Материализатор работает - с какой это стати я должна спину себе ломать? На хрен, пусть лучше выселяют... под купол вернусь.

Она сверкнула заблестевшими глазами на Санька - тот вдруг понял, что она последними усилиями сдерживает слезы - и бросилась на второй этаж, прыгая через две ступеньки.

Санек вздохнул. Может, она и хочет попасть обратно под купол - все таки невинный экстрим, которым они занимались раз в неделю на пару со Снэком, не идет ни в какое сравнение даже с изматывающим постоянным трудом на земле.

Да и встречи с существами, словно рожденными воспаленной, но ущербной фантазией голливудских художников чего стоят... действительно, купол раем покажется.

Санек только вздохнул. Он себя снова стал ощущать человеком, спасибо ледяной ванне, но тяжелый камень в черепе никуда не исчез, хоть и не отзывался больше болью на каждое движение. Мысли, если вдруг и появлялись, были куцыми, неуклюжими и беспомощными. Когда он осознал это, то испугался - а если и пьяное его краснобайство, которым он так дорожил, не сильно отличается от полумычанья, полубреда умалишенного? По крайней мере, пьяному собеседником может быть только пьяный, для трезвого человека общение с хмельным - мука смертная.

Санек зябко вздрогнул - выступивший по телу липкий пот начал испаряться, оставаясь ознобом, темным покрывалом накатила дурнота... яд, оставшийся в крови, все-таки брал свое.

- Ладно, ребята, вы тут отдыхайте, и я пойду.

Он осмотрел присутствующих, не зная, каким сумрачным и недобрым был его взгляд, тяжело поднялся и направился к лестнице. Зотка тут же вскочила и метнулась за ним, подцепила под руку.

- Что-то мне кажется, что тебе помощь потребуется...

Санек, которому действительно могла потребоваться помощь - темный ужас, который нависал над ним после каждого запоя, приближался, не заметил, что девушка несколько раз с непередаваемым выражением посмотрела назад. Там бывшая любовь Рута задрала ноги на стол, так что короткое платье почти исчезло, а руки, выгнувшись в спине, сцепила за затылком...

*

Несколько дней Санек отсыпался, по своему обыкновению - выныривая из густого омута похмельного сна только для того, чтобы залить пекло разверзшейся в животе пустыни. Зотка, которая сначала просто сидела и гладила его по плеши, потом как-то незаметно свернулась калачиком рядом - и в одно из пробуждений Санек увидел высунувшееся из- под одеяла рядом с ним голове плечо. Он скреб бороду, соображая, было что-нибудь между ними или все-таки обошлось, но, так ничего и не поняв, завалился рядом. Он знал себя достаточно хорошо - даже если ничего и не было, то будет... и пусть простит его ушедшая в небытие подруга. Действительно, образ Лины становился все более смутным и расплывчатым - вроде у нее были раскосые темные глаза и индейская матовость кожи, лоснящиеся вороным блеском волосы и, кажется, низкий голос с хрипотцой...

Но даже более четкие воспоминания не вызывали уже былого волнения и тоски - незачем было, в конце концов, скандалить в самый неподходящий момент и прыгать в другую капсулу! Ищи ее теперь...

Когда он наконец пришел в себя - долго смотрел в зеркало на всклокоченного, отекшего человека с синими прожилками на римском, как он сам говорил с гордостью, носу, седыми нитями в торчащей клоками бороде...хорошо, что здесь его на почитают так, как в куполе, даже наоборот. А для злого гения... тут он хмыкнул, сам над собой издеваясь - для злого гения человечества рожа вполне подходящая.

Зотка вздохнула, перевернулась на спинку, продемонстрировав, что не только плечи у нее обнажены - Санек преодолел в себе вдруг взмывшее желание и отвернулся. Надо было привести в порядок дела, если так можно было выразиться, а потом - независимо от результата, предаваться плотским радостям. Поэтому он осторожно прикрыл полуразвитую грудь Зотки одеялом, натянул комбинезон - сколько он бедный, вытерпел - и кошачьим крадущимся шагом вышел в зал. Может, в столовую, может, в прихожую - в общем, то место, где стоял стол, за которым почти два дня подряд бушевали страсти... в пустом пространстве почти ничего не изменилось, и стол и кресла, словно и его века, стояли на месте, но вот диван был повернут к лестнице спинкой. Саньку казалось, что раньше он стоял в комнату сиденьем... заинтересовавшись таким неестественным положением - что сидящие на нем рассматривать собирались, бревенчатую стену? - он подошел поближе, с удивлением обнаружив стеклянный столик на колесиках, с поверхностью, мутной от пролитой жидкости, обильно засыпанной пеплом и черными пятнами от притушенных сморщенных бычков...

Саня уже понял, что он может увидеть за необъятной спинкой, и не ошибся.

Они спали в лучших семейных традициях - повернувшись друг к другу спинами, вцепившись во сне каждый в свою сторону одеяла и натянув его, как барабан. Конечно, молодая любовь Рута была послабее, и Снэк перетянул на свою сторону большую часть - но свой кусок девочка не отдавала. Санек равнодушно скользнул взглядом по кремовому плотному тельцу, очень некрасивому во сне лицу... потом наклонился и шумно потянул воздух.

Перегар был настоявшимся, казалось, что его можно рвать руками, ища воздух - Санька ож отнесло на пол-метра.

Брезгливо отмахиваясь ладонью, он оставил молодоженов продолжать свой медовый сон и вышел на крыльцо. Рука его по привычке потянулась к карману комбинезона, который был уже больше похож на нищенское рубище, чем на костюм космического путешественника - но остановилась на полпути. Санек вспомнил данный вчера детям зарок и поморщился. Отчего-то он был уверен, что на этот раз слово, обещание, выскочившее неожиданно, действительно, как тот воробей из-за застрехи, надо выполнить. А без выпивки - какой табак? Да и не хотелось портить свежее и еще дремотное утро сизым ядовитым смрадом. Он просто присел на ступеньку.

То, что его окружало, все никак не могло занять свое место в сознании - навязанный Америкой (надо, кстати, спросить, как она там) образ мертвого индустриального будущего оказался такой же химерой, как и все их утробные ценности. Санек опять поймал себя на стремлении найти в окружающем пейзаже что-нибудь, напоминающее властвующий над землей век - и ничего не нашел. Потом вдруг лицо его приняло напряженное и озабоченное выражение, сменившееся ликованием. Он понял, чем этот поселок отличается от коттеджных жилищ новых русских - во дворе не было видно машины.

Он напряг разъеденную водкой память но так и не смог вспомнить ни в одном дворе, мимо которого его вели по белы рученьки, ни одного автомобиля. Детище неразумности людской и снобизма, плоды гигантской индустрии - исчезли, как и не было.

Санек огладил бороду - если он что-то понимает в колбасных объедках, то народ здесь живет какой-то странный. Ну кому нужна капуста рядом с материализатором? Тем не менее вон она, развалились подернутые сизым воском широкие покровные листья.

Тут же припомнились возмущенные вопли Зотки - не буду я в говне ковыряться! И его собственные рассуждения о том, что коровье дерьмо и не дерьмо вовсе, а ценнейший для садоводства продукт. Вопросов было слишком много для того, чтобы просто прохлаждаться на крылечке, и Санек, ощутив поднявшееся в нем злое веселье, направился к воротам.

Правда, веселья его хватило ненадолго - ему припомнилось, как шарахнуло Рута ничем и ниоткуда и бодрый пружинистый шаг сменился крадущейся повадкой. Потом Санек решил, что подкрадываться тоже смысла немного, невидимое оружие может шарахнуть, очевидно, и спящего, и неподвижного, поэтому пошел просто, с опаской поглядывая по сторонам.

Ничего не произошло, и через несколько секунд он стоял на обычной, утоптанной пыльной дачной улице. Курчавилась по обочинам жесткая травка, в ней утопали опоры забора... нет, не утопали. Санек шагнул в эту травку и присел около забора - фундамент, бетонный судя по всему, или из нового материала, название которого не было известно, был шириной около двух метров и тянулся сплошной полосой, переходя на следующий участок. Санек рассмотрел окованные металлом отверстия толщиной с руку, засыпанные серой высохшей листвой и другим растительным сором. Он посмотрел под ноги и обнаружил, что носок ботинка упирается с в широкую полосу зеленоватого цвета, приподнятую над землей и, опять же, уходящую в обе стороны. Осторожно - может, она под током - Санек прикоснулся к ней и попытался шевельнуть, но полоса была неподвижной, словно вкопанной в землю.

Решив оставить эту загадку на потом, Саня присмотрелся к забору. Похоже, неведомый мастер вложил всю душу в простую ограду - кованное черное растение извивалось прихотливым узором. Что-то было в этом узоре зловещее, но что- пока что разобрать не удалось.

Санек вздохнул - пока что в этом поселении вопросов больше, чем ответов - и пошел дальше, пытаясь понять, чего еще не хватает на дачном проселке.

И в скором времени понял - не видно столбов, на них проводов. Здесь попросту нет электричества!! Это его, кстати, удивило не сильно. Ну, нет и нет. Значит, к каждому дому подземный кабель подходит. Он продолжил движение, в своей излюбленной манере - никуда не спеша, засунув руки небрежно в карманы. Правда, карманы были в таком состоянии, что из них торчали костяшки кулаков, но Саню это ничуть не смущало.

Единственное, о чем он жалел, так это о брошенном обещании - сейчас бы идти не просто так, а держа в руке бутылочку пива, ощущая прохладу ее запотевшего бока... и вдыхать табачный дым, смывая смрадный осадок во рту пивной горечью.

Санек вздохнул и уставился себе под ноги в великом смущении... как же раньше было просто и хорошо... то не было денег, то работа мешала, то Костик, гад неугомонный, хватал за шкирку и тащил в лес на пробежку. А после нее уже никакой алкоголь в рот не лез. Да и табак тоже... с такими сдерживающими факторами можно было принимать на грудь, не боясь спиться.

А тут? Он вспомнил ряды подернутых пылью разнокалиберных бутылок и его заросший кадык скакнул непроизвольным движением. Суки они, потомки... - подумал Саша, чувствуя, что радость свежего утра сменяется тоскливым раздражением. Надо же было такое придумать - привести кучу короедов, спиногрызов, шеглов - и показывать им его, словно зверя в зоопарке!!

Прозвучавшие рядом неожиданные шаги и сильное дыхание заставили Санька шарахнуться к очередному забору - он повернулся и от изумления застыл на месте. Старуха, та самая мерзкая учительница, которая тыкала в него пальцем, как в неодушевленный предмет, стояла рядом, голая, и тяжело дышала.

- Вот как... мы соизволили выползти с участка. Куда то ты не туда идешь, милок. Пойло в той стороне продается.... Да ты мне в глаза посмотри, что ты в ноги уставился?

Санек готов был смотреть куда угодно, но только не на бесстыжую старуху, которая выскочила у него за спиной, как чертик из табакерки.

- Ну? - потребовала невыносимая бабка, и Саня, мучаясь, поднял на нее глаза. И вдруг сообразил, что лицо старухи блестит, что сквозь коричневую от загара кожу пробивается густой румянец и все вместе странно смотрится в рамке белоснежных промытых волос. Только потом он заметил облегающий шею ворот и перевел глаза вниз, на тело, которое сперва показалось ему обнаженным. Нет, оно было обтянуло костюмом, частично промокшим и выглядевшим словно вторая кожа.

- Вы что, бабушка, бегаете, что ли? Ну вы даете...

Выдохнул он с восхищением, хотя про себя подумал - тебе бы наперегонки с тетей Катей, когда она свою корову отлавливает, побегать...по заросшим четрополохом оврагам, куда любила забредать бедовая буренка.

- Что? - спросила старуха, уперев руки в бока брезгливо осматривая его от макушки до стоп. - что тебя так удивляет? Что, в ваше время бабки не печи лежали? Вот вы и выродились в беспомощных алкашей. А к тебе, зараза, вообще счет особый. Все же из-за тебя началось.

- Да что из- за меня началось? -Сане вдруг захотелось расплакаться. Просто по-детски разрыдаться в голос, размазывая по бороде слезы... можно даже, чтобы эта старая карга с фигурой девушки гладила его по лысине, утешая.

- Все. - отрезала карга. - твои записи, которые ты нам оставил - это же стыд рода человеческого и позор!! Да ты еще и алкоголик. Хотя, в мозгу, отравленном продуктами распада...

- Не надо! - Взмолился Саня, поняв, что старуха не своем коньке. - не надо мне антиалкогольную лекцию читать!! Я все понял и осознал, клянусь своей бородой!! Я же сказал, я сказал перед детьми, да и перед вами, что все, отныне я в жесточайшей завязке!! Вы что, думаете, что я вру?

- Ничего я не думаю - отрезала старуха. - какого черта ты здесь на дороге стоишь? Скоро люди на пробежки пойдут, а ты тут мешаешься. Можешь пробежаться, если уж вышел.

Хотя - она скептически осмотрела его - что с вас, подкупольных, взять. Разжирели, раздобрели на всем готовом. Господи, за что же нам ты все это послал... уйди!!

Она толкнула Саню твердым плечом и того просто отнесло в сторону - так и остановился у обочины с открытым ртом. А старуха - Санек уже засомневался, можно ли ее так называть - легко, как школьница, помчалась вперед.

Утренняя прогулка не удалась - оказалось, что народ проснулся и... побежал. Саня не поверил бы, скажи ему кто-нибудь, что такое возможно. Мимо промчался охотник со своим братом, которому удар по голове, похоже, действительно ничуть не повредил - оба покосились на него, перекинулись какими-то неслышными замечаниями, заржали, сверкая ровными белыми зубами и рванули вперед, только ветер зашумел. Проскакала газелью та самая грудастая - она задержалась для того, чтобы взъерошить вихры вокруг плеши. Саня задохнулся при виде ее бюста, распирающего весьма и весьма глубокий вырез и чуть было не побежал следом - но тут его плечо придавила тяжела, как медвежья лапа, рука коренастого рыжего спутника. На прощанье он хлопнул Саню по спине так, что звон пошел - и бугристая от мускулов спина враскачку стала удаляться.

Санек встал возле забора, скрестив руки на груди и пытаясь понять, куда это он попал и что с этим теперь делать. Люди бежали мимо, переговариваясь на ходу, окликая друг друга и обмениваясь шуточками. Бежали седобородые старцы, от них не отставали поджарые старухи. Бежали девушки, стреляя в него лукавыми взглядами, краснея и фыркая непонятным смехом. Бежали даже дамы - или как они тут назывались - бальзаковского возраста и рыночных объемов. Телеса, обтянутые предательскими костюмами, сотрясались и колыхались, хотя дам это, похоже, нимало не заботила. По веселым красным лицам струился пот, они переваливались этаким добродушным неторопливым стадом. К своему изумлению, Санек увидел и продавщицу - она даже остановилась, вытирая промокший горячий лоб, и спросила с участием.

- Да ты приходи, если совсем невмоготу. Я ж читала, знаю, это болезнь, вроде чумы или холеры. Я никому не скажу. Мужчина ты видный...

После чего ткнула Санька под ребро железным пальцем, зазывно хохотнула и побежала дальше, как-то уж совсем неприлично крутя седалищем. Саня остался стоять, держась за бок и вытаращившись от изумления - кто называл его бесом, который погубил, не много- ни мало, весь мир? А тут - заходи, мужчина видный...

Он побрел дальше, стараясь не смотреть на тех, кто его обгоняет. Чувства он испытывал, мягко говоря, странные - обычно мерно гуляющие горожане в парках смотрят не бегунов с подозрением. Чего это он бегает? Самый умный? Или дольше всех прожить хочет?

Тут же все наоборот - все втянуты в размеренный темп, а он себя ощущает белой вороной.

Ощущение было не из приятных, он даже подавил в себе желание влиться в ритм бегущей толпы, предпочтя вернуться в дом.

Дома царила странная атмосфера - Снэк, который, казалось, лосниться, настолько довольным он выглядел, сидела на диване, развалившись и потягивая... пиво из запотевшей бутылки!!

Санек едва не взвыл от такого предательства, и даже не сразу обратил внимания на Таньку - она сидела на полу, положив локти на колени парня и в прямом смысле глядела ему в рот. В серых глазах застыло искреннее восхищение, она не видела никого вокруг, кроме своего кумира - что не мешало ей, тем не менее, регулярно прикладываться к такой же темной, в сизой изморози бутылке.

- ну да, и что ты думаешь? - небрежно говорил Снэк, делая очередной глоток и сыто отрыгивая - я даю команду своей бабе, а она не выполняет.

- Не выполняет? - воркующим голосом переспрашивала Таня.

- Не выполняет... а это чудище лезет... лезет наружу.. я моя слуга ему помогает!

- Она ему помогала?

Сане замер в дверях. Похоже, эта пара нашла друг друга - но о чем они говорят?

- Да. Робот, который был создан для того, чтобы помогать человеку, обратился против человека!! Моя слуга предала меня ради того, кто приносит только беды тем, кто с ним сталкивается!!

- Предала? Ради него тебя предала?

Переспрашивала Таня. Глаза ее потемнели, рука, лежащая на колене, стала поглаживать бедро, приближаясь к животу.

- Да, она меня предала.

- Да? Предала?

Сане было интересно, сколь долго может продолжаться интеллектуальная беседа, но быть свидетелем любовных игрищ в планы не входило. Он кашлянул и вежливо осведомился.

- Я вам не помешал?

Девушка досадливо сморщилась и ее лапка, не добравшись до заветного места, вернулась на колено, а Снэк, похоже, смутился.

- Да... да нет... я рассказывал... пиво хочешь?

- Не хочу - ответил Саня, спокойно входя и замечая нескрываемое удивление сладкой парочки. - Не хочу сейчас. И впредь, дорогие мои, зарубите себе на носу - покуда я здесь главный, в доме будет сухой закон. Кстати, Снэк, твой рассказ очень похож на нашу встречу. Только ты забыл упомянуть, при каких еще более романтических обстоятельствах она произошла? Или уже рассказал... итак, ты сидел в кустах, спрятавшись от рвущегося на свободу чудища...

Тут Саня церемонно прижал руку к груди и поклонился.

- А что сделало чудище, когда освободилось?

- Замолчи... - помрачнел Снэк и Саня просто согласился.

- Замолчу.

Он посмотрел на них с любопытством - девочке глубоко наплевать, что там плетет ее друг, ее интересует другое, а он, дурак, распустил перья и токует, гордясь собой. Нашел, убогий, чем гордиться.

Меж тем Таня встала с пола - Санек заметил в ее руке плоскую коробочку, какой-то пульт, и возле него сгустилась темная тень в форме кресла.

- Что сие значит?

- На этом сидят. - ответила Таня, садясь в точно такую же полупрозрачную субстанцию - та обняла ее тело и плавно закачалась в воздухе. - я так понимаю, что какая-то разновидность антиграва. Вообще-то он здесь не в почете... как и все, что под куполом создано. Как тебе тут? Что, правда пиво не будешь?

Саня опустился в тень - как будто его поддерживал сгустившийся воздух- и вздохнул.

- Девочка, если я сказал, что здесь сухой закон - значит здесь будет сухой закон. Я сказал. Все, я свое выпил. Сама подумай - я пью с восемнадцати лет. Сейчас мне сорок. Стаж - двадцать, как можно сосчитать. Выпил я свое, все, понимаешь? Надеюсь, вопросов больше не будет. Так что вот эти бутылки ты можешь допить, а потом уж, извини...

Девочка покосилась на него негодующе, потом быстро зыркнула в сторону Снэка - как поведет себя владыка и повелитель? Повелитель, кажется, задремал, опустошив свою посудинку - видимо, ночью девочка его опустошила так же.

- Ну и как тебе здесь? - Таня в упор смотрела не него своими бешеными круглыми глазами.

- Не знаю еще - признался Санек. - сколько я пил? Несколько дней. Помню каких-то чудищ в зоопарке, вроде ты мне их и показывала. Потом провал. Потом - вроде меня самого детям демонстрировали, как урода какого-то, вот что меня обидело. Ну и завязал... а сегодня утром - вообще шок. Бегут все, все как один. Толстые, тонкие, молодые... старые... да какие старые - может, под костюмом тело у нее и дряблое, но вот смотрится как девочка. Это что, они так каждый день или просто мне повезло?

- Нет, не повезло, всегда бегают. - тряхнула волосами Танька - даже я одно время заразилась. Тоже бегала, как дура. Никому не давала. Потом стала давать... ну и все. И бегать на надо. За мной все бегали.

- Почему? Почему они все такие?

-Ну, видимо, одно из чудачеств здешнего народа. И потом - они все до смерти перепуганы рождением мутантов. Они уверены, что все беды оттого, что вы, наши ненаглядные предки, жили не так, как надо было. Вам надо было жить здоровой жизнью, а вы хотели легкой.

- В смысле?

- Да тебе лучше объяснит кто- нибудь другой. Тот же Семеныч. Пока ты валялся, он заходил, о твоем здоровье справлялся.

- Семеныч - это тот, которому я хотел бороду повыдергать? - напрягся и вспомнил Саня.

Таня засмеялась, обнаружив трогательные ямочки под уголками улыбки.

- Да, помню, ты тогда всех повеселил. Семенычу - бороду повыдергать... смешно.

Серьезно подытожила она.

- Ну ладно. Вот так. Жизнью вы жили легкой, а надо жить жизнью тяжелой. И здоровой. Кто-то из их высоколобых заметил, что у занимающихся спортом мутанты рождаются реже. Вот все в спорт и кинулись. Ну и на нас спрос поднялся. А спрос, как известно, рождает предложение.

- Как тут они живут? Вообще?

- Ну, если тебя мое мнение интересует, то живут они тут странно. Я бы так не смогла... в смысле, долго. Что они делают? Целый день кверху задницами стоят над своими грядками. Растят, солят, маринуют, сушат. В лес не выходит никто вообще. Боятся, на фиг. Только охотники. В реку тоже никто не суется. Воду берут из скважин - купологоловые придумали какое-то очистное сооружение... хотя мне кажется, что ничего очистить нельзя. Эта гадость сверху идет, потому купол нас и защищал.

- Понятно... а как со строем здесь?

- Строим? Не поняла.

- Я говорю - строй здесь какой? Ну, там, коммунизм, капитализм, конституционная монархия?

Таня напряженно думала, собрав лоб складками, потом замотала головой.

- Нет, все не то. Они на собраниях решают, кому кто из-под купола достанется. Но все-таки слово за Семенычем. Его все уважают. Так что его слово верное. Только я смогла все перессорить. Всем давала, а ему не дала. Теперь он даже сход собирать боится, потому что хочет меня за последнего моего любовника отдать, и не знает, дурак, что последний у меня Снэк был. И потом - если он меня отдаст, то ему я уже не достанусь. А ему меня хочется, он аж слюной захлебывается.

- Ну так дай ему - посоветовал Саня. - тебе все равно, кому давать, к тому же ты со стариками в близких отношения уже была. Зачем с ним ссорится, если он такой важный человек?

Румяная, налитая горячим молодым здоровьем девочка сморщилась.

- Не знаю я, что мне от этого старичка нужно было. Он и трекаться то не умел. Силы уже не те... и потом... я же не... как вы говорили? Блить?

- Блядь.

- Ну вот, не она. Я только с одним. Правда, они отчего-то быстро меняются. Но все они мне нравились... почти все. А Семеныч мне не нравиться. Будет своей бородой щекотать.

Саня огорчился - борода ей, видите ли, не нравиться. А он уже собрался было пополнить свой список это блондинкой с коровьими желтыми ресницами...

- Да ты не огорчайся - странно усмехнулась Таня. - тебе тоже достанется кто-нибудь. На тебя уже очередь стоит. Ты посмотришь - знаешь, как забавно будет? Все начнут себя в груди кулаками бить и доказывать, что новый производитель нужен только им в первую очередь.

- А если я алкоголик?

-Ну, с алкоголиками разговор короткий. Иногда их показывают, как диких зверей, а потом только изгоняют, иногда изгоняют сразу. Тут с этим строго. Ты можешь убивать себя, но подавать дурной пример тебе не разрешат, даже не надейся. Да и бабы наши по детям скучают...

- Скучают?

- Конечно. Инстинкты только под куполом исчезли за ненадобность, здесь все наоборот. Только между собой спариваться они не решаются, не хотят больше мутантов плодить. Ждут свежачка из-под купола, а когда Рут партию приводит, так тут чуть ли не драка начинается.

- Из-за тебя тоже деруться?

- А смысл из-за меня драться? Я с ним останусь. - Таня кивнула на Снэка, который спал так сладко, что аж похрапывал. - Он трекается лучше, чем все остальные - добавила она и неожиданно зарумянилась.

Санек почувствовал тоску, которая шла на него лавиной, готовая погрести все благие намерения начать трезвую жизнь. Он невольно посмотрел на бутылку, где за темным стеклом смутно белела полоска пены - но, собрав все силы, сдержался. Таня, похоже, этой самоотверженной и мучительной борьбы даже не заметила.

- Ну что с того, что он склизрой высосанный? - ворковала она мягко - зато может шесть раз подряд без остановки... и что восстановленный, ничего, главное, что в нужном месте восстановили, да еще как восстановили... склизра, она, конечно, как говорят, ни к чему хорошему не приводит, но другого такого...

- Ты можешь о чем - нибудь другом говорить? - в лоб спросил Саня, которому порядком надоело это препарирование интимных качеств. Таня посмотрела в сторону и спокойно ответила.

- Нет, не могу. Если не буду говорить, то буду думать.

- Значит, тут есть охотники.... Скажем так, земледельцы... обмена не сущетсвует, каждый ест то, что вырастил?

- Да, есть же еще материализатор. Только обычно им не пользуются. У них такая гордость - питаться только тем, что вырастили сами.

-Да, так значит тут у нас все копаются в земле... а эти... как ты их называла... купологоловые?

- Да - Таня брезгливо поморщилась. - что о них говорить? Ничего из себя не представляют. Хуже Рута. Слабые, пугливые, один раз и то счастье. Ничтожества.

- Ты о чем? О, все о том же. Я спрашиваю - что они тут делают?

- Они-то? Да все делают. Погоду в куполе, от мутантов ограждения, пока мутантов еще охотники не перебили, всякую ерунду вроде антиграва - она покачалась на тени, мягко облегающей ее тело - опять же поля создают...

- Какие такие поля? - удивился Саня. Потом вспомнил Рута, которого, казалось, из ниоткуда ударило током. Таня равнодушно перечислила.

- Ну как это какие? Командные, силовые, информационные, собирательные - их еще переносными зовут...

- Погоди, погоди - Сане показалось, что он теряет разум. - ты ничего не напутала? Ты говоришь про что? Про то, что видно или то, что не видно?

- Ну что за человек... конечно, не видно. Как могут быть поля видными? Они нас окружают, но не видны. Вообще-то тебе надо к купологоловым обратиться, может, они получше расскажут. Народец тут общительный. Хотя и слабоват... теперь я понимаю, отчего нашего брата так ценят. Или к попам.

- К попам? - не поверил услышанному Саня. - В смысле - к священникам? Черные рясы, кадила, Отче наш? Они тут есть?

Он обрадовался такой новости - значит, тут есть и церковь... ему давно уже хотелось расслабится в золотистом сумраке, теплым от свечных огоньков, попросить... нет, ничего не просить - креститься, плакать и вспоминать грехи, вольные и невольные. И выпрямляться, освобождаясь от давящей вины...

Таня же уставилась на него, как на диво, затем рассмеялась.

- Все забываю, что ты из дремучей древности. Сейчас это немного не то, что было у вас. Они сейчас, скорее, кочевники.

Санек посмотрел на нее и, поколебавшись, ответил.

- Кочевники - это миссионеры. Хотя тут у вас сам черт ногу сломит... все перепутали.

Ладно, девочка. Чувствует моя задница, что с твоей интимной неразборчивостью будут у тебя проблемы... то есть у нас. Коли уж мы твои соседи и близкие, можно сказать, друзья.

Девочка равнодушно пожала плечами.

-Да какая разница, будут, не будут... Рут меня, я думаю, не отпустит. Все простит. Но я к нему возвращаться не собираюсь. Что я с ним буду делать? Разговаривать? Он, козел старый, будет жизни меня учить? Мне парень нужен, такой, чтобы у него, как у мускуловика, как по заказу...

-Стоп!- воскликнул Санек, подняв руки в жесте беспомощного отчаяния. Казалось, что в этом поселке - или городке, как его назвать, было пока что непонятно- у каждого, с кем довелось ему общаться, имелся свой конек. Неудовлетворенная девочка все мысли сводила к одному...

Таня посмотрела на него с недоумением- потом сумрачно улыбнулась и покачала головой.

- Да, они действительно кочевники. Тут такое происходит...

- Ну? Что тут такого происходит?

Спросил Санек для проформы. Вокруг действительно что-то происходило, но вот что - пока уразуметь он не мог. Загадки наплывали одна на другую, как слои в баночном чайном грибе, и, не успев разобраться с одной, он нос к носу сталкивался с новой. Теперь вот - кочевники. Куда и зачем они кочуют? Между племенами? Или как их тут зовут - народностями?

Он посмотрел на Зотку вопросительно и она покачала головой.

- Я сама ровным счетом ничего не знаю. Знаю только, что прошла пора, когда здесь из леса всякие твари лезли, вот тогда охотники были нужны.

- Да уж... - перебил ее Санек. - заметил я, что тут что ни дом - то крепость. Только вот странно, что нет таких вот... знаешь... кирпичных заборов... у нас такие новые русские строили. Как в древних замках.

- Смысла не было. Мне рассказывал один охотник - зачем, спрашивается? Его потом всегда на разговоры пробивало...

Таня вдруг замолчала и ее распахнутые глаза затянуло туманной поволокой...

- Да, пробивало на разговоры... красивые, говорит, заборы? Я говорю - да, мол, красивые, только странные какие-то... он еще так улыбнулся, поцеловал меня... а потом...

- Давай без потом - перебил ее Санек, прекрасно понимая, что за рассказ последует дальше. Танька фыркнула и продолжила.

- Да не про то я. Потом он стал объяснять, что, мол, узор, это не просто узор, а специальная защита. Что лапу поставить нельзя толком - с округлостей она соскользнет, а там либо шипы, либо режущие края...да еще пики вылетали.

- А... весело тут было. И потом стали еще эти... из зоопарка рождаться.

- Да, стали рождаться из зоопарка. Причем... - Танька села, скрестив по -турецки ноги, закурила - Саня почувствовал тянущую тоску и раздражение - и продолжила.

- Причем ребята эти, которые рождались, не очень-то хотели отсюда уходить. Пока их было двое- трое, местные соглашались держать рядом с собой. Вот как тебя, для показа молодежи. Что будет, если не придерживаться здорового образа жизни. То есть их сперва оставили у родителей, а потом уже собрались....

- У родителей? - поразился Санек. - то есть это что выходит, все эти звери могут...

Он осекся - странное существо, плывшее за плотом, не то что могла понять его просьбы, а понимала. Теперь ему стало ясно, как это произошло. Но вот только облегченья ясность, как это часто бывает, не принесла.

Санек с тоской посмотрел на развалившегося в пьяном забытье Снэка - вот уж кому хорошо, так хорошо. Поменял личность, потерял дом, поимел девочку - хотя кто кого поимел, еще тот вопрос - и теперь блаженствует в волнах алкогольного отупения. Таня продолжала что-то говорить, очевидно, что-то умное про мужчин... Санек закрыл глаза - он с трудом сдержался, чтобы не заорать, под наплывом беспощадной тоски. Эта черная волна была физически ощутима и болью выкручивала желудок, хотелось свернуться комочком, закрыть руками голову и замереть, застыть. Этот удар разрушил обещание, как настоящая волна сносит песчаный замок, и можно было бы привычно напиться, но при мысли о похмелье становилось еще хуже. В конце концов, подумал Саня - он сидел с выпрямленной спиной, закрытыми глазами и очень бледный - могу я рза в жизни справиться с с ней без помощи отравы? Могу я хотя бы раз проявить себя сильным мужиком, а не слюнтяем, который прячется от трудностей в узенькое горлышко? Могу, конечно, могу, но до чего же тошно...

*

Настали странные дни - про новых обитателей поселения, кажется, все позабыли. Каждое утро мимо забора проносилось жизнерадостное спортивное стадо, бегуны кидали косые взгляды на зарастающий дикой травой участок но молчали. Каждый день Зотка ходила к материализатору и приносила еду. Каждый день Санек покачивался на невидимых волнах антиграва, набив себе живот полюбившейся снедью изредка парился в бане, изредка нырял в ледяной бассейн после нее, изредка соблазнялся Зоткиными прелестями - но как то скучно, без бурления в крови, как веселящих пузырьков шампанского, былого задора. Часами сидел на крыльце, окутанный грустными романтичными сумерками, смотрел на тающую за зубчатой угольной кромкой бледную вечернюю зарю.

За спиной его в это время обычно уже бурлила жизнь - Снэк с Таней, которые так и собрались перебраться из общего холла в одну из спален, бурно выясняли отношения, потом так же бурно занимались сексом. Если в это время мимо проходил Санек или Зотка, скрип и стоны на мгновенье затихали, но только на мгновенье, как бы из вежливости. А если проходящий мимо задерживался, то любовное веселье продолжалось с утроенной силой. Санек хотел было порекомендовать сладкой парочке найти для интимного занятия более подходящее место, потом передумал. Ему то какое дело? Мало ли он повидал на своем веку самого разнообразного разврата?

Днем он на участок даже не выходил - его раздражала идущая вокруг полным ходом деревенская деятельная жизнь. Раздражали люди, которые вернулись к самым своим истокам, позабыв все достижения цивилизации. Много в ней было плохого - но ведь, черт возьми, было много и хорошего. Странные мысли приходили в голову этими чуткими одинокими вечерами. Про людей, которые постепенно отходили от звероподобного состояния все дальше и дальше, пока не превратились в изнеженных существ под куполом. Про людей, чьи женщины, словно расплачиваясь за грехи неведомых предком, стали вынашивать в чревах каких-то невероятных чудовищ - и потом готовых погибнуть за право называть этих чудищ людьми. Про ушедшую цивилизацию, которая, словно исполинский кит на берегу, умерла под собственной тяжестью, не оставив после себя ничего, кроме разорванных корнями, осыпавшихся стен - и купола, который сохранился, поддерживаемый силой мертвых рук.

Он не думал, как все произошло - он видел, чем все закончилось. Иногда поднимала робкую голову надежда, что все не так страшно, как кажется, что раз сохранился купол и техника перешагнула механический, осязаемый рубеж, значит, есть, как минимум, информационные носители - те же лазерные диски, которые могли уцелеть и дать множество информации. Да и Рут со своей страстью к пятиэтажкам и воссозданию облика ушедших наверняка не одинок на планете. Иногда Саню посещала занятная мысль - вернуться под купол, заказать мускуловиков, в виде того же Костика, например, и жить так, как там живут все. В своем собственном, маленьком раю, где он будет и богом, и змеем искусителем, и соблазнившим Ему Адамом. И сам себя потом изгонит из райского сада...

Он бы так и поступил - но долговязый двойник канувшего в небытие Арнольда, дальний его потомок, озабоченный восстановлением справедливости, вряд ли это допустит. И потом - чтобы вернуться под купол, нужно, как минимум, пошевелиться. А вот на это у Санька энергии уже не хватало. Он просто сидел, пропуская через себя, как густой поток, неумолимо текущее время. И тихая медлительность его вполне устраивала.